Читать книгу Проклятие чёрного единорога. Часть вторая - Евгения Преображенская - Страница 4

Сначала была тьма. Но вот во мраке забрезжил свет. Словно тёплый золотистый поток подхватил её, плывущую по безбрежному океану мрака. Сияющие воды омыли её и проникли внутрь. Они заструились по венам, артериям и наполнили собою мельчайшие капилляры. Они поглотили её всю без остатка, будто растворяя в себе сами границы её сущности.

Где она? Кто она? Она – там, где должна быть? Или она… уже не она, она… нигде и никто?

«Я – это я, – твёрдо сказала она свету, отделяясь от него. – Я… человек, женщина, охотница, – гордо ответила она на его молчаливый вопрос. – Я Дженна!»

Свет согласился. Он возвратил ей чувства, позволил снова слышать и осязать. Дженна ощутила под собой плотную землю и услышала весёлый смех где-то вдалеке.

– Ах, Рыжик, как же сегодня красиво! – звуки становились всё громче, обращаясь словами. – Небо и вода поделились с нами своей радостью! Ты иди, принеси нам синих яблок. А я посижу с ней рядом ещё немножечко. Вдруг она проснётся? Давно уже пора просыпаться!

Дженна почувствовала, как кто-то погладил её по волосам – мягкое прикосновение, тепло маленьких пальчиков. Она ощутила сладкий яблочный запах… и радость. Чужая радость наполнила наёмницу прежде, чем она вспомнила о своей боли.

Золотые воды, омывавшие девушку, постепенно становились всё ярче. Их колкий свет скопился у неё под веками. Не в силах больше выносить его, Дженна распахнула глаза. И свет вырвался наружу. Сияющими брызгами он разлетелся в разные стороны и застыл в ветвях огоньками белых цветов.

Дженна лежала в высокой траве, не в силах ни пошевелиться, ни вымолвить хотя бы слово. А над ней распростёрли свои изогнутые ветви яблони. Деревья были невероятно огромными! Достававшие почти до самой земли ветви буквально ломились под весом жёлтых и красных, но вовсе не синих плодов. И в то же время меж листвы сияли белые цветы. Их лепестки лениво осыпались, танцуя в воздухе подобно мотылькам.

– Просыпа-айся, – к ней склонилось миловидное курносое личико. Девушка тряхнула головой, откидывая со лба пышную чёлку. Её светло-золотистые волосы были переплетены с зелёной травой. – Ах ты соня… Ну сколько же можно спать?

Худенькая и смешливая незнакомка, одетая лишь в большие и неведомо как скреплённые между собой листья лопухов, потянула Дженну за руки, пытаясь приподнять. Наёмница ощутила свои пальцы, ладони и кисти, а затем и всё её тело будто обрело плотность. Всё, кроме ног. Дженна разомкнула сухие губы и застонала. Её голос – голос снова вернулся к ней!

– Где я? – прохрипела она.

Боль ушла, но осталось бессилие.

– У меня дома, – ответила златовласая незнакомка, одетая в лопухи. – Меня зовут Ау̀ка.

– Дженна, – выдохнула наёмница. – Моё имя…

– Угу, я знаю, – кивнула девушка. – Ты уже говорила, кто ты.

– Уже? – удивилась Дженна. – А долго ли я…

– Много-много времени! – было ей ответом. – Много чудесного, солнечного времени! Как же я рада, что ты наконец очнулась! А теперь вставай, Дженна!

«Вставай…» Наёмница глубоко вздохнула и попыталась вспомнить, как это делается. «Много-много времени» – дней, недель или… Сколько же она пролежала без движения? У дороги, здесь или… нигде?

– Я… не могу, – пожаловалась она. – Мои ноги…

– Ноги? – удивилась Аука.

– Их… словно нет, – пояснила Дженна.

– Как же так?

– Я… не знаю…

Аука состроила серьёзную гримасу.

– А знаешь ли ты, что ног нет только у тех, кому не надо ходить? – заявила она. – Например, у рыб…

– Мне надо, – всхлипнула Дженна. – Я не рыба…

– А может быть, – Аука задумалась, – ты просто не хочешь ходить? Или тебе некуда идти?

Наёмница стиснула зубы, сжала кулаки, а девушка крепче схватила её за запястья и потянула на себя. Дженна села, пошатываясь, словно пьяная, и огляделась. Неподалёку валялась её котомка с вещами, а вокруг был лишь сад.

– Воды, – слабо простонала она. – Я хочу… пить. Дай воды. Пожалуйста.

– Воды здесь много, – сообщила Аука. – Много-много чистой и вкусной воды! Она там, – девушка махнула рукой в сторону, – в озере.

