Читать книгу Творческий путь Н. В. Устюгова в контексте развития советской исторической науки - Евгений Емельянов - Страница 2

Введение

Оглавление

Крах коммунистической идеологии на рубеже 1980-1990-х гг. и последовавший за ним распад Советского Союза привели к трансформации советской историографии в российскую историческую науку. Одной из основных задач, стоящих сегодня перед российской исторической наукой, является критическое осмысление опыта своей непосредственной предшественницы. На наш взгляд, успешное решение данной задачи невозможно без обращения к истории создания научных работ и биографиям их авторов. Одним из крупнейших отечественных историков, работавших в советский период, был профессор Николай Владимирович Устюгов, создавший концепции «свободного вассалитета» башкир и раннего генезиса капитализма в России и основавший собственную научную школу. Профессор Н. И. Павленко вспоминал, что Устюгов был кумиром молодых сотрудников Центрального государственного архива древних актов (далее ЦГАДА), и в рабочей комнате архива висел его портрет[1]. В 1959 г. ведущий французский славист Р. Порталь ставил Устюгова в пример Ж. ле Гоффу и утверждал, что в работе ле Гоффа отсутствует интерес к человеку, свойственный для творчества Устюгова[2]. Но, несмотря на признание со стороны коллег, жизнь и творчество Н. В. Устюгова до настоящего времени не становились объектами монографического исследования и относятся к малоизученным темам в истории советской исторической науки.

Объектом нашего исследования является советская историческая наука 1920–1960-х гг. Предметом работы является творческий путь Н. В. Устюгова в контексте развития советской исторической науки. Несмотря на свой высокий эвристический потенциал, термин «творческий путь ученого» почти не используется в историографических трудах[3] и до настоящего времени не подвергался формализации. В настоящей работе мы понимаем под творческим путем ученого развитие во времени его исследовательской деятельности.

В зависимости от предмета своего изучения научная литература по теме нашей работы делится на четыре группы: общие труды, дающие панорамную картину развития советской исторической науки 1920–1960-х гг.; биографические труды об историках, работавших в СССР в это время; работы о жизни и творчестве самого Устюгова; работы, посвященные отдельным историографическим проблемам, изучавшимся Устюговым.

Активное появление общих работ по истории советской исторической науки началось в СССР в эпоху оттепели, когда в историографических трудах на смену идеологической критике и апологетике пришел научный анализ работы историков. В 1955 г. началось издание многотомных «Очерков истории исторической науки в СССР», а с 1965 г. начал выходить ежегодник «История и историки», на страницах которого уделялось значительное внимание развитию советской исторической науки. В те же годы стали появляться работы о становлении исторической науки в СССР, среди которых следует выделить труды Г. Д. Алексеевой и Л. В. Ивановой[4]. Позднее, в конце 1980-х гг., появилась работа А. С. Барсенкова, посвященная развитию советской исторической науки в послевоенный период[5]. Характерными чертами данных исследований являлось следование идеологическому классовому подходу при рассмотрении историографических явлений и сосредоточение на развитии научных учреждений и содержании опубликованных работ историков. В соответствии с изменениями, произошедшими в советском обществе в период перестройки, несколько отличалась от вышеназванных трудов работа саратовского историка Г. Д. Бурдея «Историк и война», посвященная деятельности советских историков в период Великой Отечественной войны. Ее отличительной чертой являлось выделение негативной роли сталинского режима в развитии советской историографии[6].

Крупнейшим историографическим трудом, созданным в рамках данного подхода, стал пятый том «Очерков истории исторической науки в СССР», вышедший в 1985 г. Коллектив его авторов постарался дать широкий обзор основных научных проблем, поднимавшихся в советской исторической науке в 1930–1960-х гг., содержания посвященных им трудов и хода вызванных ими дискуссий. Вместе с тем в нём оказался не затронут ряд важнейших тем, активно разрабатывавшихся в советской исторической науке того времени, в частности, в нём было проигнорировано развитие исследований по истории народов СССР[7].

Апологетические работы о советской исторической науке ушли в прошлое вместе с распадом СССР. Общая переоценка советского прошлого в 1990-е гг. привела к появлению трудов, сочетавших подчеркивание достижений советской историографии с акцентированием идеологического давления на нее со стороны коммунистической партии. Наиболее ярким проявлением данного подхода стала коллективная монография «Историческая наука России в ХХ веке», вышедшая в 1997 г. под редакцией Г. Д. Алексеевой[8]. Вместе с тем в это же время стали появляться работы, в которых советские историки изображались не жертвами, а прислужниками тоталитарного режима. В данном ключе была написана статья Ю. Н. Афанасьева «Феномен советской историографии», вышедшая в сборнике «Советская историография» в 1996 г. Афанасьев отрицал научный характер советской историографии и утверждал, что ее основной задачей являлось обслуживание идейно-политических потребностей тоталитарного государства[9].

Проблема взаимоотношений советских историков и тоталитарного государства осталась ведущей историографической темой и в начале XXI в. Важнейшей чертой историографических работ этого времени стал перенос исследовательского внимания от готовых исторических работ к процессу их создания и факторам, влиявшим на формирование взглядов советских историков. Это позволило многим авторам уйти от идеологизированных оценок советской исторической науки и перейти к объективному рассмотрению сложных и неоднозначных взаимоотношений власти и ученых-историков. Важнейшими работами, написанными в этом ключе, стали монографии А. М. Дубровского «Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930-1950-е гг.)» и А. В. Гордона «Власть и революция. Советская историография Великой французской революции, 1918–1941», а также книга В. В. Тихонова «Историки, идеология, власть в России ХХ века: Очерки»[10]. Среди работ Тихонова из вышеназванной книги следует выделить очерк «“Тут явно сквозит дух объективизма…”: создание “Очерков по истории Башкирии” в 1940-е – начале 50-х гг.», впервые опубликованный в 2013 г. и содержащий ценные сведения по истории создания второй и третьей редакций «Очерков по истории Башкирии», в подготовке которых принимал активное участие Н. В. Устюгов[11].

