Читать книгу Разбойничья злая луна - Евгений Лукин - Страница 6

В дальнем крыле дворца им отвели небольшую, почти квадратную комнату с четырьмя бронзовыми светильниками, коричневатыми шелками на стенах и стрельчатым, забранным узорной решеткой окном. Два невысоких ложа, стол на причудливо изогнутых ножках, несколько легких резных стульев. Вполне можно было вообразить себя гостями, если бы не тонкие стальные цепи, которыми их вновь приковали – каждого к своему ложу.

Колебалось пламя в бронзовых чашах, за окном бродила во тьме перистая листва. Москитов и прочей летучей мерзости в Харве в это время года почти не водилось.

Для Ар-Шарлахи такая обстановка была привычна, что же касается Алият, впервые попавшей в столицу, то она отнеслась ко всем этим изыскам цивилизации с откровенной враждебностью. Судя по всему, у нее в голове не укладывалось, как это можно просто сидеть на стуле. На стуле не сидят – на стуле восседают, оглашая приговор или, скажем, указ государя… Идея ложа, приподнятого над полом, тоже была ей не совсем понятна.

Однако, поскольку ужин располагался на столе, волей-неволей разбойнице пришлось воспользоваться стулом. Ар-Шарлахи, не церемонясь, откинул с лица повязку. Алият только фыркнула злобно, но смолчала, а через некоторое время открыла лицо сама.

– Так что с тобой тогда стряслось-то? – буркнул Ар-Шарлахи, разливая вино в оловянные кубки. – Держалась-держалась – и вдруг на тебе! Обморок!..

Вопрос произвел самое неожиданное действие. Алият взглянула испуганно, дрогнувшей рукой вернула на блюдо разодранную пополам жареную птичку, и Ар-Шарлахи на секунду почудилось, что разбойница опять лишится чувств и оползет со стула на пол.

– Море… – жалобно произнесла Алият.

– Ну и что?

– Море – это смерть…

Ар-Шарлахи хмыкнул и почесал бровь.

– Позволь-позволь… Так вы что, в самом деле выходили к морю?

Алият вздрогнула.

– Нет, – сказала она. – Конечно, нет… Я его видела только в миражах.

– Ну, в миражах я его и сам видел… – С каждым глотком вина на Ар-Шарлахи снисходило умиротворение. Ему, к примеру, уже не хотелось придушить Алият. Мало того, проявив слабость, разбойница стала ему куда более симпатична. – Вот ты говоришь: смерть… А по-моему, наоборот. Скажи я сегодня, что не знаю дороги к морю… – Ар-Шарлахи осклабился. – Живы – и ладно!

Залпом осушил кубок, задумался. Потом вздохнул и накинулся на еду.

– Море-то ему зачем?.. – пробормотал он, умело орудуя ножом и двузубой вилкой. Замер, не донеся куска до рта. – Слу-шай! А ты заметила, какие у него тени под глазами? Он же явно чем-то болен!..

– Кто? Государь? Он ведь бессмертен!

– Согласно указу – да… – Ар-Шарлахи отправил кусок в рот и принялся жевать с самым задумчивым видом. – А интересно все получается, правда? Объявил себя бессмертным, но сам в этом не уверен… А тут вдруг проходит слух, что какой-то разбойник нашел дорогу к морю…

– Море – это смерть! – возмущенно напомнила Алият.

– Это вы так считаете со своим Шарлахом! А здесь, в Харве, придерживаются учения премудрого Андрбы, согласно которому искупавшийся в морской воде исцелится от любого недуга и станет бессмертным… Ну конечно! Как же это я раньше не догадался?.. Вот он что затевает! Поход за морской водой…

Алият сидела растерянная и бледная.

– А на самом деле? – запинаясь, спросила она.

– Что «на самом деле»?

– Море… Что это такое вообще?

Ар-Шарлахи ухмыльнулся и снова наполнил свой кубок. Хотел наполнить и кубок Алият, но та к вину даже и не притронулась.

– А вот об этом, – сказал он, – мудрецы спорят чуть ли не два века. Одни говорят – царство мертвых, другие говорят – источник бессмертия. А был еще такой Арегуг, прозванный безбожным… Так вот он утверждал, что море – это просто много воды.

Некоторое время Алият подавленно молчала. Глядя на нее, примолк и Ар-Шарлахи. За окном шуршали облитые серебристым светом пальмы. В зарешеченное ажурное окно лезла разбойничья злая луна.

– Да-а… – мрачнея, протянул он наконец. – Впутала ты меня в историю… Как же теперь быть-то?