– Ты можешь принести мне попить?

– Как же я могу перенести сюда озеро? – искренне удивилась Аука. – Нет уж! Придётся тебе самой переместиться к озеру.

Дженна с отчаяньем застонала и упала обратно в траву. Но жалость к себе ничего не меняла. Вздохнув, девушка перекатилась на живот, поднялась на локтях и поползла в сторону воды, волоча за собой ноги, словно тяжёлый бесполезный груз.

Шипя от злости и бессилия, она пробиралась сквозь травы и цветы, распугивая полупрозрачных насекомых. И наконец достигла вершины холма. У его подножия девушка увидела круглое озеро. Идеально гладкая поверхность воды отражала синее небо и белые шапки облаков.

На миг Дженне почудилось, что тот отражённый мир гораздо чётче и плотнее, чем всё вокруг неё. Прогоняя прочь жуткое наваждение, девушка обхватила себя руками, кое-как оттолкнулась и покатилась вниз. Аука улеглась набок и последовала её примеру.

– Ах, жаль, что Рыжуля ушёл! – весело взвизгнула она. – Ему бы понравилось!

Оказавшись у озера, Дженна склонилась над зеркальной гладью и с жадностью принялась пить. Вода была холодной и неописуемо вкусной! Дженна пила, и никакие доводы разума не могли её остановить. Напившись, она откинулась на спину и замерла.

Что же теперь? Неизвестно, сколько её тело пробыло без воды, без еды и без движения. Как оно воспримет такое количество жидкости? Что там обещали в учебниках её мира? Отёк мозга, лёгких… отравление водой?

– Ну как? – заинтересованно спросила Аука, прерывая её научные размышления. – Твои ноги появились?

В ответ Дженна лишь жалобно всхлипнула. Отравления не наблюдалось; напротив, её самочувствие заметно улучшилось. И всё же ноги «не появились».

Девушка перевела взгляд на небо и восторженно вздохнула. Между пышными шапками облаков как ни в чём не бывало сияли звёзды!

Белые цветы, прозрачные насекомые, а теперь ещё и звёзды средь бела дня – волшебство или галлюцинации? Возможно ли, что она следовала лисьей тропой да и провалилась в какую-то нору, попала в гигантский колодец, со дна которого даже днём были видны звёзды?

Дженна внимательно прислушалась. Мелодия жизненной силы – витали сада – была странной, едва различимой. Птицы не пели, а плавающие в воздухе насекомые не жужжали и не пытались укусить. А запахи были какими-то слишком простыми, как будто плоскими.

– Аука, – озадаченно произнесла Дженна, – а почему яблони одновременно и цветут и плодоносят?

– Ах, яблони уже давно не цветут, – задумчиво ответила Аука. – Знаешь, когда-то я была совсем маленькой, крохотной, вот такусенькой, – девушка продемонстрировала свой мизинчик. – Тогда вокруг было много друзей. А за облаками вздымались сотни башен Золотого города. Ах, как дивно пели их колокола…

– Сотни белых башен? – насторожилась Дженна.

– Конечно же, нет! – рассмеялась Аука. – Сотни золотых башен Золотого города! В те времена всё было… правильно. Ночь сменяла день, а день – ночь. Яблони цвели, потом плодоносили. Но… Затем что-то случилось. Что-то очень-очень страшное. Все пропали. И город исчез. Уже давно я его не видела. Хотя иногда я всё ещё слышу его музыку… – она вздохнула. – Тогда же перестали цвести и яблони…

– Перестали цвести? – Дженна расстроилась, заключив, что звёзды и цветы – это всё же её галлюцинации. – А как именно давно случилось это что-то?

– Очень давно, – Аука подняла голову, и, к удивлению наёмницы, улыбка пропала с её губ, а в синих глазах отразилась глубокая, невыразимая тоска. – Вчера…

– Вчера? – ошарашенно повторила наёмница, и в её груди что-то болезненно отозвалось. Что за путаница во времени? – А насекомые?

Дженна провела рукой у своего лица, пытаясь поймать полупрозрачное существо, которое для галлюцинации было всё-таки слишком навязчивым. Крохотная змейка с крыльями стрекозы играла с одним из локонов наёмницы. Но оказавшись на её тёплой ладони, насекомое рассыпалось светом и растаяло.

– А-а, наверное, это планктосы, – догадалась Аука. – Парящие странники. Они как будто здесь и не здесь одновременно. Но на самом деле их вообще нет. Это… призраки, воспоминания, сны…

– Невероятно, – ахнула Дженна, разглядывая свои руки.