Еще одним примером использования новых методов в изучении взаимодействия власти и исторической науки стала работа А. Л. Юрганова «Русское национальное государство». Важнейшим достижением Юрганова явилось выделение в текстах советских историков значительного цитатного пласта, содержащего выдержки из канонических текстов советской идеологии, что сближает произведения советской историографии с книжными памятниками Средневековья[12]. Вместе с тем, на наш взгляд, Юрганов неправомерно отказал советским историкам в оригинальном научном творчестве, утверждая, что их работы являлись лишь толкованием трудов классиков марксизма-ленинизма. Приведенный в монографии фактический материал доказывает неверность данного тезиса Юрганова и правоту исследователя советской этнографии С. С. Алымова, утверждавшего, что у советских историков следование официальной идеологии сочеталось с наличием глубоко фундированных и последовательных научных убеждений[13]. Поиском в советской историографии констант, независимых от идеологических трансформаций, занимался и А. С. Усачёв, предложивший использовать при рассмотрении развития исторической науки концепцию «долгого времени», разработанную во французской школе «Анналов». В статье «“Longue durèe” советской историографии», опубликованной в 2002 г., он обратился к поиску исторических мифологем, разделявшихся представителями дореволюционной и советской историографии независимо от их идеологических убеждений[14].

В 2000-е гг. новые подходы стали использоваться и в исследованиях, направленных на изучение внутреннего развития советской исторической науки. В это время школа омских историографов во главе с В. П. Корзун обратилась к исследованию изменений образа науки в представлениях советских историков и влияния на их творчество научной повседневности. Данные проблемы были рассмотрены в коллективных монографиях «Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века» и «Трансформация образа советской исторической науки в первое послевоенное десятилетие: вторая половина 1940-х – середина 1950-х гг.», вышедших под редакцией В. П. Корзун, а также в диссертации Н. В. Кефнер «Научная повседневность послевоенного поколения советских историков»[15].

Московские (В. В. Тихонов), петербургские (К. В. Петров) и челябинские (Н. В. Гришина) историки в это время обратились к изучению научных школ и схоларного аспекта развития исторической науки. Н. В. Гришина и В. В. Тихонов посвятили свои работы московской школе русских историков, представители которой выступили учителями Н. В. Устюгова в исторической науке. Н. В. Гришина изучила роль школы В. О. Ключевского в отечественной науке и культуре на рубеже XIX–XX вв.[16] В. В. Тихонов проанализировал жизнь и творчество представителей младшего поколения московской исторической школы и рассмотрел судьбы ее представителей в советский период[17]. К. В. Петров охарактеризовал развитие научных школ, изучавших историю Зауралья в Средние века и раннее Новое время, с точки зрения научной генеалогии и передачи исследовательских традиций от учителей к ученикам[18].

Внимание к взаимодействию учителей и учеников в исторической науке характерно и для работ Л. А. Сидоровой, выпустившей в 2008 г. монографию «Советская историческая наука середины ХХ века. Синтез трех поколений историков». Сидорова выступила основоположником генерационного подхода в историографии, при котором развитие исторической науки рассматривается как смена поколений историков. Следуя социологическому подходу к определению термина «поколение», она определила в качестве критериев отнесения историков к конкретному поколению время получения ими профессионального образования и начала научной деятельности[19].

Первые работы второй группы, посвященные персоналиям отдельных историков, коллег Н. В. Устюгова, стали появляться на рубеже 1950–1960-х гг. Они представляли собой отдельные статьи, посвященные выдающимся историкам. Их авторами являлись коллеги и ученики героев статей, а их содержание носило обзорный характер. Постепенное введение в научный оборот исторических источников, связанных с деятельностью советских историков, и рост интереса к роли личности в исторической науке привели к тому, что на рубеже 1980–1990-х гг. изучение данной тематики вышло на монографический уровень. В это время вышли работы Е. В. Чистяковой, А. М. Дубровского, А. А. Чернобаева, В. Б. Кобрина и К. А. Аверьянова, посвященные, соответственно, жизни и творчеству М. Н. Тихомирова, С. В. Бахрушина, М. Н. Покровского и С. Б. Веселовского[20].

Активное изучение жизни и творчества отдельных советских историков продолжилось и на рубеже ХХ – XXI вв. В частности, в это время появились монографии В. М. Панеяха и В. В. Тихонова, диссертации М. В. Мандрик, В. Н. Фешкина и М. А. Базанова, которые были посвящены, соответственно, творчеству Б. А. Романова, Б. И. Сыромятникова, Ю. В. Готье, М. К. Любавского и А. А. Зимина[21]. Вместе с тем следует отметить, что, несмотря на значительный вклад в развитие отечественной исторической науки Н. В. Устюгова, его фигура вплоть до настоящего времени не становилась объектом монографического или диссертационного исследования.

Первые работы третьей группы, непосредственно посвященные жизни и творчеству Н. В. Устюгова, также стали выходить в 1960-е гг. Как и другие работы, посвященные персоналиям отдельных советских историков, они представляли собой юбилейные или мемориальные статьи, написанные учениками и коллегами их героя. Первой работой, направленной на увековечивание памяти Устюгова, стала статья его ученика А. А. Преображенского «Николай Владимирович Устюгов», опубликованная в 1965 г. в шестом выпуске «Материалов по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР»[22]. В 1966 г. из печати вышел сборник «Города феодальной России», посвященный памяти Н. В. Устюгова и приуроченный к 70-летию со дня его рождения. Сборник предваряла статья А. А. Преображенского «Творческий путь Николая Владимировича Устюгова», содержавшая общий обзор его биографии и основных составляющих научно-педагогической деятельности. В своей работе Преображенский выделял три направления исследований Устюгова: история России позднефеодальной поры (XVII – первой половины XIX в.), история народов СССР, вспомогательные исторические дисциплины. Он подсчитал их долю в творческом наследии ученого и указал, что к первому направлению относятся 76, ко второму 44, а к третьему 20 опубликованных работ Устюгова. При этом он указывал, что наибольших результатов Устюгов добился в разработке проблемы генезиса капитализма в России, относящейся к первому направлению исследований[23].

