Читать книгу Золотая шпора, или Путь Мариуса - Евгений Ясенов - Страница 9

Пробуждение Расмус всегда считал наказанием Божьим – своего рода сумерками духа. Ему требовался час, чтобы прийти в нормальное состояние. После пробуждения Расмуса лучше было не трогать.

Стучали в дверь. Расмус все вспомнил и вскочил на ноги. Совсем еще юное солнце заливало подоконник. Мариус спал сном праведника.

– Кто там? – крикнул Расмус.

– Три калеки и святой индюк! – послышалось из-за двери, и грянули раскаты громового хохота. Расмус узнал голос Уго и дикий смех Борова.

– Чего надо?

– Ну ладно, хватит! – решительно рыкнул Боров. Он пнул дверь. Кровать, как пушинка отлетела в сторону. Расмус выхватил нож. Хозяин, сунувшийся в комнату, опешил, увидев такой оборот. Из-за спины Борова вынырнуло глумливое лицо Уго, отороченное причесанной, по обыкновению, бородой. Молодой человек следил за собой.

– Оружие, друг любезный, дурной работы не любит, – со своей противной усмешечкой сказал Уго. – Так что прибереги свой замечательный нож до лучших времен.

Расмус подумал и решил не зарываться, ограничившись выразительным жестом, который у талинов означает: "Видал я тебя на толстом суку!". Мариуса, спокойный, как сальвулянский божок, поднялся с кровати, сполоснул свою ангельскую физиономию над лоханью, в которой плавал вверх брюхом черный таракан. Нехитрый туалет завершился надеванием треснувших в нескольких местах сапог и укладыванием за пазуху свертка с золотой шпорой.

– Друг Мариус, а ведь шпору-то придется оставить здесь, – бесстрастно произнес Уго.

Расмус замер.

– Где здесь? – спросил Мариус без всякого выражения.

– Под охраной нашего уважаемого Борова.

Вот она, ловушка, понял Расмус. Надо срочно думать о выходе. Хорошо, что окно открыто. Путь один: выскочить на навес, спрыгнуть в сад – там, глядишь, к воротам прорвемся или через каменную ограду перемахнем.

Мариус, не повернув головы качан, достал сверток со шпорой и передал Борову. Расмус задохнулся от возмущения.

– Ты что делаешь, чума? – выдавил он.

Мариус резко к нему обернулся:

– Она твоя?

Бешенство от собственного бессилия захлестнуло Расмуса. Он с размаху саданул кулаком в стену. Помогло слабо. Шпора уже покоилась в кармане Борова.

– Пойми, уважаемый: нам конец, если стража губернатора найдет у друга Мариуса золото, – сказал Уго, нагло жуя свою чертову жвачку.

Расмус решил пойти на обострение и демонстративно плюнул в окно, на навес. Это очень не понравилось Борову. Он угрожающе двинулся в сторону гостя. Расмус презрительно улыбался, щеря свои кривые клыкастые зубы. Со взъерошенными черными волосами, с широко расставленными длинными ногами, в плотно облегающей кожаной куртке он напоминал дикого горного кота шаррах. Он приготовился стоять насмерть. Но Уго остановил порыв Борова:

– Старик, только без мордобоев!

Бормоча проклятия, Боров повернулся с грацией гиппопотама и удалился, шевеля толстыми пальцами.

– Друг Уго, дай нам поговорить, – попросил Мариус. И, глядя на дверь, закрывшуюся за грамотеем, сказал: – Рас, так мы далеко не уйдем.

– Мы уже пришли, прах тебя возьми! Шпору у нас забрали, как у котят. Домой вернуться не можем. Дальше-то что?

– Не скули. И на людей не кидайся, а то дальше я обойдусь без тебя.

– Что?! – Расмус чуть не умер от обиды. Мариус молчал.

– Ты веришь этому патлатому хрену? – ожив, спросил Расмус.

– Верю.

– Ну и дурак. В чужую дудку не наиграешься.