– Как чудесно, что ты их видишь! – проговорила её собеседница, снова расцветая в улыбке.

– Это странно… – добавила Дженна.

– Восхитительно странно! – закивала Аука. – Может быть, ты и сама какой-то крупный планктос, а?

– «Они здесь и не здесь одновременно», – Дженна хмыкнула. – Ну, тогда, может быть, я и правда планктос, – она пожала плечами, – кто-тос или нектос… По крайней мере, частично.

– Твои ноги, – вспомнила Аука. – Ты уже решила, зачем они тебе?

– Да что же тут непонятного? – рассердилась Дженна. – Ноги нужны для того, чтобы ходить по земле!

– М-м, – хихикнула Аука. – А зачем?

– Глупый вопрос!

– Почему?

– Глупый и всё…

– Так чего же ты хочешь, Дженна? – повторила девушка.

Наёмница нахмурилась и замолчала. После рассказа Ауки тишина яблоневого сада угнетала её не меньше, чем собственное бессилие. Эта тишина была самим бессилием, но не тела, а как будто души сада. Он был прекрасен, но словно ранен, лишён какой-то важной своей составляющей. Это было страшно, неправильно.

– Я хочу… – прошептала Дженна. – Я хочу защищать мир от всего страшного и неправильного…

– А-а? – переспросила Аука.

– Ты совсем ничего не понимаешь, что ли? – фыркнула наёмница и вдруг ощутила, как внутри у неё словно что-то ожило, а в животе громко забулькало. – Я! хочу защищать мир от зла! – повторила она, пошевелив ногами. – И есть. Я хочу есть, чёрт возьми!

– Ха-ха! – рассмеялась Аука и с готовностью протянула ей большое наливное яблоко. – Пожалуй, это подходит!

Дженна приняла её дар и с удовольствием откусила кусок от сочного плода.

Яблоки. Это были яблоки. Большие и маленькие, всех цветов, оттенков, видов и даже вкусов. Попадались среди них яблоки со вкусом яблок и со вкусом, напоминающим ароматную землянику, жгучую редьку, даже траву и уже совершенно невесть что. Их можно было есть сырыми или варить в котелке для разнообразия, даже посолить при желании. Но всё это были яблоки – на завтрак, на обед и на ужин.

Впрочем, завтрак, обед и ужин тоже были относительны, поскольку ни вечера, ни ночи в яблоневом саду не наблюдалось. Дженна засыпала и просыпалась. Снова и снова она закрывала глаза и открывала, раз за разом, бесконечно. Тьма была доступна наёмнице лишь под её веками. А вне век был бесконечный день. На ярко-синем небосводе в окружении звёзд царило солнце. На деревьях зрели плоды и распускались цветы.

Дженна заново училась ходить и даже смеяться.

Говорить она могла, но её голос был хриплым, скрипучим, как будто чужим. А во время смеха гортань словно что-то стискивало изнутри, вызывая продолжительные приступы кашля.

Наёмница приспособила большие листья лопухов как чаши, в которых она нагревала на солнце сладкую озёрную воду. Беззаботная Аука складывала в них травинки. Этой водицей Дженна полоскала горло, булькала и напевала разные звуки, чем очень забавляла свою новую подружку. Процедуры работали – после них девушки смеялись и хохотали уже вдвоём.

Ноги хотя и появились, но слушались плохо. Дженна ходила, но недалеко и недолго. Ей приходилось часто отдыхать. Но девушка не унывала. Шаг за шагом, через недомогание и слабость она заставляла себя вставать и идти дальше.

Тьма под веками вновь и вновь сменялась светом солнца. Сны чередовались с явью. И порой было сложно определить, какой из двух миров более реален.

Время шло. Хотя его течение было совершенно невозможно ни уловить, ни подсчитать, вместе с ним уходило и бессилие. Вскоре наёмница смогла приступить к тем нехитрым упражнениям, которые она, казалось, ещё совсем недавно сама преподавала Хранителю знаний. Девушка прыгала и скакала, вытаптывая густую траву и беззастенчиво нападая на молчаливые деревья.

Поскольку её верный лисий меч бесследно пропал в руинах монастыря, девушка заменяла его сухими ветками, приблизительно схожими по тяжести с потерянным оружием. Ветки было неудобно держать, крутить, да к тому же они часто ломались, но это было лучше чем ничего. В другую же руку Дженна брала кинжал.

Один её клинок был короче, другой – длиннее. Длинным она наносила рубящие удары, а коротким – колющие. Она рубила и колола в разных плоскостях, крутила длинным «мечом» восьмёрку и довершала удар выпадом «кинжала». Одновременно она вращала оружием снизу вверх и сверху вниз, друг за другом, с помощью асимметричных движений упражняя не только мышцы, связки и суставы, но и голову.

