Читать книгу Восточный рубеж. ОКДВА против японской армии - Евгений Горбунов - Страница 5

Начало оккупации Маньчжурии в Москве встретили довольно спокойно. Возможно, что причиной этого было то, что события начали развиваться достаточно далеко от дальневосточных границ страны. Было ещё не ясно, куда повернёт остриё японской агрессии – к Северу против СССР или к Западу. В самом начале оккупации в Разведупре считали, что после захвата Мукдена японская агрессия на континенте повернёт в западном направлении в сторону Великой Китайской стены и Пекина. Уже к 20 октября 1931 г., после получения первой информации из Маньчжурии и из других источников, в Управлении была составлена краткая справка о японской интервенции в Китае и оккупации Южной и Центральной Маньчжурии.

В документе отмечалось, что японская интервенция в Китае является не только попыткой расширения японских позиций в Китае, но и подготовкой к войне против СССР. И здесь опять, как и в 1931 г., в Управлении вспомнили Францию, которую даже осенью 32-го продолжали считать вдохновительницей антисоветской коалиции. В этом документе, подписанном Берзиным, говорилось: «3) расширение влияния Японии в Центральной Маньчжурии (распространение этого влияния на КВЖД) позволяет Франции надеяться на долю участия в подготовке стратегического плацдарма в Северной Маньчжурии для будущей интервенции против СССР…» (16). Итак, опять интервенция, но уже на Дальнем Востоке. Очевидно, очень это слово нравилось аналитикам военной разведки.

Что же касается дальнейшего расширения японской агрессии, то здесь выводы аналитиков были достаточно оптимистичны: «По последним сведениям японские части, группирующиеся в районе Мукдена, начинают продвижение к югу по Пекин-Мукденской железной дороге в сторону Цзинчжоу, где в настоящее время концентрируются войска Чжан Сюэляна. Эти сведения указывают на расширение японской оккупации к югу. Активность японцев в направлении Северной Маньчжурии пока ограничивается формированием провинциальных и областных правительств японской ориентации…» (17). В общем, пока ничего серьёзного – быстрый выход частей Квантунской армии к нашим дальневосточным границам пока не планируется. Интересна рассылка этого документа. Справку отправили: Ворошилову, Гамарнику, Егорову, Постышеву, Молотову и в ИККИ Мифу.

В Кремле (в кабинете Сталина) первая реакция на события в дальневосточном регионе была зафиксирована, по рассекреченным документам, только в декабре.

* * *

Цицикар был захвачен 19 ноября. Станция, расположенная на трассе КВЖД, захвачена, китайские части отошли от города в северо-восточном направлении, и путь к забайкальским границам Союза был открыт. Возможно, что эти события и послужили основанием для беспокойства Сталина. 27 ноября он писал Ворошилову, который находился в отпуске: «Дела с Японией сложные, серьёзные. Япония задумала захватить не только Маньчжурию, но, видимо, и Пекин с прилегающими районами через Фыновско-Чжалоновских людей, из которых попытается потом образовать правительство Китая в противовес нанкинцам. Более того, не исключено и даже вероятно, что она протянет руку к нашему Дальвосту и, возможно, к Монголии, чтобы приращением новых земель пощекотать самолюбие своих китайских ставленников и возместить за счёт СССР потери китайцев. Возможно, что этой зимой Япония не попытается тронуть СССР. Но в будущем году она может сделать такую попытку…» Сталин сообщил Ворошилову об успешном дипломатическом маневрировании, позволившем СССР сохранить «нормальные» отношения с Токио, и закончил письмо: «Всё это, конечно, неплохо. Но не это теперь главное. Главное теперь – в подготовке обороны на Дальнем Востоке» (18). Усиление ОКДВА и укрепление границ дальневосточного региона выдвигалось на первый план уже в конце 1931 г.

Сейчас историкам ещё трудно представить весь объём разведывательной информации, которую получал Сталин после оккупации Маньчжурии. В сталинском фонде (РГАСПИ, фонд 558) рассекречены пока ещё только четыре дела с информацией ИНО ОГПУ и информацией Особого отдела ОГПУ за период с 1932 по 1935 г. Если верить некоторым достаточно хвастливым публикациям историков Службы внешней разведки о том, что Сталину клали на стол сотни листов полученных разведкой документов каждый месяц, то тогда то, что сейчас рассекречено – капля в море разведывательной информации получаемой генсеком. К тому же среди рассекреченных папок разведывательной информации нет ни одной папки с информацией Разведупра. Трудно поверить, что такая мощная разведывательная организация не представляла ему обзорные и политические доклады и имеющиеся в Управлении документы. Если бы у Берзина было чем похвастаться, то он, конечно, не упустил бы возможности и положил бы на стол «хозяина» всё наиболее ценное, что у него было. Так что информация Разведупра была у Сталина, но пока она не рассекречена и недоступна историкам и исследователям.

Информация политической разведки поступала из двух источников. Первый – информация агентуры ИНО, включая и документальную информацию. Второй источник – информация Особого отдела. Этот отдел имел свою агентуру в иностранных посольствах в Москве. Имел и свою службу по вскрытию и фотографированию дипломатических вализ. Особенно это касалось японской дипломатической почты, которая отправлялась экспрессом Москва – Владивосток. Отлично работали и сотрудники Специального отдела, руководимого Глебом Бокием, который занимался перехватом и дешифровкой иностранных дипломатических телеграмм и радиограмм. Эти разнообразные источники информации позволяли ОГПУ докладывать высшему политическому, военному и дипломатическому руководству страны подробную информацию о замыслах и действиях основных противников: Германии и Японии, а также правительств Англии, Франции, Италии и США. Источников информации у этой организации было гораздо больше, чем у военной разведки, и в начале 30-х в извечном соперничестве двух разведок ОГПУ явно переигрывало Разведупр.

В июле 1931 г. в японском посольстве в Москве произошла знаменательная встреча, которой суждено было войти в историю и японской разведки, и японо-советских отношений. В кабинете посла встретились посол Хирота, военный атташе подполковник Касахара и генерал-майор Харада. Генерал был командирован в Европу японским генштабом с особыми заданиями, связанными с подготовкой к выступлению в Маньчжурии, и ехал сухопутным путём транссибирским экспрессом Владивосток – Москва. Беседа была откровенной, и все присутствовавшие высказывались без всяких недомолвок называя вещи своими именами. После беседы Касахара составил два документа. Он написал памятную записку о мнении японского посла Хирота и отправил её начальнику генштаба. Вторым документом был конспект доклада, представленный генерал-майору Харада, в котором военный атташе высказал своё мнение о положении в Советском Союзе, о вооружённых силах и о перспективах возможной войны между Японией м СССР.

