Читать книгу Как я искала Нахмансонов. Генеалогический детектив - Евгения Демидова - Страница 10

И одним из вопросов было: как познакомились папа и мама? Они оба трудились в Чкаловэнерго, но папа жил и работал в центре города, а мама – на далекой окраине, в разных подразделениях, – где пересеклись? Маму к концу жизни, увы, начала подводить память, и она не помнила, а папы уже не было, и я была уверена, что никогда этого не узнаю. Но после того, как мамы не стало, я позвонила по телефону из ее записной книжки в Москву ее старинной приятельнице, Воле Михайловне Долбенко, чтобы сообщить ей грустную весть. И таким образом вновь начала общаться с ее дочерью Олей Долбенко, ныне Невской.

В моем детстве, когда мы жили в одном городе, наши родители между собой очень дружили, а мы с Олей как-то не особенно: она старше на два года, а в таком возрасте это целая пропасть. Но, встретившись через много лет, хотя и виртуально, мы с радостью обнаружили, что очень близки друг другу. Оказалось, что наши взгляды совпадают, что мы обе интересуемся прошлым, да и общие родные города у нас Оренбург и Орск.

У Оли прекрасная память, и она рассказала мне, что мама и Воля учились в одном институте и на одном факультете в Куйбышеве, только Воля на несколько курсов младше, и где-то они пересеклись. Воля была активистка, зампредседателя профкома института. После окончания института в 1950 году она приехала на родину своего мужа в Чкалов, тоже начала работать в Чкаловэнерго. Они встретились с мамой, работавшей там уже четыре года, и очень обрадовались друг другу. Именно Воля, бывшая в одном подразделении с папой, познакомила его со своей бывшей соученицей. Оля написала мне: «Представляешь, в 1952 году они с папой по распределению уехали в Орск. И она, молодец, за короткое время работы в Чкаловэнерго успела познакомить твоих родителей».

Вот такая цепь случайностей привела к созданию нашей семьи. А если посмотреть глубже – то обнаружится еще одна цепь случайностей, приведшая папу в энергетику. В 1941 году, перед самой войной, он, как и мама, окончил школу. Кстати, мои родители оба были очень способными, прекрасно учились и получили аттестаты с золотой каемкой. Эти аттестаты были даже круче нынешней золотой медали: они давали право поступления в любой вуз без экзаменов. Папа был секретарем комсомольской организации школы и успевал учиться в аэроклубе. К началу войны он был почти готовым летчиком. Прямая дорога была ему в летчики.

Вспоминаю фильм «В бой идут одни старики», сцену, когда механик эскадрильи говорит молодому летчику: «Ты у меня пятый…» И каждый раз думаю о папе. Шансы выжить на войне у летчика или стрелка были невелики…

Но папу, как высокообразованного по тем временам юношу, отправили на курсы авиамехаников по электрооборудованию. Профессия более сложная, квалифицированная и гораздо более безопасная. Так папа и прошел всю войну авиамехаником по электрооборудованию в полку дальней бомбардировочной авиации. В 1948 году, побывав с полком еще и в Корее, демобилизовался и вернулся гвардии старшиной с наградами. Устроился в родном городе по полученной на войне специальности электрика в Чкаловэнерго – сначала монтером, потом вырос до диспетчера. Вот так и пересеклись жизненные пути моих родителей. И вся их судьба оказалась связана с энергетикой.

Тут самое время вернуться к моему самому первому воспоминанию – о комнате в коммунальной квартире. Ее, кстати, в доме на Кирова, в самом центре города, дали именно маме как начальнику лаборатории. Впоследствии папа по образованию маму догнал, по карьере обошел, но в начале семейной жизни расклад был такой.

