Читать книгу Сборник рассказов. Цветок лотоса - Евгения Корелова - Страница 2

Алина Павловна скончалась. Сейчас она покоилась в общем коридоре в гробу, установленном на пяти табуретках. Сначала подставили три табуретки, но Алина Павловна угрожающе пошатывалась, пришлось укрепить. В комнате покойницу оставить было нельзя, потому что там, кроме нее, жил сын с беременной веснушчатой невесткой, которую неукротимо рвало даже от яичницы.

Алина Павловна, вместе с жизнью потерявшая еще килограммов десять веса, лежала, скрестив руки на груди, протянув ноги из-под коричневого платья дешевого сукна – самого чистого, из того, что сын нашел в ее мучительно воняющем нафталином гардеробе. Алина Павловна источала слабый сладковатый запах, который вроде и не чувствуешь, но коль уж поймаешь, то уже никуда от этого духа не денешься. Сморщенное при жизни черносливное лицо Алины Павловны разгладилось и поблескивало прозрачной, натянутой на скулы кожей. Нос по-буратиньи заострился, и делал покойницу практически неузнаваемой. Платок на голове был крепко подвязан под челюстью, чтобы та не открывалась. Глаза, некрасиво утопленные в кофейных глазницах, сын несколько раз пытался закрыть указательными пальцами. За процессом этим подглядывал Витька из третьей комнаты. Глаза не хотели закрываться до конца, и сын, тихо ругаясь, давил на них, удерживая в экспозиции. Когда сын ушел, Витька подкрался к Алине Павловне. Он впервые видел мертвое тело и не верил до конца, что оно совсем-совсем неживое. Витька осторожно взял Алину Павловну за руку. Ладонь приклеилась к другой руке, и Витька с усилием потянул. Рука была тестоватой, липкой и холодной. Ногти Алины Павловны посинели у основания.

Приехала ритуальная машина. Все жильцы вышли в коридор. Высокий рыхлый сотрудник похоронного бюро с выступающим вперед подбородком, перед входом в квартиру художественно матерившийся на помощников, профессионально поднял брови в молитвенном сочувствии и произнес неожиданно тонким голосом:

– Можете попрощаться с покойной…

Жильцы обступили Алину Павловну. Беременная бледная невестка сдерживала приступы тошноты и раздраженно подсчитывала, сколько денег пришлось потратить сыну на эти ритуальные изыски. Сын, нахмурившись, смотрел на худое лицо матери и вспоминал, почему-то, как она заставляла его есть пирожное, спрятавшись от друзей за дерево, чтобы не делиться. И не таясь от себя, ощущал радость – наконец, они останутся одни в большой комнате, которую в проекции можно будет разменять через несколько лет.

Вересовы, тщедушные молодые супруги из второй комнаты, милые, как тушканчики, всегда думали одновременно об одном и том же. Сейчас они проголодались и терпеливо ждали, когда освободятся табуретки из-под гроба – на кухне не на чем было сидеть.

Алкаш Анисим, из первой комнаты хмуро смотрел на ноги покойницы. Он уже подержался за них утром, суеверно разгоняя страх (примета такая). То ли ноги, то ли опохмел страх устранили. В голове у Анисима в разной последовательности возникали не связанные друг с другом слова «Кордебалет», «Катавасия» и «Избиение младенца».

Виктор Михалыч, дед Витьки, помнил Алину Павловну молодой. У нее была большая грудь и маленький, вечно сопливый сын. И комнату ей дали совсем маленькую. Позже Виктор Михалыч, сидя у следователя в душном каменном кабинете, недоуменно смотрел на аккуратно выведенные на тонкой, как промокашка, бумаге слова «Нелестно отзывался о Сталине». Когда его этапировали, Алина Павловна энергично въехала в их с женой просторную комнату, а жене даже благодушно помогала перетаскивать вещи в свою.

Витька, его внук, неотрывно смотрел на лицо Алины Павловны и пытался заплакать. В его понимании смерть любого человека должна была вызывать слезы. И внутренне он представлял, как все – и недовольная пузатая невестка, и угрюмый сын, и медленно моргающий Анисим, и дед – некрасиво кривят рот и горько плачут над покойницей. Витька все настраивал себя на нужный лад, «размачивая». Вспоминал школьные обиды. Как старшеклассник, бугай Трифонов, толкнул его, заставляя позорно растянуться перед всеми. Как учительница, сложив губы тонкой ниточкой, зачитывала классу его сочинение, выделяя нелепые орфографические ошибки, и весь класс гоготал. Как полгода назад пропала его любимая кошка, ласковая, серая в полоску, беспрестанно утробно урчащая у него на коленях. Наконец, Витька выдавил из себя тяжелую неподвижную слезу, часто задышал и зашмыгал носом, но, получив крепкую затрещину от деда, мгновенно плакать расхотел.

Рыхлый ритуальщик с челюстью глубокомысленно вздохнул и также тонко и старательно вежливо проговорил:

– Если все попрощались с покойной, мы можем уносить. Желающие, пройдите в машину.

Все молчали, не двигаясь с места. Ритуальщик понял, что сегодня он поедет один.