Читать книгу Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 1 - Евгений Захаров - Страница 7

Однажды родился Брайан Гарольд Мэй. Множество районов Лондона оспаривают почетное право не называться родиной этого во всех отношениях приятного человека. А именно – Фелтхэм и Туикенхэм. А в Хэмптоне он, якобы, несколько лет спустя пошел в школу. Скажем со всей ответственностью, со всей прямотой – это совершенно недопустимо. Прежде, чем пойти в школу, Брайан просто обязан был осчастливить своим появлением весь мир, и произошло это событие, по нашему мнению, как раз в Хэмптоне. Но не в школе, куда Брайан потом пошел. А как раз в знаменитом Хэмптон-Кортском лабиринте.

Его мама, будучи на сносях, как настоящая капризная женщина в деликатном положении, вовсю искала острых ощущений. К моменту рождения сынка она уже успела всласть напрыгаться с парашютом, изобрела «тарзанку» и поздоровалась за лапу с тигром в зоопарке. Наконец, она забрела в лабиринт, бродила там, аукая, несколько дней, пока не устала и не решила прилечь. И, пользуясь маминой слабостью, на свет тут же появился тощий, длинный и кудрявый ребятенок с подзорной трубой в руках. Мама, очнувшись, тут же нарекла отпрыска Брайаном – в честь святого Брайана, покровителя блуждающих по лабиринтам.

Ребенок рос не по дням, а по часам. Его мама научилась добывать огонь трением, они с сыном ловили мелких животных и одиноких путников – тем и кормились. В общем, семейство блуждало по лабиринту четыре года, пока их не заметил с вертолета их муж и папа, и не спас с помощью хитроумного приспособления – завязанной узлами веревки!

Еще живя в лабиринте, Брайан полюбил глазеть на звезды в свою подзорную трубу. По звездам же он здорово научился считать. А вот читать не научился – разве звезды почитаешь?

После чудесного спасения из ловушки мама тут же уселась учить великовозрастного дитятю читать, но коварный Мэй то ли не хотел, то ли не мог учиться, давая понять, что с него и звезд хватит. Почесав в затылке и дождавшись, пока малютка еще немного подрастет, мама вручила Брайану ручку, тетрадку, мешок яблок, и отправила его грызть гранит науки в самый лучший колледж, на факультет физики.

– Наука – это хорошо. – разглагольствовал Мэй, сидя на неудобной вокзальной лавке и грызя яблоко. – А яблочки – не в пример вкуснее. Урняу!

– Ну и гусь! – сказал вдруг у него кто-то над ухом. – Ну-ка, будь человеком, не жадись и яблоков немножечко отсыпь!

Мэй изволил взглянуть одним глазом на возмутителя спокойствия, коим оказался парень цыгановатой наружности, который стоял, барски подбоченившись и уже протягивая руку за подношением.

– Идите себе, – сказал Мэй фальцетом. – Я же не куда-нибудь, а на учьбу еду. И яблок дать не могу. Самому мало, вы уж не обессудьте!

– Как сказал? – прищурился парень.

– Сильно сказал, – отрезал Брайан. – Не лезьте, почтенный.

– Щас в рожу вцеплюсь, – предупредил цыган.

– А я тебе мешком по башке дам, – ощетинился Мэй.

– Попробуй, – фыркнул цыган. – А я тогда вот чего, – и он, присев на корточки, принялся яро копаться в яблоках.

Обманутый в лучших чувствах Брайан разинул рот и заорал на весь вокзал. Тут же набежали родители и растащили в разные стороны новых знакомцев. Брайан, уводимый своим папой за ухо, успел увидеть, как на цыганского барона накинулся его папа, в три приема скрутил его подтяжками и, хотя парень сражался, как лев, уволок его в неизвестность.