Алият решительно отодвинула полную птичьих косточек тарелку.

– Сколько кораблей в караване? – отрывисто спросила она вдруг.

– Ну откуда же я знаю! Штук пять… Во всяком случае, Шарлаху даже один такой корабль не по зубам… Если ты, конечно, рассчитываешь на Шарлаха.

С угрюмым видом Алият закрыла лицо повязкой.

– Как они только тут, в Харве своей, живут! – раздраженно сказала она, скорее сползая с сиденья, нежели поднимаясь с него. – Стулья, стулья… Может, они и детей тоже на стульях делают?

– Бывает, что и на стульях… – пробормотал Ар-Шарлахи, сосредоточенно сливая остатки вина в оловянный кубок.

***

Поскольку крупных копытных в Харве, как, впрочем, и во всем обозримом мире, не водилось, основным видом столичного транспорта были рикши. Покачиваясь в двуколке, влекомой коренастым парнем в голубой полотняной рубахе с черной буквой «альк» между лопаток, Ар-Шарлахи с невольным любопытством оглядывал утренние улицы. Харва по-прежнему была прекрасна, и все же за пять лет здесь многое изменилось, причем далеко не к лучшему. Мусора на мостовых стало заметно больше, да и сами мостовые заметно продавились от обочин к середине, дома обветшали, обвалившийся сухой фонтан превратился в свалку. Поражало также количество бродячих торговцев. Такое впечатление, что вся Харва вышла на улицы с товарами в руках. Торговали какими-то невиданными вещами, а один раз Ар-Шарлахи даже заметил вынесенные на продажу связки легких стальных цепей с браслетами. Веселое зрелище, особенно если учесть, что обе его руки были прикованы к подлокотникам двуколки именно такими цепями.

Несколько раз, когда кавалькада из семи рикш выворачивалась из-за угла, кое-кто из торгующих бойко кидался наперерез, протягивая какие-то блестящие многолезвийные ножики или что-нибудь еще в этом роде, но тут же отшатывался, увидев на борту двуколки черную вязь дворцовой охраны. Кавалькада миновала центральные кварталы и устремилась в сторону внешнего порта. Вскоре замелькали по обе стороны крытые пальмовыми ветками хижины окраин, листвы стало меньше, лба коснулось горячее дыхание степного ветра. Порт был уже близко.

Собственно порт представлял из себя обширную, ровную, как щит, площадь, ограниченную с трех сторон строениями и рощами с жухлой листвой. Четвертой стороны, можно сказать, не было – там сразу распахивалась степь. До горизонта.

Рикши благоразумно перешли с легкой трусцы на размеренный шаг, ибо ноги их увязали теперь в нежной горячей пыли чуть ли не по щиколотку.

Ар-Шарлахи еще издали угадал корабль, к которому они направлялись. Припав на огромное переднее колесо и широко раскинув задние опоры, он поднимал корму, как атакующий скорпион. Боевой двухмачтовик, способный выставить до сорока зеркал по борту. Сиял окованный медью таран, сверкали два два широко раскинутых серпа. На носу вместо верблюжьей морды – короткий рог, видимо, судно строилось уже после указа о божественной сущности государя. Вторая ось – ведущая, как у каторги, – стало быть, эта махина может двигаться и в полном безветрии. Да-а, к такому кораблю Шарлах даже и не приблизится… И ведь это один лишь только вожак, а за ним еще пойдет караван…

«Самум» – прочел Ар-Шарлахи название, выведенное алой вязью на высокой розовой корме корабля.

***

Караванный Хаилза, краснолицый свирепый крепыш, полагал себя человеком прямым, и прямоту свою считал нужным выказывать при первом удобном случае. Завидев Ар-Шарлахи и Алият, он смерил их тяжелым взглядом и процедил с ненавистью:

– Конечно, повеления государя не обсуждают, но будь моя воля, вы бы и пяти минут не прожили… С отребьем вроде вас у меня разговор короткий, ясно? – Гневно фыркнул и ушел, бормоча: – Только разбойников мне на вожаке не хватало!.. С разбойниками я еще в поход не ходил!..

Судя по всему, дурак он был редкий и перечить ему не стоило.

Шарлаха и Алият на этот раз поместили под кормовой рубкой. По сравнению с тесным полутемным отсеком почтовой каторги помещение было роскошным: чище, просторнее, но, самое главное, там имелось амбразура с толстой стеклянной заслонкой, дающая полный обзор пространства впереди корабля. «Самуму», скорее всего, не исполнилось еще и года, розовые с золотом борта были лишь слегка посечены песчаными бурями, да и стекла заслонки – ясные, не исцарапанные… Хотя заслонку могли поменять перед самым походом…

Солнце еще только карабкалось в зенит, когда караван из четырех кораблей выполз на мускульной тяге из порта и подхваченный попутным ветром двинулся в степь. Постанывали подпружные балки, хлопали вымпелы.