Вначале было тяжело. Дженна путалась в руках и ногах, ударяла сама себя палкой и спотыкалась глупо и нелепо, как это было в детстве. Наёмнице приходилось преодолевать не только слабость, но и свою гордыню. И постепенно выносливость, координация и ловкость начали возвращаться. Тело хотя и было истощено, но не потеряло память и навыки.

Вместе с тем Дженна не оставляла попыток разузнать, как же ей выбраться из этого странного места. Казалось, что просторы сада не имеют границ. В какую бы сторону ни направлялась наёмница, всюду пейзаж был неизменен. Её окружали яблони – старые и волшебно плодовитые гигантские деревья.

Иногда между холмами девушка видела озёра – исключительно круглые и схожие между собой как близнецы. Гладкие и сияющие, словно зеркала, они по неясной причине пугали Дженну. И, при всей своей любви к воде, наёмница опасалась купаться в них, заходя не дальше чем по колено.

– Послушай, Ау, неужели ты никогда не выходила за пределы сада? – спросила как-то Дженна.

– Куда бы я ни выходила, мой дом всегда в моём сердце, – ответила Аука.

Девушки сидели на берегу озера. Дженна угощалась красными яблоками и любовалась облаками. Облака были большие, словно королевские замки, и переливались белизной, подобно дорогой атласной ткани. Аука играла с её волосами, вплетая в многочисленные косы длинные стебли трав. Она уже украсила запястья и щиколотки Дженны неувядающими зелёными браслетами, а теперь сооружала ей причёску на манер собственной.

– И ты всю свою жизнь ешь одни яблоки? – нахмурилась наёмница, вертя в руке надкусанный плод.

– Ну конечно! А что же ещё прикажешь мне есть?

– Пироги, грибы, мясо… – предложила Дженна.

– Мясо? – испугалась Аука. – Это же то, из чего ты сделана! Хочешь, чтобы я тебя съела?

– И правда… – вздохнула Дженна.

– Рыжуля рассказывал, что иногда в озере появляется рыба, – вдруг вспомнила Аука.

– Неужели? – оживилась наёмница. – А кстати, где же он сам?

– Ах, не знаю, – пожала плечами девушка. – Запропастился куда-то… Понимаешь, он, как и ты, не очень любит яблоки. Иногда он даже шутит так смешно… – она залилась переливистым смехом. – Он шутит, что если рыба не появится в ближайшее время, он может и меня съесть! Представляешь?

– Ну-у, – потупилась Дженна. – В общем-то… Честно говоря… Не так уж и сложно это представить.

Они рассмеялись уже вместе. Хотя шутка, на вкус Дженны, была не самой удачной. Стало ясно, что в присутствии Ауки у неё не получится даже порыбачить.

Яблоки уже не приносили девушке прежней сытости, и постоянное чувство голода становилось всё более утомительным и даже болезненным. Дженне не хватало не только мяса, но и пищи иного рода. От однообразных разговоров о красоте деревьев, солнца и облаков в её голове мыслей становилось всё меньше, а улыбка на лице делалась всё более бессмысленной.

И опять она закрывала глаза и открывала их. Тьма сменяла свет, а свет – тьму лишь под веками. Вновь и вновь.

Сколь бы долго ни длился этот беззаботный солнечный день, время шло: волосы Дженны отрастали, тело становилось всё крепче, зелёное платье всё больше теряло свой цвет, а яблоки – вкус. Спустя дни, недели или месяцы по обычному их исчислению – и более определённо сказать было невозможно – Дженну начала одолевать смертельная скука.

Она уже исходила близлежащие окрестности вдоль и поперёк, знала каждую травинку и былинку. А уж сколько травинок и былинок было теперь вплетено в её волосы и браслеты – не описать! Но бездействие, словно кусок недозрелого плода, встало у неё поперёк горла.

И вот однажды Дженна взвалила на спину свою котомку, подтянула ремни на плечах и на поясе и пришла к Ауке, чтобы попрощаться.

– Аука, – сказала Дженна. – Я ухожу…

– Не стоит тебе уходить, – улыбнулась девушка. – Пожалуйста, останься.

– Послушай, Аука, – вздохнула наёмница, – я была рада познакомиться с тобой, но в чём бы ни был смысл моего существования, нашей с тобой встречи и вообще всего на свете, я должна идти… И это единственное, в чём я по-настоящему уверена.