– Сам дурак.

Милое окончание разговора! Насупившись, Расмус спустился по лестнице вслед за дружком, беспрестанно ворча в том духе, что нет уж, он останется при своем мнении, а борьба с шайкой Уго только начинается. Хеланцы советуют: не считай игру проигранной, пока не выиграешь, – так мог бы сказать Расмус, да не знал хеланских мудростей. Зато знал жизнь.

Внизу Расмус подвергся очередному испытанию. Пришлось сесть за завтрак местного изготовления. Сочная ветчина с огромными ломтями подового хлеба и неизменным пивом – угощение выглядело очень подозрительно. Однако, Расмус угостился. И угостился изрядно. Потому что есть хотелось, несмотря на опасность отравы. Семь бед – один ответ, подумал Расмус, насыщаясь. Пусть не думают, что я испугался.

А потом совершенно налегке, оставив, черт возьми, шпору в лапах Борова, трое из Черных Холмов покинули укрытие. Их маршрут знал лишь хитрец Уго. Впрочем, идти пришлось недолго – лишь до известной читателю Площади Двух Лун. До здания Гильдии астрологов.

***

Из «Хроник Рениги» аббата Этельреда:

"Получив поддержку первых королей из династии Рослингов, церковь к началу 200-х годов приобрела достаточно сил и золота, чтобы начать борьбу за власть. Хотя, мой Рауль, как мы знаем из Святого Иеронима, – божья организация сильна по-настоящему лишь бескорыстием своих помыслов. Церковь, борющаяся за власть, теряет связь духовную с Господом – а в чем, как не в этом, ее подлинная сила?

Для того, чтобы разорвать эту связь, нужен лишь энергичный и властолюбивый человек, каким оказался во времена первых Рослингов кардинал Ригес. Используя беззаботность и леность короля тогдашнего Марка II, Ригес добился для себя права третейского суда в делах между подданными государя. Так кардинал стал, в сущности, независимым правителем. К тому времени наука и вообще всякое знание, не находя поддержки верховной власти со времен падения империи, пришла в запустение. И только книжки из Лиги, из чувства долга сохраняя предшественниками накопленные знания, пытались их развивать.

Важность этой работы поняла церковь. Стремясь главенствовать в сфере духа, она решила взять забытых всеми книжников под свое крыло. Кто бы мог подумать, что книжники откажутся наотрез? Но так случилось. Они воспротивились, потому что сама религия Чистой Веры оставалась для них глубоко чуждой. Встретив сопротивление, церковь пошла на решительные меры, чтобы получить знания книжников без посредства самих книжников. Священники с благословения Губерта I разграбили Великую библиотеку в Лиге, совершив то, на что не дерзнули даже орды диких ренов при завоевании империи. Редчайшие фолианты разошлись по монастырям, где подверглись вульгарному перетолкованию. Понятливые, способные юноши насильно привлекались в монастыри для посвящения в Божьи книжки.

Политика кардиналов бала сколь груба, столь и тонка. Не отвергая того

великого, чего достигла античность, они заставляли это великое работать на себя. При кардинале Ригесе положение стало таковым, что кроме монастырей, нигде более не шли научные изыскания, а философия была сделана служанкой теологии.

Но нечестные приемы, если к ним прибегать постоянно, начинают работать против того, кто их применяет. Пытаясь возвыситься над королевской властью и не зная в этом никакой меры, церковь взрастила себе такого мощного соперника, как Хан Сиг, величайший министр Рениги. Он отлично понимал, что государство, теряя контроль над развитием свободного знания, перестает быть государством, уподобляясь слепцу без поводыря. Он долго и тщательно готовился к борьбе с Ригесом. Первым – и сразу же сокрушительным – ударом, который Хан Сиг нанес кардиналу, стал королевский указ о создании Гильдии книжников. Подготовленный министром, он был подписан Марком III в 230 году и обещал весьма серьезную поддержку каждому, кто станет заниматься научным делом в заведениях создаваемой Гильдии…

В 291 году из сообщества книжников выделилась Гильдия астрологов. Традиции этой науки заложили лигийские звездочеты. Астрология – вот, пожалуй единственное знание, которое уважали первые короли Рениги и которому они покровительствовали, а знаменитый принц Роберт и сам пытался заниматься астрологией. Однако после торжества религии Чистой Веры астрологам пришлось вести жизнь скрытную. Первый же кардинал – Арбус обвинил астрологов в теургии, что есть искусство повелевать богами и духами.

