Читать книгу Смерть в квадрате - Евгения Кретова - Страница 6

У Макса складывалось впечатление, что курьер пытается от него избавиться.

Парень поглядывал на него мрачно. Ныл:

– Зачем со мной-то ехать. Ну, отдал я вам чемодан этот, что от меня-то хотите?

Макс молчал, отстраненно слушая причитания нескладного парня. Но в конце концов не выдержал:

– Ты – важный свидетель! – отрезал и снова углубился в собственные мысли, позволив парню затеять новую волну страданий. – Конечно, может, это ты подсунул эти вещи…

В самом деле, кто имел доступ к чемодану? Сотрудники московского аэропорта – это раз. Сотрудники аэропорта Челябинска, куда чемодан отправился по ошибке (или не по ошибке, но об этом Макс подумает позже) – это два. Здесь, в Сочи, тоже могли подсунуть – это три. Опять же, в Челябинске на какой стадии выяснили, что чемодан с другого рейса?

Когда чемодан остался лежать на транспортировочной ленте в зоне прилета?

Значит, круг подозреваемых стоит расширить до пассажиров этого рейса и всех рейсов, которые получали багаж одновременно с ним. Макс присвистнул с грустью:

– Это овер-дофига, – пробормотал под причитания курьера. Перевел взгляд на парня: – У вас несчастных случаев не бывало?

Тот поперхнулся последней фразой, покраснел.

– Нет, вы что, вообще ку-ку?

Макс поморщился: теперь эта фраза к нему прилипнет, больно хороша, он представил, как будет бесить ею соседа по кабинету, улыбнулся.

Вопрос заключается в теле, вернее, в его отсутствии – пока нет трупа, вряд ли кто-то займется вещами в чемодане. Он бы не занялся, пришлось признаться со всей честностью. Потому что это же тоска – столько работы и ради чего? Ради трепетного воссоединения хозяина со своими потрепанными следствием нарядами? Да и по какой статье возбуждать дело? Владелице чемодана вред не причинен.

Сперва нужно решить, кстати, кровь на рубашке или чернила? Но как-то бы это процессуально аккуратно сделать, чтобы квалификацию дела не запороть.

– А что, полицейские у вас нормальные? – спросил.

Парень кивнул:

– Да, норм мужики.

«Плохо», – отметил Макс. Брошенное курьером «норм мужики» означало, будут те прикрывать «своих». И формально им будет за что.

С таким безрадостным настроением они подъехали к зданию аэропорта.

Футуристическое здание с террасами с видами на Черное море и парящих над ним чаек – львиная доля стоимости перелета Москва-Сочи взята за него, Макс готов был голову отдать на отсечение.

– Вызывай представителя авиакомпании, а я в линейный отдел, – Макс подхватил чемодан и направился к зданию.

Комнату, в которой расположились стражи порядка воздушной гавани, он обнаружил за неприметной дверью, опознанной только благодаря отсутствию около нее пассажиров: люди подспудно чувствовали близость полиции и интуитивно старались держаться от нее подальше.

Толкнув дверь, Макс окунулся в ароматы пельменей и чая с чабрецом.

– Здрасьте…

Трое полицейских, как из мультика про толстого, тонкого и коротышку, обернулись к нему. Все трое держали в руках по кружке чая с сиреневой биркой «Чай из Краснодарского края». Тот, который «коротышка», грозно зыркнул на Макса:

– Не видите, что ли, обед у нас!

– Обед не должен препятствовать защите охраняемых законом прав и свобод граждан, – Макс понял, что без удостоверения ему не справиться.

Достал его из кармана рубашки-поло. Раскрыл и сунул под нос воинственно поднявшейся со своих мест троице.

«Толстый» – на его шевроне значилось «Васильев А.А.» – склонился и прищурился, вчитываясь, посмотрел на «коротышку».

– И что же вас, товарищ капитан юстиции, к нас занесло? – с издевкой спросил тот, Макс прочитал фамилию «Савушкин Н.Б.» и отметил его сержантские погоны.

Младший сержант Васильев А.А., сообразив, что дело не быстрое, нырнул за его спину и, нацепив на вилку пару пельменей, макнул их в сметану и отправил в рот. Смачно вытер губы салфеткой и встал за спиной начальника, дожевывая съеденное.

Макс усмехнулся, выставил перед собой чемодан:

– А вот, вещичками окровавленными кто-то разбрасывается.

Полицейские переглянулись.

– Чего?

Макс поднял чемодан, положил на стул для посетителей, раскрыл его и кивнул на упакованные в пакет вещи. И скрестил руки на груди.