В 1970 г. вышел сборник «Аграрная история Европейского Севера СССР», в котором была напечатана статья одного из крупнейших специалистов по истории России XVIII в., племянника Устюгова, С. М. Троицкого «Николай Владимирович Устюгов как историк Европейского Севера СССР». Рассматривая изучение Устюговым истории Русского Севера, Троицкий уточнял тематическую классификацию устюговского творчества, сделанную Преображенским, и указывал, что в центре научных интересов Устюгова находилась история России XVII в., которой было посвящено свыше пятидесяти работ исследователя. Уделяя основное внимание изучению Устюговым генезиса капитализма в России, он подчеркивал, что без обращения к устюговским работам невозможно окончательное решение данной дискуссионной проблемы. Также Троицкий одним из первых попытался дать характеристику научной школы Устюгова, в которую он включал его учеников, занимавшихся социально-экономической историей России XVII–XVIII вв. и ставивших в центр своих исследований вопросы генезиса капитализма в России[24]. На наш взгляд, такое определение персонального состава школы Устюгова является недостаточным, так как устюговские ученики развивали идеи своего учителя и в других областях исторической науки. Так, Е. И. Каменцева продолжала исследования Устюгова в области вспомогательных исторических дисциплин, а Н. Ф. Демидова развивала взгляды Устюгова на историю башкирских восстаний.

В 1966–1967 гг. в Архиве АН СССР был сформирован личный фонд Н. В. Устюгова (ф. 1535), после чего в научный оборот стали активно вводиться архивные документы, связанные с жизнью и деятельностью ученого. В 1970 г. вместе со статьей С. М. Троицкого в сборнике «Аграрная история Европейского Севера СССР» была опубликована статья сотрудницы Архива АН СССР Н. Г. Михайловой «Переписка военных лет Н. В. Устюгова в Архиве АН СССР», посвященная проявлению лучших человеческих качеств Устюгова в его письмах с фронта. В том же году вышел Археографический ежегодник 1968 г., в котором была напечатана статья Н. Г. Михайловой «Обзор документальных материалов фонда Н. В. Устюгова», дававшая краткую характеристику документов, поступивших в составе фонда Устюгова в Архив Академии наук. В 1974 г. в сборнике научного наследия Н. В. Устюгова была опубликована статья Н. Г. Михайловой «Н. В. Устюгов как педагог (По материалам Архива АН СССР)», содержавшая краткий тематический обзор лекций и семинаров Устюгова, а также работ его учеников[25].

Педагогические аспекты деятельности Устюгова также были рассмотрены в статье ученицы Устюгова Е. И. Каменцевой «Работа Н. В. Устюгова в области вспомогательных исторических дисциплин», опубликованной вместе со статьей Н. Г. Михайловой в Археографическом ежегоднике 1968 г. Поскольку изучение Устюговым вспомогательных исторических дисциплин было тесно связано с его преподавательской деятельностью в Московском историко-архивном институте (далее МГИАИ), в статье Каменцевой были рассмотрены не только работы Устюгова по вспомогательным дисциплинам, но и его взгляды на особенности преподавания в высшей школе[26].

В 1980–1990-х гг. к изучению творчества Устюгова обратились историки Южного Урала. В 1988 г. вышла статья челябинского историка Т. А. Дёминой «Проблемы истории крестьянства Южного Зауралья в трудах Н. В. Устюгова». Помимо рассмотрения опубликованных работ ученого по данной тематике, она кратко охарактеризовала незавершенное исследование Устюгова по истории хлебного рынка Южного Зауралья. Свой вывод о тематике последних незавершенных работ Устюгова Дёмина делала на основании листов использования документальных материалов ЦГАДА. Оценивая выводы Устюгова по данной теме, она провела их сопоставление с данными источников из фондов ЦГАДА, Государственных архивов Оренбургской и Челябинской областей, которое подтвердило правоту взглядов ученого[27]. В 1997 г. были опубликованы тезисы доклада челябинского краеведа Л. А. Циприса «И снова об Устюгове», попытавшегося дать краткую характеристику исследований Устюгова по истории Урала. В своем докладе Циприс уделил основное внимание исследованиям Устюгова по истории Южного Зауралья и подчеркнул ценность фактического материала, приведенного в его работах[28].

В постсоветский период продолжили обращаться к биографии Устюгова и его ученики. В 2000 г. вышла статья А. И. Комиссаренко «Формирование и развитие научной школы Николая Владимировича Устюгова в историко-архивном институте Российского государственного гуманитарного университета», в которой давалась краткая история студенческого научного кружка, созданного Устюговым в МГИАИ, и подробно разбиралась тематика работ его участников[29]. В 2001 г. в сборнике «Историки России: биографии» вышел очерк А. А. Преображенского «Устюгов Николай Владимирович», созданный на основе его статей 1960-х гг. В этом очерке Преображенский осветил основные проблемы, разрабатывавшиеся Устюговым, и повторял вывод Троицкого о том, что в центре научных интересов Устюгова находилась российская история XVII в.[30] В 2009 г. вышла статья А. И. Комиссаренко «Николай Владимирович Устюгов – участник сессий Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. 1958–1963 гг.», содержавшая разбор выступлений Устюгова на данном научном форуме[31].

Активно поднимавшийся на этом симпозиуме вопрос о генезисе капитализма в России принадлежал к числу тех дискуссионных проблем, изучение которых подверглось специальному анализу в отечественной историографии. Историографические работы, посвященные рассмотрению отдельных проблем, изучавшихся Устюговым, выделены нами в четвертую группу. К ней относятся работы по историографии русского ремесла, возникновения капитализма в России и истории Башкирии XVII–XVIII вв. Изучение вопроса о генезисе капитализма в России в 1940–1960-е гг. было проанализировано Л. В. Даниловой и Ю. Р. Клокманом в разделе пятого тома «Очерков истории исторической науки в СССР», посвященном историографии российской истории позднефеодального периода. Авторы данного раздела дали подробную характеристику дискуссий о социальной природе русской мануфактуры, роли товарного производства при феодализме и социальном расслоении русского крестьянства в XVII в. Они показали, что концепция раннего генезиса капитализма в России, активно отстаивавшаяся учениками Устюгова и А. А. Новосельского, во многом опиралась на положения, высказанные в устюговских работах о мелкотоварном производстве в России XVII в., солеваренной промышленности Прикамья и социальном расслоении русской черносошной деревни[32]. Написанный Даниловой и Клокманом раздел «Очерков истории исторической науки в СССР» стал последней крупной историографической работой, посвященной изучению вопроса о генезисе капитализма в России, что связано с утратой интереса исследователей к данной тематике в постсоветский период.