К полудню к разбойничкам заглянул сердитый красномордый караванный. Не глядя, протянул руку к открытой дверце, и ему подали снаружи низенький табурет. Сидеть на коврике досточтимый Хаилза, видимо, считал ниже своего достоинства. Воссел. Подождал, пока услужливая рука снаружи закроет дверцу, и с недовольным видом развернул карту.

– Показывай, – буркнул он.

Ар-Шарлахи облизнул губы.

– Что показывать, досточтимый?

Караванный побагровел гуще прежнего.

– Только не прикидывайся дурачком! Не таких обламывал!.. Где он, этот твой путь к морю?

– Досточтимый… – виновато сказал Ар-Шарлахи. – Мы люди простые, мы больше по памяти… Карт у нас нет…

Досточтимый Хаилза грязно выругался, помянув и разбойничью злую луну, и кивающие молоты, и всех четырех верблюдов.

– Вот это – Харва, – прорычал он, тыча в развернутый свиток. – Мы сейчас находимся – здесь. Вот тут – пески Теген… Ну, соображай, соображай!

Ар-Шарлахи робко протянул руку к свитку.

– Сначала вот так, по краю плато Папалан… а дальше… вот сюда, песками Чубарры… к югу…

– Чубарра не здесь, – с презрением бросил караванный. – Чубарра – вот она… Короче, те самые места, где ты разбойничал… А сам проход к морю – где он?

– Где-то тут… – И Ар-Шарлахи, поколебавшись, коснулся пальцем пола на вершок южнее края карты.

– Там же сплошные скалы! Колеса изломаем!.. Туда вообще никто никогда не совался!

– Есть проход, досточтимый, – смиренно отвечал Ар-Шарлахи. – Я надеюсь, что мне удастся найти его и в этот раз…

Караванный засопел и свернул свиток.

– Ладно, – решил он наконец. – Доберемся до Чубарры, а дальше буду вас по очереди приковывать в рубке, у штурвала. По памяти – значит по памяти. И молитесь, чтобы память вас не подвела…

Изрекши смутную эту угрозу, караванный удалился. В дверцу просунулся испуганный матросик и убрал табурет. Алият медленно повернулась к Ар-Шарлахи.

– А ты, оказывается, не такой уж и дурак, – с некоторым удивлением проговорила она.

***

Вздымаемая огромными колесами желтоватая пыль тянулась по ветру, обгоняя караван. Всю правую сторону обозримой степи заволокло клубящейся мутью. «Самум» слегка покачивало. Откуда-то снизу снова донесся раздраженный зык караванного. Вообще следует заметить, что голос у досточтимого Хаилзы был какой-то всепроникающий и проходил сквозь тонкие переборки, как нож. Только его и было слышно.

– И это вожак? – задыхаясь, вопрошал кого-то караванный. – Это головной корабль? Что же тогда делается на остальных судах?.. Что это за бочка в трюме?

Ответ был настолько почтителен, что ушей Ар-Шарлахи не достиг.

– Для морской воды?.. – озадаченно переспросил караванный и на минуту умолк. – Ну хорошо, а это что такое? Что это такое, я спрашиваю!.. Вызвать людей и чтобы больше я этого не видел!

Голос караванного гулял по кораблю – скрипел, скрежетал, рявкал. Взыскания сыпались направо и налево. Кого-то уже привязали к брусу и отмерили десяток ударов тростью. Наконец досточтимый убрался в свою каюту, но и там угомонился не сразу.

– Досточтимый Тамзаа… – доносилось временами до Ар-Шарлахи его злобное ворчанье. – Удружил, нечего сказать!.. Надо же: сам готовил караван к походу!.. Рога от хвоста не отличит – и туда же… Да о таком деле за полторы луны предупреждать надо!..

Хрипло прокричал рожок. Стало быть, скоро покормят… Действительно, вскоре за переборкой раздались шаги, звякнула посуда, потом вдруг послышался торопливый сиплый шепот, из которого удалось разобрать лишь два слова: «…расскажешь потом…» – и низкая дверь приоткрылась.

Матрос, принесший им еду, был, надо полагать, выходцем с Пальмовой дороги. Во всяком случае, лицо прикрывал повязкой. Вел он себя как-то странно. Глаза – так и бегают, словно что-нибудь своровать собрался. Украдкой метнул взгляд на Ар-Шарлахи, потом на Алият, поставил поднос и, не промолвив ни слова, удалился. Возможно, говорить с разбойниками было запрещено.

