Читать книгу Tervist, рыбка - Евгения Дмитриевна Ерёменко - Страница 7

(Эстонский исторический музей)

Я писала, сколько себя помню. В памяти не очень хорошо восстанавливаются игры в больницу, которые регулярно упоминает мой отчим, но ручку в руке и бумагу под нею помню отчётливо. Когда я еще не знала букв, то рисовала на больших листах нечто похожее на волны. Строчка за строчкой. Друг под другом. И выдавала это за тексты. Приносила маме написанное, придумывала суть на ходу и читала с важным видом. Удивительно, но я даже оставляла место и рисовала непонятные символы между волнами – так делали родители. Мне было сложно понять, почему Лора – уже в те далёкие времена моя подруга– не обращает внимания на то, что взрослые пишут с пробелами и закорючками между словами. Её волнообразные сплошные тексты виделись мне совершенно низкопробными и неправдоподобными по этой причине.

«…А потом ты научилась писать сочинения».

Это событие определило дело всей моей жизни. Я писала дневники, рассказы, бесконечные заметки – до университета очень редко для кого-то, кроме себя. Иногда мне приходилось выходить из тени, писать не в стол и сдавать материалы в печать в местную газету. Нужно было нарабатывать портфолио с публикациями для поступления. Как ни странно, журналист должен уже быть журналистом, чтобы поступить на журфак.

Летом во время школьных каникул после шестого класса мы с соседками организовали во дворе редакцию журнала по мотивам популярного в те годы мультфильма. Распределили колонки, полосы. Мы вспомнили и перечислили всю лексику из сферы журналистики, которую где-либо слышали. Анонс, разворот, глянец, макет. Одна из «коллег» получила здание написать колонку о «джинсе». Почему-то нам казалось, что слово означает раздел о моде. Меня назначили главным редактором, но первый выпуск так и не получил окончательной вёрстки. Однако я выполнила все данные себе самой же задания: написала пять текстов с краткой биографией каждого из основных героев мультфильма и вступительное слово главного редактора.

Получив то сообщение и увидев открытку на фото в нём, я была уверена, что не отправляла её. И не писала ничего о разбитом сердце адресату. Она была подписана другим человеком, изменившим мои планы на эту самую жизнь. Разумеется, не профессиональные.

***

”Suum cuique”. «Каждому своё…», – любила говаривать я, отсылая оппонента к своей оконченной магистратуре по философии.

«…было написано на воротах Бухенвальда», – всегда добавлял мой дедушка – любитель истории Великой Отечественной Войны.

Для меня это высказывание, о том, что всему своя роль. Ответственно заявляю: именно такое значение в него вкладывал Платон.

«Нельзя ставить на сцене заряженное ружье, если никто не имеет в виду выстрелить из него»13. В этой истории, как оказалось, предназначаются для выстрела многие детали.

***

На террасе рынка многие курили. Открытое пространство на уровне второго этажа хорошо продувалось ветром, но запах табака несколько портил аппетит некурильщикам.

У меня за спиной кто-то дымил. Я повернулась, чтобы грозно посмотреть на нарушителя покоя и дать ему шанс осознать свою ошибку без единого слова с моей стороны.

Я обернулась и подняла одну бровь. Это придало выражению лица одновременно вопросительности и укора.

Возле перил курил молодой человек в кожаной куртке с посеребрёнными цепями. Корпус его был развернут к пространству террасы. Он выдыхал густой дым, который медленно опускался на ближайший к нему столик. На правом плече у него висел рюкзак, почему-то расстёгнутый.

Он повернул голову правее, в мою сторону, когда уловил краем глаза мои движения. С его плеча на спину упали длинные собранные в хвост тёмные волосы.

– Я потревожил Вас? – спросил он по-русски, нацепив вежливую улыбку. У него был тонкий длинный нос, который делал его лицо старомодным. Этот эффект усиливала кожаная мешковатая куртка. Она явно не подходила ему по росту, а количеством и качеством потёртостей не укладывалась даже в современные тренды.

– Думаю, да. Разве в Эстонии общественных пространствах можно курить?

– Это открытая терраса. Здесь курят все сотрудники рынка, – он затушил недокуренную сигарету и положил её в глубокую прозрачную пепельницу. – Вы туристка?

