Читать книгу Рожденный в ГСВГ - Евгений Келпш - Страница 6

Итак, в 1990-ом году, по окончании КВИОЛКУИВ им. А. А. Жданова, я был направлен для прохождения службы в 313-ю Отдельную Гвардейскую Берлинскую Инженерно-саперную бригаду специальных работ, дислоцированную в Броварах, городе-спутнике Киева. Бригада была развёрнута в 1987-ом году для ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в г. Припять.

Создавал Бригаду и бессменно командовал ею до момента ликвидации Советской Армии гвардии полковник Синельников Вячеслав Павлович. Военнослужащие 313-й ОГв. ИСБр в 1989-м году спасали людей и стратегически важные объекты в Армении после катастрофического землетрясения, занимались рекультивацией территорий в зоне отчуждения ЧАЭС, одним словом, Бригада представляла собой эдакий прообраз современного Центроспаса МЧС.

Непосредственно в Бригаде меня назначили командовать 1-м взводом 1-й роты радиоуправляемых роботизированных средств Инженерно-саперного батальона специальных работ. Звучит интригующе, не правда ли? На дворе 1990-й, гласность с перестройкой приближаются к точке экстремума, а тут и радиоуправляемые, и роботизированные средства инженерного вооружения.

Да, в Советском Союзе к началу 90-х был создан мощный научный и инженерно-технический задел для развития робототехники и дистанционно-управляемых средств. Из космоса, из категории луноходов, эти машины благополучно «приземлились». Могучий импульс развитию тематики дал Чернобыль. В зоне сплошного радиоактивного заражения экипажи инженерной техники полностью выходили из строя в течение нескольких часов работы, попытка применить импортные гражданские дистанционно-управляемые машины особого успеха не имела, радиоэлектроника тоже «гибла» по воздействием безжалостного излучения.

Спасались свинцовыми экранами, тройными экипажами, но пришло чёткое понимание: без устойчивых к экстремальным условиям эксплуатации советских роботизированных и дистанционно-управляемых средств такие задачи эффективно решать нельзя.

Невыносимо было смотреть на 20 – 22-х летних солдат, облысевших, бледных, с ввалившимися щеками и красными, слезящимися глазами. Они уходили на «дембель» умирать.

К 1990-му году появились опытные образцы сразу в нескольких категориях: бульдозеры Т-10Г6, Боевая машина разминирования на базе танка Т-62, роботизированный комплекс СКБТМ НИИ ТрансМаш на базе танков Т-80. Полным ходом шли работы в рамках ОКР «Модуль». Наша рота была, по сути, подразделением для проведения эксплуатационных войсковых испытаний указанных средств.

Роботы НИИ ТрансМаш.

Солнечным, праздничным, слегка пьянящим утром 3-го серпеня 1990-го года Ваш покорный слуга, облаченный в сшитую в ателье советскую парадную форму «для строя», перехваченный парчовым парадным поясом, в сияющих высоких хромовых сапогах со вставками и узкими носами, в белых лайковых перчатках и с победным блеском в глазах упругой походкой здорового 23-х летнего молодого человека вошел в расположение 1-й и 3-й рот Гвардейского Инженерно-саперного батальона Спецработ.

На тумбочке у входа в казарменное помещение, привалившись к стенду с ротной документацией и боевыми листками сидел дневальный и безучастно смотрел в пустоту. А может, спал с приоткрытыми раскосыми глазами. Пилотка чудом держалась на стриженом черном затылке, крючок и верхние две пуговицы были небрежно расстегнуты. Пряжка ремня прикрывала гениталии воина-гвардейца, штык-нож лежал рядом на тумбочке.

Видимо, молодой азиат был буддистом и принципиально не носил на себе оружия. Несколько долгих минут я созерцал его, он – лик Будды. Затем я стянул с правой руки узкую перчатку и коротко, без замаха, двинул юношу снизу в подбородок. Голова пришла в соприкосновение с документацией, ноги оказались на полу, пуговицы и крючок застегнулись, ремень и штык-нож вернулись на обозначенные Уставом позиции. Смуглая рука юного Тамерлана взлетела к пилотке, и он возгласил: «Дежурный по рота, на выхид!»

Из ленинской комнаты неспешно выплыл дежурный «по рота». В отличие от дневального, он был рыжим, худым, пилотка натянулась на самые уши, кирзовые сапоги были затейливо отглажены в ромбик, на левом рукаве его находилась красная когда-то тряпочка с трудно различимыми иероглифами. Абсолютно плоская пряжка ремня традиционно прикрывала паховую область. Правой рукой он крутил пистолетный ремешок с громадной связкой ключей, левой искал что-то в кармане ушитых штанов. «Чего кричишь, а?» – недовольно вопросил он дневального.

Я проделал то же упражнение, но уже с правой в челюсть, вложив в удар инерцию корпуса. Встав с пола, молодой и симпатичный младший сержант громко и чётко представился: «Дежурный по 1-й и 3-й ротам младший сержант Ибрагимов!» Я представился в ответ. Ибрагимов оказался очень сообразительным и толковым гвардейцем 3-го периода службы. Он доложил, что «Афицер нэт, ваш рот и старшина весь на пилорам, на месте каптер, все будут в обэд». Поблагодарив его за информацию и пожав герою руку, отправился в строевую часть батальона, расположенную на первом этаже огромного казарменного здания, явно, 50-х годов постройки.

