Читать книгу Пираты медного века - Евгений Леонидович Саржин - Страница 11

Это был день боли, один из тех, к которым Хашма, как она думала, уже привыкла. Чрево болело, где-то внизу и справа, тупо и тошнотворно, но иногда отдаваясь острым уколом – например, когда она резко разгибалась. Во рту стоял вкус мокрой меди, и его нельзя было ничем прогнать.

С прошлого времени дождей, когда появилась боль, женщина уже успела понять, что обращаться к духам предков и Невидимой матери бесполезно, и сейчас просто ждала своего времени. Люди Стены часто умирали после таких болей, а ведь она и так немолода. Её старшая дочь Лукад уже под защитой духов нового рода и несет ребенка от своего мужчины. Зато совсем юна младшая Хин, и что станется с ней?

Боль не мешала Хашме выполнять привычную работу, и её руки, пусть и медленнее, чем обычно, замешивали с водой ячменную муку, бросали очищенные ягоды можжевельника в сосуд, до половины наполненный водой, толкли в пыль сухую охру…

– Здоровья и спокойного сна твоим детям, Хашма, – прозвучал голос от двери, – дозволь мне войти.

Тень упала на полосу льющегося через проем утреннего света, но Хашма даже не повернулась.

– Входи и говори, Гонаб, – сказала она, осторожно высыпая бурую охряную пыль в небольшую тарелочку из светло-красной глины.

Сухие ветви, устилавшие пол у входа, сдавленно хрустнули, тень на полу качнулась и поползла. Хашма, наконец, повернулась к входу.

– Я ждала, что ты придешь, – она проглотила часть, где говорилось о детях.

– И знала, что я хочу сказать? – усмехнулась гостья, но Хашма покачала головой:

– Мы все сейчас говорим об одном, о совете, что будет в день тонкой тени, и о том, что надобно делать народу Невидимой матери.

– Я хочу не просто говорить с тобой, Хашма, – Гонаб подобрала свою длинную юбку, так, что открылись крепкие колени, – я хочу тебе показать кое-что. Пойдем со мной.

– Сейчас? – Хашма на мгновение вышла из своего равнодушия, покрывавшего свербящую боль где-то в глубине, – я видела все, что должна была видеть в Стене.

– Все? – Гонаб впервые улыбнулась, и улыбка вышла недоброй, – а когда ты последний раз смотрела на хранилище?

Хашма только покачала головой в ответ. Обе знали, что за запасы зерна в ямах отвечает Гонаб, она говорит с другими матерями, отмеряя им, сколько нужно. Хашма же привыкла полагаться на дочь, которая просто приносит время от времени полный сосуд.

– Идем со мной, – с нажимом повторила Гонаб, и хозяйка жилища неохотно кивнула, и повернулась, ища взглядом сандалии.

Хранилище представляло собой квадратное здание, самое большое в селении – со сложенными из скрепленных глиной камней стенами, глиняным полом и тщательно вырытыми ямами-хранительницами. Ямы обмазывали глиной, обжигали – но так же окропляли водой из источника и бросали на дно череп черной кошки, что должно было отпугивать прожорливых духов, поражавших зерно гнилью или принимавших вид мышей.

Работало это плохо, и нижние слои зерна, как ячменя, так и пшеницы, неизбежно оказывались сильно попорчены грызунами, перемешаны с их пометом и даже трупиками. И все равно другого выбора не было – и зерно, после урожая сваливали здесь. Оно принадлежало всем – каждая семья, должна была получить его столько, сколько решат дать старшие матери, а давали они, исходя из пользы, которую семейство приносило селению. Впрочем, давно ходили слухи, что некоторые семьи получали больше зерна, чем другие, в обмен на услуги матерям – об этом говорили и на тех, роковых советах, когда…

Хранилище встретило женщин запахом лежалых злаков. Его нельзя было назвать сильным, но он окутывал целиком, и проникал, казалось, даже через глаза. Хашма, чуть пригнувшись, вошла внутрь вслед за Гонаб, оттащившей деревянную дверь-заслонку.

Внутри было почти светло – проемы в потолке, оставленные намеренно, пропускали горячий небесный свет, и словно два ярких пальца упирались вглубь зерновых ям. И дверь, через которую они вошли, чертила на полу яркую полосу. Все же, Хашма чуть поморгала, привыкая к разнице в свете снаружи и здесь, оглянувшись, пару раз втянула воздух, и, наконец, спросила:

– Что это за запах, Гонаб? Раньше он не был таким сильным, как я помню.

Её спутница, ставшая в полушаге от зерновой ямы, усмехнулась, как будто ждала этого вопроса.

– То, что ты должна знать, но не знаешь, – бросила она, – так пахнет зерно, которое порчено.

