Читать книгу Космология Башлачева. Песни Русского Посвященного - Евгений Мышкин - Страница 5

В связи с отсутствием православной религиозной жизни советская псевдорелигиозность того времени (конца 70-х – начала 80-х годов) представляла собой смесь из разных представлений о переселении душ, астрологии, йогах, инопланетянах, экстрасенсах, народной медицине, альтернативной истории. Владимир Высоцкий был довольно чуток к этим концепциям, успешно выражая их в своих юмористических песнях. Башлачев, однако, относился к этому гораздо серьезнее и трагичнее, о чем говорилось в предыдущей главе.

В целом, мировоззрение Башлачева состояло из «густой смеси» индоевропейской, в частности буддийской, мифологии, славянского язычества и христианских образов. Башлачев сам говорит об этом так:

Вот, недавно одна моя знакомая сдавала зачет по атеизму. Перед ней стоял такой вопрос: «Основная религия». Я ей сказал: «Ты не мудри. Скажи им, что существует Имя Имен (если помнишь, у меня есть песня по этому поводу). Это Имя Имен можно представить как некий корень, которым является буддизм, суффиксом у него является ислам, окончанием – христианство, а приставки – идиш, ересь и современный модерн.

Интересно, что христианство он считает лишь «окончанием», и если буддизм это корень дерева, тогда христианство это «листья воскресения» в песне «Как ветра осенние»:

Как ветра осенние уносят мое семя

Листья воскресения да с весточки – весны

Известна одержимость Башлачева поиском корней, в связи с чем, поскольку буддизм он назвал корнем, можно предположить, что он должен был быть хорошо знаком с буддизмом и индоевропейской мифологией. Об этом также косвенно свидетельствует его увлечение Германом Гессе. Скорей всего он зачитывался не только «Степным волком», но и «Сиддхартхой».

Отностительно буддизма также вспоминает его жена Анастасия Рахлина:

Я туда приезжаю. Они сидят. Какой-то чувак с буддийскими колокольчиками… Ирина (Линник) играет на пиле. Саня сидит со специально расстроенной гитарой, и они камлают таким образом. При этом зима, люди спать ложатся на рассвете, а просыпаются, когда солнце уже зашло. Недолго и чокнуться… Его там накрыло будьте-нате.

Но по мировоззрению он все же был русским язычником, о чем свидетельствовала Ирина Линник (Кузнецова). У Башлачева должно было быть довольно глубокое проникновение в славянскую мифологию, скорей всего через погружение в русские народные заговоры. Вячеслав Задерий вспоминает:

Когда Сашка писал «Ваню», он перечитал множество частушек, у него была чудесная книга заговоров и наговоров, изданная до 17 года, с «ять» еще…

Помимо заговоров Башлачев не мог не быть знаком с работой Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865). Афанасьев являлся главым составителем сборника русских народных сказок. Как поет Башлачев в «Слыша Высоцкого»:

Лучше семь раз услышать – один раз сказать

иль построить, сварить или спеть, доказать,

Но для этого в сказке ты должен почуять подсказку.

Чтобы туже вязать, чтобы туже вязать

Нужно чувствовать близость развязки.

Башлачев «почуял» этот путь интуитивно через искренность в своем творчестве и работу со словом. «Пока пою, пока дышу, дышу и дУшу не душУ». Именно самоотверженная работа с русским словом стала тем мостом, который позволил ему перейти в мир корней-идей:

Да знаешь, я дышу и душу не душу. Я стараюсь не врать ни в песнях, ни в жизни, я стараюсь не предать любовь. Это самая страшная потеря – потеря любви, любви к миру, к себе, к людям, к жизни. Я это только обретаю. Я жил всю жизнь больным человеком, темным, слепым, глухим.

Судя по всему в какой-то момент Башлачев получил некое мистическое озарение, которое сразу стало видно в том, как изменились его стихи от смеховых до магических. Александр Агеев вспоминает слова Башлачева:

Башлачев объяснял, что каждому человеку отпущена определенная доля творчества, которую он получает в течение всей жизни по чуть-чуть. Но если человек очень захочет и очень попросит, то все это ему будет выдано сразу. Я попросил, – говорил он, не уточняя, кого и как.

Как Башлачев поет в песне «Верка, Надька, Любка»:

И разом в орла превратился из решки.

И душу с душком, словно тело в тележке,

Катал я и золотом правил орешки,

Но чем-то понравился Любке.