Читать книгу Король Севера. Любовь - Евгения Минаева - Страница 6

Барды поют: «Она была прекрасна как весна».

Сравнивший Илиен с весной не удостоился бы ее благосклонности. Поздняя, грязная, в этом году весна не радовала, а раздражала. Нестерпимо мучительно было расставаться с чистым белым снегом.

Карета то и дело вязла в непролазной грязи, обессиленный кучер не столько управлял конями, сколько толкал королевский экипаж. Уставшие не меньше его лошади обреченно топали вперед, с громким хлюпаньем вытаскивая копыта из месива, в которое превратилась дорога. Илиен с удовольствием прошлась бы пешком, но по обочинам тракта стояли лужи, пугавшие своей глубиной. Оставалось молча терпеть.

Обе ее служанки простыли и шмыгали носами. Илиен не сомневалась – они все проклинают ее: и служанки, и кучер, и стражники из охраны, уныло месящие грязь впереди и позади кареты. Только лорд Драмл, сопровождавший королеву в пути, старался не терять извечного радушия. Впрочем, было видно, что и его ненадолго хватит.

И все же Илиен ни на секунду не пожалела, что отважилась на путешествие. Дороги были не опасны – от Муора до самого Гофоса, где стояла до окончания распутицы армия Моэраля, курсировали королевские разъезды. Обилие стражи, в сопровождении которой путешествовала Илиен, напрочь отбивало у лихих людей все желание нападать на кортеж. А погода… что ж, это всего лишь погода. Для Илиен было предпочтительнее оказаться в болоте, нежели оставить без внимания упреки, прозвучавшие в письме мужа.

Часы тянулись за часами, за окном все так же маячил унылый пейзаж. Мокрые лиственные рощицы сменяли не менее мокрые полоски полей, по ветвям придорожных кустов с бешенным чириканьем прыгали нахохленные воробьи. Один раз Илиен показалось, что в зарослях пожухлой, оставшейся еще с осени травы мелькнула облезлая лисья шкурка. Наконец, дорога стала чуть суше и ровнее, предчувствовавшие конец мучениям лошади ускорили шаг, и за очередным поворотом показалась окруженная частоколом деревня.

– Заночуем тут, ваша милость? – поинтересовался Улисс Драмл, подъехав к карете. – Скоро стемнеет, сегодня до Гофоса мы не доберемся.

– Вам решать, милорд, – смиренно ответила Илиен, хотя ей совершенно не хотелось останавливаться на ночлег в деревушке. Сердце звало к мужу, каждый день промедления раздражал. Свидание с Моэралем было возможно лишь в Гофосе, а там он будет пребывать ровно столько, сколько нужно, чтобы дороги подсохли. Илиен не сомневалась – при первой же возможности Моэраль снимется с места.

А значит, на счету каждый день.

Лорд Драмл пришпорил лошадь, обгоняя экипаж. Илиен услышала, как он отдает приказы и откинулась на сидение, с грустью уставившись в окно. Проплыли мимо колья частокола, промелькнуло лицо сторожа, открывшего ворота.

– С каких это пор у нас появилась деревенская стража? – хлюпнув носом спросила одна служанка у другой.

– Война, все боятся, – равнодушно ответила вторая.

За добротной на вид оградой скрывались убогие крытые соломой дома. На воняющей навозом улице столпились зеваки – видеть королевскую карету было для них в новинку. Впрочем, они вели себя тихо, и Илиен не стала приказывать разогнать толпу. Погруженная в мысли о муже, она даже не сразу заметила, как к ее остановившемуся у постоялого двора экипажу бочком пробирается замызганная женщина. Поэтому хриплый каркающий голос, раздавшийся у самого окна, заставил ее резко вздрогнуть.

– Ну, здравствуй, ваше величество! – услышала Илиен, повернулась и увидела говорившую.