– Да, – я смягчила взгляд. Меня посетила мысль, что он понял мой гостевой статус в городе по недружелюбному выражению лица. Европейцы не имеют права так явно выражать негативные эмоции. А может, он сам был туристом? – А Вы? – я выдавила улыбку.

– Нет, родился в Таллине. Иначе откуда, по-Вашему, я знаю, что здесь все курят? Можно присяду? – он сел на не занятое вещами сиденье. Кожа куртки заскрипела.

–Конечно, раз Вы уже сели.

–Русская?

– Да. Эстонец?

 –Нет. Русский. Эстонцы моего возраста очень редко говорят по-русски так же хорошо, как я.

–Вы говорите совершенно без акцента.

– Более того, в таких условных «резервациях» зачастую удаётся сохранять более чистый язык, хотя ему и сложно удержаться от заимствований из доминирующего языка – неологизмов, диалектизмов и варваризмов.

Я слабо кивнула. Его утверждение было вызовом для моего филологического образования, но я решила не развивать эту тему.

Предшествующее сообщение с фотографиями окончательно испортило настроение. Мне хотелось доесть скромный ужин, отделаться от парня и отправиться гулять по городу. Чувствовалась необходимость остаться одной – как минимум не в компании незнакомого мужчины.

Казалось, парень был не из тех, кто лез за словом в карман. Длинными тонкими пальцами с маленькими круглыми ногтями он перебирал цепочку на своей куртке и ждал реплики от меня. Когда её не последовало, он продолжил беседу сам:

– Вы знаете, как называется это здание? Кстати, можно на ты? Это еще одно свойство русскоговорящих – к незнакомцам всегда обращаться на вы. В текстах еще и с большой буквы. Только русские знают, как оскорбительно для людей их культуры слышать обращение от незнакомца на ты. О таком «оскорблении» можно даже на тусовке рассказать. За это можно даже по лицу ударить, – он коротко засмеялся.

–Разве в Эстонии принято так быстро переходить к неформальному общению в виде критики традиций? Я думала, что это здание Рынка у Балтийского вокзала, – мой ответ прозвучал несколько резко. Реагировать с фальшивым энтузиазмом на его попытку пошутить не хотелось. Мне всегда было сложно отличить повсеместный small talk от начинающегося флирта. Флиртовать с ним я не собиралась. Приходилось оборонять личные границы. Кроме того, он заговорил со мной, но до сих пор не спросил имени.

В этот момент дверь на террасу, ведущая к рыночным этажам, хлопнула. Зашедшая девушка держала наготове сигарету, щёлкнула зажигалкой и закурила её. Меня поразила густота её длинных тёмно-русых идеально прямых волос. Казалось, что она кутается в них, пытаясь защититься от промозглого Таллинского вечера и оставшихся в воздухе после утреннего дождя крошечных капель.

– Ты права, – парень вдохнул белёсыми щупальцами расходящийся от её сигареты дым. Он вытянулся на стуле и достал пачку красных «Malboro» из переднего кармана джинсов.

– По-эстонски Balti Jaama Torg. Ты говоришь по-эстонски?

– Знаю около пары десятков слов.

Парень стал нервно трясти ногой под столом, держа не зажжённую сигарету между двумя пальцами. Никто из нас, по всей видимости, не собирался продолжать знакомство. Разговор звучал так, будто мы застряли в лифте, ждём диспетчеров и убиваем время болтовнёй. Я устала ждать его ухода и начала доедать остатки остывающей рыбы.

– Хорошо. Тогда я всё-таки расскажу тебе кое-что, что узнал в Эстонском историческом музее. Когда-то давно все эстонцы ездили на телегах, разводили лошадей и выращивали овощи. Лошади тянули телеги иногда по сто километров. Часто выбивались из сил к окончанию пути. Они привозили на них их для продажи.

– Лошади? Крестьян?

– Нет. Крестьяне. Овощи. Следи за рассказом.

–Ты используешь слишком много местоимений. Отсюда и пунктик на ты – вы? – он резко щёлкнул зажигалкой. Пламя быстро полыхнуло и через мгновение уменьшилось и сравнялось с крышкой механизма.

Он попытался одновременно улыбнуться и затянуться сигаретой. Его рот скривился в оскале: поднялся лишь один уголок рта, не занятый сигаретой, и обнажил почти сомкнутые зубы. Он сделал первую затяжку и выдохнул едкий дым в сторону от меня.