Сотрудник японского военного атташата, завербованный ОГПУ, сфотографировал документы, и фотокопии попали в Особый отдел. Там сделали перевод, который и пролежал в отделе до 31 декабря. В конце года, когда стало ясно, что японская агрессия в Маньчжурии продолжает расширяться, продвигаясь на Север, Сталин, очевидно, затребовал информацию от своих разведок о дальнейших планах Японии и её действиях на азиатском континенте. И руководство ОГПУ 19 декабря 1931 г. представило ему имевшуюся в Особом отделе информацию. Сопроводительное письмо за № 4183, подписанное зампредом ОГПУ Балицким, начиналось фразой: «Просьба лично ознакомиться с чрезвычайно важными подлинными японскими материалами, касающимися войны с СССР». Документы были представлены с грифами «Совершенно секретно, документально, перевод с японского» (19).

Очевидно, для генсека это был первый серьёзный и обстоятельный материал о планах Японии и о возможной войне империи против Советского Союза. И изучал он его, если судить по многочисленным пометкам, очень внимательно. Затем материалы, как особо важные, попали в его личный архив, где и пролежали до 1998 г., когда были рассекречены и стали доступны исследователям.

Первым документом было резюме беседы посла Хирота с генерал-майором Харада от 1 июля 1931 г. Этот короткий документ стоит привести полностью: «Посол Хирота просит передать его мнение начальнику Генштаба Японии по вопросу о том, следует ли Японии начать войну с Советским Союзом или нет, считаю необходимым, чтобы Япония стала на путь твёрдой политики в отношении Советского Союза, будучи готовой начать войну в любой момент. Кардинальная цель этой войны должна заключаться не столько в предохранении Японии от коммунизма, сколько в завладении Советским Дальним Востоком и Восточной Сибирью».

Мнение посла, к тому же высказанное начальнику генштаба о необходимости войны с государством, в котором он был аккредитован и с которым поддерживались нормальные дипломатические отношения, заслуживало внимания, и Сталин отчеркнул весь абзац, поставив против него цифру «один».

Конспект доклада Касахара, представленный генералу, также был тщательно прочитан и изучен, если судить по многочисленным пометкам Сталина. В первом разделе доклада даётся оценка общего положения в Советском Союзе и отмечается: «СССР в настоящий момент энергично проводит пятилетний план строительства социализма. Этот план ляжет в основу грядущего развития Советского государства. Центральное место в этом плане занимает тяжёлая индустрия, в особенности те отрасли промышленности, которые связаны с увеличением обороноспособности страны…» Во втором разделе, где анализируется состояние вооружённых сил страны, военный атташе даёт оценку военной политике СССР, отмечая при этом: «В принципе СССР вовсе не агрессивен. Вооружённые силы организуются исходя из принципа самозащиты. Советский Союз питает страх перед интервенцией. Рассуждения о том, что постоянное прокламирование внешней угрозы является одной из мер внутренней политики, имеющей целью отвлечь внимание населения, вполне резонны, но всё же основным стимулом в деле развития вооружённых сил СССР является страх перед интервенцией».

Касахара правильно подметил основные положения в развитии вооружённых сил страны. После первой военной тревоги 1926–1927 гг., когда стало ясно, что воевать нечем (современной авиации и современных танковых войск не было), основные усилия в пятилетнем плане были направлены на то, чтобы создать техническую базу для отпора возможной агрессии.

После анализа развития военно-воздушных сил и бронетанковых войск СССР Касахара приходит к выводу: «Не подлежит никакому сомнению, что Советский Союз в дальнейшем, по мере развития экономической мощи и роста вооружённых сил, начнёт переходить от принципа пассивной обороны к агрессивной политике». Вывод, надо признать, если подходить объективно к истории страны, был правильным. В 1939–1940 гг., когда военная мощь многократно возросла по сравнению с 1931 г, внешняя политика стала жёсткой и агрессивной. Судьба Прибалтики, Польши, Финляндии и Бессарабии – наглядный пример такой политики. Но это в будущем, а в 1931 г. обстановка была другой.

Японский разведчик с дипломатическим паспортом даёт свою оценку обстановки в дальневосточном регионе: «Настоящий момент является исключительно благоприятным для того, чтобы наша Империя приступила к разрешению проблемы Дальнего Востока. Западные государства, граничащие с СССР (Польша, Румыния), имеют сейчас возможность выступить согласованно с нами, но эта возможность постепенно будет ослабевать с каждым годом». Именно этот абзац был подчёркнут Сталиным, когда он внимательно читал доклад. Касахара предлагал воспользоваться подходящим моментом и попробовать добиться своих целей мирным путём. Очевидно, он имел в виду покупку в первую очередь Приморья за умеренную плату: «Если мы сейчас, проникнутые готовностью воевать, приступим к разрешению проблемы Дальнего Востока, то мы сможем добиться поставленных целей не открывая войны. Если же возникнет война, то она не представит для нас затруднений». И в будущем подобные предложения о покупке чужих земель появлялись на страницах японской прессы, когда предлагали купить у Советского Союза северную часть Сахалина также по умеренной цене. Конечно, текст доклада не предназначался для Сталина, и автору в страшном сне не могло присниться то, что он с ним ознакомится. Поэтому можно только представлять, что чувствовал руководитель, а к тому времени и диктатор огромной страны, читая эти строки. На полях против них появилось его замечание: «Значит мы до того запуганы интервенцией, что сглотнём всякое издевательство?» Предложение Касахара о «покупке», подкреплённое штыками армии и орудийными стволами флота, сильно задело Сталина. Автор просмотрел в архиве несколько сот страниц информации, которые легли на стол Сталина, но больше нигде не встретил такой эмоциональной оценки.

