Читать книгу Творческий путь Н. В. Устюгова в контексте развития советской исторической науки - Евгений Емельянов - Страница 3

Одним из проявлений процесса модернизации, протекавшего в России в XVIII – ХХ вв., была постепенная секуляризация социума, выражавшаяся, в частности, в отказе детей священно служителей от духовной службы и их включении в ряды интеллигенции. И хотя после революции 1917 г. большевистская партия взяла курс на создание новой пролетарской интеллигенции, процесс ее пополнения выходцами из духовного сословия продолжался и в первые годы советской власти[63]. К сыновьям священников, выбравших после революции научную и педагогическую деятельность, принадлежал и выдающийся историк, профессор МГИАИ Николай Владимирович Устюгов.

Будущий ученый родился 23 декабря 1896 г. (4 января 1897 г. по новому стилю) на хуторе Синеглазовском Челябинского уезда Оренбургской губернии в семье Владимира Владимировича и Екатерины Ивановны Устюговых[64]. Кроме Николая в семье была еще старшая сестра Анна, родившаяся в 1895 г.[65] Владимир Владимирович Устюгов происходил из крестьянского сословия[66]. Сын вятского крестьянина, он окончил городское училище и не получил специального духовного образования. Тем не менее многолетние самостоятельные занятия богословием позволили ему принять сан священника. Несмотря на отсутствие аттестата семинарии, он выделялся среди сельских священников своей образованностью и ревностностью в служении. Отец Владимир организовывал церковно-приходские школы и активно проповедовал православную веру среди оренбургских казаков, придерживавшихся старообрядчества. В 1899 г. он перевелся в село Кочердык Челябинского уезда, а в 1913 г. стал священником на станции Полетаево, расположенной неподалеку от Челябинска. Когда в 1917 г. часть прихожан попыталась заменить его священником, получившим семинарское образование, большая часть паствы выступила в его поддержку, и он продолжил службу в Полетаево[67].

Николай Устюгов первоначально готовился к продолжению духовной карьеры отца. В 1907 г. он поступил в четырехклассное Челябинское духовное училище. Будучи одним из лучших воспитанников училища, Устюгов окончил его в 1912 г. с правом поступления в духовную семинарию без экзаменов[68]. В том же году он поступил в Оренбургскую духовную семинарию. Полный срок обучения в семинариях в то время составлял 6 лет, но для поступления в университет достаточно было проучиться в них лишь 4 года. Последние два года семинарского обучения посвящались исключительно богословским наукам и непосредственной подготовке выпускников к пастырскому служению[69]. Устюгов проучился в семинарии именно 6 лет, вплоть до мая 1918 г.[70] Точно не известно, что побудило его остаться в двух последних классах семинарии, но, возможно, это было связано с тем, что семинаристы пользовались отсрочкой от военного призыва, что было особенно актуально в условиях Первой мировой войны, когда освобождение единственных сыновей в семье от воинской повинности было фактически ликвидировано. Обучаясь в семинарии, Устюгов продемонстрировал значительные успехи в освоении ее учебной программы. Он получил отличные оценки по всем предметам, вошедшим в аттестат, за исключением церковной археологии и церковного пения, по которым он получил оценку «очень хорошо», соответствующую отметке «четыре»[71].

Закончив Оренбургскую семинарию со званием студента, которое присваивалось только лучшим выпускникам, Устюгов уехал к семье в Челябинский уезд на станцию Полетаево[72]. Начиналась Гражданская война, и в июне 1918 г. Полетаево перешло под контроль Чехословацкого корпуса. Но, несмотря на начало боевых действий, Устюгов решил, после окончания семинарии, продолжить образование в высшем учебном заведении и в сентябре 1918 г. поступил на первый курс историко-филологического факультета Томского университета[73]. Выбор для обучения именно Томского, а не более близкого Казанского университета был, очевидно, связан с тем, что Казань в августе-сентябре 1918 г. фактически находилась на линии фронта, в то время как Томск представлял собой глубокий тыл белых войск. Но по финансовым причинам обучение в Томском университете пришлось прервать вскоре после начала занятий. Из-за недостатка средств Устюгов был вынужден вернуться домой и проработать 1918–1919 учебный год учителем в железнодорожной школе I ступени в Полетаево.