За деревянным барьерчиком у пишущей машинки сидела Мадонна Луиза Вероника Чикконе и придирчиво разглядывала себя в маленькое зеркальце, зачем-то периодически показывая себе же кончик розового языка. Я молчал, она гримасничала, текли минуты быстролётной жизни.

Облокотившись на барьерчик, я начал пристально разглядывать Нимфу. Первой сдалась она: «Тебе чего, мальчик?» – «Лейтенант Келпш Евгений Валентинович, прибыл для прохождения службы, документы хочу сдать, девочка», – ответил я в тон. «Игорь Иванович, тут к тебе!» – крикнула Нимфа куда-то в стену. В стене приоткрылась дверца, и из неё возник весьма колоритный персонаж с погонами старшего лейтенанта на кургузом, заношенном кителе. Седоватая шевелюра его была всклочена, усы топорщились, бесцветные глаза воспалены, а от бордового лица можно было прикуривать.

В сгустившимся воздухе повис аромат одеколона «гвоздика» и свежайшего выхлопа «зубровки». Нимфа фыркнула, как кошка, и, задержав дыхание, ловко выскользнула из-за барьерчика в коридор и уцокала куда-то копытцами. Я повторил Игорю Ивановичу цель своего прибытия. Он тяжело вздохнул, у меня закружилась голова.

Сев на место Нимфы, он долго рылся в ящиках стола, потом в шкафу, наконец, достал толстый и потрепанный журнал. «Давай документы», – я протянул предписание, аттестаты, удостоверение личности офицера. Заняв боевую позицию, Игорь Иванович как-то собрался, приободрился, в мебели больше руками не блуждал, быстро и аккуратно внес меня в ШДК батальона, ещё в какие-то книги, сделал отметки в аттестатах, поставил, где положено, гербовую печать.

«Теперь Тебе к начпроду, начвещу и к начфину», – обозначил мою траекторию старший лейтенант. «После обеда будет Начальник штаба майор Гензе Генрих Робертович, он исполняет обязанности комбата, представишься ему. А сейчас давай в тыл и финансы, они у нас в подвале».

Я сердечно поблагодарил и покинул помещение. Затворив за собой дверь, прочитал надпись на табличке «Помощник Начальника штаба батальона старший лейтенант Гребенюк И. В.» Спустившись в гулкий и прохладный подвал, я сначала зашёл в финансовую часть. Начфин произвёл приятное впечатление, подтянутый и свежий старлей, без следов пагубных пристрастий на широком славянском лице, быстро принял мои бумаги, тоже внес меня в свои книги и, предупреждая мой вопрос, сказал: «За подъёмными приходи, когда будет приказ по части о Твоём назначении на должность. И не тяни, деньги я держу, да мало ли что».

Воодушевленный таким приемом, отправился искать кормильца и вещевика. На следующей двери была лаконичная надпись «Тыл войсковой части №№. Майор Саакян М. Х.» За дверью что-то происходило, и дверь была заперта. Я постучал, возня за дверью стихла. Я постучал настойчиво, следуя Евангельскому Учению «Стучите, и отворят Вам».

Через некоторое время дверь, действительно, приотворилась, в щели маячил старший прапорщик. Удивленно оглядев мою блестящую персону, спросил вежливо: «А Вам чего?» Я ответил, что ничего, а кого, что я вновь прибывший офицер и нуждаюсь в помощи интендантов.

Из глубины помещения голос с мягким кавказским акцентом предложил мне войти. Взору предстала интересная картина: посреди просторного помещения с несколькими столами, шкафами и сейфами стоял табурет, на табурете лежал чей-то тревожный чемодан. Клубился табачный дым, а вкруг чемодана сидели офицеры и прапорщики, на чемодане же лежали карты, тетрадка с записями, на ближайшем столе графин с водой.

Мне навстречу поднялся высокий, полноватый майор с добрым, очень мягким характерным армянским лицом и протянул мне руку: «Майор Саакян, можно просто Миша, да? В храп играешь? Нет? Ничего, научишься, садись, проходи, да?» На мои резоны про аттестаты сдать он только махнул рукой: «Да все мы тут, да? А начпрод и начвещь у нас вот он – старший лейтенант Саша Баламут, Саша, да?» Старлей с удивительно круглым лицом и глубокими карими глазами, подстриженный «в кружок» – прямо лубочный хлопец такой из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», не вставая, протянул мне руку. «Сейчас, подожди, всё у Тебя приму, кон доиграем только».

«Доиграем только» продолжалось около часа. Какие страсти кипели! Я тихонько наблюдал и мотал себе на ус. За импровизированным ломберным столом действительно, присутствовало всё батальонное интендантство: сам зампотыл товарищ Саакян, начпрод и начвещ Баламут, начальник склада ГСМ батальона, начальники продовольственного и вещевого складов и старший фельдшер.

