Читать книгу Стихотворения - Евгений Евтушенко - Страница 14

Я расскажу вам быль про мед.

Пусть кой-кого она проймет,

пусть кто-то вроде не поймет,

что разговор о нем идет.

Итак, я расскажу про мед.

В том страшном, в сорок первом,

               в Чистополе,

где голодало все и мерзло,

на снег базарный

          бочку выставили —

двадцативедерную! —

               меда!

Был продавец из этой сволочи,

что наживается на горе,

и горе выстроилось в очередь,

простое, горькое, нагое.

Он не деньгами брал,

                    а кофтами,

часами

          или же отрезами.

Рука купеческая с кольцами

гнушалась явными отрепьями.

Он вещи на свету рассматривал.

Художник старый на ботинках

одной рукой шнурки разматывал,

другой – протягивал бутылку.

Глядел, как мед тягуче цедится,

глядел согбенно и безропотно

и с медом —

          с этой вечной ценностью —

по снегу шел в носках заштопанных.

Вокруг со взглядами стеклянными

солдат и офицеров жены

стояли с банками, стаканами,

стояли немо, напряженно.

И девочка

          прозрачной ручкой

в каком-то странном полусне

тянула крохотную рюмочку

с колечком маминым на дне.

Но – сани заскрипели мощно.

На спинке —

          расписные розы.

И, важный лоб сановно морща,

сошел с них столп российской прозы.

Большой, торжественный,

                    как в раме,

без тени жалости малейшей:

«Всю бочку.

          Заплачу коврами.

Давай сюда ее, милейший.

Договоримся там,

               на месте.

А ну-ка пособите, братцы…»

И укатили они вместе.

Они всегда договорятся.

Стояла очередь угрюмая,

ни в чем как будто не участвуя.

Колечко,

          выпавши из рюмочки,

упало в след саней умчавшихся…

Далек тот сорок первый год,

год отступлений и невзгод

но жив он,

               медолюбец тот,

и сладко до сих пор живет.

Когда к трибуне он несет

самоуверенный живот,

когда он смотрит на часы

и гладит сытые усы,

я вспоминаю этот год,

я вспоминаю этот мед.

Тот мед тогда

          как будто сам

по этим —

          этим —

               тек усам.

С них никогда

          он не сотрет

прилипший к ним

          навеки

               мед!