Читать книгу Как ломали замок границы - Евгений Крушельницкий - Страница 4

Это отец, сын и брат. Иван Лукьянович – публицист, писатель, спортсмен и общественный деятель, – самый известный из этой троицы, которой в 1934 г. удалось бежать из Соловецкого лагеря в Финляндию. Его книга «Россия в концлагере» издана на многих языках.

Иллюзий по поводу пролетарской власти у них не было. Да и сами строители нового мира своих взглядов не скрывали. Когда в 1922 году в немецкий Штеттин потянулись «философские пароходы» с оппозиционной интеллигенцией, Лев Троцкий, тогдашний председатель Реввоенсовета, откровенничал: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть их было невозможно».

Или такой большевистский деятель, как Дмитрий Мануильский, в то время первый секретарь компартии Украины. С ним Солоневич встретился в качестве корреспондента и в разговоре высказал мысль, что большевизм обречён, потому что ему не сочувствуют массы. Ответ был по-партийному принципиален:

– Да на какого же нам чёрта сочувствие масс? Нам нужен аппарат власти. И он у нас будет. А сочувствие масс? В конечном счёте – наплевать нам на сочувствие масс.

Иван начинал работу журналиста с заметок на спортивные темы. Потом перешёл на публицистику, и в Петрограде работал в газете «Новое время», которую большевики закрыли на второй день после революции. Серьёзно занимался спортом – борьбой, боксом, тяжёлой атлетикой, играл в футбол, что потом ему не раз поможет в жизни.

Одновременно учился в университете на юридическом, а в голодные дни вместе с друзьями пытался работать грузчиком, зарабатывая впятеро больше, чем в редакции. Да только наладить отношения с профессионалами не вышло: те восприняли отказ студентов от денатурата как оскорбление…

Когда большевики окончательно захватили власть, пришлось бежать на юг, чтобы эвакуироваться вместе с врангелевской армией. Но жена с пятилетним сыном добралась до места только когда последний корабль уже ушёл.

На этом берегу осталось немало единомышленников. Были и встречи, и разговоры, которые не прошли мимо ушей бдительной соседки. Так вся семья оказались в одесской ЧК. Однако погибать им было ещё рано, и вскоре случилось чудо: улики из дела исчезли (не без помощи друга-чекиста) и семью отпустили.

Чтобы не голодать, Иван с братом организовали «бродячий цирк», разъезжая по сёлам. Устраивали силовые представления, борцовские и боксёрские поединки. Выступали даже с легендарным Иваном Поддубным. Плату брали продовольствием.

В нэповские времена Иван с семьёй переехал в Москву. Занимался спортивной журналистикой, писал книги на эту тему. Жил на главной улице столицы – на Тверской. Правда, в коммуналке, где на восемь семей приходилось семь комнат, и потому ванная тоже была заселена. Солоневичам «повезло» – Бориса сослали на Соловки, и его комната освободилась. Дело в том, что ещё с ранних лет Борис участвовал в международном скаутском движении. Дети вместе со взрослыми играли в разведчиков, а попутно приобретали много ценных навыков, стараясь быть полезными и людям, и природе.

Большевики объявили скаутинг реакционным, буржуазным явлением и придумали пионерское движение, где кое-что взяли от скаутов, однако главным стало уже другое: быть готовым к борьбе за дело коммунистической партии. Вот за это своё прежнее увлечение Борис и получил восемь лет Соловков, но вскоре из-за болезни лагерь заменили ссылкой.

Властям было наплевать не только на сочувствие масс, но и на сами массы. Голодомор начала 1930-х с миллионами погибших приближался, и мысль о побеге не оставляла семью. Жена Ивана Лукьяновича Тамара оформила фиктивный развод, вышла замуж за немца, тоже фиктивно, и уехала в Германию уже всерьёз. Что ж, на войне, пусть даже с собственными властями, обмана нет, а есть военная хитрость. Вот и приходилось хитрить.

Между тем, Иван основательно готовился к побегу. Во время журналистских командировок побывал в нескольких приграничных районах. Вариант с персидской границей вскоре отпал: семья такой маршрут пройти бы не смогла. А в сентябре 1932-го попытались бежать через Карелию целой группой: отец с сыном и брат с женой. «Туристы-охотники» рассчитывали добраться за неделю, но оптимистический прогноз московского метеобюро подвёл: внезапно похолодало, начались дожди. Мало того, что заблудились, попав в зону магнитной аномалии, так ещё и Иван, несмотря на завидное здоровье, заболел. Побег отложили до весны, но снова не повезло – у сына аппендицит.