Как оценить подобный доклад с точки зрения истории? Любой военный атташе – разведчик и сотрудник генштаба. И его предложение в данном случае воспользоваться благоприятной обстановкой и начать войну в какой-то мере выражало точку зрения руководства генштаба. Японский офицерский корпус всегда был агрессивно настроен по отношению к северному соседу. А после неудачной интервенции, когда пришлось, ничего не добившись, с позором возвращаться на острова и подсчитывать потери и убытки, эта агрессивность вспыхнула с новой силой. Интервенция на советском Дальнем Востоке была первым поражением японской армии с момента её создания. И офицеры армии, и в первую очередь офицеры генштаба и Квантунской армии, горели желанием взять реванш, выбрав удобный момент. Военному атташе казалось, что удобный момент наступил, и он откровенно высказал своё мнение в докладе. Высказывать мнение о положении в стране пребывания было его прямой обязанностью. Подобные оценки давали военные атташе многих стран. И если исследователи когда-нибудь доберутся до докладов советских военных атташе начальнику Генштаба или наркому, то там тоже можно будет найти много весьма откровенных высказываний. Так что Касахара был не одинок, и нельзя судить его слишком строго за высказанные пожелания. Тем более что в 1931-м это были только пожелания, а до их практического осуществления должны были пройти годы и годы тяжёлого труда по увеличению и усилению японской армии. Выражаясь современным языком, доклад был чем-то вроде протокола о намерениях – не более. Но это теперешние оценки, а тогда подобные высказывания оценивались по– другому.

История с двумя документами, добытыми разведкой, имела и продолжение. В январе 1932-го во влиятельной японской газете «Ници-ници» появилась серия статей под общей шапкой: «Оборона японской империи». Автором был генерал-лейтенант Хата, советник военного министерства империи. Зимой 1931-го начались первые мероприятия по усилению ОКДВА. На Дальний Восток потянулись воинские эшелоны, и это сразу же было замечено агентурой японской разведки. Поэтому в статьях Хата появились фразы о том, что «СССР обладает достаточной мощью, чтобы протянуть руку на Восток», и произойдёт «усиление военной активности» СССР после выполнения первой пятилетки. Основной вывод генерал-лейтенанта: «Совершенно бесспорно то обстоятельство, что СССР является крупной угрозой для Японии с точки зрения национальной обороны». Информация об этих статьях поступила в Москву от корреспондента ТАСС в Токио в начале января 1932 г.

Прогноз в этих статьях был определён правильно. Начиная с 1932 г., дальневосточная группировка советских войск усиливалась значительно быстрее, чем группировка Квантунской армии. В результате выполнения первой и особенно второй пятилетки Советский Союз стал обладать достаточной мощью, чтобы протянуть руку на Восток. В соревновании «кто кого» империя проигрывала. В итоге к 1937 г. советские войска на Дальнем Востоке превосходили Квантунскую армию в полтора раза при абсолютном превосходстве в средствах подавления: артиллерии, авиации и танках. Поэтому вывод статьи о том, что СССР является крупной угрозой для Маньчжурии, но не для японских островов, был правильным. Но в 1931-м статьи вызвали недовольство в Москве. Конечно, Хата был не олинок в своих выступлениях. В Японии хватало и других авторов, которые на страницах газет и журналов выступали с тех же позиций.

* * *

Следующей целью японской агрессии в Маньчжурии был захват Харбина, которому командование Квантунской армии придавало исключительное значение. Этот крупнейший политический и экономический центр Северной Маньчжурии насчитывал в то время около 400 тысяч жителей. Он был расположен на берегу судоходной Сунгари и являлся крупным речным портом и железнодорожным центром на стыке КВЖД и Хухайской железной дороги, идущей к Благовещенску.

При разработке плана захвата Харбина японское командование полностью использовало опыт захвата Цицикара. Осуществить этот план должна была всё та же 2-я пехотная дивизия и приданные ей для усиления технические части, которые овладели Цицикаром. К 3 февраля 1932 г., переброшенные на автомобилях из Чанчуна, они вышли на исходные позиции южнее Харбина. А утром 4 февраля 74 японских орудия, сосредоточенные не трёхкилометровом участке прорыва передовых позиций противника, открыли огонь по китайским войскам. Их поддерживали два бронепоезда, а с воздуха бомбардировку проводили 36 самолётов. Под прикрытием артиллерийского огня 26 танков и бронемашин перешли в атаку вместе с японской пехотой. На следующий день началась артиллерийская подготовка, бомбардировка и штурм главной линии обороны Харбина. Днём 5 февраля японские части полностью овладели городом.

После захвата Харбина и в Москве, и в Хабаровске с тревогой ждали дальнейшего развития событий в Маньчжурии. Очевидно, считали, что японские войска быстро оккупируют всю Северную Маньчжурию, выйдут к советским дальневосточным границам, и весной 32-го может начаться вооружённый конфликт между Японией и Советским Союзом, к которому войска ОКДВА в то время ещё не были готовы. Подобное предположение высказывало и руководство военной разведки в своих регулярных разведывательных сводках, которые докладывались высшему военному руководству страны.

Так, в сводке № 14 от 5 марта 1932 г. сообщалось, что последние агентурные сведения с Запада и Востока указывают на готовящееся якобы весной 1932 г. выступление Японии против СССР. Сообщались и различные варианты выступления. По одним данным, выступление выразится в нападении Японии на Приморье, по другим, одновременно с выступлением Японии должны выступить Польша, Румыния и лимитрофы. По тем же данным, якобы намечается соглашение между Японией, США, Англией, Францией и Китаем. При этом Японии поручается нападение на СССР. Сводку подписали руководители военной разведки Берзин и Никонов (20).

В очередной сводке № 16 от 14 марта отмечалось, что, по агентурным данным, за последнее время среди японских военных и правительственных кругов заметно большое оживление и ожидается в ближайшее время принятие решения в отношении выступления против СССР. Это сообщение подтверждалось и дополнительной информацией. По агентурным данным от 4 марта, Токио считает, что война с СССР неизбежна. Тревожная информация поступала и из Маньчжурии. По полученным сведениям от белых, японская миссия в Харбине заявляет, что выступление Японии против СССР намечается на апрель – май текущего года. Основным направлением считается Приморье с одновременными диверсиями из Трёхречья против Забайкалья. На этот раз сводку подписал заместитель Берзина и начальник агентурного отдела Мельников (21).

Тревожная информация продолжала поступать в Москву от агентуры и от зарубежной прессы, мнение которой также учитывалось в Разведупре. Сводка № 17 от 17 марта начиналась с сообщения о мобилизации в Японии 6 пехотных дивизий, из которых 4, возможно, будут направлены в Китай. Иностранная пресса также сообщала о призыве на военную службу запасных второй очереди. По тем же агентурным данным, 16-я пехотная дивизия доведена до штатов военного времени и готова к выступлению. Также по агентурным данным, генерал Араки заявил на конференции командиров дивизий, что реформа армии в связи с исключительным положением несвоевременна, и поэтому император дал отсрочку. Такая реакция высшей власти была вполне естественной – нельзя одновременно готовиться к войне и заниматься реорганизацией армии (22).