Но обвинить – не значит подчинить. Астрологи обладали большой внутренней силой, которая надежно удерживала их от соблазнов продать тайные знания сообщества церкви. Эта сила воспитывалась специальными упражнениями, в ученики же астрологов попадали только юноши, специально отобранные по твердости характера и самопожертвованию…»

Садик во дворе Гильдии астрологов благоухал. Белые цветы жасмина, как обычно, брали количеством. Маленькие, но многочисленные, они заполнили приторным ароматом всю округу. Толстомордый привратник в драных напульсниках, делавших его похожим на отставного вышибалу, вяло двигал челюстью. Увидев Уго, он окостенел. Уго по-хозяйски, своей боцманской походкой подошел к нему, обнял за плечи и что-то зашептал старику в ухо, покрытое редкой серой порослью. Привратник ожил и стал кивать головой с пугающей частотой, затем дернул за какую-то веревочку. Из дверей выскочил всклокоченный дистрофик с вытаращенными глазами в грязно-коричневом кафтане.

– Доложи, что пришел ученик Уго Тарриль с приятелями. Смотри, не перепутай! – сказал ему толстомордый. Голос у него оказался тонкий и скрипучий.

Бормоча "Уго Тарриль, Уго Тарриль", носитель кафтана исчез.

Мариус с Расмусом неловко топтались на дорожке из белого гравия, под аркадой из розового лимонника, обнимавшего витую перголу. Кругом стоял разноголосый щебет. Уго конфиденциально беседовал с жирным привратником. Но беседа их не затянулась. Уго успел спросить:

– Как здоровье, Нильс?

Привратник ответил с ипохондрическим вздохом:

– Простатит, панкреатит с фистулой, папиллома, скорбут в легкой форме…

Тут появился все тот же грязно-коричневый рукосуй и, нервно дернув щекой, сделал широкий приглашающий жест.

Помещение поражало размерами и изобилием активной голубизны, которая отовсюду била в глаза: со стен, с купола (здесь, правда, небесную лазурь живописец разбавил пушистыми напластованиями). Свод поддерживался высокими рифлеными позолоченными колоннами. Пол был выполнен в зеленом камне таф – теплых, глубоких тонов. Ноги утопали в зелени – настолько теплыми и глубокими казались эти тона.

Пройдя несчетными коридорами, анфиладами и лестницами, подняв несметное количество бархатных портьер, друзья оказались перед громадной дверью. Усилие невидимой услужливой руки – и последняя преграда устранена. Вслед за Уго деревенщина из Черных Холмов проникает в громадные покои, где триста человек могут спокойно станцевать гавот, если убрать мебель – громоздкую, как каменные бабы острова Отшельников. И чего только не стоит и не лежит на этой мебели!

Бесконечное множество предметов, о назначении которых ни Мариус, ни Расмус понятия не имеют, фантастически разнообразные, но единые в своей непонятности. Они серебристо мерцают в полумраке ниш. Они радужно искрятся в пламени свечей из бронзовых канделябров. Они гипнотизируют страшной матовой теменью черного дерева. Выделяются два бокаловидных сосуда в человеческий рост из неведомого миру оранжевого металла. Глаз успевает выхватить из нагромождения всякой всячины хитро сплетенный змеевик, соединенный с чем-то явно жароупорным. А из затемненного угла хищно выступает чрезвычайно членистоногое сооружение, оклеенное станиолью. Общий вид комнаты жуток, похоже на хорошо оснащенную камеру пыток.