– Да-да, – с неожиданной грустью сказала Аука. – Так уже было и так будет всегда…

– Очень я в этом сомневаюсь… – усмехнулась Дженна.

– А я знаю! – Аука всхлипнула и отвернулась.

– Ну не надо так, Ау, – расстроилась наёмница. – Мне не хочется оставлять тебя здесь одну… Может быть, тебе пойти вместе со мной?

– Мне нельзя, – ответила Аука. – Кто-то должен ухаживать за садом…

– Слушай, Ау… – сказала Дженна. – Я понятия не имею, как очутилась в твоём саду… Понимаешь, я шла к своим учителям, в горы Аркха, а потом… Потом я упала. Но снова падать я не собираюсь! И если ты объяснишь мне, как я сюда попала, я обещаю, что ещё вернусь, чтобы навестить тебя…

– …Ты обязательно вернёшься! – горячо перебила её Аука. – Ты вернёшься сюда. Я помню. Ибо ты уже возвращалась…

– Да, я возвращалась, – согласилась Дженна. – Раньше я просто гуляла по саду, но теперь я ухожу насовсем. Видишь, я собрала свои вещи?

– Ты уже возвращалась, – настойчиво повторила девушка. – Ты возвращалась, и платье твоё было чёрным, в глазах и в волосах твоих искрилось серебро, а на поясе висели пустые ножны… Ты была не такой, как сейчас, – её голос стал еле слышным, в нём зазвенели слёзы. – Ты была другой, страшной… Всё было страшно! Очень-очень страшно…

– Что? – испуганно прошептала наёмница. – Да о чём ты говоришь? Не понимаю! Когда же… Когда это было?

– …Вчера, – ответила девушка.

Она подняла на Дженну свои большие глаза, и наёмница ахнула. В этих прежде синих омутах она вдруг увидела уже знакомый ей радужный свет. Такие же глаза были у духов-лигнитлеи! Но наёмница никогда не видела их живьём, лишь в своих снах! Даже когда училась в горах Аркха, она общалась с лисами, но не с духами, и вот теперь…

– Слышишь? – тихо проговорила Аука, взглянув на небо. – Колокола снова звонят…

* * *

Девочка играла в дубовой рощице. Что-то весело напевая, она танцевала под собственную песенку, прыгала с камня на камень вдоль ручья и кружилась среди молодых деревьев. Было довольно прохладно, но весёлая забава помогала девочке согреться. Грело это зрелище и сердце её отца, наблюдавшего за дочерью из окна своей башни.

Он мог долго любоваться своим дитя, но дела не ждали. Чёрное перо, лежащее на ладони жреца, заметно потеплело, сообщая о приближении своего обладателя. Спустя время двери распахнулись.

– Да здравствуешь ты в вечности и бесконечности, сын Ясного Солнца, – тихо произнёс вошедший.

Служитель Единого обернулся, и радостная улыбка озарила его лицо. Этот бархатный тембр, мощный и в то же время гибкий голос мог принадлежать лишь одному существу. Странник, одетый во всё чёрное, был высок, смугл и черноволос. И будто самая тёмная ночь были его глаза: непроницаемые для света, словно вовсе лишённые зрачка.

Гость и Его Святейшество одновременно коснулись ладонями лба и груди, а затем пожали друг другу руки.

– Приветствую и я тебя, о сын Сокрытого Солнца! Да здравствуешь ты в вечности и бесконечности, – торжественно ответил Дэрей Сол.

– Прошу, не называй меня так, старый друг, – произнёс мужчина безразличным тоном. – Уже давно я снял с себя короны, сложил скипетры и не нуждаюсь более в пышных титулах.

– Это твой выбор, друг, и я уважаю его, – кивнул Дэрей Сол.

Он приблизился к выточенному из камня столу, поставил на полированную поверхность два бокала и наполнил их вином.

– Как и я уважаю твой путь пастыря, друг, – проговорил странник, наблюдая за тем, как плещется в графине рубиновая жидкость. – Многим из нас он оказался не по силам…

– Уже столько раз я возвращался к своему сану, – покачал головой жрец. – Человеческие поколения сменяются одно за другим, и ровно через одного преемника я снова и снова прихожу в этот храм и в эту башню, как собственный сын, внук, правнук: Ойур, Витор, Дэрей… – он вздохнул и бережно провёл пальцами по широкому, расшитому золотыми письменами поясу. – Мой путь светел и прям, как путь солнца. Но, признаться, я сам не всегда столь же умело иду по нему, – жрец бросил тяжёлый взгляд на серое небо за окнами. – Знаешь, Сай, порой так сложно… не быть человеком.