Также по сообщениям агентуры японское командование решило предложить маньчжурскому правительству потребовать от СССР выполнения советско-китайского соглашения от 31 марта 1924 г. в отношении Монголии.

В этой же сводке говорилось о новом плане интервенции против СССР, но уже при помощи Лиги Наций. По агентурным данным, этот план представлялся в следующем виде: Япония обращается в Лигу Наций с просьбой воздействовать на СССР в смысле отвода частей Красной Армии от границ Маньчжурии. Лига Наций обращается к СССР с предложением отвести свои войска от маньчжурской границы, чтобы избежать военного конфликта. И если Советский Союз откажется выполнить это предложение, то Япония получит санкцию на оккупацию Приморья с Владивостоком. В этом случае она могла бы рассчитывать на политическую и материальную поддержку остальных держав в конфликте с СССР который якобы может возникнуть летом 32-го (23).

27 марта 1932 г. Берзин и Никонов подписали очередную разведывательную сводку № 20, которая была отправлена начальнику Штаба РККА Егорову. Характерным для этого документа было то, что он был составлен «по агд» – то есть по агентурным данным без использования других источников информации. По этим данным, в связи с достигнутым соглашением между Китаем и Японией об эвакуации японских войск из Шанхая, центр внимания правительственных кругов Японии переносится в Маньчжурию, при этом в Токио активно обсуждаются полученные сведения о сосредоточении частей Красной Армии на границах Маньчжурии. «Военные круги убеждены, сообщается в сводке, что для усиления развития Японии необходимо присоединение Маньчжурии и Монголии. Маньчжурия является первой линией обороны, должна быть обеспечена занятием всей территории вплоть до Байкала – только при этом условии Япония может быть спокойна за свой ближайший тыл» (24). Но в японском генштабе считали, что если СССР выполнит первую пятилетку и приступит ко второй, то судьба империи, как первоклассной державы, будет решена Красной Армией.

И опять в этой сводке, также как и в предыдущих документах Разведупра, говорится о роли Франции в дальневосточных делах, которая на конференции в Женеве по разоружению якобы только ищет выигрыша времени для того, чтобы осуществить войну на Дальнем Востоке. В этом же документе говорилось, что «По агд, заслуживающим доверия, устанавливается, что Франция твёрдо рассчитывает на войну между Японией и СССР…» (25) и настаивает в Токио, чтобы Япония создала повод к войне. Сообщалось, и опять по агд, что японские дипломаты в Берлине начали обработку германских чиновников в антисоветском духе в связи с перспективой японо-советской войны. В общем все крупнейшие мировые державы якобы очень хотят, чтобы Япония как можно скорее начала войну против СССР.

Все сводки были доложены наркому и начальнику Штаба РККА. Можно не сомневаться, что эта информация была доложена Сталину и отправлена в Хабаровск Блюхеру. Конечно, руководство военной разведки обязано было докладывать «наверх» всю агентурную информацию, которая поступала в 4-е Управление. Но на этот раз информация, к счастью, оказалась ошибочной. Части Квантунской армии были измотаны непрерывными боями, нуждались в отдыхе и пополнениях. Кроме того, начавшееся в Маньчжурии широкое партизанское движение требовало немедленных действий со стороны японских войск. Требовалось время и для того, чтобы как-то обустроиться на захваченной огромной территории и создать какую-то государственную структуру. Поэтому было решено отложить дальнейшее продвижение к советским границам.

Этот курс «на примирение» с СССР взят теперешним военным командованием и правительством. За превентивную войну против СССР стоит молодое офицерство, которое считает, что теперь для этого самое благоприятное время и что промедление смерти подобно, так как военная мощь СССР на Дальнем Востоке растёт громадными темпами. Поэтому идеолог молодого офицерства военный министр генерал Араки считает, что воевать против нашей страны надо сейчас, а не в 1935 г., когда численность и вооружение ОКДВА значительно возрастут.

14 июня 1932 г. начальник 4-го управления Штаба РККА направил Ворошилову и Егорову информацию о планах японского генштаба по оккупации Монголии. Этот агентурный материал был получен из японского военного источника в Берлине, и в нём давалась оценка действий Японии по захвату Монголии. При этом имелась в виду как Внутренняя Монголия, принадлежащая Китаю, так и Внешняя Монголия, то есть МНР. Японский источник отмечал в своём сообщении: японский генштаб считает, что правительство СССР из-за опасения вызвать военное столкновение с Японией примет меры к тому, чтобы не допустить использование китайцами советской территории для борьбы с японскими войсками в Маньчжурии. В Токио считали, по информации этого источника, что, вероятно, это решение советского правительства будет сопровождаться большой внутренней борьбой в Кремле и что Сталину будет нелегко подчинить себе те военные круги, которые считают, что партизанское движение настолько выгодно для Советского Союза, что его стоит поддерживать, даже идя на риск вызвать войну с Японией (26). Поэтому в Кремле будет найден компромисс, который сведётся к тому, что советский генштаб получит право использовать территорию Внешней Монголии для поддержки тех сил, которые будут ослаблять позиции Японии в Маньчжурии и военную мощь Японии. На этой территории, считали в японском генштабе, будет осуществляться сотрудничество между китайскими партизанскими силами и русскими.

У японского генштаба было довольно странное мнение о позиции Москвы в 1932 г. Сталин имел уже достаточно власти для того, чтобы держать в узде руководство РККА. И вряд ли кто-нибудь из высшего руководства армии высказал бы идею о предоставлении советской территории для организации и вооружения китайских партизанских отрядов, особенно учитывая международную обстановку в дальневосточном регионе. Пойти на это означало бы дать повод для военного конфликта с Японией, а это было совершенно неприемлемо для Москвы в 32-м. Усиление ОКДВА только начиналось, и до создания устойчивого военного превосходства над Квантунской группировкой было ещё далеко.