Играли в «храп» – упрощенную версию покера, играли на деньги, но под запись. Впоследствии я узнал, что игра эта является общебригадной пандемией, взрослые и рассудительные дяденьки сутки напролёт просиживают за картами, проигрываются астрономические суммы если игра идёт «под запись». Но никто не стреляется, потому что заканчивается всё проставкой 2-3-мя «пляшками» – 3-х литровыми банками с самогоном, производства начальника вещевого склада нашего батальона Бори Мазурёнка.

Боря оборудовал в складе производственную линию и гнал продукт в промышленных масштабах, розничная цена составляла 60 рублей за 3 литра. У Бори это был минимальный объём отпускаемой продукции. Самогон был очень высокого качества, Боря творчески экспериментировал с различными травами и ягодами и регулярно отвозил баночек этак 5—6 в Службу кадров ККВО. В итоге в 1991-м году старший прапорщик Мазурёнок был направлен для дальнейшего прохождения службы на Остров Свободы – Кубу. Интересно, из чего он гнал там?

Между тем, всё когда-нибудь заканчивается, закончилась и партия. Выигравший 500 виртуальных рублей Саша Баламут был благодушен и приятно возбуждён. Быстренько разделавшись с моими формальностями, он начал высоко художественно и артистично комментировать свою абсолютную победу.

Проигравшийся майор Миша с армянской горячностью утверждал, что Саше просто повезло, а везёт, как известно, дуракам. Старший прапорщик Мазурёнок молча улыбался и ждал. «Ну ладно, Михал Харенович, давай, так и быть, одну выставляй» – великодушно уступил Баламут. Майор Миша произнёс свою любимую мантру «Э-э, ёлинский-палинский, да?» и полез в сейф. Достал пухлый большой конверт с надписью «питание за наличный расчёт, командировки» и, продолжая причитать, извлёк из конверта шесть 10-ти рублёвых купюр и протянул их Боре. Боря телепортировался.

Сверху донеслась команда «Смирно!» Пришёл и. о. комбата гвардии майор Гензе. Поблагодарив всех присутствующих и благоухая табачным смрадом вместо утреннего английского одеколона, я поспешил на рандеву с командованием.

Гвардии майор Гензе Г. Р. оказался симпатичнейшим фольксдойче, небольшого роста, худощавый, можно сказать даже, миниатюрный, с франтоватыми усиками на круглом лице и все понимающим взглядом прозрачных серо-голубых глаз. Внешне он очень походил на своего тёзку Гиммлера в молодости, да не в обиду или в осуждение воспримутся эти слова. Ну, похож, и всё тут.

Я браво представился, он пожал мне руку и доброжелательно улыбнулся. Пригласил к себе в кабинет, моё личное дело и сопроводительные документы уже лежали у него на столе. Бегло просмотрев биографию, он удивлённо спросил: «Так Вы в Потсдаме родились?» – «Никак нет, товарищ гвардии майор, в Групповом госпитале в Белитц. В Потсдаме находится ЗАГС, поэтому всем и писали в свидетельство о рождении, что местом рождения является Потсдам», – ответил я. «Евгений Валентинович, вне строя мы все по имени-отчеству, verabredeten?» – «so richtig, Genosse Garde major!» – выпалил я и тут же добавил: «Генрих Робертович». Гензе от души рассмеялся: «У Вас реакция хорошая и произношение правильное, не школьное. Учили язык где-то?» – «Дома, Генрих Робертович, у меня Мама в совершенстве владеет разговорным немецким».

Перешли к делу. Гвардии майор дотошно расспросил меня об уровне моей специальной подготовки в соответствие с ВУС, поинтересовался, что побудило меня выбрать военную службу и в завершении поставил перед фактом: в 1-й роте 100% некомплект офицеров, поэтому сегодня же будут два приказа по батальону: первый о назначении меня на должность командира 1-го взвода и второй – о назначении меня и.о. командира роты.

«Справитесь», – то ли спросил, то ли приказал Железный Генрих. Пожелав мне «алес гутен», он отправил меня принимать роту, которой на данный момент управлял старшина – гвардии старший прапорщик Владимир (Вилли) Токарев. А ещё, по составлению рапорта о приёме дел и должности, и акта о приёме материальной части, меня ожидало убытие на полигон в населённый пункт Пуховка, для обеспечения полевых испытаний опытных образцов изделия «Памятка -2».

Итак, напутствуемый исполняющим обязанности командира батальона гвардии майором Гензе Г. Р., я отправился принимать дела и должность сразу в двух ипостасях – командира 1-го взвода 1-й роты Отдельного гвардейского Инженерно-сапёрного батальона Специальных работ и, по совместительству, исполняющего обязанности командира этой самой 1-й роты радиоуправляемых роботизированных средств.

Управлял ротой при полном отсутствии офицеров старшина роты, гвардии старший прапорщик Владимир Александрович (Вилли) Токарев. Мужчина он был заслуженный, солидный, слегка за 40 лет. Чтобы получить представление о его внешности, вспомните артиста Броневого в роли Генриха Мюллера в киноленте «17 мгновений весны». Кстати, солдаты и сержанты батальона так его и называли: «Папаша Мюллер».

