Читать книгу Смерть в квадрате - Евгения Кретова - Страница 8

Утро началось в восемь: у Макса зазвонил мобильный. Торопливо выбравшись из постели, чтобы не разбудить жену и дочь, капитан Александров сиганул в ванную и прикрыл за собой дверь.

– Да.

– Хорошо быть в отпуске, дрыхнуть можно до обеда! – голос Бочкина говорил, что он эту фразу готовил с вечера.

Макс посмотрел на часы:

– Во-первых, сейчас восемь утра, а не обед, во-вторых, и тебе не хворать… Чего звонишь-то?

Тимур Бочкин откашлялся:

– Пока вы почивать изволили, у нас экспертиза пришла. Факир был пьян и фокус не удался – это кровь, притом кровь женская, с содержанием фрагментов тканей почки…

Это была скверная новость – такие ранения могли закончиться смертью, если пострадавшему вовремя не оказать помощь.

– … Удар нанесен в брюшную полость слева острым предметом круглым в сечении, примерно три дня назад. Запрос по базе сделал, трупов с такими повреждениями не обнаруживалось.

– Может, жива?

– Может, но в базе данных из больниц таких заявлений не поступало, то есть или все-таки жертва умерла и тело еще не найдено, или травма имеет сугубо бытовой характер и жертва решила заняться самолечением, или жертва находится в частной клинике, которая готова прикрыть такого рода травму…

– Ну, оно им тоже вряд ли надо, потом с таким трупом возиться, объясняться, – Макс с сомнением пожал плечами.

Тимур саркастически усмехнулся и сменил тему:

– Уголовное дело мы возбудили, тебя в состав следственной группы включили. Твое руководство в курсе и не возражает, документы тебя догонят… – Он вздохнул. – Дуй, дружище, в Москву, а потом в Челябинск. Надо там все посмотреть на месте, да поопрашивать народ. Работки много, я тебе не завидую, но рад, что ты с нами и все такое, типа, добро пожаловать в команду! Командировочные пришлем вдогонку, документы на подписи у начальства, передам в аэропорту.

Макс простонал, протер лицо, надеясь смыть угрюмый вид.

– Аделия меня убьет.

Тимур хохотнул:

– Хорошо, что ты это сказал, теперь мы знаем, где искать твое хладное тело!

– Дурак… Она правда расстроится. Три года в отпуске не были. И не просто не были, а в последний момент что-то срывалось… А сейчас вообще.

Он сделал неопределенный жест, напоминающий удавку на шее, махнул рукой – товарищ его все равно не видел и изменить уже ничего не мог.

– Сочувствую. Со своей стороны обещаю за ней приглядывать… Ну там, мало ли – температурка у ребенка, больничка.

Макс вскочил:

– Типун тебе на язык, Тимур Альбертович!

– А типун тут совсем ни при чем, это практика такая: всякий раз, когда приезжаешь в отпуск в пик бархатного сезона, получи бонусом кишечную инфекцию и полежи в больнице. Традиция такая!

– Черти что, – Макс положил трубку.

Опершись на край раковины, посмотрел на свое небритое лицо.

Он глянул расписание рейсов – до вылета оставалось полтора часа, а ему еще нужно документы забрать у Бочкина. И как-то помириться с Аделией.

* * *

Проводив Макса, Аделия смотрела какое-то время вслед его такси. Мягкий южный октябрь с пропитанной уходящим теплом прохладой и терпким ароматом тропиков остался в ее руках, но наслаждаться им придется в одиночку. Тянуло похандрить и позлиться, а еще покультивировать обиду на мужа – из нее мог получиться отличный кейс для будущих клиенток. Аделия даже придумала тему мастеринга: «Люби себя и плюй на всех». Хотя нет, это уже кто-то раньше сказал в мультике про Тринадцатого чертёнка. Аделия усмехнулась, вспомнив незадачливого и вихрастого персонажа. Что ж, можно прорабатывать обиду, а можно отправиться на море.

– Мапа… – Настюша протянула ручки за уехавшим Максом, скривила личико, собираясь разрыдаться.

«Мапа» – это почти что папа, только чуть меньше, чем «мама». Изобретение Настюши.

– Папа поехал работать, – вздохнула Аделия, чмокнув дочь в нос. – А мы поедем купаться в бассейн?

– Дя! – дочь хлопнула в ладоши и взвизгнула, а одно мгновение переключившись на радостное предвкушение.