В японском генштабе, по данным японского военного источника, высказали и другую версию возможных событий. Считался возможным вариант, при котором «…советский генштаб получит право использовать территорию советской Монголии для поддержки тех сил, деятельность которых ослабляет не только позиции в Маньчжурии, но и военную мощь Японии вообще. На территории Советской Монголии будет осуществлено и сотрудничество между теми китайскими силами, которые будут вести борьбу с Маньчжурией и русскими» (27). Иными словами, китайские войска, преследуемые частями Квантунской армии, могут отойти не в Забайкалье по западной ветке КВЖД, а своим ходом к восточной границе МНР на её территорию, получить там помощь вооружением, боеприпасами, продовольствием, медикаментами и после отдыха и перегруппировки продолжать с монгольской территории вооружённую борьбу против японской армии.

Поэтому Япония должна сосредоточить всё своё внимание на Монголии, так как обеспечение безопасности Маньчжурии будет невозможно до тех пор, пока в Монголии сохраняется положение, которое постоянно угрожает этой безопасности. И Япония должна готовиться к тому, чтобы выступить против МНР, на территории которой будут якобы формироваться китайские партизанские отряды, а для этого надо приготовить свои войска для оккупации обеих Монголий.

Если говорить о практических действиях Японии, сообщал источник, то они могут свестись к тому, что Япония пошлёт ультиматум правительству Советской Монголии, требуя разоружения банд, нападающих на Маньчжурию. Если же СССР вмешается и выступит на стороне МНР, то на военное выступление Япония вынуждена будет ответить военной силой. Возникающая обстановка будет весьма благоприятна для Японии, так как на её стороне будет содействие великих держав и Китая. При этом интересы Японии сводятся к тому, чтобы через использование японского вопроса создать международный конфликт с СССР, чтобы ослабить его позиции в Монголии и Китае.

Монгольская проблема выходила на передний план. Летом 32-го ОКДВА была ещё слишком слаба для вооружённого конфликта с империей из-за Монголии. Советских войск в Монголии не было, не было и правовой базы для вмешательства в её дела с другими государствами в виде протокола о взаимной помощи, как в 36-м. Численность и техническое оснащение монгольской армии не шли ни в какое сравнение с частями Квантунской армии, а количество советских военных советников в ней было значительно меньше, чем в середине 30-х. В случае поворота частей Квантунской армии с северного на западное направление и их вторжение в МНР, судьба республики была бы предрешена. Это была одна из причин того, что базой китайского партизанского движения в Маньчжурии была советская, а не монгольская территория.

* * *

К августу 32-го начальник штаба ОКДВА, он же начальник штаба Дальневосточного фронта в военное время, закончил разработку оперативного плана для Дальнего Востока и представил его на утверждение Блюхера. Это был первый документ, который был разработан в штабе ОКДВА. В дальнейшем подобные документы разрабатывались там ежегодно с учётом меняющейся военно-политической обстановки, численности ОКДВА и численности Квантунской армии. Поскольку план 32-го разрабатывался впервые, то стоит остановиться на этом документе более подробно.

Дальневосточный фронт, в случае войны, имел две основные задачи: оборонять территорию Дальневосточного и Восточно-Сибирского краёв и поддерживать революционный порядок на этих территориях. Задача о поддержании порядка ставилась в связи с волнениями среди казачества после начала коллективизации. В Москве и Хабаровске считали, что в случае войны с Японией волнения могут вспыхнуть с новой силой. Армия МНР по этому плану имела задачу оборонять территорию республики и обеспечивать правый фланг Забайкальской армии. В плане отмечалось, что несмотря на противоречия крупных империалистических держав на Дальнем Востоке (США, Англия, Япония, Франция) Япония в случае военного выступления против СССР получит финансовую и материально-техническую поддержку этих держав.

Отрицательным фактором для Японии, по мнению разработчиков плана, является недостаточное, ещё в 1932 г., освоение территории Северной Маньчжурии. Партизанское движение на её территории сейчас отвлекает значительные силы Квантунской армии и затрудняет военное и политическое закрепление Японии на захваченных территориях. В то же время японский генштаб последовательно и систематически подготавливал на материке плацдарм для действий против Советского Союза. Достраиваются основные железнодорожные линии, строятся шоссейные дороги. Оборудуются аэродромы в Харбине, Цицикаре, Гирине, Мукдене, Чанчуне, Фугдине. Строятся авиабазы в Таонане на 60 самолётов и Солуне на 40 самолётов.

Штаб фронта считал, что с началом войны нужно взять курс на широкое развёртывание всех революционных сил, развёртывание партизанского движения в Маньчжурии и создание партизанского движения в Корее. При этом считалось, что в Маньчжурии перспективы партизанского движения твёрдые и обширные, а вот в Корее их меньше. Учитывалась и возможность использования против МНР вооружённых сил монгольских князей. События весны и лета 32-го показывают также вероятность повторения попыток поднять вооружённое восстание против МНР внутри республики, но уже в обстановке войны. Политико-моральное состояние и уровень дисциплины японской армии признавались достаточно устойчивыми и высокими. В плане отмечалось, что борьба Красной Армии на Дальнем Востоке потребует огромного напряжения сил и средств, особенно учитывая весьма большое удаление армий ДВФ от питающих центров, наличие единственной железнодорожной магистрали, пролегающей почти на всём протяжении в непосредственной близости от границы, и очень малое количество шоссейных и грунтовых доро г. Такая оценка обстановки была дана в первом оперативном плане.

Летом 32-го в Маньчжурии, по данным военной разведки, находилась треть состава вооружённых сил империи мирного времени. Считалось, что там были 2, 8, 10, 14, 19 и 20-я пехотные дивизии, отдельная Южно-Маньчжурская пехотная бригада, одна кавалерйская бригада и ряд технических частей. Этими силами без подкреплений с островов японская армия не сможет перейти в решительное наступление. Поэтому вполне вероятно, что части Квантунской армии только в предмобилизационный период, совершив короткий бросок, подойдут к нашим границам, оставаясь до этого периода в центральных районах Маньчжурии. По предположениям 4-го Управления, японская армия должна была наносить удар на читинском направлении (Трёхречье – КВЖД – Солунь) примерно 16–18 дивизиями при поддержке авиации и конницы. На приморском направлении должны были действовать 10–11 дивизий, со вспомогательной операцией – вдоль Сунгари и на Де-Кастри. Предусматривалась и возможность десанта на фронте залив Америка – остров Русский силами двух дивизий. Такими были оценки аналитиков разведки. Но в штабе ОКДВА считали, что «более вероятными являются первоначальные действия японской армии против Приморской армии с целью её ликвидации и захвата Приморья и с последующим ударом по Забайкалью. Этот вариант также учитывался и 4-м Управлением Штаба РККА» (28). В штабе ОКДВА считали, что после начала войны крупные боевые столкновения возникнут во владивостокском, гродековском, сунгарийском и нижнеамурскиом направлениях И только позже в зависимости от результатов первоначальных действий на благовещенском, читинском и иманском направлениях.