Вместе с тем в постсоветский период было продолжено изучение историографии российского ремесла и башкирских восстаний. Труды отечественных исследователей, посвященные истории российского ремесла X-ХХ вв., были проанализированы в диссертации С. М. Чистовой, защищенной в 2010 г. Чистова отметила вклад Устюгова и его коллег в изучение социального состава российских ремесленников. При этом она подчеркнула, что их попытки встроить историю российского ремесла в марксистско-ленинские схемы исторического процесса представляются сегодня малопродуктивными[33]. Характеристику историографии башкирских восстаний XVII–XVIII вв. дали И. Г. Акманов и И. М. Гвоздикова в третьем томе «Истории башкирского народа», вышедшем в 2011 г. Они положительно оценили признание Устюговым феодального характера башкирского общества. Вместе с тем они обвинили Устюгова в идеализации политики царизма в Башкирии и дали негативную оценку проводившейся в его работах дегероизации башкирских восстаний[34].

В центре научных интересов Устюгова находилась российская история XVII в. Краткий обзор российских и зарубежных исследований по данной проблематике был предпринят в датской историографии. В 1979 г. в рамках выходившей в Дании серии «Проблемы истории России и Советского Союза» была опубликована работа С. О. Кристенсена «История России XVII в. Обзор исследований и источников», переведенная в 1989 г. на русский язык. В своем обзоре Кристенсен кратко изложил основные выводы работ Устюгова и его учеников, посвященных приказному строю и генезису капитализма в России XVII в.[35]

В целом можно отметить, что, несмотря на значительные успехи, достигнутые в изучении истории советской исторической науки, историографическая картина жизни и творчества Н. В. Устюгова остается фрагментарной и неполной. В частности, в литературе не проводилась периодизация творческого пути Н. В. Устюгова и не изучались его адаптация к изменениям советской идеологии и эволюция его методологических взглядов. До настоящего времени не становились предметом научного анализа его труды по истории народов СССР. За рамками исследований оставался вопрос о связях его работ с трудами отечественных историков предшествующих и последующих поколений. Указанное состояние историографической разработки темы определило цель и задачи нашей работы.

Целью нашего исследования является реконструкция творческого пути Н. В. Устюгова и установление его вклада в развитие отечественной исторической науки. Данная цель определяет следующие задачи исследования:

– изучение формирования исторических взглядов Н. В. Устюгова;

– выявление теоретико-методологических принципов, лежавших в основе исследований Н. В. Устюгова;

– анализ основных исторических концепций, сформулированных Н. В. Устюговым;

– выделение основных этапов творческого пути Н. В. Устюгова;

– анализ влияния работ Н. В. Устюгова на его учеников и коллег.

В соответствии с вышеназванными целями и задачами была сформирована источниковая база нашей работы. При отборе источников по теме исследования мы придерживались позиции С. О. Шмидта, подчеркивавшего важность привлечения архивных документов при написании историографических работ[36]. Поэтому в основу работы были положены не только опубликованные, но и неопубликованные источники из фондов Архива РАН (далее АРАН): ф. 350, ф. 1535; Государственного архива Томской области (далее ГАТО): ф. 102; Научного архива Института Российской истории РАН (далее НА ИРИ РАН): ф. 1. раздел «А», ф. 10; Центрального архива Министерства обороны РФ (далее ЦАМО): ф. 33. Использованные в работе источники делятся на два блока: историографический и исторический. К историографическому блоку относится пять групп источников: 1) научные труды Н. В. Устюгова; 2) научные труды, отредактированные Устюговым; 3) рецензии на его работы со стороны других историков; 4) научные труды коллег и предшественников Устюгова; 5) статьи партийных идеологов, отражающие изменения официальных оценок в исторической науке.

В свою очередь, первую группу, к которой относятся научные труды Устюгова, можно разделить на две подгруппы, различающиеся по степени выраженности в них научных взглядов историка. К первой подгруппе относятся статьи Устюгова в Трудах Историко-архивного института, Материалах научной сессии, посвященной 400-летию присоединения Башкирии к Русскому государству, Ежегодниках по аграрной истории Восточной Европы и сборниках научных конференций. Характерной особенностью источников данной подгруппы является относительная слабость идеологического контроля при их подготовке, внешним проявлением которой служит отсутствие в них ссылок на труды классиков марксизма-ленинизма. Благодаря этому в источниках данной подгруппы нашли отражение взгляды Устюгова, выходившие за рамки официальной идеологии. К важнейшим источникам данной подгруппы относится статья «Увольнение крестьян в свободные хлебопашцы по духовному завещанию», написанная на основе позитивистской методологии. Также среди источников данной подгруппы следует выделить статьи Устюгова о колонизации Южного Зауралья, содержащие вывод о взаимной обусловленности правительственной и вольной колонизации[37].

Ко второй подгруппе относятся монографии, разделы в обобщающих трудах, статьи в периодических и продолжающихся изданиях, учебная литература. Характерной особенностью источников данной подгруппы является наличие длительного редактирования, включающего стилистическую, идеологическую и научную правку готовившихся текстов. Поэтому при работе с ними следует учитывать, что взгляды Устюгова предстают в них приспособленными к той идеологической ситуации, которая существовала в момент публикации данных трудов. Важнейшими источниками данной подгруппы являются монографии «Башкирское восстание 1737–1739 гг.», «Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII в.», статьи «Башкирское восстание 1662–1664 гг.» и «К вопросу о социальном расслоении русской черносошной деревни XVII в». Данные работы содержат ключевые положения двух основных концепций, созданных Устюговым: «свободного вассалитета» башкир и раннего генезиса капитализма в России[38].