Помимо старшины, в роте наличествовал старший техник гвардии старший прапорщик Андросенко, запамятовал его имя и отчество. Но он практически всё время находился на складах с техникой строевой группы. Привалило такое счастье в нашу роту: пришли новенькие подвижные ремонтные мастерские на базе «Уралов». Чего-чего только не было в этих кунгах – от мотопил и «болгарок» до портативных бензогенераторов и ручных кран-балок.

И, хотя боксы с этими соблазнами были под охраной и обороной часового, в реальной жизни спасти от разорения это не могло. Забегая вперёд, скажу, что поступили мы в итоге, как настоящие фарисеи: всё наиболее привлекательное из машин изъяли и заперли в кладовой внутри бокса, дверь заварили точечно, а потом громко заявили о том, что разукомплектовали одну машину.

Гензе был единственным посвящённым в нашу авантюру. Назначили служебное разбирательство, которое продолжалось до моего перевода в Киев. Зато мы спаслись от очень больших неприятностей, связанных с утратой военного имущества по халатности…

Ну, так вот, начал гвардии старший прапорщик Токарев мне роту сдавать, а я, соответственно, у него принимать. Кто когда-нибудь проделывал этот фокус в таких условиях, меня поймёт. Журналы, книги и расписание занятий были в наличии, но ШДК, строевая записка и журнал боевой и политической подготовки не велись эдак с полгодика, что, в общем, понятно. Заполнены были книги закрепления и осмотра оружия, наличия и закрепления материальных средств.

Оружие принял по номерам, поштучно и по комплектности, тут всё было в порядке, оружейка радовала глаз аккуратными бирками, исправными замками на шкафах и чистым оружием, что тоже понятно, его давно не трогали. Вотчина старшины – каптёрка, койки, тумбочки, табуретки, шкафы с шинелями и бушлатами и даже уборочный инвентарь – всё радовало глаз. Не радовало ни разу самое часто встречающееся в штатно-должностной книге роты слово «вакант». Рота, по сути, съёжилась до развёрнутого взвода.

Из сержантов присутствовали заместитель командира первого взвода и два командира отделений. «Замок» уходил на «дембель» этой же осенью, оба «комода» весной. Из рядовых покидали нас с осенним приказом ещё пятеро, и в роте оставалось аж пятнадцать человек при штатной численности сорок рядовых и ефрейторов и шестеро сержантов.

В Инженерно-сапёрных подразделениях роты и взвода немногочисленные. Штатной техники было немного: три «КамАЗа», две полковые землеройные машины ПЗМ-2, одна универсальная дорожная машина УДМ да тракторишка ДТ-75. Зачем в роте роботизированных средств столько разномастных бульдозеров, история умолчала. Благодаря стараниям старшего техника, все машины были комплектными и исправными.

Полевые испытания на полигоне в Пуховке проходили ещё два радиоуправляемых трактора Т-10Г6, но они числились на балансе в/ч 12093 и по штату к технике роты не относились. И Слава Богу! В общем, принял я дела и должность взводного и ротного, составил рапорт, подписали мы акты, о чём и доложил я товарищу Гензе – «Железному Генриху».

Генрих Робертович поблагодарил за оперативность и велел мне, не мешкая, убыть на полигон в Пуховку и возглавить там полигонную команду, призванную обеспечивать полевые испытания действующих макетов изделия «Памятка-2».

Доверяли в Красной Армии молодым лейтенантам, что ни говори. На полигоне меня с нетерпением ждали два майора из Нахабинского ЦНИИИ, два представителя ЧТЗ, УАЗ-«Буханка», бортовой «ЗИЛ» и семеро военнослужащих срочной службы с младшим сержантом Рахимовым во главе и поваром-азербайджанцем. В нагрузку ещё подкинули 16-ти тонный кран, два скрепера, бульдозер Т-130М и развесёлую шайку воинов-гвардейцев из инженерно-дорожного батальона нашей бригады под руководством сержанта Николая Чаушеску, простите, Идричану. Лучше бы Чаушеску. Дорожники что-то строили и отсыпали.

Настоящей вишенкой на торте были, конечно, радиоуправляемые трактора. Причём, это были даже не опытные образцы, а именно действующие макеты. Опытно-конструкторская работа имела шифр «Памятка-2» и выполнялась Киевским СКБ Антонова «Полёт» (радиолиния дистанционного управления в составе: пульты управления, приёмо-передающие устройства, аппаратура кодирования-декодирования сигналов, выходные каскады управления), а также Челябинским тракторным заводом (сам трактор, электро-гидро механическая панель преобразования сигналов управления в механическую работу по управлению органами машины). Общее руководство работами осуществлял Нахабинский ЦНИИИ, Заказчиком выступало УНИВ МО СССР.

Б. В. Громов, В.В Келпш, Е. В. Келпш (крайний справа).