В коммуналке на Кирова мы прожили три года. А следующее мое воспоминание – я завернута в одеяло, на руках у мамы или папы, и мы в машине едем куда-то. А ехали в новый дом, построенный Чкаловэнерго для своих сотрудников, в двухкомнатную квартиру, которую дали, по-моему, уже папе, на улицу Аксакова, д. 3. Мама к тому времени уже перешла на работу в управление, расположенное в городе. Сейчас это практически городской центр, одно из производственных зданий Оренбургэнерго. А в 1955 году тут была отдаленная окраина. Два двухэтажных дома, по одному подъезду, в каждом шесть квартир. Как рассказывала мама, дома были построены на месте татарского кладбища. Некоторые сотрудники управления отказывались получать здесь новые квартиры, потому что на этом кладбище у них были похоронены родные. А мы, дети, ходили на место захоронения, в нескольких десятках метров от наших домов, и иногда находили в земле кости и черепа. Никаких следов надгробий, могил уже не было, а кости иногда попадались.

Два дома были объединены общим двором с деревянной горкой, зимой ее заливали водой, и получалась прекрасная каталка. Отлично помню, как мы с девчонками и мальчишками съезжали с нее на фанерках. Около подъездов были лавочки, и у меня есть фотография, где я лет пяти сижу на этой лавочке со «Сказкой о глупом мышонке» Маршака. В том возрасте я уже умела читать сама, и чтение на всю жизнь осталось любимым занятием.

Папина мама, бабушка Маша, человек с тяжелым характером и в целом с негативным настроем, имевшая с моей мамой не лучшие отношения, по многим вопросам сильно расходилась с ней во мнениях. Например, бабушка считала, что главное – это район, и с дедушкой они жили в переулке Почтовом, в комнате с печкой, топившейся углем, без удобств, зато в центре города. До Аксакова мы тоже жили хоть и в коммуналке, но в центре, а после переезда оказались, по мнению бабушки, где-то на краю географии. Но мама считала, что главное – квартира. В нашей новенькой двухкомнатной у меня была отдельная комната. Родители могли заниматься своими делами, принимать гостей и не мешать ребенку спать. Мама не раз рассказывала, как, бывало, раздавался стук в дверь, она спрашивала: «Кто там?» – и слышала голос бабушки: «Ну кто, кроме нас, придет к вам в такую глушь?» Скандалов между мамой и родителями папы не было, разумеется, но теплоты в отношениях тоже. Может быть, поэтому и у меня не велось душевных разговоров с бабушкой и дедушкой, не тянуло расспрашивать о прошлом?

Мама с папой работали, и у меня сначала была няня. Я ее почти не помню, но родителям она обходилась недешево. По рассказам мамы, они покупали на базаре сливочное масло за какие-то большие деньги – только для няни, сами не ели.

Я крайняя справа в нижнем ряду

Позже вижу себя уже в детском саду. Там была воспитательница Алла Борисовна, с косой, красиво уложенной короной, девочек не помню, только мальчишек. Наверное, я с ними дружила… Во всяком случае, маме я заявила, что «женюсь на Вову Мержиевского» – вот, даже фамилия запомнилась. Были еще два мальчика-близнеца, но рейтинг их был определенно ниже рейтинга Вовы! Бывало, увы, заставляли доедать невкусную еду: все дети легли спать после обеда, а я сижу за столом и безнадежно что-то дожевываю… Хотя с едой в своей жизни я мало конфликтовала, прямо скажем.

В садик меня водила соседка заодно со своими детьми: родители шли на работу позже, не уверена, что всегда, но, видимо, часто. И однажды мне очень не хотелось идти с ней, и уж не помню, какой хитростью, но я уговорила ее оставить меня во дворе. Наверное, сказала, что меня папа отведет. И вот через какое-то время вышел папа – он ездил на работу на велосипеде – и увидел меня… И похоже, не слишком обрадовался, видимо, опаздывал, но посадил меня на руль и повез в садик. Зато уж как я была довольна: цель достигнута, в садик меня отвез папа!

В 1957 году у меня появился брат Лева – мама ездила его рожать в Куйбышев, к своим родителям. И не могу сказать, что я ощутила какие-то особенные изменения в своей жизни… Но нас в семье стало четверо.

Я росла, мир мой расширялся, в нем, кроме мамы, папы и брата, были папины родители, баба Маша и деда Муля, и многочисленные родственники.