– Это потому, что ты слишком любишь их, Сол, – сказал мужчина. – Слишком… Однако эта любовь и делает тебя действительно хорошим пастырем.

– А порой отупевшим слепцом, – тихо признался Дэрей. – Я так уважаю свободу воли каждого живого существа, что позабыл о том, что рыбам – море, а птицам – небо. Я снова позволил им выйти за пределы их ареала.

– Чем же младшие дети Единого тебя расстроили? – На лице странника, будто высеченного из камня, невозможно было прочитать ни тени эмоций, однако его низкий голос проявил скрытую иронию. – Я заметил, что на улицах Самториса беспорядки… Ты снова дал им чрезмерно свободы?

– …И силы, – нахмурился жрец. – Не осознавая того, я дал им силу, с которой не справились их умы.

– Кем они возомнили себя на этот раз – богами? – в голосе мужчины послышалась усмешка, но выражение лица осталось неизменным. – Увы, в истории этот случай не первый, да и не последний…

– Ты прав, друг…

– О, люди – загадка Единого… – Губы странника пренебрежительно скривились. – Их аппетиты возрастают с каждым витком времени… Словно совершенствуя свой дух, они всё шире раскрывают и некую дыру – бездонный омут, поглощающий свет… Удивительно, что человечество до сих пор не уничтожило само себя. Эти существа способны ненавидеть друг друга сильнее, чем все прочие…

– …Но и любовь их не знает границ, – улыбнулся жрец.

Видя, что его друг нахмурился, Его Святейшество мягко добавил:

– И таланты их бесценны… Посмотри на архитектуру Самториса: храмы, дворцы, музеи, библиотеки, университеты – дело рук человеческих.

– Я вижу смешение стилей, порой абсурдные и нелепые сочитания, – вставил собеседник. – Как можешь ты сравнивать Самторис с величайшими Амиром, Айвалином или Лииаром…

– Верно! – согласился жрец. – Деяния эльфов и сидов прекрасны, однако они предсказуемы, однообразны… Они видят красоту и повторяют её, но… Люди… О, люди! Они находятся в вечном поиске! Их восприятие постоянно меняется! Альвы: и сиды, и эльфы, и тролли, и гномы с цвергами застыли в своих границах… А люди постоянно их расширяют! Они удивляют! Вдохновляют!

– …Раздражают и даже ужасают.

– Да! Все наиболее прекрасные и ужасающие, талантливые и бездарные, любящие и озлобленные души, которые мне довелось встретить на своём пути, были людскими…

– Не забывай, что и предательство присуще исключительно людям, – сухо добавил мужчина в чёрном. – Альвы не меняют своего мнения, а люди подвержены постоянной смене настроения. Сегодня ты им друг, завтра ветер дунул в другую сторону и ты стал их врагом. Они жадны не только до красоты и знаний, но и до власти. Они способны идти по трупам близких: отцов и матерей, возлюбленных и друзей… Только дай им возможность, и они не замедлят указать Единому Его новое место в истории Бытия, а заодно и тебе, о Святейший…

– Мне жаль, что люди твоего мира предали тебя, друг, – с грустью проговорил Дэрей Сол. – Однако я здесь для того, чтобы оберегать людей, а не разгадывать их предназначение и помыслы Единого…

После долгого молчания странник первым нарушил тишину:

– Должен ли я спросить тебя, что случилось? Признаться, я был рад услышать твой зов, но и встревожен немало. Нечасто ты приглашаешь кого-то из нас, чтобы выпить в приятной компании.

– …Ты оценил вино? – оживился Дэрей Сол, поднимая бокал. – Я постоянно работаю над новыми сортами винограда, но так и не сумел превзойти самого себя в юности.

– О да, – его собеседник жестом ответил на молчаливый тост. Он покрутил бокал в руке и, прикрыв глаза, сделал небольшой глоток. – Интенсивный аромат ягод, нюансы пряностей… Кардамон, гвоздика и мята? Знаменитый сорт винограда Мелес – глинистые почвы и мягкий отжим. Выдержан в старых дубовых бочках. Медовая Кровь, – он прищурился. – Даже странно, что такое название для вина пришло в голову именно тебе, о Высочайший.

– Было время, – жрец печально улыбнулся, – когда меня величали иначе. Пришлось пролить немало крови ради установления прочного мира в Энсолорадо.

– Прекрасно вино твоё, богаты и обширны виноградники, – мужчина в чёрном понизил голос. – Однако нежданный снегопад в Стране вечного лета может неблагоприятно сказаться на новом урожае, не так ли? Да и выжженная пустошь посреди леса…

– И это не укрылось от твоего взора, – Дэрей Сол осушил свой бокал и вновь наполнил его.

