Читать книгу Чекист. Особое задание - Евгений Шалашов - Страница 6

Я бы уволил дежурного с Лубянки. Какое обеспечение секретности, если любой человек с улицы может явиться в главный оплот революции, показать мандат участника молодежного съезда, и ему сообщат секретные данные? Заодно нужно уволить и нашего коменданта, пропустившего оного человека в наше общежитие. Только одно может смягчить их вину, потому что этим человеком была Полина. В этой девушке наивность ребенка сплеталась с настырностью. Если она что-нибудь захотела – достигнет!

– У нас перерыв в работе на целые сутки, – похвасталась Полина, с любопытством озирая нашу казарму.

Помещение выглядело более-менее прилично, но всё-таки присутствие двадцати здоровых мужиков на довольно тесном пространстве – это нечто! Хотя и пытались поддерживать порядок, но это же не армейская казарма, где есть всякие разные сушилки, каптерки и прочее. У нас же на бельевой веревке висели сушившиеся подштанники, портянки. Думаю, хуже могло быть только женское общежитие, если собрать в одной комнате двадцать девок.

Я посмотрел на Лосева. Тот уже повинился передо мной, что не доложил Кедрову о гранате, но причина была уважительная: лично начальника Военного отдела не видел, а звонить тому в кабинет не стал. Решил, что дело не срочное, может и подождать. Теперь старший испытывал угрызения совести. У нас сегодня ничего серьезного не предвиделось, разве что лекция, но прогуливать занятия может не только студент истфака, но и чекист. Сам пару раз сбегал с лекций в нашей школе, и ничего.

– Отпустите в увольнение, товарищ командир? – поинтересовался я.

Наш старший задумчиво поскреб затылок. Посмотрел на Полину, потом на меня.

– Увольнительная с ночевкой или без?

– Да что вы себе позволяете? – вспыхнула Полина. – Я честная девушка!

– Девушка? – изумился Лосев. – Так вы же свою фамилию назвали – Аксенова. Я думал, что вы жена.

– Пока только невеста, – потупилась девушка. – А фамилию взяла, чтобы документы после свадьбы не менять.

– Вон оно как! – покачал головой командир. – Ну, раз невеста, то увольнение до двадцати четырех ноль-ноль. – Когда Полина вышла, Лосев, поймав меня за рукав, шепнул: – Володя, если задержишься до утра, на всякий случай в дежурку позвони!

Как и любые провинциалы, приехавшие в Москву впервые, мы отправились на Красную площадь. Надо бы ещё на ВДНХ, в парк Зарядье, на Патриаршие пруды, но этот список в обязательной экскурсии гостей города появится позже.

Проходя мимо одного из красивых зданий, Полина похвасталась:

– А нас с девчонками в Доме Советов поселили!

Я присвистнул. В Доме Советов – вернее, во «Втором Доме Советов», бывшей гостинице «Метрополь», жило руководство страны. Может, не первые люди государства – эти жили либо в Кремле, либо в «Первом Доме Советов» – бывшем «Национале», но всё-таки персоны значительные. Значит, правительство очень заботится о будущих вожаках молодежи. Вот нас, например, в таких гостиницах не поселили, а засунули в курятник на Лубянке.

– Нас на съезд должно было двести человек приехать, по количеству членов в губсоюзах – один делегат от ста, но не все приехали. В начале собрания сказали, что собралось сто семьдесят шесть человек. Правда, уже меньше осталось. Вон моя соседка по комнате в первый вечер гулять ушла, да куда-то пропала.

При словах о соседке у меня что-то щелкнуло, но Полина опять начала меня убалтывать.

– Нас, девок, всего двенадцать штук приехало, потому нас в Доме Советов и поселили, а парней куда-то в другое место. Но мы с Викой вдвоем в одну комнату попали, а остальные вчетвером. Я-то вчера хотела попросить, чтобы ко мне кого-нибудь подселили, скучно одной.

