Читать книгу Хроники Ветра: Голоса на брусчатке - Евгений Кузнецов - Страница 2

Калининград встретил их тишиной, но не той, что бывает в деревне или в тайге. Это была городская тишина – напряжённая, как перед грозой, будто сам воздух затаил дыхание, чтобы не разбудить то, что спит под брусчаткой.

Марк остановил Москвич у обочины на окраине. Впереди – город-палимпсест:

– немецкие кирпичи с выщербленными гербами,

– советские панели, будто вросшие в землю,

– новые вывески на русском, английском и даже немецком – «Café», «Souvenirs», «Königsberg».

– Он не знает, кем быть, – сказала Аня, глядя в окно. – Ни немцем. Ни русским. Ни новым.

Он – всем сразу. И поэтому никем.

Они проехали мимо Кёнигсбергского замка – теперь лишь фундамент и мемориальная доска. Мимо Дома Советов – гиганта, застывшего в незавершённости, как недосказанный приговор. Мимо парка, где дети играли на площадке, построенной поверх бывшего кладбища.

И нигде – ни одного зеркала.

Не в витринах, не в такси, не в окнах.

Либо их заклеили, либо разбили, либо – убрали.

Как будто город боится своего отражения.

– Здесь нет разломов, – сказала Аня, когда они свернули на улицу Дм. Донского. – Нет петель, нет зеркал, которые дышат.

Это не магия. Это рана.

Глубокая. Старая. Незаживающая.

Улица была узкой, вымощенной брусчаткой, будто время здесь остановилось в 1945-м. По обе стороны – старые дома с высокими потолками и слепыми окнами. А между ними – фонари.

Днём – мёртвые.

Стекло – пыльное. Лампы – тёмные.

Но Аня чувствовала: внутри них – пульс.

– Они ждут ночи, – прошептала она.

Марк вышел из машины. Подошёл к ближайшему фонарю. Дотронулся до чугунной стойки.

И ощутил боль.

Не в руке.

В костях.

Глубоко, как будто кто-то вбил в него воспоминание, которое не принадлежало ему.

– Город помнит слишком много, – сказал он, не оборачиваясь. – И не знает, что с этим делать.

– Он не хочет забыть, – ответила Аня. – Но и не может просто помнить.

Память без благодарности… становится тенью.

Она подошла ближе. Посмотрела на фонарь.

– Видишь трещину на стекле?

Там, где оно самое тёмное – именно оттуда ночью выходит голос.

Не один. Много.

Как будто все, кто умер здесь, поют хором.

– Почему именно эта улица?

– Потому что здесь никто не победил.

Только потеряли.

В этот момент из соседнего дома вышла старуха с ведром. Увидела их – замерла.

– Вы не местные, – сказала она, не вопрос, а утверждение.

– Нет, – ответил Марк.

– Тогда уезжайте. До заката.

А то… фонари начнут звать.

– Кого звать?

Она посмотрела на него с жалостью.

– Тех, кто ещё может услышать.

И ушла, не оглянувшись.

Марк и Аня остались одни на улице.

Ветер шевелил листву.

Где-то вдалеке – гудок корабля в заливе.

– Мы останемся, – сказал Марк.

– Да, – кивнула Аня. – Потому что именно здесь

память просит быть услышанной.

Она села на бордюр. Достала блокнот. Начала записывать:

«Фонари. Голоса. Смола. Брусчатка. Дети в подвале. Два языка. Одна клятва».

Марк вернулся к машине. Включил магнитофон.

Тишина.

Но в ней – ожидание.

Где-то под землёй, в развалинах бункера, в трещинах кирпичей, в чёрной смоле фонарей —

кто-то ждал.

Не спасения.

Не мести.

А просто слова:

«Я помню вас».