На фотографии Командующий ККВО Борис Всеволодович Громов с пультом управления. Правая ручка-джойстик – управление движением трактора, управление пропорциональное, то есть, плавное. Левая ручка-джойстик – управление отвалом бульдозера или рыхлителем. На верхней панели пульта кнопки и тумблеры включения-отключения «массы», запуска-глушения двигателя, выбора рабочего органа, включения-отключения самого пульта, сбоку – разъём для зарядки аккумуляторов.

Пульт выполнен в соответствие с требованиями ГОСТ к Средствам вооружения и военной техники, то есть, пыле-влаго защищённый, противоударный и легкий, вес около 3-х кг с аккумуляторами. Исполнительная радиоэлектронная аппаратура на тракторе расположена внутри кабины, под мощным свинцовым коробом. Выведен только антенный контур и сама штыревая антенна на крыше трактора. Электро-гидропанель сзади, снаружи. Имеется возможность управлять машиной из кабины, там тоже джойстики и кнопки. На крыше сигнальный оранжевый проблесковый маячок, мигает – значит, машина на связи.

В кормовой части на штанге предусмотрена кнопка аварийного ручного глушения двигателя. Очень правильная кнопка. Дальность управления на прямой видимости составляла не менее 300-т метров. Так как это был пока ещё макет, хлопот с ним было много, постоянно зависали электро-гидравлические клапана на панели, и трактор начинал радостно «чудить» – то резво удалялся от оператора, то крутился вокруг левой, либо правой гусениц, то крушил всё отвалом, то землю пахал рыхлителем. Тут-то и наступала очередь аварийной кнопки – к резвящемуся трактору надо было подобраться и треснуть по кнопке изо всех сил. Перекрывалась топливная система, и малыш успокаивался.

В течение года у комплекса появилось техническое зрение, пункт управления «переехал» в кунг 131-го «ЗИЛа» и дальность управления выросла до 1500 м. Вполне уже не плохо, учитывая, что это были первые советские комплексы.

Испытательный полигон, он же полевой лагерь нашей бригады, находился в живописнейшем месте, близ села Пуховка, на берегу Реки Десна. Река в этом месте разделялась на два русла: основное, судоходное и широкое, и тихое, но глубокое, так называемый «старик». Там водились фантастических размеров раки и флегматичные сомы. На территории лагеря, как говорится, были все объекты инфраструктуры: железобетонные каркасы для палаток на отделение, кухня-столовая под навесом на роту, кирпичное здание для размещения командного состава и учебных классов и кирпичное же здание санчасти.

Метрах этак в 200-х располагался огороженный колючей проволокой парк машин с будкой дежурного по парку у шлагбаума. Под навесом на железобетонном основании стояла передвижная дизельная электростанция, наше РАО ЕЭС и РусГидро в одном флаконе. Я и специалисты ЧТЗ разместились в санчасти, майоры из института – в административном здании, воины-гвардейцы – в палатках.

Стоял жаркий украинский август – «серпень», по ночам на Десне манила к воде длинная лунная дорожка, от сосен пахло смолой и хвоей, а по кустам шныряли зайцы в удивительных количествах. Начал я с того, что собрал своих и прикомандированных воинов, представился, доложил им свои требования к несению службы и, в целом, к организации жизни и быта в нашем маленьком отдельном подразделении. Всё, как всегда, за исключением зарядки и вечерней прогулки.

Подъем, заправка постелей, умывание и купание в Десне, утренний осмотр, завтрак, развод. Дорожники убывают выполнять свои задачи, мои солджеры поступают в распоряжение майоров и заводчан. В 14:00 мск обед, 30 минут отдых и по новой, до ужина. Ужин в 19:00, и снова трудиться, пока не стемнеет. Вечерняя поверка в 22:30, выбитый мной у начпрода вечерний чай и баиньки. К вечернему чаю шли галеты и сухари. Спали воины без задних лап, ибо вкалывать приходилось много и долго.

«Железный Генрих» снабдил меня 4-мя телефонными аппаратами ТА-57 и полевым коммутатором ПК-10, а также радиостанцией Р-159. Я распорядился перетащить грибок дневального к въезду на полигон, один телефон установил там, в дневное время под грибком изнывал один из воинов. Второй телефон воткнул майорам, третий – в палатку к бойцам, четвёртый и коммутатор – в санчасть. Радиостанция обеспечивала связь с батальоном, возле неё дежурили по очереди младший сержант Рахимов и ефрейтор Козлаускас. Для тракторов соорудили навес из брезента, ночью территорию охранял одиночный патруль, а я каждые два час его взбадривал. Продукты и топливо привозили еженедельно, вверенная техника поддерживалась в исправном состоянии, все были при деле.

