Читать книгу Русский пантеон - Евгений Казмировский - Страница 4

Когда б вы знали, из какого сора…

«Сократ мой друг, но истина дороже»,

сиречь буквально даже головы,

но лучший друг по имени Серёжа

не разделяет этого, увы.

Он говорит однажды: «Что я рыжий,

пишу портреты левою рукой.

Что лица не похожи? – я так вижу».

Мол, это уникальный почерк мой.

Потом однажды как-то прошлым летом,

любовь с морковью бойко срифмовав,

он возомнил себя большим поэтом,

хотя, конечно, был совсем не прав.

Товарищи меня не поддержали,

мол, правду говорить ему нельзя,

что нет большой поэзии мы знаем,

но как-никак мы лучшие друзья.

То хорошо: не схлопотал по роже.

Узнает сам как истина горька,

а я молчу – здоровье мне дороже:

плевать на всё, пусть тешится пока.

В каком-то нереальном, жутком сне

Явилась шалой девой муза мне.

И хоть никто не мог нам помешать,

Отрезала: «Интим не предлагать!»

Я сразу сник, неважные дела:

В который раз мне муза не дала.

«Душа моя раздета донага»,

Но смотрит муза, словно на врага.

Мы обнажённые который час стоим,

Ну как же так не предлагать интим?

В «мурашках» оголённая душа,

Принять её в объятья не спешат.

Ужели и сейчас не соблазнит

Моей души столь откровенный вид?

На подоконник зад свой приземлила,

могучим торсом сузив окоём,

вперёд рванулась – пару стульев сбила,

корзину опрокинула с бельём.

Промчалась смерчем гибельным по кухне,

сметая на пути бездушно снедь.

Запас недельный в одночасье рухнул…

Но… в ванной получилось запереть.

– Кто вы такая, – спрашиваю злобно, —

кому обязан буду за дебош?

– Твоя соседка сверху – Муза Львовна.

То звал меня – теперь не признаёшь?

Похоже, спорить здесь – себе дороже.

О час весёлый отдавать долги:

– Квартирой ниже мается художник:

ему никак без музы – помоги!

Часы на кухне встали ровно в восемь,

Могу я батарейкой их спасти.

Бессмысленную мыслей моих россыпь

Хочу в одну логичную свести,

Но не творец: дрожит нутро с похмелья,

А дверь к этапам бренного пути

Женой закрыта с меркантильной целью,

Чтобы в себя я не посмел уйти.

Куда исчезли водка и «Текила»,

Что помогали мне уйти вчера?

Ну, хоть бы пиво местного разлива —

Нет, мало все же в женщине добра!

Ан, нет – нашел! Не вся пустая тара!

Вот самогонки три больших глотка.

Соседка Муза с формами гитары

Опять спасла от смерти мужика.

Ей посвящу стихи, хоть я – не профи,

За то, что не дала мне умереть.

Женой распят почти был на Голгофе,

А вот теперь хоть впору песни петь!

Я не нарушу брачного союза!

Пускай моя жена спокойно спит,

А я пока отдамся страстно Музе,

Как всякий утром выпивший пиит.

Муза нужна поэту.

Нужен реке родник.

Яйца нужны омлету,

Лысым – к лицу парик.

Пушкин перо, бумагу

Рядом с подушкой клал…

Вдруг залетит «коняга»,

Вот вам и мадригал.

Голубь, орел – …пустое,

Птица уже не та…

Мне не дает покоя

Новая высота.

Дятел голодный дОлбит

Клювом упорно ствол.

Дерево дятла кормит:

Смолк… – червяка нашел.

Вот он …предвестник музы,

«Родственник молотка».

Точным дуплетом в лузу,

Лихо…наверняка…

Это дружище Пушкин

Ждал свою ЭратО…

Рядом с моей подушкой

«Бьющее долото».

Только одно смущает —

Реже он стал долбить.

Племя личинок тает,

Или же аппетит?

Что же, мне делать, братцы?

Лишь бы не улетел…

Если уж разобраться,

Я на него подсел.

Жёстко взяв Пегаса под уздцы,

каждый день безбожно графоманю,

но во сне явился Лао Цзы,

и сказал: «Послушай меня, «Ванья»,

ты неверно понял мой трактат,

и Азор плашмя упал на розу:

все лекарства мира – тот же яд,

и исход зависит лишь от дозы.