– Люди рассказывают, что целый монастырь ушёл под землю.

– Ушёл, – рассеянно повторил жрец. – Но с этим я справлюсь. Как и с резким похолоданием. Ты прав, моим виноградникам такой климат не подходит…

– Так выпьем же, – произнёс странник, поднимая бокал, – за виноградники, за тебя и за свободу, ограниченную ареалом обитания.

– Тебе известно, что как свобода, так и наши собственные возможности ограничены «ареалом» возложенных на нас задач, – продолжил Дэрей Сол, пригубив вино. – И выжигание пустошей не в моей компетенции.

– Терпеливо ожидаю твоего рассказа, друг.

– Знаешь, когда-то – столь давно, что уже и столетий тому не сосчитать, – этот город носил другое имя… – жрец задумчиво улыбнулся. – Его храмы сияли золотом, а крепостные стены были сотканы из воздуха. Вместо закованных в камень парков повсюду свободно цвели рощи. Все живые существа жили в мире и согласии.

– Золотая эпоха…

– Да, – Сол кивнул. – В те стародавние времена круг хранителей поддерживал целостность мира Сия – всего нашего мира – от Белых льдов до Диких Земель, от Восточной Воды-без-края до океанов Шарих и Исток. Сия была закрыта от внешнего влияния. Никто не мог покинуть её границ, и ничто не могло сюда пробраться.

– Но «не мог» – не значит «не хотел», – заметил мужчина в чёрном.

– …Изнутри мы не ведали о подобной возможности. Мы даже не знали о существовании других Вселенных, тогда как снаружи наш мир был лакомой добычей… – Сол горько вздохнул. – И разразилась первая Буря – ужасающей силы бедствие, что чуть не смело всю жизнь на планете. Единый континент распался на три части. Мир потерял своё равновесие и стал проницаем. В результате катастрофы исчезли многие хранители, и оттого наш дом сделался ещё более уязвимым для зла извне. А оно не заставило себя долго ждать.

– …Но это же дало вам возможность общаться с хранителями других Вселенных и открыло двери вашего мира странникам, – напомнил его друг. – Вторая Буря принесла твоему миру гораздо меньше ущерба… Более того, с каждым из миров в той или иной степени произошло то же самое. И многие из Старших считают это естественным процессом. Миры проходят те же стадии развития, что и каждое живое существо: рождаются, взрослеют, болеют, под воздействием сил извне постепенно деградируют и…

– Согласен, Сай! – резко перебил его Дэрей. – Но это не значит, что «существо» не должно бороться за свою жизнь. И для того в нём созданы определённые механизмы. Есть возможность усилить «иммунитет», очиститься от заразы и прожить более долгую и счастливую жизнь.

– …Ты ведь не собираешься читать мне нотаций? – холодно уточнил странник.

– Нет, друг, – жрец покачал головой и, поднявшись, подошёл к окну. Девочка пела свою песенку и прыгала среди молодых дубков, словно рыжая белочка. – Твой выбор – это твой выбор, – проговорил Сол, не сводя глаз с дочери. – Он может быть мне непонятен, даже вызывать отторжение, но я не был на твоём месте, и потому судить не мне.

– Как она выросла, – странник приблизился к другу, задумчиво наблюдая за рыжеволосой девочкой. – Кажется, только недавно я гостил у тебя, она была совсем крошкой.

– Да, – Дэрей Сол не сдержал улыбки. – Ей было четыре, и она называла тебя «грустный дядюшка»…

– А сколько ей сейчас? Десять?

– Двенадцать…

– Двенадцать, – тихо повторил странник.

Он нахмурился, непроизвольно коснувшись пальцами лба. Прядь волос частично скрывала левую сторону его лица и шрам, идущий от виска через скулу вниз – старый и едва различимый, но не ставший менее заметным по прошествии лет – след от ожога.

Сол вздохнул. Кем бы они ни являлись и какими бы путями ни шли, к смерти любимых невозможно было привыкнуть. И особенно тяжело это горе переносили те, кто по природе своей был обделён даром забвения.

В стародавние времена, когда Вселенные и их миры ещё сохраняли свою целостность, близкие души не покидали границы семьи. Поэтому смерть истинного партнёра была лишь переходом в новое тело. Но главное – в новое имя, ибо новые имена дают новые задачи и возможности. Подобное перерождение не могло разрушить идеальный союз.

Однако Буря лишила миры непроницаемости, и с тех самых пор смерть перестала быть просто переходом. Всё чаще она означала непоправимую потерю и боль настолько сильную, что её невозможно было описать ни на одном из языков, которые даровали Старшие.