Характерной особенностью источников второй группы, в которую входят научные труды, отредактированные Устюговым, является сочетание в них взглядов Устюгова со взглядами других исследователей. При этом следует отметить, что отредактированные им работы нередко включали в себя целые пласты его текста. А. А. Преображенский позднее вспоминал, что в одной из стенгазет Института истории был размещен образец редакторской работы Устюгова, на странице которого сохранилось лишь 2–3 строки авторского текста, а всё остальное было написано редактором[39]. Иногда текст, включённый Устюговым в состав редактируемого труда, в дальнейшем публиковался им уже под своим именем. В частности, текст о прогрессивном значении русской колонизации Башкирии был первоначально опубликован в первой части первого тома «Очерков по истории Башкирской АССР» в отредактированном Устюговым параграфе Н. Г. Аполловой о политике царизма в Башкирии в первой половине XVIII в., а затем был напечатан в составе доклада Устюгова на научной сессии, посвященной 400-летию присоединения Башкирии к Русскому государству[40].

Источники третьей группы, к которой относятся рецензии на труды Устюгова со стороны его коллег, позволяют установить историографический контекст появления его работ и реакцию на них со стороны современников. Рецензии В. И. Шункова и С. Л. Пештича на монографию «Башкирское восстание 1737-1739 гг.» показывают трансформацию оценок работ советских историков под влиянием изменений официальной идеологии[41]. Рецензии В. К. Яцунского и С. Г. Струмилина на монографию «Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII в.» содержат основные положения дискуссии о генезисе капитализма в России, развернувшейся в советской историографии после выхода данной работы Устюгова[42].

С третьей группой тесно связана четвертая группа источников историографического блока, к которой относятся научные труды коллег Устюгова. Рассмотрение источников данной группы позволяет установить связь работ Устюгова с трудами предшественников и современников и оценить его вклад в историческую науку. Среди источников данной группы следует выделить труды А. П. Чулошникова и А. Н. Сперанского. Созданная Устюговым концепция башкирских восстаний во многом представляла собой опровержение взглядов Чулошникова, а идеи Сперанского послужили стимулом для создания Устюговым концепции раннего генезиса капитализма в России[43].

Источники пятой группы, к которой относятся сочинения идеологов марксизма-ленинизма, позволяют установить характер и направление официального партийного курса, определявшего научную деятельность советских историков. Среди источников данной группы следует выделить сочинения классиков марксизма-ленинизма К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина и И. В. Сталина (в 1930–1950-е гг.), оказавшие решающее влияние на концептуальное творчество Устюгова. Из руководящих текстов партийных идеологов на творчество Устюгова оказали наибольшее влияние те, которые определяли смену официальных оценок истории Башкирии в 1930–1950-х гг.: рецензия сотрудника ЦК ВКП(б) М. А. Морозова на «Историю Казахской ССР» и статья М. Д. Багирова «К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля»[44].

По своим характеристикам пятая группа историографических источников близка к источникам исторического блока. Исторический блок источников делится на три вида: нормативно-правовые акты, материалы делопроизводства, источники личного происхождения.

Использованные в работе нормативно-правовые акты отражают государственную политику в сфере образования и науки в рассматриваемый период. Среди данных актов следует выделить два постановления ЦК ВКП(б), оказавшие значительное влияние на творчество Устюгова. Совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 15 мая 1934 г. «О преподавании гражданской истории в школах СССР» создало условия для возрождения исторической науки в Советском Союзе, что позволило Устюгову стать профессиональным историком[45]. Постановление ЦК ВКП(б) от 27 января 1945 г. «О состоянии и мерах улучшения агитационно-пропагандистской работы в башкирской партийной организации» определило направление переработки первой редакции «Очерков по истории Башкирии» в послевоенный период[46]. Наряду с постановлениями ЦК ВКП(б) значительное влияние на характер официальной идеологии оказывали постановления нижестоящих государственных органов. Так, общая линия переоценки истории народов СССР в довоенный период была задана постановлением жюри правительственной комиссии конкурса на лучший учебник по истории СССР для 3 и 4 классов средней школы, провозглашавшим присоединение к России наименьшим злом для украинцев и грузин[47].

Среди использованных делопроизводственных документов особую ценность представляют протоколы и стенограммы совещаний, посвященных обсуждению трудов, в подготовке которых принимал участие Устюгов. С одной стороны, источники данной группы позволяют выявить взгляды Устюгова по различным историческим вопросам, не подвергнувшиеся редакторской обработке. С другой – они позволяют установить реакцию на высказывание Устюговым своих взглядов со стороны его коллег. Среди источников данной группы следует выделить стенограммы совещания Башкирской комиссии 4–7 февраля 1946 г. и заседания сектора истории СССР до XIX в. Института истории АН СССР 23 марта 1950 г.[48]

Источники личного происхождения раскрывают отношение советских историков к исторической науке, преподаванию и коллегам. При работе над монографией было использовано три разновидности источников личного происхождения: переписка, дневники и мемуары. Эпистолярные источники, раскрывая взгляды Устюгова, также содержат ценный фактический материал для реконструкции его биографии в периоды непрофессиональных занятий исторической наукой (1924–1934) и участия в Великой Отечественной войне (1941-1945). Важные биографические сведения содержатся в письмах Устюгова, адресованных Т. А. Бакуниной (Осоргиной) и Е. И. Каменцевой[49], и письмах С. Н. Дурылина, адресованных Устюгову[50].

Использованные в работе мемуарные источники можно разделить на три подгруппы: воспоминания однокурсников Устюгова, воспоминания его коллег и воспоминания студентов МГИАИ. Воспоминания однокурсников Устюгова содержат ценные сведения о формировании его исторических взглядов и научных интересов[51]. Воспоминания коллег Устюгова демонстрируют восприятие его научной деятельности и его концептуальных построений другими советскими историками[52]. Данные источники отражают в первую очередь индивидуальность их авторов. Сообщаемая в них информация нередко содержит неточности, а приводимые оценки коллег авторов продиктованы личными взаимоотношениями между ними. Примером этого служат «Воспоминания историка» Н. И. Павленко, который критически относился к творчеству Устюгова и его учеников, названных им ироническим термином «лаптеведы»[53]. В своих воспоминаниях Павленко утверждал, что монография Устюгова о башкирском восстании 1737–1739 гг. содержала положительные оценки башкирского движения и носила описательный характер[54]. Между тем в этой монографии Устюгов писал о реакционной составляющей башкирского восстания и выдвигал концепцию «свободного вассалитета» башкир[55]. Менее пристрастный характер носят воспоминания студентов МГИАИ, передающие впечатление, производившееся лекциями и семинарами Устюгова на их слушателей[56].