–Конечно, тогда здания рынка не было. Ну, ты понимаешь. Была просто площадь. На ней была лошадь. Одна, вторая. Копытные топчутся на месте, чтобы снять усталость с ног. Они топтались десятилетиями. Крестьяне подносили им корм, а после еды они еще больше топтались. У эстонских крестьян часто что-то покупали русские.

– У истории есть логическое завершение?

–Да.

Он резко выдохнул дым, не отворачиваясь. Глотнув дыма, я закашлялась и инстинктивно отодвинулась вместе со стулом. Кто-то споткнулся о его заднюю ножку, внезапно возникшую на пути. Я услышала резкий топот и незнакомые, вероятно, грубые слова.

Подскочив, я быстро обернулась и извинилась по-английски. Пострадавшей оказалась курившая около входа на террасу длинноволосая девушка. От неожиданности при столкновении со стулом она выронила сигарету. Девушка наклонилась за ней. Водопад волос тоже опустился вниз:

–Не страшно. Не переживай. Ешь.

Я подождала, пока она выпрямится, чтобы сгладить инцидент улыбкой.

По законам физики к её бледному лицу прилила кровь. Поднявшись, незнакомка казалась несколько растрёпанной, но была очень красива. Через мгновение краска почти ушла с её лица, осталась только в области высоких точёных скул. Я коротко улыбнулась ей. Она подмигнула мне одним глазом. На её правой скуле поблескивал длинный, тонкий, едва заметный шрам. Он ничуть её не портил. Черты казались слишком большими для её лица, но к ним не хотелось ни добавить чего-то, ни уменьшить какие-то из них. Смотря на неё, мои глаза отдыхали. Она обладала не вызывающей, а мягкой, абсолютной красотой. Девушка улыбалась, и кожа вокруг открытого взгляда её огромных серых глаза сложилась в несколько маленьких морщинок. Я подумала, что и этой красоте предстоит постареть.

–Тебя ждёт meritint14, – русские слова она произносила с едва уловимым акцентом, приятно растягивая гласные.

– Нет-нет, мы не вместе, – я сделала отталкивающий жест рукой в сторону моего собеседника, решив, что последнее незнакомое слово относилось к нему.

Она хихикнула.

– Рыбки. Meritint. Тебя ждут рыбки. Я не знаю их русского названия. Head isu15. Приятного аппетита.

Краем глаза я увидела, что девушка подошла к той же пепельнице и выбросила окурок. Она осталась стоять там, обращённая лицом к городу. Волосы заканчивались на уровне её поясницы, полностью закрывали спину, покатые плечи, руки.

–Они вытоптали яму.

–Кто? – вернувшись к собеседнику, немного агрессивно спросила я.

–Я думал, ты переспросишь, крестьяне ли.

Парень затушил сигарету о столешницу и быстро сдул пепел со стола, держа вторую руку под ним. В начале нашего знакомства он поставил рядом с ножкой стула рюкзак и сейчас, судя под движениям видимой части плеча, пытался что-то из него достать. Или убрать. Он продолжил:

–Лошади, конечно. С тех пор все рынки по-эстонски называются «яма» – «jaama». Большинство крестьян тогда говорили по-русски и эстонцы заимствовали их слова. Было важно говорить так, чтобы слух покупателя радовался.

Он встал, потянув закрытый рюкзак за лямку и закинул его на правое плечо.

–Мне пора. Спасибо за компанию. Будь внимательнее. Не попадайся ни на чьи уловки. Туристы бывают рассеянными. Не все такие деликатные, как я.

Я попрощалась с ним.

Парень спустился по лестнице сразу на улицу. Больше я его не видела. Как и своей поясной сумки с банковской карточкой. Как и кодов для операций в мобильной банке к ней – за девять месяцев жизни в Финляндии я так и не нашла времени сходить в банк. Идентификация личности в одном из отделений позволила бы пользоваться функциями мобильного приложением без кодов: пересылать деньги на свои или чужие счета и оплачивать услуги. В сумке оставалась ещё десятиевровая бумажка. Она-то и стали его наживой, так как украсть деньги с карты ему было бы сложно.

Когда он спускался с террасы, я еще не знала, что впереди было много часов, когда я могла бы просто смотреть на красивое лицо Элины.