Подавленные зрелищем, Мариус с Расмусом не сразу заметили человека. А его, казалось, не заметить было нельзя. Величественный старик с седой бородой и длинными волосами, которые в отменном порядке ниспадали ему на плечи. Классическая внешность Предвечного – как ее принято изображать. Облачение старика составлял темно-синий вельветовый балахон без малейших следов перхоти на плечах, отороченный выпушкой из белого меха и украшенный редкими серебряными звездами. В старике, однако, великолепный балахон не превалировал. Глаза – вот что поражало. Удивительные глаза. Темно-серые, с неземной желтой склерой, глубоко посаженные, они содержали мощный коктейль чувств и страстей: участие, доброта, грусть, проницательность, жестокость. Лишь горячий блеск зрачков просачивался из-под бесстрастной маски, которую надел на себя старик в балахоне. Глаза завораживали, перед ними невозможно было хитрить и скрывать, как перед отцом, который все сыновние грехи знает наперед. Причем старый астролог выглядел не просто отцом, но отцом всеобщим – патологоанатомом человеческих душ.

Приблизившись к величественному незнакомцу, Уго преклонил колено, нагнул карикатурно короткую шею и произнес:

– Приветствую тебя, учитель!

Длинные его волосы в беспорядке свесились, закрыв лицо. Старик сделал шаг навстречу Уго, погрузил в его прическу свою жилистую смуглую руку. Примерно с полминуты он нежно перебирал волосы Уго, чуть не мурлыча от удовольствия. Но прошло тридцать секунд – и старик опомнился, открыл глаза, с сожалением убрал руку, а Уго поднялся.

– Ты изменился, ученик, Тарриль, – сказал старик звучно.

– Мне пришлось. Я жил совсем не так, как раньше.

– Ты жил лучше, чем раньше?

– Просто иначе.

Старик покачал головой:

– Ты никогда не изменишься! Что поделаешь – беспокойным ты создан. Это до сих пор меня печалит. Но я смиряюсь перед высшей мудростью. Тебе предначертан иной путь. Тебе – лучшему из моих учеников!

Помолчали. Затем Уго сказал:

– Учитель, позволь представить моих спутников. Это овцепасы Мариус и Расмус из деревни Черные Холмы, что у северной излучины Кельрона.

Старик пристально посмотрел на двух друзей. Мариус под этим взглядом съежился. Расмус, казалось, не в силах был оторвать глаз от черных плит на полу.

– Насколько я понимаю, этим людям и обязан я счастьем твоего прихода, дорогой Уго? – жестко спросил старик.

– Да, учитель, – без обиняков признал Уго. Его нежно изогнутые губы дрогнули. – Извини, я не бескорыстен в отношениях с тобой. Но у меня нет выбора. Только ты один можешь разрешить множество вопросов, от которых зависит моя судьба. А она сейчас крепко связана с судьбами этих парней.

Старик помолчал.

– Они знают, с кем им придется иметь дело?

– Нет, учитель. Я не знал, вправе ли я…

– Вправе. Испытание, которому я их подвергну, делает секреты излишними.

Обращаясь к спутникам, Уго объявил, с трудом удерживаясь от патетики:

– Перед вами – сиятельный Хлор, первый астролог Рениги, глава Гильдии, магистр, кавалер Ордена Звезды и изобретатель стендера.

Оглушенные, друзья застыли с полуоткрытыми ртами. Главный астролог – фигура легендарная, а в некотором роде даже более сверхъестественная, чем деревенский староста. Нельзя сказать, что Главный астролог был распространенной темой разговоров в Черных Холмах. Но базовую информацию о нем деревенские массы все-таки имели. Известно, что

считать астрологов людьми – это… как бы сказать… не вполне корректно, что ли. Они всю жизнь балансируют на грани богохульства и остаются при этом вполне живыми. Простому человеку такое искусство недоступно. Простому человеку богохульство выходит боком, и часто – тут же, на месте прегрешения. Астрологи могут себе позволить такое, что простому крестьянину и в кошмаре не пригрезится. Строго рассуждая, если свести в одной точке пространства крестьянина и астролога, может произойти нечто вроде удара молнии либо извержения вулкана – смотря по обстоятельствам. Причем это бедствие будет занесено на счет крестьянина, и не просто так, а как наказание за ужасный проступок, который, разумеется, крестьянин не совершал. Вот такая ситуация.

