Читать книгу Жизнь и любовь. Сборник рассказов - Евгений Николаевич Бузни - Страница 2

Началась вторая половина две тысячи четырнадцатого года. Иными словами шёл июль. Волны лениво, словно прижимаемые тридцатиградусной жарой, накатывались на береговую гальку, разливаясь белой искрящейся на солнце пеной. Морская вода была настолько прозрачна, что, даже заплывая до самого буйка, можно было видеть под собой каменистое дно. А рыб, как ни странно, я наблюдал у самого берега, стоя по колено в воде. Стайка чёрных рыбёшек величиной с ладонь и поменьше увивалась возле моих ног, оплывая их то в одну сторону, то в другую сторону. Мне думалось, они должны бояться моих движений, но ничуть не бывало.

Передвигаясь ближе к берегу, я с удивлением заметил, что стайка продолжает деловито плавать вокруг моих ног, хоть хватай их руками. Да где там? Ловить рыбу в воде таким способом смешно даже пробовать.

Делаю шажок ближе к пляжу – стайка дружно за мной. Подхожу совсем уж близко – они весело проплывают у самых ног, обгоняя друг друга.

Чем я их так заинтересовал, не знаю, но эта картина продолжалась всякий раз, когда я выходил из воды. Рыбы отставали только тогда, когда я ступал, утопая в песке, на более крутое взморье, где вода была по щиколотку. И тут они внезапно пропадали из виду.

Плаваю я обычно до буйка и даже немного дальше. Вода тёплая, позволяет комфортно плавать. В то же время у буйка почти нет медуз, а за ним они вообще отсутствуют. У берега больших и маленьких медуз полным-полно. Дети, да иногда и взрослые берут скользкие существа в ладони и выносят на берег, чтобы рассмотреть получше и показать другим. Мне же медузы не очень приятны. От берега я ныряю и проплаваю часть пути под водой, не натыкаясь на медуз, но потом, на поверхности моря, делая гребки руками, то и дело чувствую скольжение медуз вдоль тела, под руками и ногами. Поэтому я тороплюсь к буйку. Восемьдесят гребков и цель достигнута. Тут столпотворение медуз заканчивается, я переворачиваюсь на спину и блаженствую, отдыхая и от усиленных взмахов рук и от медуз.

Однажды, как обычно выходя из воды, приглядевшись, замечаю кроме чёрных рыбок одну побольше и подлиннее, но кажущуюся сизой с чёрной полоской вдоль всего тела. Она напомнила мне севрюгу, но маленькую, или, скорее сомика с длинными усами впереди. Плыла она деловито по своим делам, не обращая внимания стайку чернушек. А следом прошмыгивает целый косяк едва заметных мальков. Он проносится совсем близко к берегу и очень быстро.

Но вот в море заходят подростки лет двенадцати, мальчик и девочка. Они, очевидно, тоже заметили раньше чёрных рыбок в воде у берега и теперь взяли с собой сачок для ловли бабочек. Чёрные рыбки тут же очутились у их ног, и девочка, погрузив сачок в воду, пытается зачерпнуть им рыбку. Всякий раз, когда она поднимает сачок на поверхность, он оказывается пустым. Рыбёшки явно неуловимы. Мальчик опускает голову в воду, но без специальных очков глаза в море видят хуже, чем вне воды, так что все их попытки поймать юрких чёрных красавиц не увенчались успехом, и ребята, в конце концов, бросают бесполезное занятие.

Я спрашиваю охранника пляжа, не знает ли он, как называются рыбки, плавающие у берега. Он пожал плечами, говоря:

– Да кто их знает. А вы спросите у спасателя. Вон он под тентом на пирсе. Его Андреем зовут. Он рыбак и знает наверняка.

Здесь на пляже санатория Ливадия есть и охрана, пропускающая на пляж строго по санаторно-курортным книжкам, и спасатель. Это мне кажется особенно интересным, потому что у входа на соседний пляж, который обозначен, как общий, в отличие от санаторного, на дощечке чёткая надпись: «Спасание не обеспечивается». Стало быть, там люди могут тонуть, и никто за это не несёт ответственности, и об этом сразу же предупреждает надпись. Зато тут, на отгороженном забором пляже санатория, где купаются и загорают по платным путёвкам, есть спасатель. Иду к нему. На мой вопрос о рыбе он отвечает просто:

– Так они ж несъедобные.

Видимо, у него, как у рыбака, вопрос о рыбе звучит только в плане потребительском. Я говорю, что не хочу их ловить, а интересуюсь, любопытства ради, названием. Они чёрные, но на бычков не похожи. Те головастые и с колючими плавниками, а эти узкомордые, как обычные рыбы.

Тогда он отвечает:

– Ласточки.

