Читать книгу Воин ПрАви - Евгений Косенков - Страница 7
ЧАСТЬ 1
НА КУЛИКОВОМ ПОЛЕ
ОглавлениеТуман понемногу рассеялся. Войска стояли друг против друга. Казалось, что это две огромные тучи, готовые столкнуться между собой и породить гром и молнию. По противоположные стороны поля стояли славянские и тюркские воины. Братья по крови и духу. Потомки самого Ария, воины одного государства, неожиданно оказавшиеся заложниками честолюбивых замыслов.
Мамаево войско состояло из закаленных в битвах воинов, чей жизненный путь есть военное дело. В состав великокняжеских войск входили ополченцы, крестьяне и горожане. Их оружием зачастую были рогатины, дубины, косы. Ко всему этому Дмитрий созвал под свои знамена весь разбойный люд, для которых сражение и нажива были смыслом жизни, обещая прощение и отпущение грехов. Настоящей боевой единицей царского войска являлись дружинники.
Встало солнце над головами, заблестели доспехи. И налетел степной ветер, словно в последний раз, пытаясь разрешить спор миром. Склонили головы Дажьбожьи внуки, прося прощения за кровь братскую, что придется им пролить в ковыль-траву. И налетело воронье со всей округи, предчувствуя этот кровавый пир в ясный сентябрьский день.
– Глянь, князь, никак поединщик царский выехал, – Витимир указал на пространство меж войсками. – Где он такую хрупкую лошаденку нашел? Неужели в броню заковал, чтоб ребра не треснули от такой туши.
Дмитрий согласился.
– Такому равного не найти. От одного толчка можно умереть.
– Наши молчат.
– Еще бы. Кто победит в поединке, на стороне тех и правда.
– Сшиби такого. Скорее копье тупым концом тебя пронзит, чем острым воткнешь ему в сердце.
– Заволновались ряды. Неужели нет никого, чтоб этого огромного завалить?
– Похоже, князь, правда и без боя на другой стороне поля.
– Теперь уже не время рассуждать, – Дмитрий в одно мгновение вскочил в седло. – Дай копье.
– Остынь, Валуй, все погубишь, – Владимир Андреевич схватил коня под уздцы. – Если ты выйдешь, мы потеряем внезапность, а так, то и победу. Остынь.
– Князь, инок выехал.
Все трое пристально разглядывали далекую фигуру всадника в черной схиме.
– Пересвет, – Владимир Андреевич оглянулся в сторону Валуя. – А ты говорил единоборца нет. Есть, и какой! Сам Сергий Радонежский благословил.
Дмитрий спешился и, не отрывая взгляда, наблюдал за развитием событий.
Всадники разъехались, развернулись, подняли копья и пришпорили коней, которые, что есть духу, рванули навстречу друг другу.
Удар, звон металла и громила выпал из седла. Пересвет повис, обняв шею коня, и затем медленно сполз на землю.
Княжеские полки, куда входили крестьяне, горожане, разбойники со свистом и улюлюканьем ринулись вперед. Два потока столкнулись. Крики, стоны, звон, пыль – все смешалось. Стало жарко даже тем, кто находился в тени дубовой рощи, который лишь наблюдал за ходом сражения. Закованные в доспехи ратники Мамая, сначала вроде смяли легковооруженных воинов князя, но ненадолго. Часы летели, как минуты. Неимоверная жара и давка уносили жизней больше, чем мечи, стрелы и копья.
Владимир Серпуховской нервничал, но молча смотрел на поле битвы. Наверно, из всех, кто находился в засаде, лишь один человек не выказал беспокойства. Это был воевода Боброк – Волынский или просто Волынец. Навалившись всем телом на оседланного коня, отрешенно смотрел на битву. Братская кровь пополняла воды стремительного Дона.
Ближе к вечеру конница темника ударила по левому флангу княжеских войск, которые под стремительным натиском стали медленно откатываться к берегам реки. Конные направо и налево рубили пеших прямо пред глазами воинов Засадного полка, среди которых пошел ропот. Князь Владимир подъехал к Волынцу.
– Пора. Если не ударим сейчас, то останется помогать лишь мертвым. – Его глаза яростно сверкали и сверлили воеводу.
– Не время. У Мамая есть еще резерв, и он его введет в сражение, когда будет уверен в победе. Ударим сейчас, проиграем битву.
Князь Серпуховской уже давно был в седле и не находил себе места. Его рука твердо сжимала рукоять меча, готовая в любой момент выхватить из ножен меч. Казалось, что вся дубовая роща и орешник на опушке шелестели и словно переживали точно так же, как и все воины засадного полка.
И вот пришло время. Боброк вскочил в седло, поднял над головой меч и будто хищная птица с небес набросился на врага. Хитрый прием Чингисхана – внезапность, вновь оправдал себя. Мамаевы конники, предчувствовавшие победу, были смяты, разбиты. И грозным клином разрезали вражеские войска всадники князя. Исход сражения был предрешен.
Валуй в числе первых ворвался в растерявшуюся толпу врага и рубил направо и налево, сек, пластал, сносил головы с плеч. Кровь забрызгивала коня и доспехи, на зубах скрипела пыль.
Всадники еще долго гнали бегущих, кого пленяли, кого убивали, но самого Мамая так и не настигли.
Когда начали искать великого князя Дмитрия, то в его одеждах у великокняжеского стяга, нашли посеченное тело боярина Бренка. Самого Дмитрия Ивановича не было ни среди живых, ни среди мертвых.
Валуй отъехал в поисках великого князя в сторону от поля за дубраву. Кто-то видел, как он, раненый, скакал в эту сторону. Осмотрев опушку с орешником, слегка углубился в рощу.
Вдруг тренькнула спущенная тетива, Дмитрий вмиг прижался к шее коня. Стрела вонзилась в дуб на головы всадника. Острый взгляд в одно мгновение уловил четверых пеших воинов. Меч блеснул в руке Валуя и уже один из врагов, упал разрубленным надвое. Вторая стрела нашла цель, вонзилась в грудь меж пластин над самым сердцем. Перехватило дыхание. Дмитрий достал мечом еще одного врага, попав по незащищенной шее. Но тут же прилетели еще две стрелы, ударили в грудь, и вышибли из седла. Валуй упал на спину и выронил меч.
Откуда-то издали донеслись голоса.
– Готов?
– Вроде готов.
Кто-то склонился и поднес ладонь к губам умирающего.
– Дышит.
– Пущай. Авось выживет. Бери коня. Уходим.
– Дрема-то, живой?
– Какое там. Полшеи перерезал.
Валуй с трудом приоткрыл глаза и увидел удаляющихся людей и коня, хотел встать, но не смог. Хотел крикнуть, но голос пропал. А вскоре и силы стали покидать тело…
Дмитрий закрыл глаза, и весь мир завертелся в его сознании, проносясь мимо, как татарская лава в рассыпной атаке. И только образ Насти застыл последней картинкой земного мира.