Знахарить не каждому дано —

подтверждает опыт поколений,

графоманство же отнесено

к запрещённым методам леченья.

С болью внешней он к тебе пришёл

или у него на сердце рана —

вешать ему на уши лапшу,

ну, по крайней мере, не гуманно.

Знай, творцом дарованная жизнь,

если осознаешь, легче станет:

«Тот, кто знает, редко говорит —

чаще говорит, кто мало знает».

Сдаётся мне: поэзии тома —

основа для творений графомана.

Заметил тёзка: Горе от ума…

Поэт хорош без этого изъяна.

Что толку посещать читальный зал,

и вязкой тишиной свой мозг тиранить?

Сосед меня намедни приглашал

компанию ему составить в бане.

Попарился в бане – и пара божественных строк!..

Ах, славный у Вани для этого дела парок!

Расскажу вам по секрету:

невозможно в этом мире

выжить слабому поэту,

не способен к жизни лирик.

Подстрекает любопытство

на безумные поступки,

а кругом одно бесстыдство,

ад сплошной – представить жутко.

Вот, к примеру, выйдешь в поле:

рожь шумит о чём-то пошлом,

под язык здесь поневоле

валидол, кряхтя, положишь.

Или, помнится, раз вышел

на прогулку в Подмосковье…

Вот, поют «шумел камыш» мол —

утверждаю: сквернословил.

Шёл на пляж морской с надеждой,

чтоб услышать волн раскаты…

Только разложил одежду,

тут же был обложен матом.

…в храме я поставил свечи,

помолился, съел просфОру,

но сказал мне друг сердечный:

– Лучше обратиться к ЛОРу.

Рифмы не идут с утра©,

Хоть во мне они живут.

Мне сказала медсестра:

– Виноват кишечник тут.

Принимай-ка Дюфалак,

Дозу с толком подбери,

Рифмы выйдут кое-как,

Все… до утренней зари.

Не пошло леченье впрок

Или это чей-то сглаз:

Рифм безудержный поток

Засорил мой унитаз?

«Я стар, я вымотан и слаб»,

я пережил немало лун.

Ты подтолкнул ко мне осла:

– Знакомься, – предложил, – скакун!

Оставь оценки на потом:

важнее что еще вопрос,

но ходят слухи, что на нём

к Сиону подъезжал Христос.

Приму смиренно жребий свой.

Конечно, скачки не для нас,

и я увел осла домой,

где электричество и газ.

Невыносимо ночь долга,

но краток и тревожен сон.

Всё чудится: трубят рога

и раздаётся сабель звон.

Там слава бродит по пятам,

а мною вновь упущен шанс.

Всё! Не могу! Бегу к яслям,

где мирно дремлет мой Пегас.

Как много бесполезных слов

толкутся у костра идей,

подкинем дров, не будь ослом,

мой длинноухий чародей,

Сажусь за стол, стихи кроплю,

«и дождь окно моё кропит».

Погоду эту не люблю,

но не погодой жив пиит!

Как стих мой беден и тяжёл

не одолеть былых высот.

Испортил всё обильный стол

и жизнь хмельная без забот

Обрюзг и отупел Пегас!

Не ведал горше катастрофы:

не светит видимо Парнас:

одна дорога – на Голгофу.

У нас оригинальная страна —

Теперь понятно это и ребенку,

И на вопрос «Какого ты рожна?»

Покойней отойти себе в сторонку.

Но нынче бездну мыслей я припас

Как обустроить мир, чтоб был богаче:

Пожертвуй средства на иконостас,

Которые копил для новой дачи!

Соседу объяви, мол, «Пьянству – бой!»,

И вылей в унитаз, что в кухне было,

А «скорой», что приедет за тобой,

Расскажешь всё, что сердце накопило.

Я выступал порою как пророк,

Я так хотел казённый мир раскрасить…

А мой сосед теперь мотает срок,

Успев вчера мой нежный нос «расквасить».

Беспечных неприятностей истцов —

Хранит экран, как рыцаря забрало

Живёт под скрытым ником острослов,

Совет даёт, но ходит без «фингала».