– Это что же местное название?

– Ну, научного я не знаю, а мы так зовём.

Попутно спрашиваю Андрея, парня крупного телосложения, успевшего изрядно загореть, похожего на атлета, приходилось ли ему кого-нибудь спасать.

Ответ прозвучал буднично, как само собой разумеющийся:

– Приходится иногда. Так пьяные ж лезут в воду. Они не понимают, что алкоголь реакцию даёт в море, схватывает судорога или сердце заходится. В шторм женщины не могут выбраться из волн. По-разному бывает.

Меня удивляет, что на соседнем пляже спасение дело рук самого утопающего. В старое советское время, помню, на всех пляжах, куда, кстати, вход не оплачивался, были обязательно спасательные круги, работали спасатели, и громкоговоритель регулярно оповещал посетителей о правилах поведения на пляже и в воде. Сейчас спасают только за деньги. А куда же идут налоги с каждого работника? Неужели не на безопасность в любом месте?

Солнце распалилось не на шутку. Иду под тент на свой лежак. Отдыхающих не очень много. Ещё самое начало июля. Сезон в этом году открылся только двадцатого июня. Но вчера рабочие установили под тентом третий ряд лежаков в расчёте на увеличение числа посетителей. По два лежака ставятся вместе, и оставляется проход между сдвоенными местами для отдыха. Подразумевается, что семейные пары или друзья располагаются рядом. Но я вижу несколько упитанных женщин, для которых один лежак – это слишком узко, так что их грузные тела вполне удобно устраиваются на двух лежаках каждое. Одна из них сидит в первом ряду возле стены. Она озорно с улыбкой взглянула на меня, затем озабоченно смотрит на свои часы и спрашивает, который час. Я отвечаю, и она что-то манипулирует со своим устройством, говоря, что у них разница во времени шесть часов против Москвы.

Интересуюсь, откуда она. И в этом, кажется, всё дело. Ей нужно было завязать со мной разговор. Не думаю, что, прибыв в Ялту из Красноярска, женщина догадалась только на пляже поправить время на своих часах. Сюда приезжают отдыхать часто совсем одинокие, которым крайне важно с кем-нибудь познакомиться и даже подружиться, а иногда временно отпущенные мужем или женой в санаторий Крыма, только что ставшего российским, пытаются приятно провести время в компании. И тем, и другим нужен повод для знакомства, и тут уж узнать время верный способ начать разговор. Но с моей комплекцией худого легкоатлета этот номер не проходит. Ей нужно что-то посолидней. А такие на пляже есть.

Меня же увлекла, правда по-своему, совсем иная особа, за которой я несколько дней наблюдаю. Это девчушка лет четырнадцати. Худенькая, высокая для своего возраста, с длинными каштанового цвета волосами, заплетенными в одну тугую косу, начинающуюся чуть ли не от самого лба, проходящую по всей голове и потом уже ниспадающую вниз до пояса.

Но заинтересовался я не причёской, а поведением девочки. Как мне стало ясно из моих наблюдений, она приехала в санаторий со своей мамой, такой же худенькой и довольно молодой женщиной, но несколько ниже ростом, и родителями этой мамы, то есть бабушкой и дедушкой девочки. Я обратил на них внимание сначала на пляже. И вот почему.

Мне показалось странным, что в море плавают пожилые бабушка с дедушкой, мама девочки лежит, загорая на расстеленном на гальке полотенце, а девочка одетая в лёгкое платьице в резиновых сандаликах на ногах, стоит у самого моря и не купается. Кто кем кому приходится, я догадался позже. Но сразу было понятно, что девочка очень любит своего деда. Когда он выходил из воды, крепко сложенный, я бы не сказал мускулистый, но жилистый, с короткими седыми усиками над верхней губой, и останавливался, принимая солнечные ванны, девочка всё время была возле него, боксировала его грудь маленькими кулачками, обнимала, буквально повисая у него на шее. Да, дед был её любимцем. И, не смотря на то, что он совершенно невозмутимо воспринимал все её действия по отношению к нему, казалось бы, никак не реагируя на её ласки, не было никаких сомнений, что он тоже обожал внучку, позволяя ей делать с ним всё, что ей заблагорассудится.

В столовую они тоже приходили вчетвером. Столовая представляет из себя один банкетный зал с большими окнами, в которых, как на картинке, видны кипарисы, горы и голубое небо. Места всем за столами хватает, так как санаторий заполнен далеко не на сто процентов. Сказывается политическая ситуация. Известная всей стране здравница страдает недостатком клиентуры: с Украины обычный поток отдыхающих прекратился, а из России едут половина по социальным путёвкам, половина платит наличными, но проблема с транспортом ограничивает количество желающих провести лето в Крыму. На паромной переправе очереди и бывают задержки из-за штормовой погоды, а самолёты не всем доступны, да и не каждый любит.