Осенью сорвётся и третья попытка, на этот раз – с серьёзными последствиями. Группа стала обрастать друзьями и подругами, не всегда проверенными. И вот одна из подруг привела с собой ещё и любовника, который по совместительству служил чекистам под кличкой Прицельный. Дальше всё шло уже по чужому плану. В поезде Москва – Мурманск их вагон оказался последним, места – в разных купе, причём пересаживаться проводник запретил. А попутчики – все 36 бойцов невидимого фронта – были готовы скрутить этих спортсменов, мастеров джиу-джитсу. И скрутили. В итоге вагон отцепили, поезд с ничего не заметившими пассажирами отправился дальше, а неудачливые беглецы остались в Ленинграде, в доме предварительного заключения на Шпалерной. И опять им повезло: до расстрельной статьи за такие дела оставалось меньше года. Братьям дали по 8 лет, а Юре, по малолетству, всего трёшку.

Если на Соловках многие не знали, за что сидят, то Солоневичи – знали. И по-прежнему не оставляли уже полупризрачные мысли о побеге.

Борис работал по специальности – врачом, а Ивану очень помогли известность и прежние связи. Так он попал в лагерное спортивное общество (было и такое), а когда замаячила перспектива отправки на дальний участок, предложил начальству провести «вселагерную олимпиаду», обещая всё организовать. Успех сулил не только статьи в газетах, но и ордена чекистам – мастерам «перековки». Идея понравилась, руководство горячо поддержало.

Началась активная работа. Иван Лукьянович оформляет командировки для себя и сына. Борис должен был бежать в тот же день – в полдень 28 июля 1934 года, из другого места, из Лодейного Поля, столицы Свирьлага.

За несколько дней до побега газета «Правда» напечатала постановление Совнаркома: за попытку побега за границу – расстрел. На это Солоневич-старший заметил: «Не меняет положения», а младший презрительно пожал плечами…

С разницей в три часа отец и сын покинули лагерь и встретились в условленном месте. Конечно, это не была спокойная прогулка. О чём только не подумал Иван Лукьянович, когда с тяжёлым рюкзаком, рассчитанным совсем не на командировку, встретил на дороге красноармейский патруль… На этот раз все неожиданности (а долгая дорога по болотам и бездорожью была ими полна) щадили беглецов: пули пограничников в них не попали, собака потеряла след, случайный встречный поверил складной выдумке и не поспешил с доносом. Вот и тут патрульные узнали спортивного активиста, прежде чем автор пособия для НКВД «Самооборона и нападение без оружия» пустил в ход свои навыки.

Им повезло: на шестнадцатый день отец и сын стояли на финской земле. В домике, к которому они вышли, их радушно встретили и проводили к пограничникам. Вскоре выяснилось, что брат был уже в Финляндии. Он пришёл на два дня раньше, едва не утонув в карельском болоте.

Несмотря на доброжелательных людей, жизнь в стране для эмигрантов была непростой. Двойной успешный побег навёл финскую полицию на размышления, что беглецы – всего лишь агенты НКВД. Русский общевоинский союз, созданный бароном Врангелем, который объединял участников Белого движения и их единомышленников, тоже присматривался к Солоневичам с подозрением. Только у агентуры НКВД, которыми кишело зарубежье, вместо сомнений было искреннее желание уничтожить всех троих.

В эмиграции Солоневич пытался рассказать местной благодушной публике – прежде всего русской эмиграции – о той России, из которой бежал. Там задавали тон отставные политики вроде Павла Милюкова. Тот в своё время возглавлял партию кадетов, был министром иностранных дел во Временном правительстве и в конце концов благополучно осел в Париже. А в 1936 году выдал оптимистический прогноз, что-де советская власть эволюционирует в лучшую сторону, и призвал эмигрантскую молодёжь вернуться на родину. Горе-политику не приходило в голову, что он зовёт людей на смерть. В ответ Солоневич, по его словам, «устроил скандал неприличного размера»: «Я основал свою газету. Я опубликовал в ней личное письмо П. Милюкову. Я выражался так, как в приличной прессе выражаться не принято и не было принято. Но я спас эту молодежь от возвращения в Россию и от отправки на Соловки».

Начал печатать в газете свой главный труд «Россию в концлагере». Его голос из Финляндии слышался плохо, но европейские державы пускать к себе смутьяна не хотели. Ведь в те времена ещё очень многие «шагали не в ногу» с Солоневичем – от советских и европейских руководителей до обывателей по обе стороны границы. В лучшем случае – просто травили, в худшем – пытались убить. С трудом перебрался в Болгарию. И вот однажды на его адрес пришла посылка. Секретарь взялся открывать, жена Солоневича Тамара стояла рядом. Посылка взорвалась, оба погибли.