Полина болтала без умолку, но я пропускал мимо ушей половину слов, обдумывая вчерашний разговор с Кедровым и Артузовым. Мы тогда пришли к выводу, что записку мог написать кто-нибудь из нашей группы, а исполнителем должна стать девушка из состава делегации. Вполне возможно, что кто-то из наших и засунул гранату, вопрос лишь кто? И почему решили оболгать именно меня? Месть за срыв покушения? Маловероятно. Как правило, в этом случае не мстят. Артузов пообещал, что сделает графологический анализ записки, сравнит его с образцами почерка всех чекистов-курсантов. Не сам, конечно, попросит специалистов. А образцы почерка надо будет собрать. Первым, кто оставил свой автограф, был, разумеется, я. Покамест мне велели сидеть тихо, лишнего внимания к себе не привлекать, но нужные телефоны я получил. Мало ли что… Конечно, у меня теперь всё зудело, чтобы позвонить Артузову, но телефоны-автоматы в Москве ещё не появились.

Пока болтали (вернее, она болтала, а я только слушал), дошли до Красной площади. Памятника маршалу ещё нет, но Исторический музей на месте, кажется, даже красивее, чем в наше время или просто кирпичи не успели «состариться»?

Красная площадь вроде бы и такая, но не такая. Нет привычного Мавзолея, зато есть трамвайные рельсы, но, похоже, трамвай давно здесь не ходит, потому что на них устроили стоянку извозчики. Ага, памятник гражданину Минину и князю Пожарскому не на своем привычном месте, поближе к Собору Василия Блаженного, а слева, если смотреть от музея.

А вот хваленые двуглавые орлы, ещё не снятые с башен, мне не понравились. И золото какое-то тусклое, в потеках, и вообще. А может, красные звезды привычнее взгляду советского (и постсоветского) человека?

– Ага, нам вон туда надо! – уверенно махнула рукой Полина в сторону Васильевского спуска и Москва-реки.

Ну, надо так надо. Мне, в сущности, всё равно.

Я уж решил, что Полина собирается погулять со мной по набережной, но всё оказалось проще. Вдоль Москва-реки выстроились торговцы разным товаром – от съестных припасов до антиквариата и бутылей с керосином. Вот те раз! Я, разумеется, не удивлен, что в Москве существует рынок (думаю, что не один), но чтобы он находился рядом с Кремлем, чуть ли не в шаговой доступности от кабинетов главных руководителей страны, ярых противников частной торговли, о таком даже подумать странно! Знаю, что когда-то торговля шла прямо на Красной площади и Дмитрий Самозванец вместе с Маринкой Мнишек ходили выбирать себе товары, но теперь?

Мы шли вдоль торговцев, показывавших свой товар – открыто, но кое-что из-под полы. Совершенно свободно продавалась женская и мужская одежда. Я было начал присматривать себе костюмчик (нельзя же всё время ходить в гимнастерке), но, узнав цену – пять тысяч рублей, лишь присвистнул и отошел в сторону. Мне за такой костюм надо шесть месяцев вкалывать, а у меня не самая маленькая зарплата в Советской России!

Полина целеустремленно шла по рядам, небрежно отмахиваясь от предложений, и била по рукам самых назойливых, норовивших ухватить покупателя за край одежды. Вот что-то она наконец нашла среди женских тряпок.

– Вовк, ты погуляй пока, тут такое…

Ясно-понятно, как говаривал один мой коллега. Как же девушке без новых кофточек или без модных юбочек? Терпеть не могу (или не мог?) ходить с женой по магазинам за покупками. Мне самому просто – пошел, померил для проформы пару вещей и купил то, что более-менее подходит. А тут будет целый процесс. И хорошо, если обойдется одним-двумя магазинами, обычно надо пройтись по пяти, не меньше. И мои советы: мол, нормальненько так, бери и не думай, обычно игнорируются. Раньше хоть дочь с мамкой ходила, но теперь выросла, вышла замуж и переехала жить в другой город.

Зато неподалеку обнаружился дяденька-книжник. Такой, как и положено – старенький, в очечках и почему-то в берете. Книги разложены прямо на рогожном мешке!