В конце июля 1919 г. Полетаево перешло под контроль Красной армии, продолжившей наступление в Сибирь. В конце августа – начале сентября того же года красноармейское наступление было ненадолго приостановлено в районе Тобольска – Петропавловска. Тем не менее осенью 1919 г. Устюгов вновь приехал в Томск, для чего ему пришлось пересечь линию фронта, и внес плату за обучение в первой половине учебного года[74]. Но столкнувшись с невозможностью найти работу в самом городе, он был вынужден устроиться учителем в железнодорожную школу I ступени на станцию Литвиново, находящуюся в 130 км от Томска[75]. Позднее Устюгов вспоминал, что в это время он также трудился на медицинском поприще, принимая участие в борьбе с эпидемией сыпного тифа[76].

Летом 1920 г. Устюгов вновь был направлен для работы учителем в Полетаево, но поскольку руководство железной дороги не оформило на него документы об отсрочке от военной службы, он был призван в ряды РККА. Поначалу он проходил службу на административных должностях в Челябинской уездной комиссии по борьбе с дезертирством и Челябинском военном комиссариате. Позднее, в сентябре 1921 г., ему удалось стать штатным преподавателем и начальником учебной части 97-х пехотных учебных курсов, расквартированных в Челябинске[77].

В 1921 г., когда Устюгов находился в армии, началась кампания по пролетаризации высшего образования, в ходе которой право преимущественного поступления в вузы предоставлялось абитуриентам, командированным на учебу партийными, профсоюзными и комсомольскими организациями[78]. Несмотря на то, что родители Устюгова принадлежали к духовному сословию, а сам он никогда не состоял ни в партии, ни в комсомоле, именно эта кампания помогла ему стать студентом университета. Это было связано с тем, что приоритетом при поступлении, наряду с вышеназванными категориями лиц, обладали и красноармейцы. И в конце 1921 г. руководство курсов направило Устюгова по его просьбе на учебу в Мос ковский университет, носивший в то время название 1-го МГУ. Юридически его поступление было оформлено как перевод из Томского университета на второй курс МГУ, и в феврале 1922 г. он приступил к занятиям на общественно-педагогическом отделении факультета общественных наук (далее ФОН)[79].

Общественно-педагогическое отделение до марта 1921 г. носило название исторического и было переименовано в связи с изданием декрета СНК «О плане организации факультетов общественных наук российских университетов», по которому исторические и филологические отделения подлежали упразднению[80]. Целью отделения провозглашалась подготовка учителей обществознания, заменявшего в советской школе курс истории. Переименование отделения сопровождалось коренными изменениями в учебной программе, связанными со стремлением большевистской партии установить идеологический контроль над высшей школой.

Анализируя зачетную книжку Устюгова, мы выделили в учебной программе отделения четыре блока дисциплин, различавшихся по цели и методике преподавания: идейно-политический, экономико-статистический, исторический и педагогический. Наибольшее значение придавалось предметам первого блока, которые должны были читаться преподавателями-коммунистами. К этим предметам относились курсы по истории социализма, истории первобытной культуры и учению о происхождении и развитии общественных форм, истории русской революции, истории Запада XIX в. и истории рабочего движения, преподававшиеся, соответственно, деканом ФОН В. П. Волгиным, П. Ф. Преображенским, В. Н. Сторожевым, Н. М. Лукиным и В. Я. Яроцким[81]. Также, наряду с историческими дисциплинами, к данному блоку относились курсы исторического материализма, читавшегося Н. И. Бухариным; экономической политики СССР, преподававшейся М. Г. Бронским; государственного права и государственного устройства РСФСР, читавшихся Д. А. Магеровским, и семинар по историческому материализму повышенного типа, руководителем которого был С. С. Кривцов[82]. Кроме вышеназванных предметов, к идейно-политическому блоку можно отнести философские и экономические курсы, преподаватели которых не состояли в партии большевиков и применяли марксизм как научную теорию. К ним относились курсы политической экономии капитализма, преподававшейся И. А. Трахтенбергом; логики и методологии общественных наук, читавшейся Г. О. Гордоном, истории мировоззрений, читавшейся А. В. Кубицким, и семинар по диалектическому материализму, руководителем которого была Л. И. Аксельрод. К предметам первого блока примыкали и два курса, которые мы выделили в отдельный экономико-статистический блок: теория статистики, преподававшаяся активным членом партии эсеров П. А. Вихляевым, и семинар по политической экономии, руководителем которого был бывший депутат Государственной думы и министр путей сообщения в составе Временного правительства Н. В. Некрасов, работавший под псевдонимом В. А. Голгофский[83]. Вероятно, по замыслам составителей учебной программы, эти курсы также должны были служить цели идейно-политического воспитания студентов, но поскольку их преподаватели были далеки от любых разновидностей марксизма, мы посчитали невозможным их отнесение к идейно-политическому блоку.