Сержант вытянул шею, поизучал содержимое чемодана, перевел взгляд на Макса, с недоумением уточнил:

– Вы нас сейчас разыгрываете, товарищ капитан?

– Ни разу.

– И что это?

Макс закатил глаза – разговор слепого с глухим не забавлял ни капли.

– Это вам и предстоит выяснить.

В дверь постучали, заглянул недавний курьер:

– Представитель авиакомпании пришел. Нужен?

– Безусловно! – Макс подвинулся, пропуская высокого мужчину в ярко-синем костюме. Они кивнули друг другу. Представитель мрачно узнал, в чем дело, перевел взгляд на полицейского. Тот вздохнул и повернулся к чемодану.

Полицейский недоверчиво раскрыл пакет, не вынимая вещи, поизучал их.

– Они так и были в пакете?

– Нет, вот фото, – Макс достал сотовый, показал фотографии. – Могу скинуть.

Сержант недовольно поморщился. Вернулся к изучению содержимого чемодана.

– А это точно не ваши вещи? – повернулся. В глазах мелькнула надежда.

Макс полез в карман, достал сложенный вчетверо лист с подписью Аделии.

– Нет, вот акт.

Полицейский принялся изучать его, вздыхал и морщился, недовольно поглядывал на Макса; добравшись до финала, внезапно просиял:

– А, так это чемодан вашей супруги?! Так нам ее и надо, для заявления.

Он вернул Максу бумагу и улыбнулся впервые с момента знакомства.

Макс покачал головой:

– Не-а, не прокатит. Вы не сможете ее потерпевшей признать, у нее ничего не похищено. А между тем, кто-то, возможно, ранен.

Полицейский поднял вверх руки:

– Давайте не будем спорить, товарищ капитан, вы знаете правила не хуже меня.

Макс закатил рукава и достал из того же кармана рубашки-поло нотариальную доверенность, развернул ее и протянул сержанту.

– У нас маленький ребенок, поэтому давайте завершим формальности и я уже отправлюсь догуливать свой законный отпуск.

Полицейские переглянулись. «Тощий», тоже с сержантскими погонами, который все это время молчал, спросил:

– А это точно кровь?

Макс обрадовался:

– Вот! Золотые слова! Выясните это, пожалуйста, потому что моя супруга очень хочет получить назад свои вещи. Поэтому давайте оформим все. И там уж сами разбирайтесь, откуда они, чьи они, как они оказались в чемодане и кому это понадобилось.

Младший сержант Васильев мрачно улыбнулся:

– Придется. Только вам задержаться придется, мы без вас, товарищ капитан, совсем не справимся.

По его лицу Макс понял, что это – их месть за испорченный обед. Вздохнул:

– Может, сотрудников терминала прилета опросить да камеры наблюдения посмотреть? – предложил он. – Я могу камеры глянуть…

Камеры смотреть никто не хотел, а опрашивать всех сотрудников – смысла, если не знаешь, кто соприкасался с чемоданом. Поэтому полицейские охотно предоставили Максу доступ к камерам, а сами направились доедать и без того подстывшие пельмени.

– Я вам все еще нужен? – уточнил представитель авиакомпании.

Макс кивнул:

– Обязательно, вы мне будете называть сотрудников, которые меня заинтересуют после просмотра камер.

* * *

По окончании просмотра камер видеонаблюдения список заинтересовавших капитана Макса Александрова сотрудников аэропорта состоял из нуля человек: он проследил чемодан с момента выгрузки из самолета до момента передачи нескладному курьеру – чемодан был в пленке, и никто с ним ничего подозрительного не делал. Также не обнаружилось «слепых зон» и карманов, где кто-то мог подложить окровавленные вещи.

Узнав, что ничего криминального на территории их аэропорта столичным следователем не было обнаружено и разбираться с неприятным и явно нераскрываемым инцидентом придется кому-то другому, полицейские линейного отдела повеселели.

– Может, в Москве подкинули? Вы бы там у коллег своих спросили, не случалось ли ЧП на территории терминалов в день вашего вылета? – посоветовал Савушкин.

Это была разумная мысль, Макс кивнул. Он думал о том, что пора подключать кого-то, кто имеет процессуальный статус и сможет вести это дело. И тщательно перебирал в памяти фамилии сокурсников и коллег, которых переводили в этот курортный город.

– Бочкин!

Он воскликнул, вспомнив фамилию институтского товарища, вечно мерзнувшего в столице и угощавшего его южными фруктами и чаями. Тимур Бочкин должен был служить где-то здесь. Макс вытащил мобильный, поискал в контактах и обрадовался – телефон однокурсника у него сохранился.