Обработка описанной выше источниковой базы велась в соответствии с методологическими принципами нашей работы. Основной методологией нашего исследования является интеллектуальная история. Следует отметить, что термин «интеллектуальная история» принадлежит к числу самых многозначных понятий современного гуманитарного знания. Он возник в американской исторической науке 1930-х гг. и первоначально применялся для обозначения работ, посвященных истории важнейших философских и политических идей. Наиболее видными представителями этого направления являлись П. Миллер и А. Лавджой. В то же время во Франции, в трудах представителей первого поколения школы «Анналов» (Л. Февра и др.) возникла история ментальностей, направленная на изучение коллективных представлений, языка и символов рассматриваемой эпохи. Между тем начиная с 1960-х гг. традиционные установки американской истории идей стали подвергаться последовательной критике за игнорирование социальных факторов формирования идейных представлений. Радикальное методологическое обновление интеллектуальной истории произошло в 1980-е гг., когда в результате синтеза истории идей Миллера и Лавджоя и французской истории ментальностей возникла социальная история идей. С этого времени началось активное развитие исследований по интеллектуальной истории. Сегодня интеллектуальная история направлена на изучение всего разнообразия творческой деятельности человека, включая ее условия, формы и результаты[57]. Такая широкая формулировка проблемного поля интеллектуальной истории позволяет отнести к числу объектов ее изучения развитие не только отдельных идей, но и целых отраслей научного знания, и в частности развитие исторической науки. Изучение прошлого исторической науки в рамках интеллектуальной истории подразумевает приоритетное внимание к изменению форм и методов работы историков, смене их концепций в контексте духовной культуры, социально-политических, информационно-идеологических и организационных условий конкретной эпохи[58].

Последняя четверть ХХ в. была отмечена в мировой историографии не только развитием интеллектуально-исторических исследований, но и ростом интереса к роли человеческой индивидуальности, выразившимся в появлении персональной истории. Историки, работающие в рамках персональной истории, отошли от характерных для традиционного биографического жанра акцентов на выдающихся деяниях своих героев и сосредоточили свое внимание на связи личности и общества, проявляющейся в судьбах отдельных людей[59]. В начале XXI в. в украинской и российской историографии возник жанр интеллектуальной биографии, сочетающей в себе черты интеллектуальной и персональной истории[60]. На наш взгляд, критерии, определяющие специфику данного жанра, наиболее точно были сформулированы П. А. Алиповым, писавшим, что его отличительными чертами являются внимание к интеллектуальной эволюции героев исследования и влиянию на них окружающей социокультурной среды[61]. Историографическая тематика нашей работы и выбор в качестве предмета исследования творческого пути отдельного ученого обусловливают ее выполнение в жанре интеллектуальной биографии.

Кроме вышеназванных подходов в работе используется генерационный подход, представляющий развитие человеческого общества как взаимодействие различных поколений. Формирование данного подхода происходило в 1920-е гг., когда философы (Х. Ортега-и-Гассет) и социологи (К. Мангейм) обратились к вопросу о месте различных поколений в социуме и взаимоотношениям между ними. В дальнейшем генерационный подход нашел широкое применение в социологии, но остался почти не востребован историками. В российской историографии данный подход получил наибольшее распространение в исследованиях по истории советской исторической науки. Основоположником применения данного подхода к указанной тематике стала Л. А. Сидорова, выступившая в 2000-е гг. с циклом работ, в которых особенности творчества историков связывались с их принадлежностью к определенному поколению исследователей. Согласно ее мнению, критерием, объединяющим историков в одно поколение, является период, в который они начали заниматься исторической наукой[62].

Методической основой нашего исследования являются специальные методы исторической науки: историко-генетический и историко-типологический, используемые для реконструкции биографии и взглядов Устюгова. Также в работе задействован метод текстологического анализа, применяемый для воссоздания истории написания обобщающих трудов, в подготовке которых принимал участие Устюгов.

Завершая введение к работе, автор хотел бы выразить благодарность всем тем, кто помогал в ее подготовке. И. В. Побережникову, выступившему научным руководителем кандидатской диссертации, на основе которой была подготовлена данная монография. Н. Н. Алеврас, В. В. Тихонову, В. П. Корзун и В. Г. Рыженко, чьи официальные отзывы на диссертацию позволили выявить основные недостатки работы и частично преодолеть их при ее переработке в монографию. М. А. Базанову, Е. В. Пчёлову, Р. Г. Букановой, М. О. Акишину и А. М. Дубровскому, сделавшим отзывы на автореферат диссертации, содержавшие ценные замечания к данной работе. Отдельную благодарность автор выражает А. И. Комиссаренко, не только подготовившему отзыв на автореферат, но и поделившемуся рядом важных наблюдений о своей совместной работе с Н. В. Устюговым. Также хотелось бы поблагодарить М. А. Киселёва и К. И. Зубкова, активно участвовавших в обсуждении данной работы в форме диссертации в Институте истории и археологии УрО РАН и способствовавших ее улучшению своими советами и содержательной критикой. Особую благодарность автор выражает заведующему Научно-историческим архивом Института российской истории РАН К. С. Дроздову, чья высокопрофессиональная помощь позволила ему найти в фондах данного архива черновые рукописи «Очерков по истории Башкирской АССР», ставшие одним из основных источников самой большой главы данной работы.

1

Павленко Н. И. Воспоминания историка // Родина. 2010. № 10. С. 23.

2

Portal R. A propos du sel // Revue historique. 1958. T. 219. № 446. P. 322.

3

Исключение: Шаров А. В. Творческий путь и научное наследие академика Бориса Александровича Тураева: дис. … канд. ист. наук. М., 1999.

4

Алексеева Г. Д. Октябрьская революция и историческая наука в СССР (1917–1923). М., 1968; Иванова Л. В. У истоков советской исторической науки: подготовка кадров историков-марксистов в 1917–1929 гг. М., 1968.

5

Барсенков А. С. Советская историческая наука в послевоенные годы (1945–1955). М., 1988.