Утопая по щиколотку в грязи, у двери кареты, возле окна, где сидела королева, стояла крестьянка. Поначалу Илиен показалось, что женщина – древняя старуха, но после, приглядевшись, поняла: да, говорившая стара, но состарили ее не годы, а перенесенные невзгоды. Лоб и щеки простолюдинки бороздили морщины, уголки губ скорбно опустились, под глазами залегли глубокие тени. Седые волосы, выбивавшиеся из-под криво повязанного платка, неопрятными космами спадали на плечи. Одежда старая, не очень чистая, и все бы могло свидетельствовать о крайней неряшливости говорившей, если бы не аккуратные заплатки, давно, судя по виду, наложенные на поношенное платье, линялое от времени, да самодельные кружева, обрамлявшие воротник. Почувствовав в облике женщины некое несоответствие, Илиен взглянула в глаза крестьянки и отшатнулась – горе, великой силы и глубины горе, горе чистое, незамутненное увидела она на дне мрачно горящих решимостью зрачков. Илиен сама не заметила, как вытащила из кармана золотой и протянула его крестьянке.

И тут произошло невообразимое. Грязная баба с диким нечеловеческим воплем ударила королеву по руке. Монета упала в грязь, сверкнув напоследок блестящим краем. Нерешительно стоявшие до этого стражники, ожидавшие указаний королевы, без приказа ринулись вперед и подхватили крестьянку под руки. Та не вырывалась, лишь глядела на Илиен сверкавшими от ненависти глазами.

– Думаешь, монетку дала, так откупилась? Так?! – заговорила она резким, насилующим слух голосом. – Правильно, кто мы, для вас, богатых, так, мусор под ногами. Я – дерьмо, а ты – королева. К королю своему едешь, конечно. Король севера, так его называют… Два сына у меня было, два, и обоих забрал себе твой король. Забрал молодых парней, вернул два холодных трупа. Двоих детей породило мое чрево, два столпа, на которые опиралась моя старость! А ты от меня монеткой откупиться хочешь!!! Так знай, будет твое чрево проклято во веки веков, семью печатями запечатано! Как матери, мне подобные, остались бездетными, так и тебе вовек не поднять на руки своего ребенка! Проклина-а-а-а…

Вопль старухи оборвался, изо рта хлынула кровь. Илиен широко раскрытыми глазами смотрела на острие меча, проклюнувшегося из костлявой груди.

– Говорят, если проклятие не успеть произнести до конца, оно не подействует, – сказал Улисс Драмл, извлекая клинок из обмякшего тела убитой.

Королева молча задернула занавеску и закрыла лицо руками.

Проснулась она поздно. Во дворе уже ждала запряженная карета, вычищенное служанками платье свисало со спинки кровати, ноздри щекотал запах остывающего завтрака. Странно, почти до рассвета королева проворочалась в постели без сна, но потом, уже под утро, ее сморило, да так крепко, что Илиен, сквозь дрему слыша, как суетится прислуга, как поют петухи да мычат запертые в хлевах коровы, не могла вырваться из паутины сновидений.

Взглянув на стоящий у кровати поднос с тонкими ломтиками прожаренного бекона, женщина почувствовала, как предательски заныл – заболел живот. Так всегда случалось, когда Илиен волновалась, так было и в этот раз. Королева откинулась на подушку, дав себе зарок подняться через минуту, и задумалась.

Доверчивая и суеверная от природы, она болезненно восприняла как злое пророчество крестьянки, так и ее убийство Драмлом, но в глубине души была благодарна за это убийство, ища в словах лорда – словах о непроизнесенном проклятии – оправдание. Что если он прав? Что если несчастная женщина и впрямь не успела проклясть ее как положено? Илиен было стыдно за такие мысли, но, увы, она ничего не могла с собой поделать.