– Тимур Альбертович, – поздоровался он. – Александров беспокоит, ритм-кафе «Виктория», осень две тысячи пятнадцатого, бой за мазурку.

Эпизод, прозвучавший для посторонних как абракадабра, на самом деле много значил для обоих – сражение с выпускниками истфака вряд ли кто-то из участников событий смог бы забыть. Поспорив с четырьмя парнями, кто выдержит больше кругов мазурки, они танцевали, пока на четвертом круге не появился охранник и не выгнал всех с площадки, но пара Александров-Бочкин дольше продержалась на танцполе, а потому действующими следователями будущим историкам было засчитано техническое поражение. Примечательно, что танцевать мазурку изначально все шестеро не умели.

– Макс, ты что ли?! – голос Бочкина вмиг повеселел и заметно расслабился.

– Я… Как жизнь, дружище?

Они не виделись больше десяти лет. В последний раз, когда Тимур был в Москве на повышении квалификации, он уже дослужился до звания майора. Теперь, вероятно, был начальником отдела. Выслушав, Макс сообщил, что старому товарищу надо бы проехать до аэропорта. Если он не сильно большая «шишка» и еще ходит «в поля».

Бочкин насторожился:

– Ты куда-то вляпался?

– Нет, но направление верное… И это, криминалистов с собой прихвати толковых.

Бочкин тихо выругался, но приехал через сорок минут. Он располнел, посуровел, приобрел начальственный взгляд и грозную ухмылку.

– На повышение пошел, – догадался Макс.

Тимур засмеялся, но отпираться не стал.

– Чего у тебя?

Услышав историю, нахмурился.

– Вот так и знал, что старые товарищи просто так не появляются на твоей территории… Чемодан заберу, – предупредил. Макс кивнул.

Он выдохнул с облегчением – Бочкин отличался въедливым умом и напористым характером, и в его руках загадка с подброшенными вещами разрешится быстро.

Криминалист подтвердил, что на рубашке – кровь, а отверстие скорее напоминает отверстие от заточки:

– Круглое, острое. Волокна разошлись совсем чуть-чуть, – сообщил он. – Остальное – после проведения экспертизы. Вещи ношенные, должны быть какие-то потожировые следы. Постараюсь найти побольше.

Макс и Бочкин кивнули одновременно.

* * *

Тимур Альбертович Бочкин свою работу любил. Ему нравились головоломки, которые подбрасывала ему служба, нравились бесконечная череда многоходовок, работа с деталями, уликами, нравилось ощущение победы, которое неизбежно наступало после успешного следствия.

Много лет назад, когда он учился в гимназии и записался в школьную театральную студию, он почти в каждой роли, даже если это была роль Принца из «Золушки», играл немного Мегрэ, чуть-чуть Холмса, капельку Жеглова.

Он и сейчас ловил себя на том, что все еще играет в знаменитых литературных сыщиков.

И иногда он «заигрывался».

Три года назад он участвовал в совместной группе по выявлению наркотрафика, проходившего через регион. Работали за городом, в горах, искали следы контрабандных троп, секретных причалов, доков. И коллеги из ФСБ все больше тяготели к гористой местности, считая, что дорога проложена там. Тимур же поглядывал в сторону нищих рыбацких поселков, щедро рассыпанных по берегам. Когда-то в них кипел промысел, мужики рассекали на дорогих тогда «Ладах». Сейчас же рыболовецкий промысел укрупнился, оказался сосредоточен в руках крупных игроков. Мелкие добывающие предприятия простаивали, требования технадзора выполнять становилось все сложнее, суденышки выходили из строя, и нищета хватала за горло. Кое-кто, конечно, приноровился к новой реальности – туристов морская рыбалка всегда привлекала. Но чем жили те, кто остался за бортом и этого бизнеса?

– Нужно прочесать старые пристани, – упирался он.

Его не слушали – что там может знать молодой провинциальный следователь. Тем более, что агентура говорила о «горном» следе.

Тимур отправился сам, с местным участковым и оперативником из столичного управления – этот особенно в гипотезу не верил, но был приучен отрабатывать все поступившие версии, включая самые невероятные. Невероятность участия стареньких рыболовецких катеров заключалась в масштабах трафика: крохотные, скупо оборудованные суда, не перевезли бы значительный груз, а много перевозчиков – много свидетелей, значит, большие расходы. Тот, кто организовал доставку, действовал цинично, наверняка.