Пока два друга лихорадочно просчитывали, каким боком им может выйти новое знакомство, Уго выложил Хлору все – о Мариусе, шпоре и гвардейце герцога Тилли. Хлор был само внимание. В глазах его зажегся фиолетовый огонь, он даже подобрался весь. "Ну, сволочь, сдал с потрохами!" – подумал Расмус об Уго, слушая его бойкий треп. Скоро историю о золотой шпоре начнут рассказывать в Реккеле на каждом углу. Чего же добивается Уго – в сотый раз подумал Расмус. И в сотый раз не нашел ответа.

Услышав, что золотую шпору пришлось оставить в заведении Борова, старик взгрустнул, но предосторожность одобрил.

– Видимо, ты пришел за гороскопом? – спросил он.

Уго слегка задержался с ответом.

– Не совсем так, учитель. Видишь ли, я думал, что ты, возможно, согласишься активизировать кристалл…

Хлор сдвинул брови – и Мариусу захотелось забиться в ближайшую щель.

– Подумай, о чем ты просишь! – гневно воскликнул астролог. – Кристалл мы активизируем, лишь когда определяются судьбы государств, народов или великих людей.

– Но, учитель, мне кажется, случай с Мариусом не вполне обычен, и он достоин высшего испытания, – спокойно возразил Уго, хотя и было заметно, что возмущение магистра и кавалера на него подействовало.

Глубокие морщины пересекли благородный лоб Главного астролога. Нелегко давалось ему решение. Друзья устали переминаться с ноги на ногу. "Вот свинья, хоть бы сесть пригласил!" – подумал Расмус. Наконец, лицо старика прояснилось:

– Хорошо, – твердо сказал он. – Я сделаю это.

– Спасибо, учитель, – порывисто отозвался Уго.

– Не стоит, ученик, – отмахнулся Хлор. – Даже не из любви к тебе я делаю это. Действительно, ты прав. Все главные логические линии твоей истории пересекаются в одной точке. Вывод однозначен. Похоже, этот парень уготован для важной миссии. Не будем же медлить и приступим к делу.

За кабинетом Главного астролога открылся очередной коридор. Он вел к хитрому приспособлению, которое, включенное расторопным служакой, со свистом понеслось вверх. "Лифт!" – подумал Мариус и удивился: что за слово пришло ему в голову? Посвистев немного, приспособление остановилось, вся компания выгрузилась на площадку. Мариус выглянул из окна и невольно отшатнулся. Перед ним, как на ладони, лежал город Реккель – отлично просматривались даже леса, находящиеся в десятке миль по ту сторону Кельрона. Мариус вспомнил огромную башню с золотым куполом, которая гигантским пальцем выпирала из здания. Вероятно, лифт поднялся на самую ее вершину.

Еще несколько шагов, и вот компания – в тихом кабинете с вековечной дубовой мебелью. Повсюду в беспорядке разбросаны и расставлены массивные фолианты. Дирижерский взмах руки ведущего астролога – и вся троица присаживается на длинную скамью со спинкой и подлокотниками. Этакий декаданс. Сам магистр скрывается в своей комнате. Трое посетителей начинают ждать.

Хлор отсутствовал полчаса. Ровно тридцать минут. Все это время Уго вяло отбивался от расспросов Мариуса, ремонтируя свой левый мокасин. Как обычно, Уго не хотел говорить лишнего и с удовольствием не сказал бы ничего. Видно, на совесть изучал парень в детстве Картезиуса с его знаменитым: "Тот хорошо жил, кто хорошо скрывал".