В соответствии с этими предположениями оборона фронта должна была строиться на пограничных рубежах (строящихся укреплённых районах) по основным операционным направлениям: маньчжурском, благовещенском, сунгарийском, имамском, гродеково-полтавском и хунчунском. Оборона маньчжурского направления возлагалась на Забайкальскую армию в составе четырёх стрелковых и одной кавалерийской дивизий. Благовещенское и Сунгарийское направление обороняет Амурская группа войск в составе двух стрелковых дивизий и отряда Амурской флотилии. Иманское, гродеково-полтавское и хуньчунское направление обороняет Приморская армия в составе трёх стрелковых и одной кавалерийской дивизий. МСДВ в составе флота, одной стрелковой дивизии, 9-й бригады береговой обороны и Нижне-Амурская группа в составе одной стрелковой дивизии и отряда мониторов флотилии обороняют морское побережье. При этом Амурская и Нижнее-Амурская группы войск поступают в непосредственное подчинение командующему фронтом, а для создания управления Амурской группы используется управление особого колхозного корпуса. В резерве фронта остаются три стрелковые дивизии, пребывающие по оперативному сосредоточению между 20 и 40-м днём после начала мобилизации (М-20 – М-40), один стрелковый полк и дивизион мониторов флотилии (29).

В плане также предусматривались задачи армиям и группам войск. Забайкальская армия должна была по особому приказу командующего фронтом не позже второго дня мобилизации овладеть рубежом озеро Далай-нор – река Аргунь и прочно на нём закрепиться, чтобы выиграть время для сосредоточения армии и приведение в оборонительное состояние основного рубежа обороны по линии строящегося Забайкальского укреплённого района. План обороны должен был также предусматривать активное обеспечение правого фланга действиями монгольской армии, которая должна была сосредоточиться в районе Югожзырь, Тамцак-Булак и Баин-Тумень. Амурская группа войск должна была быть готова отражать попытки противника форсировать Амур в районе Благовещенска и устья Сунгари, а также Уссури в районе Жаохэ. Кроме того, она должна была быть готова по особому приказу командующего фронтом форсировать Амур на сунгарийском направлении. Для этого она усиливалась одной стрелковой дивизией из фронтового резерва. Очевидно, при разработке этого варианта учитывались успешные действия в этом районе в 1929 г.

Приморская армия осуществляла оборону Приморья, чтобы не допустить вторжения противника на нашу территорию в иманском и приханкайском направлениях. При этом для обороны должны были использоваться рубежи строящихся укреплённых районов. МСДВ должны были оборонять южное побережье Приморья, а Нижне-Амурская группа войск: Де-Кастри и устье Амура, чтобы не допустить высадки десанта противника и проникновение его сухопутных и морских сил вверх по течению реки.

Особые задачи ставились ВВС фронта. 19-я тяжелобомбардировочная бригада должна была нанести удар по токийским военным заводам. Запасными целями были военные заводы района Осака и сталелитейные заводы в районе Явато. Время вылета – в первый, в крайнем случае второй день войны по условной телеграмме. Две другие эскадрильи этой бригады при наличии морских целей (флот Японии) в радиусе 600 км от Владивостока действуют по морским судам противника. При отсутствии флота эти две эскадрильи производят ночную бомбардировку Харбинского аэродрома или железнодорожного узла и военных складов. После выполнения этих задач вся 19-я авиабригада передаётся в полное распоряжение командующего МСДВ. Армейские ВВС (32-я и 18-я авиабригады) подчиняются командующими армиями и выполняют боевую работу по их заданиям (30).

22 марта 1932 г. в оперативном управлении Штаба РККА была составлена справка о возможности выступления Японии против СССР в 1932 г. Сотрудники управления проанализировали всю имеющуюся у них информацию и пришли к выводу, что в результате захвата Маньчжурии военная опасность на Дальнем Востоке чрезвычайно усилилась. Приближение японской армии к дальневосточным границам страны и превращение Маньчжурии и Внутренней Монголии в японский плацдарм в значительной степени ускоряют и приближают опасность нападения на дальневосточные границы СССР и на МНР.

Но это была общая оценка обстановки в дальневосточном регионе. Применительно к весне 1932 г. аналитики считали, что для Японии основной задачей является её закрепление в Маньчжуро-Монголии. Эта задача может быть успешно выполнена только при условии раздела Китая и усилении влияния Японии в Северном Китае. Поэтому в первой половине 1932 г. Япония не заинтересована в немедленном, непосредственном вооружённом столкновении с СССР, что отвлекло бы и затруднило выполнение основной задачи и ослабило бы её перед будущим японо-американским столкновением. Наши аналитики считали, что действия Японии в Маньчжурии и Северном Китае санкционируются США, Англией и Францией лишь как действия, направленные против СССР.

В этом документе, как и во всех оперативных документах первой половины 1932 г. значительное внимание было уделено позиции Франции в дальневосточном конфликте. «Франция заинтересована в разделе Китая и укреплении своего влияния на юго-западе Китая. Она толкает Японию на выступление против СССР, дабы отвлечением нашего внимания на Восток облегчить интервенцию с Запада. Кроме того, Франция надеется получить разрешение своих интересов на КВЖД» (31). Англия, по мнению наших аналитиков, также заинтересована в отвлечении Японии на Север и во втягивании Японии в длительную авантюру против СССР и расширении её влияния в Маньчжуро-Монголии, а не в Китае. Также в этом должны были быть заинтересованы и США, для которых маньчжурская авантюра Японии могла бы быть приемлемой лишь в случае столкновения между Японией и СССР, что привело бы к ослаблению японского империализма и СССР. Поэтому для этой страны было бы также желательно направить всё внимание Японии на Север. В общем, по мнению штаба РККА, все великие державы хотят, чтобы Япония ввязалась в военную авантюру против Советского Союза.