Недели через две меня неожиданно вызвали в батальон, выяснилось, что мне и всем прочим молодым лейтенантам надлежит немедленно убыть на окружные сборы в учебную Деснянскую дивизию. Подменяли меня на полигоне, кто попало, а иногда и никто не подменял. Убыли мы на сборы, а помимо меня, в бригаду попали ещё два выпускника моего Училища – Вова (Дядя) Давыдовский, бывший старшина роты механиков, и Вася Днепров. Вова – к понтонёрам, Вася – к дорожникам. В наш батальон в третью роту прибыл взводным тюменец Саша Рудич, дом которого примыкал к расположению бригады, ещё один тюменец, Паша Горчаков, украсил собой дорожников, два хлопца-западенца из Каменец-Подольского Училища тоже приплыли к понтонерам. Их основная польза заключалась в том, что к ним регулярно приезжали родичи и привозили вечного голодным «летёхам» западноукраинскую ЕДУ. Очень много.

Сборы в учебной дивизии ничем особенно не запомнились, как разве что грандиозным побоищем, которое мы учинили жителям окрестных сёл, в особенности, громадзянам из Выползова. Говорят, во время войны мужчины этого села поголовно подались в полицаи. Охотно верю. Началось всё с того, что толпа аборигенов, возглавляемая дембелем-морпехом из данного Выползова, вероломно и подло поколотила выпускников КВОКУ, разведчиков. Окровавленные и оборванные, пришли они в расположение сборов, находящегося на верхнем этаже казармы школы прапорщиков.

В ответ на этот акт агрессии поднялись все сборы, все 700 человек. В колонну по десять, легким бегом выдвинулись мы к месту бранной сечи, и прошли весь военный городок, и близлежащие сёла, оставляя за спиной лишь жалкие руины и тела поверженных недругов. Под раздачу попал участковый, ставший грудью на защиту односельчан. Мотоцикл его перевернули, погон лишили и исторгнули во тьму внешнюю, где были плач и скрежет зубов. Совершив акт возмездия, мы чинно и организованно убрались восвояси.

Утро началось с пронзительного выступления в лекционном зале Командующего ККВО Бориса Всеволодовича Громова, прибывшего ради такого дела на вертолёте. Но самым тяжким порицанием в его речи было лишь слово «мушкетёры», командующий порицал нас, по-моему, едва сдерживаясь от смеха. Потом, на занятиях, офицеры Учебной дивизии прямым текстом сказали нам спасибо. Народное придание гласит, что набеги несознательных граждан на расположение военного городка после этого Деснянского побоища прекратились.

Киевский этап сборов, проходивший на базе понтонного полка, оставил ощущение изжоги от оболонского пива, пару шрамов от зубов на костяшках пальцев после посещения дискотеки «Жаба», вечного недосыпа и прочих утех молодости. Деньги кончились, сборы тоже, гвардейцы разлетелись по пунктам постоянной дислокации. Я вновь отправился на полигон, к своим беспризорным ребятишкам.

А там обстановка была уже тревожная. Четыре недели, предоставленные воле рока, воины мои подраспустились. Подворотнички исчезли из обихода, на молодых лицах проклюнулась поросячья щетинка. Один из майоров исчез, выставив вместо себя несчастнейшего капитана – младшего научного сотрудника из Нахабино, второй майор исполнил команду «срочное погружение» и лёг на дно, даже не пытаясь подвсплыть на перископную глубину, в глазах одичавших заводчан читалась бескрайняя тоска по дому.

Но хуже всего обстояли дела с дорожниками. Сержант Коля забухал. Горячий молдаванский парень пил самогон, когда кончился кэш, начал сливать из своих машин солярку. Достигнув нижнего экстремума с топливом, вылакал, зараза, весь одеколон у всех. После чего подбил и мой личный состав ломануться в Пуховский клуб на танцы, суля им дармовой самогон и доступных Роксолан. А у моих спартанцев деньги-то ещё водились.

И вот, под покровом ранней октябрьской темноты, бесстыжая ватага советских воинов вырвалась на свободу. Пока мои бандерложечки двигали телами на плясках, Асмодей Идричану возжелал, подлец, дивчину местную. За что и был нещадно бит ногами в пах её братьями и прочими желающими. В это самое время Великий Космос послал мне сигнал «СОС-матросу, матросу-СОС!!!», не обнаружив орлят в гнезде, призвал я водителя «Зила», спокойного и толкового парня, взял с собой верных Рахимова и Козлаускаса, и помчались мы спасать бесславное воинство.

И поспели вовремя, потому что, превратив Идричану в половичок, громадзяне жаждали новой крови. Побросав пьяненьких воинов вкупе с несчастным молдаваном в кузов, мы экстренно покинули враждебную территорию.

В пункте временной дислокации я никого не бил. Это со всей пролетарской лютостью лишенных заслуженного сна людей делали Рахимов, Козлаускас и водитель «Зила». Идричану до протрезвления был заперт в продовольственном погребе. Бедный капитан дрожал от ужаса и отвращения, периодически всхлипывая: «Ну как же, как же Вы так…».

Утром случилась изнурительная физическая зарядка с кроссом 6 км и водными процедурами. К завтраку единоначалие и воинская дисциплина были полностью восстановлены, глаза воинов-гвардейцев смотрели ясно, движения были твёрдыми. Идричану был извлечен из погреба, я обработал его раны и передал самому толковому азиату из его сборной.