6

Бурдей Г. Д. Историк и война. Саратов, 1991.

7

Очерки истории исторической науки в СССР / под ред. М. В. Нечкиной. М., 1985.

8

Историческая наука России в ХХ веке / отв. ред. Г. Д. Алексеева. М., 1997.

9

Афанасьев Ю. Н. Феномен советской историографии // Советская историография. М., 1996. С. 7–41.

10

Дубровский А. М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (1930–1950-е гг.). Брянск, 2005; Гордон А. В. Власть и революция. Советская историография Великой французской революции, 1918–1941. Саратов, 2005.

11

Тихонов В. В. «Тут явно сквозит дух объективизма…»: создание «Очерков по истории Башкирии» в 1940-е – начале 50-х гг. // Тихонов В. В. Историки, идеология, власть в России ХХ века: Очерки. М., 2014. С. 139–147.

12

Юрганов А. Л. Русское национальное государство. М., 2011. С. 12.

13

Алымов С. С. Космополитизм, марризм и прочие «грехи»: отечественные этнографы и археологи на рубеже 1940–1950-х гг. // Новое литературное обозрение. 2009. № 97. С. 7–36.

14

Усачёв А. С. «Longue durèe» советской историографии // Общественные науки и современность. 2002. № 2. С. 102–113.

15

Очерки истории отечественной исторической науки ХХ века / под ред. В. П. Корзун. Омск, 2005; Трансформация образа советской исторической науки в первое послевоенное десятилетие: вторая половина 1940-х – середина 1950-х гг. / под ред. В. П. Корзун. М., 2011; Кефнер Н. В. Научная повседневность послевоенного поколения советских историков: дис. … канд. ист. наук. Омск, 2006.

16

Гришина Н. В. «Школа В. О. Ключевского» в исторической науке и российской культуре. Челябинск, 2010.

17

Тихонов В. В. Московские историки первой половины ХХ века. М., 2012.

18

Петров К. В. Исследовательские школы по изучению истории Зауралья феодального периода: современное состояние // Россия и мир: панорама исторического развития. Екатеринбург, 2008. С. 154–160.

19

Сидорова Л. А. Советская историческая наука середины ХХ в.: синтез трех поколений историков. М., 2008. С. 5.

20

Дубровский А. М. С. В. Бахрушин и его время. М., 1992; Чистякова Е. В. Михаил Николаевич Тихомиров (1893–1965). М., 1987; Чернобаев А. А. «Профессор с пикой», или Три жизни историка М. Н. Покровского. М., 1992; Кобрин В. Б., Аверьянов К. А. С. Б. Веселовский. Жизнь. Деятельность. Личность. М., 1989.

21

Панеях В. М. Творчество и судьба историка: Борис Александрович Романов. СПб., 2000; Тихонов В. В. Историк «старой школы»: Научная биография Б. И. Сыромятникова. Pisa, 2008; Мандрик М. В. Юрий Владимирович Готье 1873–1943: дис. … канд. ист. наук. СПб., 2000; Фешкин В. Н. Жизнь и научная деятельность М. К. Любавского в г. Уфе: 1931–1936 гг.: дис. … канд. ист. наук. Уфа, 2009; Базанов М. А. Александр Александрович Зимин: биография историка в контексте развития отечественной науки.: дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2014.

22

Преображенский А. А. Николай Владимирович Устюгов // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М., 1965. Сб. VI. С. 3–14.

23

Преображенский А. А. Творческий путь Николая Владимировича Устюгова // Города феодальной России. Сб. ст. памяти Н. В. Устюгова. М., 1966. С. 10.

24

Троицкий С. М. Николай Владимирович Устюгов как историк Европейского Севера СССР // Аграрная история Европейского Севера СССР. Вологда, 1970. С. 42.

25

Михайлова Н. Г. Переписка военных лет Н. В. Устюгова в Архиве АН СССР // Аграрная история Европейского Севера СССР. Вологда, 1970. С. 57–63; Она же. Н. В. Устюгов как педагог (По материалам Архива АН СССР) // Устюгов Н. В. Научное наследие. М., 1974. С. 11–17.

26

Каменцева Е. И. Работа Н. В. Устюгова в области вспомогательных исторических дисциплин // Археографический ежегодник. 1968. М., 1970. С. 281–285.

27

Дёмина Т. А. Проблемы истории крестьянства Южного Зауралья в научном наследии Н. В. Устюгова // Советская историография отечественной истории. М, 1988. С. 103–106.

28

Циприс Л. А. И снова об Устюгове // Выдающиеся представители общественно-политической и духовной жизни Урала: тезисы докладов регион. науч. конф. Челябинск, 1997. С. 85–87.

29

Комиссаренко А. И. Формирование и развитие научной школы Николая Владимировича Устюгова в историко-архивном институте Российского государственного гуманитарного университета // Историческая наука на рубеже веков. Екатеринбург, 2000. С. 242–252.

30

Преображенский А. А. Устюгов Николай Владимирович // Историки России: биографии. М., 2001. С. 714–720.

31

Комиссаренко А. И. Николай Владимирович Устюгов – участник сессий Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. 1958-1963 гг. // Актуальные проблемы аграрной истории Восточной Европы: историография, методы исследования, методология, опыт и перспективы. Вологда, 2009. Кн. 1. С. 30–39.

32

Данилова Л. В., Клокман Ю. Р. Изучение истории России в период позднего феодализма // Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1985. Т. V. С. 187–243.

33

Чистова С. М. Отечественная историграфия городского ремесленного производства России: дис. … канд. ист. наук. М., 2010. С. 107–147.

34

Акманов И. Г., Гвоздикова И. М. Изучение истории башкир второй половины XVI–XVIII в. // История башкирского народа. Уфа, 2011. Т. III. С. 11–12.

35

Кристенсен С. О. История России XVII в. Обзор исследований и источников. М., 1989. С. 51, 57, 107, 122, 133.

36

Шмидт С. О. Архивный документ как историографический источник // Шмидт С. О. Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 177–205.