Потрясающее свойство детей – быстро купировать боль и обиду. Часто, когда обида и боль слишком велики, они прячутся в самых сокровенных слоях человеческой души, чтобы выскочить заматеревшими проблемами и аукнуться. Аделии такие клиенты попадались. В их глазах метались тени прошлого. Чуть копнешь в разговоре, а там ступить некуда, чтобы не наступить на что-то воспаленное, мягкое и больное. Как ни странно, такие клиенты хорошо воспринимали эзотерику, даже легче, чем научный подход. Расклад таро они трактовали как речь гуру, воспринимая его буквально. И там, во время трактовки такого расклада, можно было заложить фундамент нового человека, проработать прошлое и выпустить затаившихся демонов. Аделия никогда не позволяла себя внушить таким людям ложные приоритеты – это так же низко, как обмануть ребенка.

Аделия привычно сохранила эмоцию, чтобы потом, когда обида отпустит, препарировать ее для будущих консультаций.

Улыбнулась собственной прагматичности: все в работу, все для карьеры – это что-то для нее нехарактерное.

Они с Настюшей вернулись в номер, захватили игрушки, воду в бутылочке и пару упаковок с детским пюре, чтобы подольше не пришлось возвращаться. Аделия сперва решила помучить себя диетой – чтобы эффект катарсиса от испорченного отпуска усилился – но потом решила, что Макс все-таки этого не заслужил. Поэтому решила порадовать себя свежей выпечкой в пляжном кафе при отеле. Подхватила дочь на руки и вышла из номера…

– Вы снова одни!

Соседка Валентина Николаевна Догматова будто бы караулила их в дверях своего номера: стоило Аделии щелкнуть замком, как полная дама оказалась рядом. Аделия уклончиво кивнула, вежливо улыбнулась и постаралась проскользнуть к лифту. Ей даже на какой-то момент показалось, что ей удалось избежать неприятного разговора, но не тут-то было: Валентина быстро закрыла номер и догнала ее прежде, чем распахнулись створки приехавшего лифта.

– Ах, как неприятно! – подхватила она. – Эти мужчины так невнимательны!

Она сварливо отмахнулась, очевидно, обращаясь ко всем мужчинам сразу. Ее взгляд горел, щеки пылали от вполне ненаигранного гнева. Даже верхняя губа немного подрагивала. Валентина походила на рассерженную тучу, готовую вот-вот разразиться южным залповым ливнем. Крупные маки ее платья ожили, покачиваясь на полном теле, соломенная шляпка с большими полями съехала на макушку, оголив полную шею и крупные пластиковые клипсы-клубнички.

Аделии разговор в таком тоне был неприятен. Настырная и не слишком понятливая соседка подхватила ее под локоток, доверительно прошептала:

– А вы уверены, дорогуша, что у него не завелась другая?

Это оказалось слишком. Аделия высвободила руку, надеясь, что взгляд еще не мечет молнии и щеки не залились румянцем. Постаралась успокоиться.

– У Макса ответственная работа.

Рассказывать, что ее муж является следователем Следственного комитета, она зареклась уже давно – как только собеседник узнавал место работы Макса, он либо впадал в ярость, рассказывая, как «менты ничего не делают», либо тихонько просил кого-то «отмазать». Для посторонних Макс был юристом и точка. Валентине Аделия не хотела говорить и этого.

Стоило ожидать, что, услышав ее, женщина смерила с ног до головы жалостливым и презрительным взглядом, поджала губы и скривилась.

– Ну конечно… – она закатила глаза. – Все так говорят, милочка… Вот у меня знакомая…

– Я очень рада, что у вас знакомая, – отрезала Аделия. Вежливость она решила приберечь для других случаев. – Но мне правда нужно идти.

Лифт как раз подъехал на первых этаж, и пока соседка придумывала ответную фразу, Аделия с дочерью успели выскочить в фойе. Быстрым шагом она пересекла холл, сдала ключи и выскочила на «морское» крыльцо – оно выходило на огороженную территорию отеля. На этот раз, чтобы избавиться от преследования, Аделия даже не пошла на пляж, закрепленный за отелем, а выскочила через калитку и направилась вдоль резного заборчика вдоль по набережной. Соседний пляж не был так благоустроен, он считался «диким». Здесь не смотря на осень и учебный год, было полно отдыхающих и ни одного лежака. Но это все казались мелочами – лишь бы не оказаться на соседних шезлонгах с бестактной Валентиной.