После этих неотложных мероприятий я посетил усталого майора и порекомендовал ему покинуть нас, благо, у него в пансионате «Дубрава» был номер снят. Майор не возражал. Больше я его на полигоне не видел, и Слава Богу, потому что буквально через пару недель состоялся Высочайший Визит.

Но беда, как известно, предпочитает приходить не одна. Последней отрыжкой бесконтрольной вольницы стал трагикомичный эпизод, случившийся через пару денёчков. Утром, перед подъемом ко мне постучался косматый геолог, то бишь, наш повар. Потеряв от возмущения дар русской речи, он отчаянно жестикулировал и вращал глазами. Я пошёл за ним на кухню.

О, боги-боги!!! В главном поварском противне мерзко застыло какое-то желтоватое сало, в которое вмерзли обглоданные кости и кусочки непонятного мяса. А самое ужасное, на кустике за погребом висела, ох, сердце жмёт, висела рыженькая собачья шкурка, ранее принадлежавшая всеобщей любимице Шмоньке. Повар заплакал, я первый раз в жизни издал звериный рык. Подозреваемый в злодеянии, он же обвиняемый был только один – рядовой Магафуров, сын великого татарского народа, скромный и работящий бульдозерист.

Этот паразит исчез из расположения, видимо, переваривал где-то бедную Шмоньку. Всеобщий «Алярм!» продолжался недолго, гурмана быстро нашли и приволокли на суд. Гнев и презрение были всеобщими, поскольку мы все остались без вторых блюд, ибо повар-азербайджанец заявил, что к оскверненному противню больше не притронется. Никогда.

В отношении несчастного Маги звучали разные предложения, самым гуманным из которых было просто его утопить, и сказать потом, дескать, полез без разрешения в реку и всё. Сумрачный Козлаускас предложил повесить его на раскидистом дубе на берегу Десны, а потом ловить на его останки раков. Практичный такой лабус.

Не менее повара, страдал младший сержант Рахимов, придерживающийся в быту правил Шариата. Халяльной трапезу Маги назвать было сложно. В общем, отодрал до блеска противень содой и песочком наш кулинар, я, используя полученные в Училище навыки, прокалил его до красна в плите. Преданный остракизму Магафуров отправлен был спать под замок в погреб. Повар и Рахимов долго и усердно молились на Восток. К утру следующего дня нормальное функционирование кухни было восстановлено, однако Мага так и спал в погребе до самого конца испытаний, коллектив принять его обратно в палатку отказался наотрез.

Сумбурная и трудная неделя подошла к концу. Все устали, и я, пользуясь правами гарнизонного начальника, объявил воскресенье выходным днем. Солдаты были рады просто вдоволь поспать, постираться, посидеть на песочке у полноводной Десны. Да и нам, нежному капитану, мне и заводчанам хотелось перевести дух. Дневального на въезд на полигон в то воскресное утро я разрешил не выставлять, отдыхать, так всем.

Мы ещё нежились в койках, как вдруг… Ох, уж это драматическое «вдруг»! Короче, от пинка ноги распахнулась дверь, и в проеме возникла внушительная фигура в летной кожаной куртке, свитере и форменных брюках. Сверху была голова с красным надменным лицом. Голова открыла свой громкоговоритель и загрохотала семиэтажным матом. Мы удивленно уставились на этот сошедший с пьедестала монумент. Монумент сулил всем нам медленную, мучительную гибель на узкой полоске Вечной мерзлоты или последнем островке Курильской гряды.

Первым обрёл дар речи опять-таки я. «Вы кто такой будете, гражданин?» – строго так спросил Ваш покорный слуга. Теперь монумент перенес весь огонь на меня. А я, знаете ли, не люблю почему-то, когда на меня матом орут. Ну, вот не люблю, и всё. Выбравшись из-под одеяла и неспеша надев форму, вставив ноги в сапоги и обретя уверенность, вновь поинтересовался личностью монумента и целью его прибытия.

Монумент, шипя паром и клубясь дымом, как паровоз, важно заявил, что он – помощник военного прокурора Киевского военного округа, подполковник юстиции. А у нас бардак, и мы преступные элементы, и нам всем полный. этот самый Но он великодушен и милостив, и поэтому дарует нам жизнь и свободу в обмен на трактор с трактористом с целью спланировать его дачный участок.

А к полигону как раз прилегало окружное садоводство. Я ему резонно ответил, что трактора такого у меня нет. «Как это нет?! А что это вон там, под брезентом стоит в количестве 2-х единиц? Мотоциклы с колясками, что ли? Ты за кого меня держишь, лейтенааант! Сукин Ты сыыыын! Как стоишь? Почему эти двое (и ткнул пальцем в заводчан) в очках и небритые? Под трибунал пойдёшь, меррррзавец!» И тут мне стало смешно. Я попытался объяснить служителю Фемиды, что трактора эти экспериментальные, что от них всякого ожидать можно, куда там… В общем, извлеченный из погреба Магафуров отправился на тракторе навстречу приключениям на прокурорский участок.