37

Устюгов Н. В. Увольнение крестьян в свободные хлебопашцы по духовному завещанию // Труды Историко-архивного института. М., 1947. Т. 3. С. 142–169; Устюгов Н. В. Из истории русской крестьянской колонизации Южного Зауралья в XVIII в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1958. Таллин, 1959. С. 33–42; Устюгов Н. В. Основные черты русской колонизации Южного Зауралья в XVIII в. // Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1961. С. 67–74.

38

Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1737–1739 гг. М.; Л., 1950; Устюгов Н. В. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII в. К вопросу о генезисе капиталистических отношений в русской промышленности. М., 1957; Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1662–1664 гг. // Исторические записки. М., 1947. Т. 24. С. 30–110; Устюгов Н. В. К вопросу о социальном расслоении русской черносошной деревни XVII в. // История СССР. 1961. № 6. С. 60–79.

39

Преображенский А. А. Устюгов Николай Владимирович // Историки России: биографии. М., 2001. С. 718.

40

Аполлова Н. Г. Хозяйство, социальные отношения и политика царизма в Башкирии в первой половине XVIII в. // Очерки по истории Башкирской АССР. Уфа, 1956. С. 144–145; Устюгов Н. В. О характере башкирских восстаний XVII – первой половины XVIII в. // Материалы научной сессии, посвященной 400-летию присоединения Башкирии к Русскому государству. Уфа, 1958. С. 111.

41

Шунков В. И. Рец. на: Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1737-1739 гг. // Вопросы истории. 1950. № 9. С. 144–146; Пештич С. Л. Об одной ошибочной книге и некритической рецензии // Вестник Ленинградского университета. 1951. № 10. С. 107–115.

42

Яцунский В. К. Рец. на: Устюгов Н. В. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII в. // История СССР. 1958. № 1. С. 193–196; Струмилин С. Г. Рец. на: Устюгов Н. В. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII в. // Вопросы истории. 1958. № 8. С. 172–175.

43

Чулошников А. П. Феодальные отношения в Башкирии и башкирские восстания XVII и первой половины XVIII в. // Материалы по истории Башкирской АССР. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. Ч. I. С. 3–64; Сперанский А. Н. Очерки по истории Приказа каменных дел Московского государства. М., 1930.

44

Морозов М. А. Об «Истории Казахской ССР» // Большевик. 1945. № 6. С. 74–80; Багиров М. Д. К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля // Большевик. 1950. № 13. С. 21–37.

45

Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР» // Историк-марксист. 1934. № 3. С. 83–84.

46

Постановление ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения агитационно-пропагандистской работы в башкирской партийной организации» // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М.: Политиздат, 1985. Т. 7. С. 539–544.

47

Постановление жюри правительственной комиссии конкурса на лучший учебник по истории СССР для 3 и 4 классов средней школы // Исторический журнал. 1937. № 8. С. 1–5.

48

АРАН. Ф. 1535. Оп. 3. Ед. хр. 83, 84, 95.

49

АРАН. Ф. 1535. Оп. 4. Ед. хр. 13; Каменцева Е. И. Письма историка с фронта // Советская историография отечественной истории. М.: МГИАИ, 1988. С. 77–97.

50

АРАН. Ф. 1535. Оп. 4. Ед. хр. 85.

51

Закс А. Б. Факультет общественных наук МГУ (1921–1924): Из воспоминаний историка // Археографический ежегодник за 1993 г. М., 1995. С. 197–202; Неусыхин А. И. Несколько воспоминаний о встречах с Н. В. Устюговым // Города феодальной России. Сборник статей памяти Н. В. Устюгова. М., 1966. С. 23–25.

52

Зимин А. А. Храм науки // Судьбы творческого наследия отечественных историков второй половины ХХ века / сост. А. Л. Хорошкевич. М., 2015. С. 35–382; Павленко Н. И. Воспоминания историка // Родина. 2010. № 8. С. 32–34. № 10. С. 22–24; Чемерис В. П. Несколько лет из прошлого: время, события, люди [Электронный ресурс]. URL: http://posredi.ru/blog08_20_BFAN_1951–1954.html (дата обращения: 31.07.2015).

53

Зимин А. А. Храм науки // Судьбы творческого наследия отечественных историков второй половины ХХ века. С. 60; Павленко Н. И. Воспоминания историка // Родина. 2010. № 10. С. 22.

54

Павленко Н. И. Воспоминания историка // Родина. 2010. № 10. С. 24.

55

Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1737–1739 гг. М.; Л., 1950. С. 5–9.

56

Батаева Т. В. «Наш набор 1945 г. был первым послевоенным…» Воспоминания об Историко-архивном институте // Отечественные архивы. 2005. № 1. С. 88–110; Из воспоминаний об Историко-архивном институте. Интервью Н. Ф. Демидовой А. Ю. Клименко и Е. В. Пчёлову // Гербовед. № 95. 2007. С. 8–18; Историко-архивный институт. Сборник воспоминаний [Электронный ресурс]. URL: http://iai.rsuh.ru/section.html?id=9512 (дата обращения: 20.01.2015); Каменцева Е. И. Первые годы работы кафедры вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института // Гербовед. 2004. № 75. С. 8–11; Ковальчук Н. А. «Историко-архивный институт стал моим родным домом» // Отечественные архивы. 2003. № 4. С. 74–97; Преображенский А. А. Из воспоминаний об учителе // Аграрная история Европейского Севера СССР. Вологда, 1970. С. 48–56.

57

Репина Л. П. Историческая наука на рубеже ХХ-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика. М., 2011. С. 334.

58

Репина Л. П. Историческая наука на рубеже ХХ-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика. М., 2011. С. 391–392.

59

Репина Л. П. Историческая наука на рубеже ХХ-XXI вв.: социальные теории и историографическая практика. М., 2011. С. 302–303.

60

Базанов М. А. Интеллектуальная биография: контуры нового жанра в российской и украинской историографии // Диалог со временем. 2016. Вып. 55. С. 221, 226.

61

Алипов П. А. Жанр интеллектуальной биографии в современной российской историографии // Будущее нашего прошлого. Материалы Всероссийской научной конференции: РГГУ, 15–16 июня 2011 г. М., 2011. С. 18.

62

Сидорова Л. А. Указ. соч. С. 5.

Творческий путь Н. В. Устюгова в контексте развития советской исторической науки

Подняться наверх