В восемнадцатом году самым трудным для меня стало сидеть без книг. Отсутствие телевизора и Интернета пережить можно, но без книжек я потихонечку завывал. Спасало только то, что свободного времени оставалось мало, но всё равно, если оно отыскивалось, руки тянулись к какой-нибудь книге. Увы, Череповецкая общедоступная библиотека могла предложить лишь классиков, которых я прочитал ещё в школе, а возвращаться к прочитанному не хотел. Ну не лежала душа к монументальному графу Толстому или психологическому Достоевскому. Мне бы чего попроще – фэнтези или про «попаданцев», что изготавливают автомат Калашникова прямо на коленке. Но из «попаданцев» нашелся лишь «Янки из Коннектикута», устроивший промышленный переворот при дворе короля Артура, и всё. А из тех авторов, что сейчас нарасхват, меня почему-то не вдохновлял ни Эртель с его «Гардениными», ни Крестовский с «Трущобами», а уж от Игнатия Потапенко, названного заведующим библиотекой «молодым классиком, превосходящим Чехова и Толстого», на меня вообще нападала тоска. Не слышал о таком классике, как Потапенко, но всё могло быть. А вот Антон Павлович, у которого я читал лишь «Тонкий и толстый» с «Хамелеоном», что называется, «покатил», и я пришел к выводу, что классик это не тот, кого оным считают, а тот, кого интересно читать. С удовольствием перечитал «Иуду Искариота» Леонида Андреева, начал спрашивать «Дневник сатаны», но о нём почему-то никто не знал[3].

У книжника оказалось штук двадцать разрозненных томов «Полного собрания законов Российской империи» от 1832 года, десять переплетенных выпусков «Народное хозяйства России», исследования под изданием действительного члена Императорской Академии наук В. П. Безобразова, где давалась оценка различным промышленным областям России. В иное время хватанул бы, не глядя, теперь не стал. Были ещё сочинения Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, «Рокамболь» и приключения Арсена Люпена. При этом пять томов Салтыкова-Щедрина, переплетенных в кожу, букинист оценивал в два рубля, а дешевые книжонки в мягком переплете Понсона дю Террая по рублю каждая!

Впрочем, по спросу и предложение. Я уже собирался уйти, как вдруг узрел «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна, первое издание в России. Не колеблясь, заплатил три рубля, сунул покупку за пазуху.

Теперь бы прикупить чего-нибудь вкусненького. И Капку (тьфу ты, опять!), то есть Полин-ку порадовать, да и себя.

Будь я в кожаной куртке, шиш бы мне что-то продали. А парню в солдатской шинели удалось купить с полфунта чая, именуемого здесь «цыбиком» (цыбик, сколь помню, был больше, или я что-то путаю?), фунт сахара и даже два фунта пряников. Пряники сомнительной свежести, но, надеюсь, их испекли не до Октябрьской революции, а чуть позже. Ещё удалось купить десять лезвий для станка. Я-таки обзавелся безопасной бритвой, а вот лезвия к ней отчего-то оказались страшенным дефицитом и в Череповце продавались едва ли не по десятке за штуку. А здесь – десять лезвий за пятьдесят рублей, даром!

Конечно, чекисту, который «революцией мобилизован и призван», покупать товары и продукты на «черном рынке» не очень прилично, но что делать? Если я сейчас начну трясти мандатом, то торговцы просто разбегутся, а я останусь без лезвий и без вкусняшек. Двуличный я человек, наверное. И вообще, сейчас бы ещё прикупил на рынке пластиковый пакет, не пожалев на него оставшихся денег. Здесь народ ходит по магазинам с корзинками, кошелками и мешками. Авоську ещё не изобрели. Хорошо, что карманы солдатской шинели очень объемистые, но они теперь раздулись и выглядят некрасиво. Раньше, говорят, имелись специальные посыльные, «Красные шапки», доставлявшие пакеты с покупками за смешные деньги – пятьдесят копеек. Хотя до революции это не такие и смешные деньги.

Надо ещё что-нибудь прикупить посущественнее. Я уже положил глаз на краковскую колбасу, собираясь прикупить половину кольца (тетка назвала этот круг «коляской»), и уже полез за деньгами, как моя рука была остановлена.

– Вовк, ты что, ошалел?

Полина ухватила меня под руку и потащила от колбасы.

– Ты чё, не знаешь, из кого в Москве колбасу делают?

Мне так и вспомнился профессор Преображенский, говоривший своей секретарше, что «девушке нельзя тащить в рот такую дрянь!».

– А что, краковскую делают из мертвецов?

– Из собак её делают! – уверенно заявила Полина. Остановившись возле какой-то тетки, повела носом: – Вон, тут свежими калачами пахнет. Давай лучше их купим, только у меня денег нет, все потратила.

За двадцать рублей тетка выдала нам четыре ещё теплых калача, завернув их в старую газету.