Несмотря на то, что официальной целью отделения являлась подготовка учителей обществознания, дисциплины педагогического блока составляли небольшую долю среди учебных курсов, выбранных Устюговым. Марксистом-ленинцем среди преподавателей данных предметов был только К. Н. Корнилов, читавший курс по теоретической педагогике и руководивший семинаром по трудовой школе. Другие преподаватели, читавшие курсы педагогического блока, принадлежали к ученым «старой школы» и марксистской методологии не придерживались. Единственным педагогом среди них был Н. Г. Тарасов, руководивший семинаром по методике обществознания и много лет преподававший в одной из московских гимназий и Педагогическом институте имени П. Г. Шелапутина. Однако это не означает, что другие преподаватели этого блока были непрофессионалами и обладали низкой квалификацией. Б. И. Сыромятников, читавший курс по истории народного образования в России в связи с историей образования и педагогической мысли на Западе, был незаурядным историком; А. Г. Цирес, руководивший семинаром по педагогике и психологии мышления, был талантливым философом и искусствоведом; Г. И. Челпанов, читавший курс психологии, являлся одним из крупнейших представителей московской психологической школы[84].

Стремясь минимизировать влияние представителей «старой профессуры» на студенчество и столкнувшись с острой нехваткой специалистов-коммунистов, руководство ФОН сделало необязательными лекционные курсы по всем историческим предметам, за исключением истории России XIX–XX вв. и истории Запада за тот же хронологический отрезок[85]. В качестве обязательных предметов руководством ФОН устанавливались курсы, которые должны были преподаваться коммунистами и давать идейно-политическое воспитание: исторический материализм, политическая экономия, история развития общественных форм, история России и история Запада в XIX–XX вв., экономика переходного периода[86]. Однако членов коммунистической партии, пригодных к преподаванию в высшей школе, остро не хватало, поэтому весной 1922 г. Устюгову курс истории России в первой половине XIX в. читал бывший член ЦК кадетской партии, один из крупнейших представителей московской исторической школы – А. А. Кизеветтер[87]. Принципиально немарксистское содержание этого курса заставляет нас отнести его к следующему блоку учебных дисциплин – собственно историческому.

Большая часть предметов этого блока выбиралась для прослушивания самими студентами, и перечень исторических курсов, прослушанных Устюговым, позволяет выявить его научные интересы в период обучения в высшей школе. Кроме курса Кизеветтера, в весеннем и летнем триместрах 1922 г. он прослушал курсы по истории Греции, истории Римской империи и истории Средних веков, читавшиеся, соответственно, Д. Н. Егоровым, В. С. Сергеевым и Д. М. Петрушевским[88]. В 1922–1923 учебном году Устюгов прослушал курсы по удельному периоду русской истории, истории России XVI–XVII вв. и общей экономической истории Средних веков, преподававшиеся, соответственно, С. В. Бахрушиным, М. М. Богословским и Д. М. Петрушевским. Из лекционных курсов, прослушанных Устюговым в 1923–1924 учебном году, к историческому блоку могут быть отнесены только курсы по методологии истории, экономической истории России XIX в. и истории рабочего класса в Англии в Средние века, читавшиеся, соответственно, А. И. Яковлевым, В. Н. Бочкарёвым и Е. А. Косминским[89]. Следует отметить, что курс Яковлева по методологии истории принадлежал к числу факультативных предметов, к которым также относились курсы по истории интернационала, философии материализма, технике исторического исследования и экскурсионному делу и краеведению[90].