У Аделии еще клокотало сердце, а в голове сменялись резкие и желчные фразы, которые она не сказала настырной даме, но которые точно поубавили бы той пыл. А, может, даже научили вежливости и такту. Но, как это бывает, умные и едкие фразы появляются «опосля», даже если ты – дипломированный психолог и владелица салона магии. Девушка вздохнула, надеясь избавиться от назойливой головной боли.

Пристроившись между парой с девочкой лет семи и группой студентов, Аделия разложила полотенце и устроилась с дочерью на нем. Настюше тут все понравилось – здесь был не только мелкий ракушечник, но и масса интересного, закопанного в нем: камушки, обломки ракушек, проеденные морем каменные «бублики», водоросли. И это только то, что Аделия оставляла в ручках дочери, собирая в пакет пробки от бутылок, куриные косточки, осколки и окурки.

– Медовая домашняя пахлава! – кричала разносчица с подносом, прикрытым марлей. Загорелая до черноты, она ловко лавировала между лежащими телами, собирала деньги и раздавала медовое лакомство. Вездесущие мухи сопровождали и ее, и ее лакомство.

– Дай! – тянула ручки Настюша.

Аделия отрицательно качала головой на вопрос разносчицы: детям такое точно нельзя.

– Горячая кукуруза! – следом за торговкой пахлавой шла с красным пластиковым ведром девочка-подросток в панаме-афганке и вытянутых джинсовых шортах, из кармана торчал полиэтиленовый пакет с крупной солью.

И снова Настюшино «Дай» разлетелось над головами отдыхающих, и снова Аделии пришлось говорить «нет». На него дочь отреагировала более бурно, чем на предыдущий, скривилась и закуксилась. Матери едва удалось ее отвлечь баночкой фруктового пюре. Почти утешившаяся девочка, однако, услышала:

– Чурчхела! – Это мальчишка на вытянутой руке тащил связку облепленных крахмальным сиропом орехов.

Настюша взвизгнула, так хотелось ей пощупать эти ароматные палочки.

– Нет, Настюша, у тебя своя еда, – Аделия напомнила о пюре.

Но какое пюре, если мимо вот такое ходит. Настя надулась, покраснела от обиды и заревела в голос. Соседи по пляжу смотрели на Аделию неодобрительно и отчаянно надеялись, что она поскорее успокоит плачущего навзрыд ребенка.

– Настюша, смотри, какой камушек, – начала мать, рассчитывая отвлечь ребенка.

– Хо-олодненькое дома-ашнькое вино, – гнусаво кричал низенький мужичок, цепко вглядываясь в отдыхающих мужчин. – Домашненькое холодненькое винцо…

Вопль Настюши «хочу» слышали, наверное, в Москве, Аделия махнула рукой, собрала вещи и усадив отчаянно ревущую дочь на руки, направилась к отелю.

– И не стыдно тебе? – ворчала мать. – Взрослая девочка, а ведешь себя как маленькая!

Обычно это действовало безотказно: все маленькие дети хотят быть взрослыми. Но сейчас увещевания матери подействовали ровно наоборот – Настя опустила ручки, подняла к небу кудрявую голову и, широко раскрыв рот, заревела.

Аделия зажмурилась, перевела дыхание. Отойдя с дороги, она присела на белой скамейке, усадила дочь на колени и обняла, позволив отдаться своему детскому горю без остатка. Она поглаживала дочь по спине, обнимала и целовала в висок. Настя рыдала самозабвенно, как могут рыдать артистически настроенные особы и дети до года. Отдыхающие умилялись, качали головами, предлагали мороженное, дарили шарики и повязывали их вокруг пухленького запястья. Настя принимала все дары с царским спокойствием, не прекращая при этом рыдать ровно до того момента, когда слезы закончились. Тогда, буквально в один миг, дочь успокоилась и увлеклась серебристым бантиком на своей руке, от которого в небо поднимался ярко-голубой шар.

– Все? Пойдем? – Аделия чмокнула дочь в лобик, поднялась. Захотелось к морю.

Она прикинула, что после таких рыданий Настя через двадцать-тридцать минут заснет. А значит почему бы не пройтись по берегу. Они прошли на территорию своего отеля, спустились к морю. Аделия неторопливо брела вдоль береговой линии, волны едва касались ее стоп, ласково обнимали щиколотки. Настя свесилась с плеча матери и разглядывала купающихся, тихонько агукала.