К вечеру ветер ослаб, степь сменилась пологими барханами Тегена. «Самум» то заваливался в седловину меж двумя дюнами, то, натужно скрипя, выезжал с разгону на гребень. Судя по знакомому звяканью внизу, смена каторжан занимала места в люльках.

– Слушай, а ведь тут у них не матросы барабан толкают, – с озабоченным видом сказала вдруг Алият. – Слышишь? Цепи…

– Ну и что? – спросил Ар-Шарлахи.

– Так… – уклончиво ответила она, нервно оглаживая стальной браслет на запястье. – Стало быть, не мы одни тут прикованы…

***

Вся ночь ушла на изматывающий подъем по накатанному пологому склону, вдобавок чуть ли не в полном безветрии. Только к утру, когда эскадра выбралась наконец на плато Папалан, на мачтах шевельнулись и защелкали вымпелы. Согласно древней мудрости, ветер в пустыне просыпается вместе с солнцем. Вскоре «Самум» напряг паруса, и под барабанами огромных колес бойко захрустел красноватый щебень.

Выяснилось, впрочем, что с восходом солнца просыпается не только ветер. Вчера караванный, можно сказать, лишь брюзжал, теперь же он словно с цепи сорвался.

– Почему у всей команды тряпки на мордах? – неистово гремел он. – Здесь что, Кимир? Или все-таки Харва?.. Что значит «только в походе»? В каком уставе написано, что в походе положено прикрывать лица? Во время песчаной бури – да! В бурю я и сам прикрою!.. Почему сейчас?

– Многие из них с Пальмовой дороги, – растерянно объяснял кто-то, видимо, погонщик «Самума». – Там считается позором, если мужчина с голым лицом…

– Нет никакой Пальмовой дороги! Есть Харва!.. И если мужчина прикрывает морду, он либо кимирец, либо разбойник! И с теми и с другими у меня разговор короткий!..

Караванный сделал зловещую паузу. Затем изрек – сухо и язвительно:

– Не смогли добиться порядка перед походом, значит будем наводить порядок во время похода…

Наведение порядка, как это ни странно, коснулось и Ар-Шарлахи. Досточтимый Хаилза приказал отвести его в рубку и приковать рядом со штурвалом уже сегодня, хотя до белых песков Чубарры им оставался добрый дневной переход. При условии попутного ветра, разумеется.

Стоя перед широкой амбразурой с поднятой заслонкой, Ар-Шарлахи оглядывал исподлобья красноватую, колеблющуюся от зноя равнину, а сзади по сторонам огромного штурвала молчали двое рулевых в белых выжженных солнцем балахонах и с повязками на смуглых скуластых лицах. Наконец тот, что за правым плечом, спросил тихо и равнодушно:

– Ты – Шарлах?

Ар-Шарлахи покосился через плечо. Детина невозмутимо всматривался вдаль, будто и не он спрашивал. Ухватистые ручищи – на рогах штурвала.

– Ар-Шарлахи… – поправил Ар-Шарлахи, снова отворачиваясь к амбразуре.

Рулевой помедлил.

– Ну нам это все равно… Как тебя поймали-то?

Ар-Шарлахи неопределенно повел плечом.

– Говорят, целый караван отрядили? – с любопытством спросил второй.

Ар-Шарлахи опять отмолчался. Спиной почувствовал, что рулевые разочарованно переглянулись.

– Ну так конечно… – проворчал первый. – Разве от каравана уйдешь!.. А был бы настоящий, ходкий корабль… вроде этого…

– Смотри, обломок! – прервал его Ар-Шарлахи. – Прямо по курсу. За правым колесом пропусти!

Действительно, навстречу набегал ребристый красно-черный камень солидных размеров. Матросы не раздумывая качнули штурвал. Скрипнули смоленые канаты, поворачивая переднее рулевое колесо. «Самум» шатнулся, слегка меняя курс.

В рубку тут же заглянул молоденький голорылый погонщик, чем-то похожий на секретаря досточтимого Ар-Мауры. Непонятно, за какие заслуги Единая Харва доверила этому щуплому юноше один из лучших боевых кораблей. Протекция, не иначе…

– Кто скомандовал?

– Там обломок был… – пояснил Ар-Шарлахи.

Юноша грозно нахмурился, потом кашлянул, оглянулся воровато и, понизив голос, спросил с неким даже замиранием в голосе:

– Слушай… Так ты, значит, и есть тот самый Шарлах?..