На наш взгляд, выбор Устюговым из данного перечня курса по методологии истории свидетельствует о формировании у него уже в студенческие годы интереса к фундаментальным проблемам исторической науки. В дальнейшем лежавшие в основе яковлевского курса позитивистские идеи оказали значительное влияние на самостоятельное научное творчество Устюгова. Говоря о влиянии университетских предметов на дальнейшее творчество Устюгова, важно подчеркнуть, что, по данным его зачетной книжки, он не изучал историю стран Запада в раннее Новое время (XVI–XVIII вв.). Вероятно, отсутствие в учебном плане Устюгова курса по истории Европы в эпоху формирования в ней капиталистических отношений в дальнейшем повлияло на разработку им концепции раннего генезиса капитализма в России, которой он активно занимался в 1950–1960-х гг.

Относительно небольшое количество лекционных курсов в учебной программе студентов ФОН повышало значение учебных семинаров, традиционной формой которых в то время являлось обсуждение докладов, подготовленных студентами по темам, определенным руководителем семинара[91]. При этом нередко в роли руководителей семинаров выступали выдающиеся ученые-историки. Весной 1922 г. одновременно с прослушиванием лекционного курса А. А. Кизеветтера Устюгов занимался в его семинаре по истории сословий[92]. В 1922–1923 учебном году он занимался в семинарах С. В. Бахрушина по удельному периоду русской истории и в просеминарии Е. В. Оловянишниковой по экономической и культурной истории Средних веков. Занимаясь в бахрушинском семинаре, Устюгов выполнил работы «Бояре и слуги вольные в удельную эпоху» и «Управление Московским государством в эпоху Владислава (1610–1612)»[93]. В 1923–1924 учебном году именно семинары составили основную часть выбранных им учебных дисциплин. В это время он принимал участие в семинарах А. И. Яковлева по земскому положению 1864 г. и политическим проектам эпохи Александра I, где горячо отстаивал научность и объективность в изучении истории. Его соученица А. Б. Закс, вспоминая его участие в семинаре по эпохе Александра I, писала: «Хотя тема звучала довольно сухо и академично ‹…› в аудитории горели страсти. Одна группа участников семинара, считая себя марксистами, и увлеченная трудами М. Н. Покровского, критиковала „старых“ историков, провозглашала прямую зависимость надстройки от базиса и классовую борьбу единственным двигателем процесса. Их лидером был студент Я., державшийся довольно нахально: ругал „фактологию“ и сыпал цитатами из Маркса – Ленина – Покровского. Его ярым оппонентом был будущий известный историк Н. В. Устюгов. Внешне он проигрывал, в сравнении с высоким, громкоголосым Я. Худенький, с острой бородкой и небольшими умными глазами. Он поражал не только знанием фактического материала, но и умением создать образ „действующих лиц“. Возникало впечатление, что он лично знаком со всеми – от царя до крестьянина. Он единственный из всех нас использовал для своего доклада архивные материалы. Семинар нередко посещали студенты других отделений, желающие послушать „классовую борьбу“ на яковлевском семинаре»[94].

В то время многие семинары продолжались в течение нескольких лет и становились серьезной научной школой для студентов разных курсов, совместно работавших на семинарских занятиях. К числу таких семинаров принадлежали семинары В. И. Пичеты по аграрному развитию России XIX в. и Д. М. Петрушевского по поместному строю раннего Средневековья. Следует отметить, что в дальнейшем Устюгов называл своими учителями в исторической науке именно Петрушевского и Пичету[95]. В семинаре Пичеты Устюгов занимался с 1922 по 1924 г. и был секретарем семинара. В осеннем триместре 1922–1923 учебного года семинар носил исключительно учебный характер и был посвящен подготовке крестьянской реформы 1861 г. Его форма была традиционной и заключалась в подготовке докладов по темам, предложенным руководителем семинара. В то время как остальные участники сделали в осеннем триместре по одному докладу, Устюгов сделал два доклада, посвященных основным моментам крестьянской реформы и подготовке реформы в освещении Покровского[96].