Валентина махнула рукой, заметив их, и указала на лежак справа от нее – его занимало полотенце. Все ясно: соседка взяла над ними шефство и захватила для них лежак. Аделия устало вздохнула, но сделала вид, что подслеповата и соседку не заметила. Не ускоряя шаг, брела по кромке воды, шлепая по волнам к радости Настюши – дочка изогнулась, свесилась на руках матери и заливисто, как это умеют только что завершившие истерику дети, смеялась. Прохладная вода щекотала щиколотки Аделии, а дочь ловила ладошками блестящие брызги.

– Адочка! – услышала за спиной.

Сделать вид, что она еще и глуховата?

Аделия обернулась – Валентина уже бежала к ней. Подскочив и повиснув на локте молодой женщины, расхохоталась:

– Милая, я вам машу-машу, а вы так подавлены, что даже ничего не замечаете! Как чудесно, что у вас есть я!

– Я не подавлена. Просто задумалась… – Она деликатно высвободила собственную руку.

Валентина покровительственно погладила ее по плечу:

– Я все понимаю… – Она выразительно прикрыла глаза и поджала ярко накрашенные губы. – Пойдемте, я местечко для вас зарезервировала, в конце концов, если ваш супруг находит возможным отказать вам в заботе…

Аделия призвала все свое спокойствие и профессионализм, чтобы голос ее прозвучал ровно и доброжелательно:

– Валентиновна Николаевна, мне неприятно, что вы говорите о моем муже в таком тоне, – ей хотелось, чтобы гром поразил эту женщину. Глаза «доброжелательницы» сузились. – У нас все в порядке, просто у Макса работа такая.

Валентина согласно кивнула, не собираясь продолжать спор, но оставшись при своем мнении, ее взгляд и улыбка говорили «я все понимаю, все выгораживают своих мужей». Ее так просто не переубедишь, уж она-то видит всех насквозь. Удивительно, но в гадость о человеке такие люди верили гораздо охотнее, чем во что-то хорошее. Для себя Аделия давно вывела формулу: чем больше гадостей говорит о других человек, тем сильнее его терзают собственные бесы. Потому что во всех окружающих мы преимущественно видим себя и свои собственные недостатки. Каждый думает о других в меру собственных недостатков, но желание очернить совершенно чужого человека, влезть в чью-то совершенно чужую семью Аделию выводило из себя. Она покачала головой, проговорила твердо:

– Нет, простите… Мы с дочкой хотели пройтись по берегу, а потом пообедать и Настюше пора спать.

Соседка лучезарно улыбнулась – Аделию пробрала дрожь.

– Хорошо. А уложите, заглядывайте ко мне, посекретничаем за чаем. Нелличка в местной лавке взяла какой-то дивный чай с травами, лепестками роз и веточками кипариса. Представляете? Что-то совершенно невероятное! Никогда ничего подобного не пробовала. Приходите непременно!

«Это вряд ли», – решила Аделия. Неопределенно кивнув, она направилась вдоль моря.

– Я вас жду непременно! – услышала вслед.

Набрала Макса – его номер оказался уже вне зоны действия сети, значит, муж вылетел в Москву. Тоска царапнула под сердцем, море потеряло радостный блеск и даже чайки стали кричать как-то излишне громко. Желание гулять испарилось.

– Пойдем кушать? – она поцеловала дочь.

«Кушать» действовало безотказно, прекращая любые капризы Настюши. Пухлыми ручонками она обхватила шею матери и смачно поцеловала в щеку, оставив влажный след.

Аделия прижалась к дочери, спрятав на ее макушке слезы – отпуск казался абсолютно испорчен.

Она помахала рукой Валентине, коршуном следившей за ней, и направилась в сторону отеля. А в фойе отеля, услышала, что ей звонят. Схватила мобильный и приняла вызов с незнакомого номера:

– Да!

– Добрый день. Вас беспокоит Тимур Альбертович Бочкин, – из динамика лился представительный баритон, совершенно не сочетавшийся с фамилией, – вы со мной не знакомы, но я о вас все прекрасно знаю…

У Аделии упало сердце. Она оглянулась по сторонам. Обладатель приятного голоса Бочкин продолжал:

– …со слов моего друга и вашего супруга Максима Ивановича Александрова…

Она, кажется, оглохла от облегчения:

– Что? Вы друг Макса?!

– Именно это я сейчас и сказал, – Бочкин насторожился. – У вас все в порядке?

– Да… – она пересадила дочь на другую руку. – Да, в порядке, насколько это можно вообще назвать порядком, когда мужа вырывают на работу.