А еще Илиен боялась. Там, в Гофосе, до которого осталась пара часов пути, ей суждено было увидеться не только с мужем, но и с отцом, и она представить себе не могла, как оправдаться перед ним за брак Иоли. Отец верил ей, верил настолько, что не побоялся доверить младшую сестру, а она, Илиен, не только не устроила жизнь девушки, она, можно сказать, погубила ее.

А все остальное? Казнь Ульрька, эта неудачная попытка завести свой двор… Как ей глядеть в глаза мужу после всего, что сделано?

Илиен тяжело вздохнула и села. Выбора все равно не было – оставаться в одиночестве в Вантарре она больше не могла.

Сборы не заняли много времени, уже спустя час после пробуждения Илиен вновь сидела в карете. Толпы любопытных вокруг уже не было, лишь пара мальчишек оседлала ближайший плетень. Но королева видела, как мелькают в щелках приоткрытых ставень лица, как едва заметно отодвигаются в сторону занавеси… Село провожало ее недоверием и настороженностью, не зная более, чего ждать от королевы, принесшей им смерть.

Вновь запетляла по степи дорога, и глазам открылся все тот же унылый пейзаж. Не выспавшуюся Илиен скоро сморило, и она, свернувшись калачиком, задремала на сиденье, убаюканная мерными толчками, не посыпаясь даже, когда толчки эти становились сильнее и хаотичнее – это карета застревала в вязкой колее и ее подталкивали сзади.

Разбудил ее лязг цепей и резкий окрик. Вздрогнув всем телом, не понимая, где находится, Илиен села и заозиралась по сторонам.

– Мы приехали, госпожа.

И верно, карета въезжала во внутренний двор, оставляя позади растворенные ворота. Илиен поправила волосы и выглянула в окно.

За свою жизнь ей довелось увидеть лишь два замка: Иэраль, в котором она родилась, и Холдстейн, в котором теперь была хозяйкой. Гофос оказался третьим.

Первое, что бросилось в глаза – обилие людей. Гофос напоминал Холдстейн в день ухода армии, только еще более переполненный. Куда ни кинь взгляд – везде сновали солдаты. Каждый был занят: что-то нес, тащил, куда-то целенаправленно шел. Ржали кони, лаяли собаки, в воздухе висел запах сотен тел, казалось, в небе над крепостью зависло облако пара от дыхания стольких живых существ.

Улисс Драмл подскочил к карете и распахнул дверцу. Илиен, облокотившись о предложенную руку, вышла наружу и тут же сощурилась из-за яркого солнца. А когда распахнула глаза, Моэраль уже стоял перед ней.

Ноги Илиен подогнулись. Она глядела на мужа и видела его как в первый раз. Этого Моэраля она не знала. За прошедшее со дня расставания время он будто вырос на целую голову. Многодневная щетина старила его на несколько лет, а взгляд пронзительных синих глаз, казалось, стал еще суровее. Но каким уверенным в себе и полным жизни он выглядел! Он напомнил Илиен сокола, вырвавшегося на свободу. Тут он был на своем месте, естественном, присущем ему, в мире мужчин, и ей на миг показалось, будто она тут лишняя, она глупо поступила, пытаясь вторгнуться в этот мир, стать частью его.

– Моэраль… – пролепетала она, и желая, и страшась подойти к мужу.

На одно короткое мгновение ей показалось – сейчас он рявкнет на нее, силой запихнет обратно в карету и велит поворачивать восвояси… этот миг прошел, а Моэраль подошел к жене и взял за локоть.

– Идем.

Королева послушно засеменила рядом с мужем, и он провел ее сквозь двор, распахнул дверь, заставил подняться по ступенькам. Илиен сама не заметила, как оказалась в крохотной спальне с одной кроватью и сундуком в углу.

– Вообще-то это комната Сольеров, но я попрошу их переселиться, – Моэраль нарушил затянувшееся молчание. – Располагайся, я пока прикажу слугам освободить место для твоих вещей.