Meiner Lieblings друг Ильюша,

Как не уместен твой елей,

Вложить в слова забыл ты душу,

А кто мы без служенья ей?

И в сонм мне не связать светила —

На это лишь способен Бог,

Витая в заблужденьях милых,

Меня приводишь ты восторг.

Речь – восхитительное средство,

Но разум нужен, чтоб владеть

(Скажу тебе я без кокетства) —

Дано не многим преуспеть.

Сейчас наполнены борьбою

Со смыслом все слова твои,

Что равноценно бить струёю

Шальному ветру визави.

Пусть дух не покидает тело,

А стих коснется светлых тем,

А нет…бросай ты это дело!

Auf Wiedersehen, Георг Вильгельм.

Обращаюсь я к небу порою,

С небом волен общаться поэт,

Только без толку: «небо – немое»,

Мир – вообще непонятный предмет.

Усмехается «солнце слепое»,

Зрячей жизни припомнив курьёз —

Мне же видится только такое,

Что буквально доводит до слёз.

Мрак луны «тяжелит предметы»,

Так по-взрослому тяжелит,

Что теперь угасает Света:

Под плитою она лежит.

На Аничковом злобные кони,

Их давно уже надо лечить:

Зря приблизил к их мордам ладони

С целью «воздух теплом умягчить».

Чудом здесь обошлось без конфуза,

Чуть заикой от страха не стал:

Лошадями изрядно покусан

Этот стих я для вас написал.

Жена наделала закруток —

я за процессом наблюдал.

К зиме готовы мы как будто:

заполнен банками подвал.

Стоят отличные «погоды»,

в башке, однако ж, суета:

ионы или электроны

терзают бедного кота.

Такой хоррор не на ночь глядя —

дрожит напуганная плоть,

душа решительно в отпаде

и уткой просится в полёт.

Вместить всё это не готова

и молит бедная строка:

– Оставь меня на полуслове,

Дай отдышаться мне слегка.

Возьми там из запасов банку,

налей стаканчик первача —

от этой хвори, как не странно,

нет в мире лучшего врача.

И мысль доходит понемногу,

Что жизнь по правилам течёт.

Не пишется? И слава богу —

пускай читатель отдохнёт!

Окулист при осмотре мне вынес вердикт: —

У тебя единица!

И теперь неотвязный вопросец возник:

в космос или жениться?

На избранницу стоит мне только взглянуть,

всё предельно понятно!

И не надо здесь старую песню тянуть,

мол, и Солнце всё в пятнах.

Я не верю: спросил напрокат телескоп,

разглядеть чтоб поближе,

к окуляру приник, и теперь ничего

дальше носа не вижу.

У меня минус 8 – так опыт-бандит

умножает печали…

Я женат на простушке: её внешний вид

без разящих деталей.

Я клетку золотую приготовила.

Сказали мне: «Певец ты здешних мест».

Должно же соловьиное сословие

Служить пернатым рупором невест.

Надеюсь я, что трели соловьиные

Привлечь ко мне сумеют женихов.

Мои года уже почти былинные,

Мне замуж надо – здесь не до стихов.

А ты, поэт, сидишь себе на жёрдочке,

Лишь жрешь, да гадишь, жизнь свою любя.

Уж лето на дворе, открыты форточки,

Нет толку никакого от тебя.

«На взводе» я и речь моя напыщенна,

Соседи уже вызвали врача…

Склевав зерно, соловушка обличие

Своё сменил на жирного грача.

Вложи свой нос в занюханность тюльпана, ©

и так войди в загаженный клозет.

Толпе не бойся показаться странным,

веди себя как истинный поэт.

Ступая бережно заплёванностью улиц,

пройди с высокоподнятой главой,

пока в народе чувства не проснулись,

сам волоки крест неподъёмный свой:

глаголом жги, терзай набором странным

занятных слов и сокровенных чувств,

пускай его не заживают раны —

тебе и не такое по плечу.

Народ с опаской отойдёт в сторонку,

но пусть не кажется тебе напрасным труд:

быть может, благодарные потомки

слезу восторга со щеки смахнут.

Болезни зря ругают сгоряча:

Они, по сути, клад для рифмача.