Бочкин откашлялся:

– В таком случае прошу сохранить этот номер и звонить в любое время дня и ночи, так как я гарантировал Максу, что присмотрю за вами, пока он летает в Москву и Челябинск…

– Челябинск?!

Бочкин осекся, сообразив, что сказал больше положенного.

– Э-э, ну там… как получится, может и не будет Челябинска…

Догадка ослепила своей очевидностью. Она почувствовала, как в груди серо-муторной волной поднимается желание поскандалить, ведь вот он, источник всех ее неприятностей, на другом конце телефонной линии, ждет ее реплики.

– Погодите… Вы – Бочкин, тот самый следователь из числа местных, по милости которого мой муж не догулял отпуск?

Она не спрашивала даже, она утверждала и готова была порвать собеседника на мелкие части.

Бочкин помялся:

– Ну, вот вы сейчас сказали, и я прям чувствую, какой я гад… Пахну́ло прямо.

– И это хорошо, что на вас там «пахнуло», – Аделия прищурилась. – Потому что если Макс не вернется в ближайшие два дня, я на вас порчу наведу. Если вы так хорошо меня знаете, то понимаете, что это не фигура речи и я не шучу!

Молчание в трубке говорило, что Бочкин был в курсе или что-то такое предполагал.

– Вы там точно в норме?

– Идите к чёрту! – Аделия сбросила номер.

Она не видела, как сидевший в своем кабинете Бочкин с недоумением разглядывал гаснущий экран своего мобильника, на котором значилось не предвещавшее ничего опасного «Аделия, жена Макса».

– Москвичка… – Протянул он и, отложив телефон, еще какое-то время с опаской смотрел на него с некоторой долей обиды и огорчения: к черту его давно не посылали, и так убедительно про порчу никто еще не говорил. – Максу придется мне кое-что объяснить…

* * *

Уложив дочь, Аделия вышла на балкон, вдохнула прохладный морской воздух. Открытая линия горизонта, мягко сливающаяся с облаками и прозрачно-голубым небом успокаивала. Макс устал, ему тяжелее. С таким чувством ответственности и синдромом спасателя вообще тяжело живется, а тут еще и профессия накладывает свой отпечаток.

«Может, стоит уйти из следствия», – подумала и содрогнулась – она не представляла, как сможет такое сказать мужу. Она помнила, как он не находил себе места, когда был отстранен от работы, как он мучается во время отпуска, как не может забыть свои дела, то и дело проговаривая гипотезы, обдумывая ходы и формулировки экспертных заключений. Как не сложно это было признавать, но Макс нашел свое месте. И срывать его ради собственного спокойствия Аделия не стала бы. Видела она такие браки. Видела таких людей с абсолютно потухшим взглядом и ледяной уверенность, что все важное в их жизни прошло. Это были люди, доживающие свой век. Ужасное, удручающее зрелище.

Иногда ей удавалось вернуть такие клиентов к жизни. Они находили работу, какое-то свое дело, расцветали. Иногда она видела их на улице и с трудом узнавала. Вообще бы не узнавала, если бы они сами не подходили к ней со словами благодарности.

Кого-то ей спасти не удавалось.

Рисковать счастьем дорогого человека она не стала бы никогда.

Значит, и заговаривать на эту тему не станет.

На сердце стало тяжело и колко, будто душу поместили в мешочек с игольчатым нутром. Аделия вспомнила, что хотела утешить себя сливочным пломбиром – в кафе отеля он был совершенно фантастический, когда в дверь осторожно постучали. Аделия зашла в номер, прислушалась: постучали настойчивей.

Девушка подошла ближе:

– Кто?

– Аделия, это я, – послышался шепот, – Валентина Николаевна.

Аделия помрачнела, открыла дверь: за ней, в самом деле, обнаружилась соседка. На ней было просторное бирюзово-синее платье с запа́хом и мягкие туфли.

– Простите, милая, я, очевидно, вас обидела своими комментариями, – она заискивающе улыбнулась: – Прошу меня извинить, я ж старая, меня иной раз заносит. Дочь так прям и говорит «мама, прекрати», а вы-то девушка деликатная, вот я и… перестаралась с опекой.

– Все нормально. Я, правда, совсем не сержусь… – Аделия была готова притворить дверь, рассчитывая, что конфликт исчерпан.