– А ты? – Илиен клещом вцепилась в рукав мужнина камзола, не давая Моэралю развернуться и уйти. – Я думаю, моим вещам место в твоей спальне.

– У меня нет спальни. Гофос слишком тесен, чтобы каждому благородному тут оказывали положенные почести в виде отдельных комнат и личных слуг. Лорды сидят друг у друга на головах, так что я сплю в кабинете.

– Тогда и я буду спать там.

– Нет! – возглас получился слишком резким и грубым, и Моэраль поспешил смягчить речь. – Илиен, кабинет – это место, где я работаю. Там стол, письма, карты. Там ходят чужие люди. Даже ночью. Это неподходящее место для тебя.

Губы королевы задрожали.

– Я вижу, – едва сдерживая слезы пробормотала Илиен. – Весь Гофос – неподходящее место для меня.

– Верно, – Моэраль не стал возражать. – Более неподходящее место сыскать трудно. Тут грязно, тесно и шумно, тут проблемы с водой, так что попрощайся с мыслью о теплой ванне, тут бегают крысы, тут нет даже приличной кухни, и еду готовят на кострах, тут нет женщин, кроме шлюх, поэтому готовься скучать в одиночестве… Тут вообще очень погано, и я жду не дождусь, когда дороги подсохнут, и мы сможем уйти, и поэтому я хочу спросить тебя: о чем ты думала, приехав сюда?

Илиен потупилась. Она стремилась к нему, стремилась душой и телом, а он стоял, смотрел на нее равнодушно, как на случайную знакомую, не на жену, и спрашивал, почему она приехала к своему мужу. И это тогда, когда ей так хотелось, чтобы он просто ее обнял…

Поняв, что не дождется ответа, Моэраль утомленно вздохнул.

– Илиен, вернись домой. Пускай сейчас у нас небольшое перемирие, вообще-то идет война. Тебе опасно оставаться тут, тебе будет скучно и неуютно, а у меня так мало времени…

– У тебя и в Вантарре было мало времени, – королева подняла на мужа умоляющий взгляд. – Я поняла свою ошибку, прости меня, но после твоего письма…

– Я больше не сержусь.

– Я не про это. Ты прав, это несправедливо, что у твоего соперника скоро будет наследник, а у тебя – нет, но сам подумай, ведь ты далеко от меня, о каких детях может идти речь?

– Так вот оно что! – Моэраль рассмеялся. – Признаться, такого я не ожидал. Что же, дорогая, раз дело обстоит именно так, оставайся, но я тебя предупредил – на особые удобства тут рассчитывать нечего. Располагайся, отдыхай. Я приду, когда освобожусь.

И, легко мазнув губами по волосам жены, король ушел.

Илиен с тоской оглядела убогую комнатенку и села на кровать. Совсем не такой встречи она ожидала, совсем не такой.

Несмотря на слова Моэраля, ванну королеве все же приготовили. Не такую удобную, как она привыкла, так, обычную большую бочку, зато полную горячей воды, а мыло Илиен привезла с собой.

Служанки потерли ей спину и помогли промыть волосы, вместе с грязью смывая и усталость пути, и разочарование от холодного приветствия мужа. Илиен повеселела, сгрызла подвявшее, с осени сохранившееся яблоко, оделась в простое темно-лиловое платье и, с трудом дождавшись, пока волосы просохнут и служанки уложат их в косы, вышла во двор.

Вечерело. С кухни, кушанья в которой готовились только для господ, тянуло пригоревшим луком. Тонкий дымок вился над трубой, уходя ввысь. Прямо во дворе, прилепившись к стенам немногочисленных построек, ютились палатки – все больше рыцарские, отряды простолюдинов устроились за стенами. К единственному на всю крепость колодцу стояли оруженосцы с ведрами, разом поклонившиеся при виде королевы.