За столик семья садилась все четверо. Коллективно выбирали по меню пищу на следующий день в ожидании, пока официант принесёт вчерашний заказ на сегодня. Девочка привередничала, и видно было, что она находилась в семье на привилегированном положении и умела быть капризной. Это не могло не бросаться в глаза и на пляже.

Как-то раз, стоя по пояс в воде в созерцании окруживших мои ноги рыбок-ласточек, я бросил взгляд на берег и увидел стоявшую неподалеку от меня принцессу, как я мысленно обозвал девочку. Она была в купальнике, но по-прежнему только осторожно трогала воду ногой, будто ощупывая её. Я весело пригласил её:

– Заходи, не бойся! Посмотри, какие тут рыбки плавают.

Девочка скривила губы и, ничего не ответив, отошла от воды.

Я выбрался на берег и по пути, проходя мимо девочки, неожиданно спросил:

– Знаешь, как тебя зовут?

– А то, – услышал в ответ.

– Такого имени нет Ато, – рассмеялся я, хотя прекрасно понял современный лексикон молодых людей.

– А то не знаю, – закончила она фразу, но имени своего не назвала.

– А вот и не знаешь, – сказал я. – Тебя зовут Бояморя.

– Как это? – удивилась девочка.

– Бояморя означает боящаяся моря, – пояснил я. – Ты уже большая. Тебе надо вырабатывать свой характер и не бояться моря. Ты почти взрослая. А то я тебя буду звать Бояморя.

Девочка опять скривила губы и отошла от меня к выходящему из воды деду.

В это время солнце скрылось облаком, за которым давно уже со стороны Ялты мрачно наступали тучи. Здесь ещё светило солнце, а над городом уже сверкали молнии и громыхал гром. Надвигалась гроза, и загорающие на прибрежной гальке заспешили под навес на верхнюю бетонированную площадку, быстро подхватывая полотенца, сумки и одежду, словно только теперь почувствовали опасность.

А и правда, внезапно подул ветер, посыпались редкие капли дождя, следом за которыми мощным потоком хлынул ливень. И уже все лежаки под навесом оказались занятыми, а люди продолжали бежать под укрытие, весело хохоча и стряхивая с себя успевшую налететь воду.

Бояморя с дедом, мамой и бабушкой успели до ливня на свои четыре лежака во втором ряду, так что полившиеся с тента потоки воды их не доставали своими брызгами.

Гром трещал и бухал у нас над головами, перекрывая собой барабанную дробь ливня по нашей крыше. Значит, мы в эпицентре грозы, а это значит, что она скоро кончится. Так и произошло. Шум падающих струй потихоньку смолк, тучи разорвались, появилось небо, а за ним и солнечные лучи. Сами собой мне пришли в голову стихи:

Пролился дождь.

И вот уже угас.

Фонтаны брызг не светят больше.

Не знаю, но кому-нибудь из нас

от этого, наверно, горше.

Мне кажется: пролилась чья-то жизнь,

пожертвовав мгновенно многим,

как будто строки вдруг оборвались,

не додышав на полу-слоге.

Ведь что такое дождь?

Переполненье,

когда не в силах тяжесть удержать,

когда крепленья все перегорели,

и полным каплям некуда бежать.

Тогда срываешься и очищаешь душу:

любовь – так вся,

а ненависть – до дна.

Но ливня нет, и стало суше,

исчезли струйки у окна.

Вот такие ассоциации с дождём, который быстро прекратился. Многие сидевшие на лежаках и стоявшие возле них начали одеваться и уходить. Приближалось время ужина. А подъём в санаторий через лесопарковую зону отнимал, как минимум двадцать минут, если добираться на двух подземных лифтах. Я же предпочитал подниматься по многочисленным вкопанным в землю цементным лестницам. Как-то при подъёме я насчитал свыше семисот ступеней. Преодолевать их мне удавалось за пятнадцать минут, что выходило быстрее, чем подниматься двумя лифтами с их длинными подземными коридорами и с небольшим, но существенным для ленивых отдыхающих переходом по лесной дороге от нижнего лифта к верхнему. У иных отдыхающих подъём на лифтах занимал все полчаса, но зато малой кровью, то есть без особого напряжения. Правда, не всех могло радовать проходка по подземному коридору к лифту. Попадая в него с изнурительной жары, ощущаешь леденящий холод подземелья, заставляющий сразу что-то накидывать на плечи для утепления. Но зато лифтом кофортнее.

Бояморя со своими предками, конечно, не стала подниматься по лестнице, а пошла на лифт.