Не тут-то было. Стоило ей сделать движение и потянуть на себя ручку, как Валентина приобрела поистине дьявольскую ловкость, и уже просочилась в проем. В ее руках обнаружилась коробка с пирожными и небольшая корзинка с фруктами.

– Милая, давайте оставим авто-няню или как там называется тот аппарат, который сообщит, если ваш ангелочек проснется, а сами посидим, поболтаем… Это же буквально за дверью! Девочкам надо держаться вместе, вы не находите?

Аделия не находила. И оставлять дочь одну в номере не хотелось. С другой стороны, она знала, что после длительного плача дочь проспит дольше обычного, а общения все-таки хотелось. Она с сомнением посмотрела на Валентину – та просто сияла от желания примириться.

– Хорошо, – она все-таки согласилась. – Но ненадолго, не хочу Настю одну в номере оставлять…

Номер Валентины оказался братом-близнецом номера Аделии и Макса: двухкомнатный, с просторной двуспальной кроватью в одной комнате и уютным диваном – в другой. Балкон выходил на улицу, демонстрируя прекрасный вид на город, горы и тропический сад. На столике стоял сок в графине, вазочка со льдом.

– Я добыла для нас немного мороженного, – заговорщицким тоном сообщила Валентина, кивнула на небольшой холодильник в углу.

Аделия опустилась в кресло, поставила на подлокотник трубку радионяни, добавила громкости. Теперь ей казалось, что она слышит дыхание дочери. Это успокаивало. Если Настя проснется, ей потребуется пара мгновений, чтобы оказаться рядом.

Валентина поставила фрукты и пирожное на столик, передвинула высокий бокалы.

– Чай? Кофе? У нас дивный чай…

– Я помню. вы говорили, – прервала ее Аделия. Ей было неуютно, она жалела, что согласилась – иногда желание поговорить должно услужливо умолкать, если появляется перспектива поговорить в неподходящей компании. Аделия дала слабину, и теперь искала повод, чтобы уйти.

Валентина хозяйничала около бара, по комнате растекался приятный аромат с примесью шафрана и орхидеи.

– Это чай? – Аделия насторожилась.

– Да, Нелличка нашла удивительную лавку, я же говорила.

– Да-да припоминаю… – Аделия покосилась на радионяню: та молчала, из динамика доносилось ровное сопение дочери.

– Не волнуйтесь вы так, – Валентина заметила ее взгляд, ободряюще улыбнулась и присела рядом, водрузив на середину стола стеклянный заварочный чайник. Внутри потемневшей жидкости покачивались коренья, распускались засушенные цветы и в неторопливом вальсе кружились мелкие шишечки. – Вы рядом, с вашей дочерью ничего не приключится.

Девушка кивнула:

– Понимаю, ничего не могу с собой поделать… мы – тревожное поколение, когда мы не понимаем, что делает наш ребенок, мы буквально теряем почву под ногами.

– Не говорите, что вы – популярный ныне вид «яжматерей», – Валентина рассмеялась. У нее был глубокий бархатистый голос, и удивительно задорный смех.

Аделия улыбнулась.

– Боюсь, у нас не остается выбора: общество требует тотального контроля над детьми. Чуть что не так, сразу – вся пенитенциарная система на ушах, общественное осуждение, проверки… Мне не так давно попался пост в местной социальной сети нашего района, администрация докладывала, что с пятилетней девочкой, упавшей с горки на детской площадке, ничего плохого не приключилось. Она уже дома. Неприятность произошла накануне, девочка гуляла со своей старшей сестрой – той, кажется, было что-то около тринадцати – забралась на верхнюю платформу и оттуда упала. Современная детская площадка, мягкое и безопасное покрытие, сертифицированная горка… Мать в комментариях чуть не линчевали за то, что она детей оставила без присмотра, представляете? Наше общество всерьез считает, что пятилетний ребенок не может находиться на детской площадке самостоятельно… – Она вздохнула, нахмурившись: – Помнится, наше поколение в пять лет и в магазин ходило, и могло приготовить что-то несложное…

Валентина задумчиво протянула:

– Я Нелличку до шестого класса за руку в школу водила, – она спохватилась, потянулась к Аделии и ласково похлопала ее по руке: – Но вы абсолютно правы, это не была норма, и, признаться, Нелличка очень комплексовала из-за этого. Мы даже ссорились. Но мне нравится, как вы говорите, сразу ясно, что сталкивались с проблемой не понаслышке, – Валентина подалась вперед, устроилась удобнее, подсунув под бок диванную подушку.