Илиен ступила на жесткую как камень, утоптанную сотнями ног землю, радуясь царящей вокруг чистоте. Опасаясь болезней – вечных спутников грязи – Моэраль строго-настрого приказал не бросать где ни попадя объедки и справлять нужду – даже малую – в отхожих местах. Даже за теми лошадьми, которых держали в конюшнях крепости, убирали каждый день.

Худощавая, но крепкая ладонь легла королеве на плечо, и Илиен вздрогнула, узнав руку отца. Собрав волю в кулак, она обернулась, вымучено улыбнувшись.

– Отец…

Лорд Ирвинделл молча привлек дочь к себе, и Илиен с трудом сдержала слезы. Последний раз он обнимал ее так давно, очень давно, когда не было речи о ее замужестве, когда она была еще совсем юной девочкой… Но не зря говорят, что ребенок всегда остается ребенком в глазах родителя.

– Доченька, – Теллин ласково погладил Илиен по голове и отстранился, окидывая ее взглядом. – Очень устала в дороге?

Она лишь кивнула. Глядя в ласковые глаза отца, по-настоящему радовавшегося ее приезду, Илиен не могла не думать, что скоро эти же очи засверкают молниями, когда она скажет ему…

– Это правильно, что ты решила быть рядом с королем. В войне затишье, но оно будет длиться недолго.

Илиен кивнула, и отец и дочь медленно двинулись вдоль стены.

– Я думал сам написать тебе – просить приехать. В каждой битве Моэраль подвергает жизнь опасности, а наследника у него нет. Это весьма беспокоит его приближенных, ведь в случае гибели короля мы потеряем все.

Илиен зябко передернула плечами. Ее коробило сухое рассуждение о жизни и смерти ее мужа, спеша в Гофос она меньше всего думала о политике, стремясь просто быть рядом с любимым человеком… Ее не заботила будущность его вассалов, возможная победа Линеля в случае чего. Но она промолчала. Ее отец рассуждал как мужчина, заглядывающий далеко вперед. И его желания в целом совпадали с ее собственными. Уместно ли было ей, всего лишь слабой женщине, высказывать что-то против?

Лорд Теллин продолжал:

– Я не могу сказать, как долго мы простоим в Гофосе. Эта крепость на редкость неудобна для размещения армии, и я думаю, едва лишь кончится распутица, Моэраль примет решение отсюда уходить. Тебе лучше поехать с ним. Илиен, я хочу, чтобы ты поняла, – Ирвинделл пристально взглянул на дочь, – вокруг твоего мужа как вокруг любого другого короля вьются самые разные люди. Не все они желают ему добра, напротив, большинство из них пытается с его помощью уладить собственные дела. Нельзя, чтобы король оказывал таким выскочкам предпочтение перед родней. Тебе как жене нужно блюсти при муже интересы нашей семьи.

Илиен недоуменно посмотрела она отца. Неужели он всерьез думает, что она имеет на Моэраля хоть какое-то влияние? Это было бы смешно, если б не было так печально…

Но Теллин неверно истолковал взгляд дочери.

– Понимаю, для тебя это все – слишком сложные матег’ии, но ты королева, Илиен. Так уж случилось, что именно на тебя возложена обязанность следить за процветанием нашего рода, а процветание это напрямую зависит от короля. Привлекай мужа на нашу сторону, склоняй его к нам, как может склонить только женщина. Он король, но он и мужчина, а ты красива, и красота твоя еще не успела ему надоесть. Он видел тебя лишь несколько недель, он успел соскучиться…

Лорд все говорил и говорил, а горькие слезы уже душили Илиен, грозя вылиться в рыдания. Он не знал. Он ничего не знал.

О чем он думал, этот человек, ее отец, отдавая ее замуж, зная, что сердце Моэраля принадлежит другой? Беспокоился о славе рода, ведя ее на заклание? Или искренне желал любимой старшей дочери счастья?

Как бы то ни было, он был слеп, ее многомудрый отец, слеп, поскольку исключал из своих расчетов такое сильное чувство как любовь.