Но для успешной войны против СССР Японии, по мнению Штаба РККА, нужно было достроить в Маньчжурии несколько железных дорог, переоборудовать порты северной Кореи для приёма японских войск, подготовить аэродромы и базы в Маньчжурии, а также политически закрепиться в Маньчжурии и Монголии и иметь спокойный тыл в Северном Китае. Ничего этого у неё в 1932-м ещё не было, и требовалось очень много времени и сил, чтобы этого добиться. Поэтому, считали в штабе: «Эти факторы являются сдерживающими в разрешении вопроса непосредственного нападения на СССР весной 1932 г.» (32). Но, считали в Штабе РККА, «если вопрос о начале интервенции весной или летом 1932 г. будет решён Францией, США и Англией, если про этом Японии будет представлена значительная финансовая поддержка и будет гарантирована крупная территориальная компенсация за счёт СССР, Китая и МНР, то Япония не задумываясь выступит против СССР в качестве застрельщика интервенции или весной, или летом 1932 г.» (33).

В выводах этого документа, а он был, конечно, не единственным, также говорится, что Япония не начнёт войну против СССР ни весной, ни летом 1932 г., хотя Япония и готовится к этой войне. Но в заключение опять утверждение аналитиков о возможной интервенции. «В случае, если вопрос об интервенции на Западе будет решён в ближайшее время, Япония, получив крупную финансовую поддержку и компенсации за счёт Китая, СССР и МНР, может стать застрельщиком интервенции» (34). Очень не хотели расставаться с идеей интервенции в московских кабинетах Штаба РККА

В начале июня в Москву поступил доклад из Токио. Военный атташе Ринк высказывал своё мнение о положении в Японии, об угрозе возможной войны, о взаимоотношениях империи с великими державами в бассейне Тихого океана. Обычный доклад аккредитованного в столице империи военного разведчика. Ринк писал, что по имеющейся у него информации к апрелю 1932 г. японская армия была приведена в полную мобилизационную готовность. Первоочередные дивизии фактически были мобилизованы. 9, 11 и 14-я дивизии были мобилизованы полностью и находились в Шанхае, 2-я дивизия находилась в Маньчжурии. Остальные дивизии первой очереди могли быть мобилизованы и подготовлены к отправке в течение 3–4 дней.

Но военный атташе отмечал в докладе не только полную мобилизационную готовность японской армии, но и явное замешательство у японского командования и явную нерешительность и неопределённость в политике японского правительства. Создавалось впечатление, что разработанные ранее планы нарушены и что правительству и командованию придётся их переработать и перестроить, а также изменить свой политический курс по отношению к СССР. Осенью 1931 г., когда было принято решение о начале агрессии на континенте, японское командование могло рассчитывать к весне 1932 г. захватить всю Маньчжурию, закрепиться там и быть готовым к нанесению удара по СССР. К лету 1932 г. обстановка изменилась и вопрос об агрессии оказался гораздо сложнее, чем он мог показаться японскому командованию в начале. К этому времени чётко выявились все противоречия в регионе, изменилась обстановка, да и соотношение сил на Дальнем Востоке стало достаточно ясным. К этому времени для японского правительства и военного командования стало ясно, что нападение на СССР может привести к очень тяжёлым последствиям, поэтому надо ограничиться более скромной задачей – захватом и закреплением Маньчжурии. Даже для этого, как показал опыт боёв, потребуется громадное напряжение сил империи. В Токио в правительственных кабинетах и в генштабе явно переоценили свои силы.

Основной причиной, заставившей руководство империи пересмотреть свои дальнейшие планы, был провал шанхайской операции. Захватить этот город японским войскам не удалось. После упорных боёв пришлось возвращаться обратно на острова и искать причину очередной неудачи. Второй причиной была развернувшаяся, с нашей помощью, партизанская война. Масштабы этого явления явно не учитывали в столице империи, а перспективы её окончания не просматривались даже в перспективе. Сюда можно добавить возросшие экономические трудности в самой стране и, может быть, основное – очень тщательное изучение силы и мощи РККА. В связи с тем, что перед японским командованием встал вопрос о возможной войне с СССР, изучению возможного противника придавалось первостепенное значение. При этом выяснилось, что японская армия значительно отстала в техническом отношении по сравнению с РККА. Пришлось признать, что по авиации, танкам и химии РККА стоит на первом месте в мире.

И последнее, что хотелось бы отметить в этом докладе. В нём ни слова не говорится о возможной интервенции против СССР с Запада в 1932 г. да ещё с участием Франции. Не просматривалась такая интервенция при взгляде из Токио. Наоборот, военный атташе, хорошо знавший обстановку в столице империи, подчёркивал в своём докладе, что «Япония здесь наткнулась на единый фронт САСШ, Англии и Франции и оказалась совершенно изолированной. После этого произошёл резкий поворот фронта против САСШ и Лиги Наций и усилились примирительные тенденции по отношению к СССР». Вот такой была оценка военного дипломата, хотя и с оговоркой, что: «Ставка идёт на привлечение французского капитала для эксплуатации Маньчжурии и укрепления финансового положения самой Японии. Взамен этого Франция требует агрессивной политики и по отношению к СССР, толкая Японию на войну с СССР» (35).

Выводы из всего сказанного были достаточно благоприятными. На данный период времени Япония вынуждена отказаться от своих агрессивных планов по отношению к СССР и занять, может быть и временно, примирительную позицию. Этот курс «на примирение» взят военным командованием во главе с заместителем военного министра генералом Койсо и правительством Сайто. Таким образом, считал Ринк, угрозы военного нападения на Дальний Восток в 1932 г. нет, и у страны есть время, чтобы продолжить усиление ОКДВА. И для читателя небольшая историческая справка об этом разведчике и военном дипломате:

Ринк Иван Александрович.

Латыш, из крестьян. Родился в 1886 г. в Курляндской губернии. В 1910 г. окончил Виленское военное училище и начал службу в российской армии. В начале Первой мировой войны воевал на русско-германском фронте, получив за участие в боях три ордена. Затем четыре года германского плена и в 1918 г. возвращение на родину. В русской армии дослужился до штабс-капитана. В РККА с 1919 г., участник Гражданской войны. Был командиром пулемётной команды и ударно-огневой бригады. Участвовал в боях на Восточном фронте, в Северной Таврии и Крыму, Чечне и Дагестане. За участие в Гражданской войне был награждён двумя орденами Красного Знамени. Для того времени это было много. После войны в 1922–1923 гг. окончил годичные Высшие Академические курсы при Военной академии и продолжал службу в войсках помощником командира 16-й и 48-й стрелковых дивизий.