Пришлось переехать в более спокойную в то время Германию. Там, кстати, он был уже известен благодаря вышедшей «России в концлагере» (её напечатали под названием «Потерянные: хроника неизвестных страданий»). Книга стала популярна, в том числе и у партийного руководства. Ею заинтересовался сам Гитлер, а Геббельс в своих дневниках писал: «С ужасом читаю вторую часть „Потерянных“ Солоневича. Да в России просто кромешный ад. <…> Ужасно, ужасно, ужасно! Мы должны защитить Европу от этой чумы».

Да только уже очень скоро в самой Германии будет не лучше. Но что может быть хуже такой антирекламы для советских идеологов? Ведь по их логике, в грязных делах повинны не их творцы, а те, кто об этом рассказал и тем самым «лил воду на мельницу врагов»… В России издадут эту книгу только на исходе столетия.

А пока Солоневича на его родине самого объявили фашистом. Ещё ж не знали, что утром 24 августа 1939-го, через два дня после подписания исторического пакта с Гитлером, наш вождь поднимет бокал с шампанским за самого главного фашиста (точнее – нациста) и скажет: «Я знаю, как немецкий народ любит своего фюрера. Поэтому я хочу выпить за его здоровье». И сменится ещё целое поколение, прежде чем на весь мир прозвучат солженицынские слова: «Если режим безнравственен – свободен подданный от всяких обязательств перед ним».

Между тем, Иван Лукьянович смотрит, сравнивает, анализирует. Гитлер вместо Сталина, гестапо вместо НКВД, Дахау вместо Соловков… Но что больше всего его поразило – сходство самих революционеров: «общность того человеческого типа, который делает революционную эпоху, той „массы“, которая вздымается на гребне революционной волны – и прёт к своей собственной гибели». Арийцы или пролетарии, призванные спасти якобы заплутавшее человечество, – «оба мессии на практике превращаются в рабочее быдло, и бюрократия поставляет им всё для быдла необходимое: ярмо, кнут и корм – корма меньше, чем чего бы то ни было другого».

В результате появилась книга «Диктатура сволочи». Написана в 1939 году, когда и коммунисты, и нацисты успели себя проявить.

Такие выводы устраивали далеко не всех. Европейские кабинетные либералы поспешили назвать книгу клеветнической. Да и на родине о нём не забыли: снова взорвалась бомба, теперь уже под машиной. И снова спасла случайность (впрочем, верующие объясняют это иначе).

Когда началась война, Солоневича не оставляла надежда изменить немецкую политику в отношении России. Он пытался убедить вождей, что попытки её покорения самоубийственны, и единственная возможность победы над большевизмом – это война вместе с русским народом против коммунистов.

Немцы, в свою очередь, пытались переманить его на свою сторону и предложили работу в оккупационной администрации Белоруссии, откуда Солоневич родом. Он отказался и направил на имя Гитлера меморандум, где изложил свою позицию и заявил, что война против России окончится разгромом и гибелью Германии. В результате в октябре 1941 года его вызвали в гестапо и приказали в трёхдневный срок покинуть Берлин и поселиться в Померании. А заодно запретили заниматься политической деятельностью, включая журналистику.

Солоневич для своей ссылки предпочёл Темпельбург (теперь это польский Чаплинек неподалёку от Щецина). Однако в середине января 1944 года Солоневичу вместе с сыном и его семьёй пришлось бежать из ссылки под угрозой советского плена. Смерш наступал на пятки, и спасла только аргентинская виза. Туда и уехали.

И всё бы ничего, если б не активность публициста. Тамошнему правителю Перону, который вёл страну по собственному пути – третьему, между капитализмом и социализмом, не понравились отзывы эмигранта о социалистических идеях, и он предписал Солоневичу-старшему в трёхдневный срок покинуть страну. Тот перебрался в Уругвай, где его и настигла последняя болезнь. Врачи помочь не смогли, и Иван Лукьянович умер на 62-м году своей насыщенной жизни. Той же весной, что и Сталин, пережив вождя на полтора месяца. Но если диктатора ждали хула и вынос из мавзолея, то Солоневич в 1989 году был реабилитирован военной прокуратурой Ленинградского округа. Вместе с братом.

Оба дорого заплатили за свою свободу. Если у Ивана жена погибла от взрыва, то жену Бориса Ирину расстреляли в 1938-м, а судьбы детей остались неизвестны. Не пощадили и прочую родню, включая брата жены. Погиб и отец, Лукьян Михайлович, белорусский историк и журналист.