– Илиен! Да ты не слуфаеф меня!

Королева вздрогнула и пришла в себя. Только сейчас она поняла, что прослушала последние пять минут речи отца, с головой погрузясь в собственные мысли. Невольно ей стало стыдно. Это был отец, ее отец, человек, которого она безмерно любила и которому безмерно доверяла. Разве он был виноват в том, что когда-то давно, будучи почти ребенком, Моэраль встретил Рейну Артейн?

– Прости меня, папа. Я устала, не могу прийти в себя после дороги. Я постараюсь сделать, как ты говоришь…

Но Ирвинделл был недоволен.

– Постараюсь? Дочь, ты не понимаешь меня. Мы – Ирвинделлы – дали твоему мужу все. Тебя. Войско. Поддержку. Мы – самые главные, самые первые, самые важные его союзники. Но нас постепенно и неуклонно отодвигают в сторону. И кто? Кантор, который на момент начала войны предложил Моэралю лишь собственный меч! Сольеры, в чьем войске людей в г’азы меньше чем в нашем, которые не побрезговали связаться с обнищавшими Ульрьками, слабо отличающимися от собственных крестьян…

– Ульрьк? – Илиен невольно вздрогнула.

– Ульрьк, Илиен, Ульрьк. Младший Сольер женился на их девчонке, уже не знаю в надежде на что, ведь у лорда есть наследник…

– Папа, – Илиен больше была не в силах скрывать от отца (о, боги, он не знает, не знает!!!) порочащую ее правду. – Ниелиса Ульрька больше нет. Я думала, ты уже знаешь, папа…

Ирвинделл изменился в лице. В это мгновение он как никогда ясно понял близость своего падения, свое бессилие, которое не компенсировать никаким немыслимым упорством… Он не знал. Ближний круг короля знал, а он не знал, так значит, он не входил в этот ближний круг? Значит, Холдстейн и впрямь больше доверял Сольерам, чем ему. Сольерам, оба из которых станут лордами-наместниками, Сольерам, незаметно взявшим большую силу…

Ничего этого дочь лорда, конечно, не поняла. Давясь словами Илиен спешила излить отцу наболевшее, говорила, говорила и говорила, не замечая, как Теллин меняется в лице.

А у него на глазах Иэраль горел синим огнем. И сгорало в этом огне и кресло лорда-председателя королевского совета, на которое он в глубине души все же рассчитывал, и жалованный короной дом в столице, и портрет во весь рост, на котором он уже видел себя изображенным рядом с королем… и все мечты, все тщательно лелеемые планы…

Но еще хуже стало, когда прозвучало имя Иоли.

«Доченька… нежный хрупкий цветочек… Зачем берег, зачем глаз с нее не спускал, не объяснил ничего о жестокости людей? Растоптали цветочек, раздавили, в талую весеннюю грязь втоптали белоснежный венчик, оборвали воздушные лепестки…»

Лорд Теллин глухо застонал и новыми глазами взглянул на старшую дочь. Дурища. Корова. Как мог он объяснять ей свои замыслы и планы, на помощь рассчитывать, если она даже сестру родную от развратника в доме собственном уберечь не смогла?

– Сестра твоя где теперь? – спросил лорд хриплым голосом.

– Я замуж ее отдала, отец, чтоб позор изжить, – ответила Илиен.

– И кто взять согласился? – ни разу в жизни Теллин не думал, что спросит такое про родную дочь. Их, умниц, красавиц, с богатым приданым на быстрых конях женихи умчать должны были… не брать как залежалый товар, размышляя, надо, али нет!

Но такого ответа все же не ждал. Сначала подумал, что ослышался.

Потом развернулся и молча ушел.

Не было у него больше сил разговаривать с дочерью.

А Илиен осталась смотреть ему вслед. Не замечая струящихся по щекам слез.