Что же все-таки выудил у него настырный Мариус? Что Хлор в данный момент с помощью магического зеленого кристалла заглядывает в будущее. Что обычный гороскоп, составляемый по звездам, тоже дает довольно точный ответ в руках такого мастера, как Хлор, но кристалл дает абсолютно точный ответ. Этот кристалл раздобыл, путешествуя на подступах к Пустыне Гномов, один из астрологов много сотен лет назад. С тех пор камень находится в Реккеле, на одном и том же месте, ибо только в той точке, где он сейчас установлен, кристалл и проявляет свои невероятные свойства. Постороннему бесполезно подступаться к кристаллу – он признает только одного хозяина: того, кто в данный момент возглавляет Гильдию астрологов.

Переварив информацию, Мариус задал вопрос, который напрашивался:

– Выходит, он нам расскажет все, как будет?

– Нет, друг Мариус. Знаешь, почему? Вот, к примеру, он скажет тебе, что в таком-то месте тебя поджидает банда Седрика. Что ты сделаешь?

– Поеду другой дорогой.

– Вот видишь! Получается, что кристалл предскажет неправду. А такого быть не может по определению. Если тебе суждено встретить Седрика, ты должен его встретить так или иначе. И именно там, где покажет кристалл. Потому что он сообщает будущее, которое уже определено. Вот поэтому магистр откроет тебе только то из увиденного, что никак не способно изменить будущее.

Мариус пытался постичь сказанное. Не справившись с непосильной задачей, он задал еще один вопрос, который напрашивался:

– А зачем нам это знать? Мы ведь все равно ничего не изменим, как ты говоришь? Зачем же?

– Есть судьба и есть жребий, – непонятно сказал Уго. – Жребий дает тебе шанс, судьба его отнимает. Бороться с судьбой бесполезно, но знать, где будет брошен жребий, все-таки важно. Иначе ни у кого не было бы шанса. Понимаешь?

– И кует, и дует, и сам не знает, что будет, – подал голос Расмус.

Но Мариусу уже показалось, что он ухватил за белую гриву вороную лошадь, на которой скачет богиня истины Тортилла. Он понял: что бы ни случилось в дальнейшем – хорошее, плохое ли – надо принимать без страха, не избегая трудностей, ибо все это шаг за шагом приближает к цели, от которой никуда, к сожалению, не денешься…

Из таинственной комнаты Хлор вышел задумчивый.

– Шафран – это порошок из рылец крокусов, пряность и пищевая краска, – сообщил он. Мариус с Расмусом недоуменно переглянулись.

– Что показал кристалл, учитель? – спросил Уго.

– Ничего.

– Как ничего?

– Совсем ничего.

Все помолчали. Чрезвычайность ситуации ощутили даже Мариус с Расмусом.

– Невероятно! Не было случая, чтобы я не смог активизировать его. Наши летописи вообще такого случая не содержат со времен Просперо. Но Просперо – особый случай.

– И каков вывод, учитель?

– Вывод-то прост, дорогой мой Уго. Береги этого парня, как зеницу ока. Он должен выполнить задачу, суть которой мы постичь не в силах и которая ведома только Высшему Разуму. Он должен выполнить задачу – иначе я даже затрудняюсь сказать, что случится.

– Поворот истории? – замирающим тоном, столь ему не свойственным, спросил Уго.

– Не будем торопиться. Я думаю, мы все увидим в свое время. А пока… – старый алхимик подошел к Мариусу. Тот поднялся. Долгим, бесконечно долгим взглядом посмотрел Хлор в глаза овцепаса. Мариус оцепенел. Он видел только зрачки – они то расширялись, то сужались, они пульсировали, с ними пульсировала Вселенная.

– Я испытаю его своим эликсиром, – пробормотал Хлор.

– Вы думаете, это окажется сильнее кристалла?

– Ни в крем случае! Эликсир выявляет совсем иное. Он позволяет уловить скрытые мотивы поступков, квинтэссенцию намерений, о которых сам человек и не подозревает.