Воскресный погожий денёк пролетел быстро, ближе к вечеру мы с капитаном, заводчанами и младшим сержантом Рахимовым смотались на «буханке» в пуховский магазин за вкусняшками и галантереей. Быстро темнело. На обратном пути внимание наше привлекла странная суета в садовом товариществе. По небу скользили сполохи света, кто-то пронзительно и нецензурно кричал, что-то громко падало оземь. «Давай-ка туда», – приказал я водителю.

По мере приближения к месту армагеддона, меня всё больше и больше разбирал смех. Так и есть, Господь снизошёл к моим маленьким слабостям, и хамство со спесью были наказаны. Трактор в очередной раз «завис» на прокурорском участке, с опущенным отвалом и рыхлителем. Магафуров безучастно болтался в кабине, а безжалостный механизм вращался вокруг себя через правую гусеницу и крушил всё и вся. Забор, фонарный столб, штабель кирпича, соседскую баню, соседский же посев картофеля, неуклонно приближаясь к застрявшему в зыбком песке прокурорскому автомобилю ВАЗ-2106.

Прокурорский вцепился в баранку руля и неистово газовал – тщетно, машина садилась в песок всё глубже, безжалостный монстр был всё ближе. Всё-таки, я рожден милосердным, хотя и вредным. Быстро подбежав к трактору, я хлопнул по красной кнопке, и чудище остановилось. Прокурорский на дрожащих ножках вывалился из своего авто. Вокруг грозной стеной стояли потерпевшие соседи. «Та-ак, понятно», – артистично возгласил я. «Вы, гражданин, испортили секретную, дорогостоящую, ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНУЮ ТЕХНИКУ!!!!!» – давая волю своему стёбу заорал я. «Это Вы теперь под суд пойдёте, нет, даже побежите! Особый отдел по вам рыдает!»

Не буду утомлять Читателя подробностями, но более никто и никогда не смел нарушить плавное течение опытной эксплуатации действующих макетов, а председатель товарищества издали раскланивался со мной, первым.

Как я уже упоминал выше, вскоре случилось у нас Высочайшее Присутствие, то есть своим появлением нас удостоил Командующий Краснознаменным Киевским Военным Округом генерал-полковник, Герой Советского Союза Борис Всеволодович Громов. Накануне вечером к нам примчались Зампотыл батальона гвардии майор Миша, кормилец и одевалец Саша Баламут, отделение солдат с граблями и краской и начальник ПХД дорожного батальона гвардии старший прапорщик Коля Кравчук.

Грибок дневального покрасили, палатку поменяли на новую, всем срочно выдали чистое бельё, воинов-гвардейцев подстригли. Территорию убрали под грабли. Кравчук сменил повара у плиты, появились вкусняшки: сгущёнка, сало, квашеная капуста и солёные помидоры. Всё было вымыто, выметено, шайка дорожников эвакуирована в бригаду. В воздухе звенела струна взволнованного ожидания.

Утром под грибком занял позицию образцовый Козлаускас, Рахимов бдел у радиостанции. Около 10-ти утра брякнул «тапик»: ЕДУТ!!! Заводчане ночь отколдовали у одного из тракторов, сейчас он стоял на зелёной лужайке и ждал звёздного часа. На въездной дороге запылили два «Уазика» и лихо тормознули возле меня. Из первого вышли Громов и мой Отец (они с Б.В. старинные товарищи по Афгану), из второго начальник Политотдела бригады, порученец Громова и майор, обвешанный фотоаппаратурой. «Смиирна! Товарищ генерал-полковник! Личный состав полигонной команды проводит полевые испытания инженерной техники! Начальник полигонной команды гвардии лейтенант Келпш!» – громко и торжественно, как протодьякон с амвона, провозгласил я. Поздоровались, Отец заговорщицки мне подмигнул. Доложил Борису Всеволодовичу ТТХ машины и область её применения.

Повесив себе на грудь пульт управления, и, с замирающим сердцем включил «массу» и нажал кнопку «пуск». Трактор выпустил из выхлопной трубы клубочек сизого дыма и радостно зарокотал дизелем. Поехали вперед, потом назад, покрутились на месте, передвинули отвалом кабельную катушку. Всё, стоп. «А ну ка, давай теперь я», – сказал Громов, я передал ему пульт, объяснил, на что нажимать. Борис Всеволодович запустил двигатель и погнал трактор на 200 метров, всё работало, как ни странно, замечательно. Фотограф порхал вокруг нас с фотоаппаратом, и мы вместе вошли в Историю. Потом они с Отцом и свитой удалились на берег Десны вспоминать минувшие дни и битвы, Кравчук потчевал их ухой и шашлыком, а мы дружно выдохнули.

Потом они уехали, а вскоре я получил первое офицерское поощрение – благодарность от Командующего ККВО, Рахимов стал сержантом, Козлаускас – младшим сержантом, остальных поощрили властью комбата, что тоже неплохо. Вскоре закончились испытания, мы вернулись в батальон, и потекла повседневная военная жизнь, полная трудов, забавных приключений и снова напряжённых усилий, чтобы выполнить свою основную боевую задачу – поддерживать вверенное подразделение в постоянной боевой готовности.