Брайан же, будучи посаженным под домашний арест, впал в черную меланхолию и решил сделать себе приятное. Насвистывая что-то из Вагнера, он отодрал от камина доску, взял пружину от старого мопеда, кусок старого ножа и драчевый напильник, после чего быстро и ловко смастерил себе гитару. Папа Брайана потом долго боролся за право возвращения доски на ее природное место и приколачивал практически готовую гитару над камином, но потом сдался и даже помог приладить к инструменту пружину.

Настал момент опробовать новинку. Брайан встал в трагическую позу скальда и ударил по струнам. Звук раздался такой, будто мама Брайана обнаружила, что ее любимый сын объел все левкои на окне и снюхал все гладиолусы в цветнике. На жуткий вой прибежал папа и, схватившись за уши, оторвал к чертовой матери открывашку, которую Мэй с какой-то радости приладил к звукоснимателю. Тотчас же звук наладился, полилась чарующая мелодия, но Брайан был недоволен.

– Что же ты сделал? – закричал он на папу, прижав уши. – Ты ничего не понимаешь в моде! Это же был такой специальный грязный звук! И чем, скажи на милость, я теперь бутылки буду открывать?

Папа в ответ на грязный звук сказал Брайану несколько грязных слов, бросил в сына открывашкой и удалился. А Мэй помаленьку привык к новому звучанию своей гитары, проверил ее не в одном опасном деле и дал ей заслуженное прозвище «Топор».

Бросим же рассказ о гитаристе-самоучке и продолжим повествование о Фредди. А Фредди тем временем уже окончил школу и поступил в Илингский колледж искусств, о котором ходили самые невероятные слухи, в том числе и такой, что декан Илинга – не кто иной, как сам… Но непроверенные слухи мы печатать не собираемся, поскольку являемся поборниками самой что ни на есть чистейшей правды. Но одно можно сказать совершенно точно – никто толком и не знал, существует ли такой колледж вообще?

Фредди не избежал общей участи, став жертвой слухов и по ошибке проучившись первые три месяца в Лондонском Королевском колледже, куда одновременно с ним поступил и Брайан. Только Фредди об этом не знал. А узнал он об этом позже, когда увидел Мэя в коридоре и имел с ним беседу. Мэя впоследствии отливали водой, а Фреда поставили в угол на гречку.

От перенесенного стресса Мэй поправился сразу на двадцать килограммов. Вдобавок с ним случилась еще одна непристойная вещь – он стал лысеть. Нет, не понемногу, с увеличивающейся год от года плешью. Если бы! Он лысел сразу и окончательно, правда, мог, хоть и не столь же стремительно, отрастить волосы обратно. Лысел он, как уже было сказано, от стресса – например, если его неожиданно хватали сзади и, с ликующими воплями: «Ага, попался, марсианский яблокодонт!», тащили в туалет, где тщательно макали.

Немудрено, что одним из подобных нападавших неизменно оказывался Фредди. Он вообще не давал бедному Брайану прохода и заставлял его лысеть по десять раз на дню. Затравленный Мэй уже совсем было решил плюнуть на все и перейти в Лестерский институт изучения кроликов и нуников нечерноземной полосы Британии. Но тут руководство Королевского колледжа заметило, что Фредди не на своем месте, и послало его…

Ну, в общем, послало его в Илинг, ибо только органам Лондонского гороно было известно точное местоположение пресловутого учебного заведения. Брайан с облегчением вздохнул, да только рано он развздыхался. Фредди повадился ходить в гости к «королькам», да не один, а со своим однокашником Тимом Стаффелем. Естественно, легендарные ученики легендарного Илинга на переменах собирали вокруг себя толпу почитателей и травили байки, начинавшиеся обычно: «А вот в бытность мою в Илинге…»

Однажды Фредди. завидя торопящегося куда-то Брайана, закричал:

– А вот в бытность мою в Илинге однажды мимо меня прошли семнадцать лысых! Взявшись за руки!

Но, вопреки ожиданиям, Мэй отшвырнул стопку книг, которые прижимал к своему объемистому животу, и накинулся на струхнувшего Фредди, взревывая и ляская зубами! Еле-еле их растащили. Таким вот необычным образом и началась дружба великая и трогательная!