– Часть зерна всегда бывает порченой, – возразила Хашма, чувствуя, что в этот раз все окажется не так просто, и Гонаб покачала головой:

– Часть – да, но в этот раз порчено куда больше. Мы с сестрой осмотрели здесь всё вчера. Из этого зерна, – женщина вскинула руку, – порчена третья часть. Все, что внизу. Обе ямы.

Она замолчала, и Хашма некоторое время переводила взгляд с одной хранительницы на другую. Ямы, примерно в семь шагов длиной, были сейчас заполнены зерном лишь частично, над пшеницей и ячменем виднелась буро-серая стенка из обожженной глины. Его здесь немного, но если и из него третью часть нельзя есть, то…

– Урожай будет бедным, все, кто ходит на поля, говорят об этом, – ответила невысказанный вопрос Гонаб, – а того, что есть, нам и до дождей не хватит.

– Такое случалось и раньше, – глухо сказала Хашма, сморщившись от очередной болезненной судороги внизу, – плохо, но народ Стены знает, что с этим делать. Охотники принесут мясо, забьем коз, соберем раковины на берегу, рыболовы что-то поймают. Зерна, что не хватает, можно выменять в других селениях нашего языка.

– Там тоже долго не было дождей, и также ярко горит Красный глаз. И, кроме того, на что же мы будем менять, Хашма?

Она не ответила на вопрос, вместо этого несколько раз медленно вздохнула и выдохнула, собираясь с силами.

– Я вижу твои слова, Гонаб, – тихо проговорила она, – ты хочешь, чтобы мы ушли с побережья, и вырыли колодцы на новом месте. Это тяжелый путь.

– И жизнь здесь не легче, – бросила Гонаб, – когда-то у нас был камень и медь с далеких островов, рыба и раковины, зерно и мясо. А сейчас…

– Сейчас, Гонаб, тобой владеет дух того, кто был отдан морю после совета, – сказала Хашма так же тихо, словно её голос шелестел, – ты попросила себе его череп и мы не отказали. Скажи, теперь…

– Я говорю не о Латха, – голос женщины треснул, как глиняный черепок, по лицу пробежала быстрая гримаса, и так же быстро исчезла, – а о том, что люди Стены будут голодать уже во время дождей, и о том что у нас нет ни камня, ни меди, ни даже рыбы!

– Лирм должен был привезти камень с далеких островов, – сказала Хашма, её лицо оставалось бесстрастным, в отличие от пылавшей Гонаб, – значит, будет, что предложить на мену.

– Если бы Лирм был жив, он бы уже вернулся, – ответила Гонаб.

Но Лирм вернулся. Хашма услышала шум и голоса, когда, закончив домашние дела, лежала на плетеном мате в своей хижине. Боль в животе постепенно уползала в свою дальнюю нору, словно злой дух, поселившийся там, на время насытился.

Сначала она не обратила особого внимания на возбужденные выклики, решив, что это опять ссорятся женщины или подростки. Но, слыша как шаги и гул уходят в сторону моря, зашевелилась и приподнялась на ложе.

Красный глаз уже висел низко, так, что каменная кладка стены не позволила бы его увидеть, и в стоячую духоту поселения пробивались первые ручейки вечерней прохлады. Приподнявшись, Хашма взяла с деревянного столика темный сосуд, и сделала несколько глотков. Вода, пусть и нагревшаяся, освежила её рот и мысли.

«Надо посмотреть, что там случилось», – решила она, с усилием сбрасывая с себя полдневную одурь и слабость.

Большинство жилищ Стены стояли плотно одно к одному, но между рядами был оставлен проход – по нему перемещались люди и волочили грузы. Жилища Старших матерей стояли обособлено – за площадкой с Домом Женщин, на каменном возвышении, которое, как говорят, предки оставили намеренно. И сейчас, осторожно ступая по камням, Хашма не была этому рада.

Пара подростков выскочила их какого-то жилища, почти голые, если не считать повязок на бедрах, и заторопились в сторону моря, догоняя вышедшего раньше мужчину. Но, кроме них, Хашма сейчас не видела никого – куда же делись все, кто шумел?

Повернув за низкое жилище, с растрескавшейся глиной над низким дверным проемом, она поняла, в чем было дело. Люди стояли на стене – по обе стороны от неё, много. Те же, кому не хватило места, сгрудились внизу, у каменной кладки, по которой можно было влезть наверх, и обменивались возбужденными выкриками друг с другом и со стоявшими сверху.

– Они уже почти у раздвоенного камня, поворачивают к пристани, – прокричал сверху мужчина с всклокоченными черными волосами, – будут за Стеной раньше, чем Красный глаз коснется воды!

И хотя мужчина не назвал имени, Хашме вдруг все стало ясно.

– Они все-таки вернулись, – тихо, себе под нос, прошептала она, – Гонаб придется узнать об этом.

И, осторожно присев на круглый камень возле крайней хижины, она стала ждать.