Упихивая калачи под шинель, чтобы не остыли, я мысленно усмехнулся. Как меняется время. В детстве, помнится, мы складывали в авоську и бутылку с молоком, и буханку черного хлеба, без всякого пакета и ничего!

В газету заворачивали и крупу, и конфеты без фантиков, в общаге она расстилалась на стол вместо скатерти, не говоря уже о том, куда ходили с газетой, а потом выяснилось, что это вредно и что типографская краска очень опасна! И вот я снова заворачиваю в лист бумаги, испачканный типографской краской, продукты. И ничего.

В руке у Полины тоже сверток из газеты. И глазенки блестят, мордаха счастливая. Много ли надо женщине…

– Калач будешь есть? – предложил я.

Полина кивнула, и уже скоро мы шли по Красной площади, наворачивая вкусные калачи. Прикончив один, я хотел вытащить второй, но девушка меня остановила:

– Пошли лучше чай пить. А чё, мы калачи всухомятку есть станем?

– А куда? – спросил я, прикидывая, где здесь можно попить чаю, но ничего подходящего не вспомнил.

– Так в Дом Советов пойдем, ко мне. У меня в комнате примус есть и чайник. Правда, – взгрустнула девушка, – мы с Викторией всю заварку спили и сахар слопали.

– Хм, – я многозначительно похлопал себя по карманам, – у меня тут, как в Греции, всё есть!

– Вовк, ты молодец! – обрадовалась Полина, пытаясь обнять меня, но едва не выронила сверток. На фразу она внимания не обратила.

В бывшем «Метрополе», за оставшейся с прежних времен стойкой дремал человек в фуражке, за спиной которого висели ключи от комнат. Человек встрепенулся при нашем появлении, но Полина махнула в воздухе бумажкой, пробормотав, что она делегатка, взяла ключ, а я даже не стал доставать удостоверение.

– Вот, смотри! – торжествующе сообщила девушка, пропуская меня внутрь комнаты. – Я тут как барыня живу!

Судя по всему, это был одноместный номер, не из лучших. Кровать с диваном, зеркало, стул и столик. Ещё туалет с ванной, но вода текла только холодная. А ещё присутствовал запах табака. Хм.

Пока я раздевался, осматривался, девушка уже успела поставить чайник на примус.

– Вовк, пока чайник кипятится, я обновку примерю, а ты посмотришь.

Полина зашла в ванную комнату, а когда вышла… В общем, я едва не сел. Девушка была в панталончиках с кружавчиками, чуть выше колен. А сверху – ничего.

– Ну как? – поинтересовалась девушка, а потом громко ойкнула, попыталась прикрыть руками грудь и скрылась в ванной.

Ага. Я что, железный, что ли?

– Вовк, ну не надо… Вовк, дурак, порвешь… Да подожди ты, сама сниму…

Спустя какое-то время, когда мы лежали, уставившись в потолок, Полина вздохнула:

– Ну и чего все про это болтают? Ничего особенного… и простыни испачкали, как кровь отстирывать будут? А, плевать.

Потом её словно подбросило:

– Мы же про чайник забыли!

Чайник успел выкипеть, но, к счастью, днище не прогорело. Мы подождали, пока он остынет, опять налили воды и принялись ждать. Так и сидели голыми, как два дурака. Но потом я кое-что вспомнил.

– Полинка, а как у твоей соседки фамилия?

– Фамилия у неё Викторова. Я ещё удивлялась – Виктория Викторова. Знаю, что девчонка из Петрограда. Но больше ничего сказать не могу. Даже не сказала, кем работает, где. Всё больше молчала, курила напропалую, как паровоз – у нас так парни не курят, вчера еле проветрила. Ещё и бледненькая какая-то. Как гимназисточка! Я думала – может, беременная? А как пропала, так, может, врача пошла искать?

Я только пожал плечами, а потом принялся одеваться.

– Ты куда? – удивилась Полина. – А чай пить?

– Мне надо начальству позвонить. Видел, что на вахте телефон есть. Ты начинай хозяйничать, я скоро.

Выложив на столик покупки, пошел вниз. Попросив вахтера (или кто он там) отойти, для убедительности потрясая мандатом, позвонил сначала Артузову. Ну а потом и Лосеву. Надо же сообщить старшему группы, где нахожусь, и предупредить, что до утра не приду.