Как боевой командир, имевший хорошее военное образование и владевший английским, французским, немецким и персидским языками, он не мог пройти мимо начальника военной разведки, и Берзин предложил ему должность военного атташе в Афганистане, где Ринк и проработал первый срок с мая 24-го по ноябрь 26-го. Затем работа в центральном аппарате Разведупра помощником начальника 3-го информационного отдела. После приобретения необходимого разведывательного опыта в ноябре 1928 г. опять на второй срок военным атташе в Афганистан до октября 30-го. После возвращения в Москву опять работа у Берзина начальником 4-го отдела управления. С этой должности он уходит в мае 31-го на военно-преподавательскую работу начальником восточного факультета Военной академии. В феврале 32-го в момент обострения обстановки на Дальнем Востоке Берзин отправляет его военным атташе в Токио. Выбор был удачным, и Ринк без перерывов проработал там до октября 37-го. Затем вызов в Москву, арест 7 октября 1937 г., высшая мера наказания и расстрел в тот же день 15 марта 1938 г. 30 июня 1956 г. он был полностью реабилитирован (36). Такой была судьба этого одарённого военного дипломата и разведчика.

* * *

Только через год после захвата Цицикара командование Квантунской армии решило провести Хинганскую операцию. Эта годовая передышка была полностью использована командованием ОКДВА для усиления Забайкальской группы войск, укрепления забайкальской границы и создания мощной группировки войск на этом стратегическом направлении. Операция проводилась в ноябре – декабре 1932 г. Её целью являлся захват западной ветки КВЖД, туннелей и перевалов Большого Хингана, выход частей Квантунской армии к границам Советского Союза и МНР, а также разгром войск китайского генерала Су Биньвеня, который командовал двумя пехотными бригадами общей численностью около 9000 человек. Китайские войска располагались на железнодорожных станциях КВЖД от Цицикара до пограничной станции Маньчжурия.

Основная идея плана, разработанного в штабе Квантунской армии, заключалась в том, чтобы разбить китайские войска по частям, пользуясь их разбросанностью: на первом этапе – отрезать и уничтожить первую охранную бригаду и все части, которые находились восточнее Большого Хингана. На втором этапе предполагалось оттеснить остатки войск Су Биньвеня к границе Советского Союза, где и уничтожить их. Для проведения операции в Цицикаре были сосредоточены две пехотные бригады 7-й и 14-й пехотных дивизий, один пехотный полк 8-й пехотной дивизии, две кавалерийские бригады. Всего девять пехотных и шесть кавалерийских полков, 66 орудий, 15 танков и 32 автомобиля, 36 самолётов. Численность группировки составляла около 21 000 человек. Это в 2,5 раза превышало численность войск Су Биньвеня. В отношении техники китайские войска были просто безоружны в сравнении с частями Квантунской армии (37).

Информация о намечающейся операции поступила в Москву за три дня до её начала. 27 ноября Ворошилов получил шифровку из Харбина в переданную через шифровальный отдел НКИД. Консул Славутский сообщал, что по «всем данным японцы собираются развернуть серьёзное наступление против СУ. Если японцы действительно намерены выйти за Хинган и преследовать СУ, то нужно учесть невыгодность для японцев ухода СУ в Чахар и Жехэ (из Солуна выставляется заслон). Напрашивается мысль, не собираются ли вытолкнуть войска СУ в СССР или Внешнюю Монголию. Это поставит перед нами ряд сложных вопросов, связанных с переходом войск и интернированием их, а также создаётся опасность инцедента в пограничной полосе Внешней Монголии. Всё зависит от хода развёртывания операций и направления давления со стороны японцев…» (38).

С шифровкой был ознакомлен начальник Штаба РККА Егоров. Он согласился с мнением консула и наложил резолюцию на телеграмме: «Наверняка японцы будут действовать именно так. Необходимо подготовить мероприятия…» Информация из Харбина была отправлена в Хабаровск, и командование Забайкальской группы войск было предупреждено о возможных событиях на маньчжурской границе.

Для наступления на китайские войска японская группировка у Цицикара была разделена на две группы. 30 ноября сковывающая группа в составе трёх пехотных полков с 15 танками и двумя дивизионами артиллерии начала наступление на железнодорожные станции западной ветки КВЖД. Благодаря огромному техническому превосходству и обходным маневрам японских кавалерийских полков части 1-й бригады китайских войск были разгромлены. Потеряв 1500 человек убитыми и ранеными, остатки бригады в составе 3000 человек прорвались на Запад в район Барги… 26 ноября начали наступление части ударной группировки японских войск. 14-я пехотная бригада с дивизионом артиллерии на вездеходных автомашинах начала обходный маневр в направлении станции Чжаланьтунь в тыл частям 1-й китайской бригады. 1 декабря станция была взята, штаб 1-й бригады и бронепоезд были захвачены. Отсюда 14-я пехотная бригада в железнодорожных поездах и на автомобилях начала наступление на Хайлар. Части 2-й китайской бригады отступали по трассе КВЖД к советской границе. 4 декабря японские войска заняли станцию Бухэду, а 6 декабря – станцию Хайлар. Остатки войск Су Биньвеня, не оказывая никакого сопротивления, бежали к границе СССР. Погрузившись в вагоны, они во главе с Су Биньвенем в количестве 5500 человек перешли границу СССР в районе станции Маньчжурия и были интернированы (39).

В этой операции японское командование впервые применило крупные массы конницы для решения самостоятельных оперативно-тактических задач, причём на наиболее удобном хайларском направлении. Была также создана и успешно действовала смешанная ударная группа из конницы и моторизованной пехоты. Подобное соединение создавалось в японской армии впервые, и опыт показал его полную целесообразность. Китайское командование в хинганской операции не проявило искусства управления войсками. Китайские войска совершенно не были подготовлены к маневренной войне. Упорно обороняясь на занятых позициях, они не умели отражать обходы и охваты противника.

В декабре 32-го после окончания Хинганской операции закончился последний этап оккупации Маньчжурии. На всех основных операционных направлениях: в Приморье, в устье реки Сунгари, против Благовещенска и в Забайкалье части Квантунской армии вышли к советским границам. Получив плацдарм на материке, они стали перед частями ОКДВА лицом к лицу. Но это уже была ОКДВА не 1931 г. Москва полностью использовала предоставленную передышку и за 32-й год на Дальнем Востоке сделала очень многое. Огромная работа, проделанная в 32-м, позволила спокойно смотреть в будущее.