Но именно это «наверняка» и говорило Тимуру за рыболовецкий поселок. Он спрятался в низине у подножия скалистых и укрытых лесом утесов. Когда-то поселок процветал, сейчас о нем Тимур практически ничего не слышал.

– Пристань здесь была удобная, – вспоминал участковый. – Народ все больше трудовой, не слишком разговорчивый, потому приедешь, поспрашиваешь, все ли нормально. Они кивают – все, все хорошо. А что там за закрытыми дверями творится, как узнаешь?

Он щурился на яркое солнце, вытирал струившийся по лбу пот.

– А пристань-то новая, – отметил Тимур.

Ровные, плотно подогнанные друг к другу доски на основном понтоне, поблескивающие швартовочные кнехты, аккуратные перила на сходнях. Этой конструкции – от силы два года, и на свои скудные пенсии местные рыбаки такое не отгрохали бы. Да и не нужен им такой причал.

Участковый промолчал – вроде как своим замечанием городской следователь намекал на его недосмотр, а какой недосмотр, если жалоб нет? Участковый отвел взгляд. Они шли вдоль берега. Московский опер тоже рассматривал пристань.

– А чем живет поселок, а? – он посмотрел на участкового.

Тот пожал плечами:

– Да, знамо дело, своим хозяйством. Почти у всех дворов свои курочки, две козы на поселок да корова дойная, Матрена. Ну и рыбку для себя ловят, вялят, да вдоль трасы торгуют. Как-то так выживают.

– И много катеров в поселке?

– Ну, пять, может, шесть… но вы громко сказали, конечно, «катера», моторки крохотные у них.

И он махнул в сторону причала, у которого покачивались три моторные лодки с зачехленными двигателями.

– А пристань на десять кнехтов им тогда зачем?

Участковый не знал, он давненько в поселок не заглядывал – все другие дела, поважнее находились. Оперативник как-то недобро улыбнулся, повернулся к следователю:

– Надо выяснить. Причал больно большой, странно это все…

Но странность эту местные объяснили готовящимися переменами – поселок собирался приглашать в новом сезоне рыбаков из разных регионов.

– Вот есть у народы избинг, слышали о таком? А у нас рыбинг будет! – Веселился старый рыбак, сверкая золотыми зубами.

– Надо бы лодки посмотреть, – тихо проговорил оперативник.

И вот тут-то и возникла проблема, из-за которой в Тимуре Бочкине взыграл Глеб Жеглов: к лодкам их не пустили. Народ хоть и простой на вид, оказался подкованным, вспомнил про постановление на обыск, конституционное право на неприкосновенность жилища и так далее.

Их теснили к берегу. Макс вышел вперед, еще раз продемонстрировал удостоверение:

– Граждане рыбаки и рыбачки, – зычно проговорил интонацией киношного Жеглова. – Вы, конечно, правы, законы соблюдать надо. Но моя задача какая была? Получить оперативную информацию по причастности отдельных жителей этого поселка к участию в контрабанде запрещенных веществ. И эту информацию я получил, так как своим отказом в доступе к транспортным средствам вы подтвердили, что вам есть что скрывать!

– Да утопить их и дело с концом…

Голос – усталый и равнодушный – пролетел над толпой, разбился о недоумение Бочкина.

– Чего? Кто там представителя власти топить собрался?!

Он видел человека, стоявшего за рыбаками. На вид около сорока или чуть больше, приземистый, кряжистый, как когда-то говорили, черноглазый. Взгляд колкий, злой, будто игла. Он смотрел из-за спин, не пытаясь спрятаться за ними, но и не торопясь выходить на свет, будто стоя на границе: примут решение «утопить» – решит, не примут – растает в толпе, не догнать-не дотянуться.

Оперативник сделал движение – к кобуре.

И тут же раздался выстрел. И чутьем, уже своим собственным, не книжным, Тимур понял, что стрелял тот самый человек. Стрелял вероломно, из-под локтя стоявшего перед ним рыбака, ахнувшего от неожиданности и отпрянувшего было в сторону.

Тимур бросился на стрелявшего.

Удар, сваливший его с ног, будто подсек его. Правую сторону парализовало от боли, рука онемела и перестала слушаться. В ушах шумело от разгорающегося в плече пламени. Он пытался его сбросить с себя, но чувствовал, как боль разрастается – это его куда-то волокли, прямо по каменистому пляжу. Сквозь ватную пену в ушах слышались голоса и отрывистые команды, взгляд выхватывал чьи-то сапоги, брезентовый плащ.