Соединенный с Хлором невидимой пуповиной, Мариус, как в полусне, миновал комнату, в которой на мощной подставке покоился зеленый кристалл, на своде было изображено звездное небо с двумя лунами, а в окно устремлялась расширяющаяся труба. Они оказались в крохотной клетушке с белыми стенами и черным полом, с кроватью и стулом. Неестественная стерильность помещения рождала в душе беспричинную жуть, которая только усиливалась большой гравюрой теургического содержания, висевшей на стене. Белые стены слепили – свет, исходивший из единственного окна, без потерь отражался от их абсолютной белизны. Комната казалась искривленной в пространстве. Эффект иррадиации, друзья мои!

Хлор усадил Мариуса на кровать и протянул ему флакон с темно-синей жидкостью, проговорив:

– Абель Бальбо!

Мариус сделал глоток. Жидкость оказалась тягучей и терпкой на вкус. Чего еще ожидать от жидкости с таким цветом? В помещении вдруг возникла мягкая флуктуация. Мариус почувствовал, как его голову окутывает что-то нежное, невесомое. Мариус парил в облаке розового пуха. Ласковое щекотание, волшебная нега, крики экстаза… Вокруг струились матово-белые потоки, из которых вырастали столь же матово-белые многосуставчатые, неестественно подвижные руки. Темнота – она существовала неосязаемо, как природный радиоактивный фон – продуцировала каскады красных, желтых, зеленых искр. Крылья огромных птиц, опахалам подобно, овеивали Мариуса. Становилось свежо. Золотистый светящийся шар спускался откуда-то сверху. Он надвигался – ближе, ближе – пока не ослепил Мариуса своим сиянием. И в этом сиянии увидел наш герой темный силуэт. Пристально, до боли всматриваясь, он понял, наконец, что это за силуэт: черный рыцарь. Рыцарь исторгался из пасти отвратительного чудовища, которое, в свою очередь, порождалось чем-то до такой степени омерзительным, что разум отказывался опознавать это существо. Или этой стихии – бес его знает. Эпицентр монструозного образования находился в малиновом неугасимом пламени. Рыцарь надвигался. Мариус с ужасом ощущал, как пронзительная темень закрывает от него мир, полный звезд. И он закричал – отчаянным животным криком.

И тут же тьма рассеялась, разгоняемая золотистым блеском. Мариус сразу понял, где он: в своей постели – дома, в Черных Холмах. Он спал, но видел все, что тем временем происходило рядом. Шла роковая ночь, ночь убийства герцогского гвардейца. С холодеющим сердцем Мариус видел человека, входящего в комнату. Совершенный незнакомец. А далее… Незнакомец втащил за собой бесформенный куль и швырнул его на пол у кровати Мариуса. Оцепенев, Мариус смотрел, как куль на глазах превращается в труп гвардейца. Незнакомец, тщательно вымазав руки в крови убиенного, подступил к Мариусу. Черты его лица проступили яснее – и Мариус с содроганием узнал оруженосца черного рыцаря. Жилистый бородач, великий немой, он принялся щедро орошать Мариуса кровью гвардейца. От души плеснул на руки спящему, на грудь, на постель. Кровь лилась из трупа рекой. Окончив свой труд, бородач протянул куль обратным ходом. Свет померк.

И тут же вновь рассеялся мрак. Бородатый оруженосец, конечно, был тут как тут – но уже в более партикулярном платье: коричневая суконная куртка, синие штаны, запыленные стоптанные сапоги. На обувь Мариус всегда обращал внимание в первую очередь, поскольку его собственные сапоги давно оставляли желать лучшего. Бородач находился в той самой комнате гостиницы «У двух лун», где они с Расмусом сегодня ночевали. Он двигался уверенно и быстро, как лоцман в родном проливе. Он прошел к кровати Расмуса, что-то сунул в его дорожную сумку. И испарился, ртути подобно.