В весеннем триместре доклады участников семинара стали заметно серьезнее, и он уже приобрел научный характер. В этом триместре Устюгов продолжил проявлять наибольшую активность среди участников семинара и выступил с шестью докладами, в то время как большинство участников (за исключением В. Н. Розенталь, подготовившей два доклада) вновь сделали по одному выступлению. На одном из первых заседаний семинара в весеннем триместре Устюгов сделал доклад об организации крестьянского самоуправления по Положению 19 февраля 1861 г. При этом язвительные замечания о Положении, сделанные им в докладе, вызвали критику со стороны Пичеты, подводившего итоги каждого заседания семинара. Он заметил, что своим хлестким тоном Устюгов ослабил силу тех выводов, которые естественно вытекали из его работы[97]. Следует отметить, что Пичета был последовательным сторонником научной объективности и противником априорных оценок и нигилистического отношения к прошлому, набиравших силу в исторической науке в связи с утверждением советской версии марксизма. Когда одна из участниц семинара – В. В. Овчинникова – выступила со слабо подготовленным докладом, он сделал ей ряд критических замечаний и назначил официальных оппонентов – Устюгова и В. Г. Бакулину. Критикуя доклад, Пичета заметил: «Историческая наука конкретна – нужно отталкиваться от факта. Первая часть работы Овчинниковой – теоретическое введение с некоторым уклоном в сторону марксизма. Это введение является излишним, так как дается оценка явления еще не проанализированного. Теоретические выводы могут быть сделаны только в конце, как то, что вытекает из работы»[98]. Устюгов, разбирая доклад Овчинниковой, указал на неточные ссылки и неверное истолкование отдельных статей Положения 19 февраля 1861 г.[99]

В 1923–1924 учебном году семинар Пичеты был посвящен аграрному развитию пореформенной России. Как и в предыдущие триместры, Устюгов проявлял в новом учебном году наибольшую активность, сделав два доклада и выступив с критическими замечаниями по докладу одного из участников семинара (все остальные участники сделали по одному докладу). На втором заседании семинара Устюгов сделал доклад о сельскохозяйственной промышленности в Курганском уезде в начале XX в. по данным Курганского уездного совещания и Тобольского губернского комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности. В своем резюмирующем замечании Пичета крайне высоко оценил его работу, подчеркнув совершенство, с которым она выполнена, и сказав: «Против нее нечего возразить ни с точки зрения использованного материала, ни со стороны метода. В докладе нет ничего недоговоренного, и в нём не сказано ни одного лишнего слова. В результате – ясное и отчетливое представление о сельскохозяйственной промышленности края даже для тех, кто совершенно не знаком с Курганским уездом»[100]. Через месяц после выступления с докладом о сельском хозяйстве Курганского уезда, в декабре 1923 г., Устюгов сделал доклад, посвящённый рассмотрению вопроса о землевладении и землепользовании в Минском уездном комитете о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Пичета вновь высоко оценил его работу, заметив при этом, что последняя фраза доклада «В трудах комитета не слышно голоса крестьянства» не вытекает логически из доклада и является излишней. По мнению Пичеты, имевшиеся источники не давали достаточно материала для того, чтобы строить предположения о мнениях крестьян по данному вопросу[101].

Наряду с историей русского крестьянства XIX в. в центре внимания Устюгова в тот период находилась аграрная история западноевропейского Средневековья, изучавшаяся им в 1922-1924 гг. в вышеназванном семинаре Петрушевского. В то время в семинаре Петрушевского изучался Сен-Жерменский полиптик начала IX в., содержавший опись владений Сен-Жерменского аббатства в Северной Франции. Занимавшийся одновременно с Устюговым в этом семинаре известный медиевист А. И. Неусыхин позднее вспоминал, что каждый участник семинара делал доклад по одной из глав памятника, который обсуждался остальными участниками, изучавшими другие главы. Поскольку различные имения аббатства по своей структуре были не похожи друг на друга, то и выводы докладчиков существенно отличались, что толкало каждого на изучение других глав полиптика. При этом, по воспоминаниям Неусыхина, «не все принимались за это с такой тщательностью и добросовестностью, как Н. В. Устюгов: в течение двух лет он, переходя от одной главы памятника к другой, изучил весь полиптик, стремясь установить закономерности в различиях между разными поместьями и применяя для этой цели статистический метод (подсчеты натуральных и денежных оброков с разных категорий мансов и количественного соотношения самих этих категорий в различных имениях), а также исследование терминологии памятника… Н. В. Устюгов ‹…› столь активно участвовал в описанном семинаре потому, что совершенно правильно считал полезным для специалиста по русской экономической истории знать аграрную историю Западной Европы и методику ее изучения по источникам. Мы все, его товарищи, зная это, особенно ценили его работу над полиптиком, о которой высоко отзывался и руководитель семинария. Николай Владимирович пользовался среди нас заслуженным авторитетом»[102]