Еще один рывок – волна накрыла его с головой, на миг подарив блаженное небытие и прохладу, но тут же отступила, лизнув напоследок живот. Тимура подхватили подмышки и под колени, забросили куда-то. Рядом что-то тяжело и влажно грохнулось.

Двигатель завелся, лодка двинулась по волнам, подпрыгивая на них и немилосердно встряхивая. Эта тряска и заставила Тимура очнуться: одежда промокла и пропиталась насквозь кровью, плечо нещадно жгло, правая рука не слушалась. Но Бочкин приподнялся, повернул голову. Справа от себя он заметил спину московского оперативника, тот не двигался. В ногах, скрючившись, сидел участковый и смотрел на Тимура мертвенно-мутным взором. Его одежда была мокрой, а на щеке и запястьях темнели свежие кровоподтеки. Не сложно догадаться – его утопили там же, у берега. Опер из Москвы или убит, или ранен. Тимур изогнулся, убедился – катером никто не управлял.

Неудачный маневр, и судно потеряет управление и опрокинется. Тела отнесет течением, не факт, что их кто-нибудь когда-нибудь найдет. А если и найдет, то какая связь с поселком? Никакой. Их никто не видел. Не справились с управлением, погибли по дороге. Если найдут московского опера или самого Тимура, пули, застрявшие в их телах, могут вызвать вопросы, но опять же – какая связь с тем черноглазым мужиком и поселком?

Бочкин вздохнул – ситуации такие он не любил. И хоть литературные сыщики в них частенько оказывались и с блеском выходили из них, в реальности все выглядело почти безнадежным.

Тимур перевернулся на другой бок, осторожно привстал на одно колено. Катер подпрыгнул на волне – Бочкин с грохотом повалился на дно, с силой ударился о скамью.

Но боль отрезвила его, добавила злости и решимости – если они погибнут, то никто не узнает, ни о контрабанде, ни о черноглазом мужике, запросто выстрелившем в человека. Такая несправедливость никак не укладывалась в голове Бочкина, поэтому он снова поднялся, стараясь удерживать равновесие, добрался до руля. Там, схватившись за руль управления здоровой рукой, он понял, что руль не слушается: или рыбаки постарались, или повредился уже во время гонки по волнам. Он выругался, обмотал себя тросом и привязал к катеру, включил задний ход. Катер дернуло – Тимур едва не вывалился за борт, но успел схватиться за вертикальную стойку. Судно медленно тормозило, а после потянуло назад, неторопливо подводя к берегу.

Тимур включил аварийный маячок, попытался связаться с береговой охраной – тщетно, связь им вырубили.

Он сел на дно, вытянул ноги. Подобрался к московскому оперу, попытался найти пульс – мертв.

– Хреново, – пробормотал.

В заднем кармане джинсов что-то завибрировало. Тимур вздрогнул от неожиданности, полез здоровой рукой в карман и вытянул мобильный: звонила жена.

– Тимур, я на работе задерживаюсь, ты Маркошу из садика заберешь?

Сына из садика он забрать никак не мог, но жена дозвонилась, это была большая удача.

– Нина, солнышко, ты только не волнуйся, – начал он. – И не перебивай меня.

– Терпеть не могу, когда ты так говоришь…

Тимур зажмурился, молясь, чтобы связь не прервалась:

– Свяжись с нашим отделом, скажи, пусть ищут меня и участкового Иванова по GPS, слышишь? Мы в море, шут знает где…

– Тимур, ты чего в море-то? – Нина расстроилась. – Куда ты опять полез?

– Нина!

– Да по…

Связь оборвалась, и Тимур надеялся, что это «Да по» должно было означать, что супруга поняла и знает, что делать.

С тех пор у Тимура Бочкина было внеочередное звание, плохо работала правая рука, а супруга нервничала всякий раз, когда он заступал на дежурство.

– В море тебя искать не придется?

И это могло бы быть семейной шуткой, если бы тот участковый Иванов и оперативник из Москвы выбрались живыми.

Вот и сейчас, вернувшись с работы, он первым дело услышал:

– Все нормально?

Как шифр, как сигнал – он не в беде.

– Да нормально, конечно. Ты мне тот случай будешь до пенсии вспоминать?

Нина смотрела на него и молчала с осуждением.

С того дня каждый его поход на службу стал для нее испытанием. Вернется-не вернется, жив или нет. Он читал это в ее глазах, чувствовал в трепете рук, обнимающих его перед выходом из дома, улавливал в интонациях. Жена не просила ни о чем: знала, что выходила замуж за следователя, что Тимур не видит себя вне службы. Молчала.

И словно пружина затягивалась внутри.