Души возлюбленных терялись в бесконечности миров. И если некоторые из них ещё можно было отыскать, то души детей, ещё не успевших осознать себя, исчезали безвозвратно. Не в силах принять новую судьбу, единые духом пары воссоединялись всё реже. Всё чаще хранители заключали союзы с представителями младших рас, связь с которыми была не столь глубокой, а разлука по болезненности была хотя бы сравнима с простым человеческим горем.

От неравных браков дети рождались крайне редко. Очень немногие смертные женщины были способны взрастить семя хранителей. Так случилось и с Дэреем Солом. Однако в своём последнем воплощении он предпочёл жену из рода людей не от того, что боялся боли. Боль он пережил в прежнем рождении и помнил её лишь разумом, но не сердцем. Так случилось потому, что хранительниц подобных ему в мире попросту не осталось. Его матушка Лета безвозвратно покинула их семью ещё в пору его отрочества.

Странник же пережил потерю истинного партнёра и наследника в своём последнем воплощении. И похоже, что память – проклятая память! – об этой боли до сих пор не отпускала его. С тех пор бывший хранитель предпочитал держаться в стороне от подобных себе. Даже с друзьями он не общался из чистой праздности. Лишь просьба о помощи могла привлечь его внимание.

– Вернёмся к твоему рассказу, – напомнил мужчина в чёрном.

Жрец кивнул:

– Я говорю не о нас – не о странниках и не о хранителях. Есть более уязвимые сущности – духи природы. Они – своего рода защитники тонких сфер Вселенной – остро воспринимают перемены и реагируют на них соответственно. Дабы поддержать баланс в мире, духи открыли свои тайны узкому кругу избранных – так называемым чующим. Они научили их черпать силу в природе, использовать слои мира в качестве дорог, видеть искажение и другим не менее интересным премудростям.

До сих пор духи лигнитлеи воспитывают себе защитников от всего инородного. Но людям и эльфам опасно общаться с ними напрямую. А потому духи нашли посредников между своим тонким планом и планом материи в царстве животных.

Первыми проводниками стали белки. Но их ученики были вестниками, а не бойцами. Мир менялся, и требовались новые меры. Тогда на помощь пришли более сильные хищники – венаторы. Однако же их воспитанники – серые волки – отличались излишней агрессивностью. И на смену волкам пришли более хитрые, но не менее хищные лисы…

– Я кое-что слышал о сумеречных лисах, – сказал странник. – Любопытное явление. Они называют себя охотниками – сьидам, верно? Тогда как в глазах простого люда – просто наёмные убийцы…

– …Как и все мы, они делают то, что должны, – согласно кивнул жрец. – Лисы умеют чуять болезнь и устраняют её, пусть и не всегда бесплатно. Immunitas, как говорили древние: «освобождение, избавление от чего-либо». Если продолжать твою аналогию с живым существом, то они – частицы Сия, участвующие в иммунном ответе. Одни из многих. Как и все мы, они тоже не застрахованы от искажения, нарушения иммунологической толерантности.

– И здесь на сцену выходят мстители, с которыми силой и секретами поделился уже ты, пастырь, – дополнил странник.

– Верно, выходят. Уже вышли. Но на этот раз мне необходима более весомая помощь, – жрец проницательно посмотрел на друга. – Возвращаясь к нашей пустоши…

Странник удивлённо поднял брови.

– Ты хочешь, чтобы я помог мстителям?

– Напротив, – прошептал Сол. – Я хочу, чтобы ты помог одной из лис, ибо она… – он помедлил, всматриваясь в непроницаемо-тёмные глаза собеседника. – Она одна из нас…

Странник опустил голову. Воцарилось тяжёлое молчание.

Ветер за окнами усилился, и по стёклам забарабанили капли дождя. Дэрей Сол мысленно напомнил своей дочери, что ей уже давно пора идти ужинать. Девочка весело помахала ему рукой и убежала.

– Самка? – наконец вымолвил странник ледяным тоном. – Ты встретил одну из нас и решил позвать меня? Зная о моём отношении к нашим сёстрам…

– Всё сложнее, – поспешил объяснить Дэрей Сол. – Ей нужен наставник из своего рода. Но, как бы мне самому ни хотелось окружить её любовью и заботой, я – не могу…

– Не надо, Сол, – прервал мужчина в чёрном. – Я прекрасно помню, как сильно вы с Лианой любили друг друга, но… – в его голосе промелькнуло раздражение, – похоже, что долгое воздержание лишило тебя трезвости мышления. Тебе стоит почаще снисходить до своих обожаемых смертных. В конце концов, в Самторисе лучшие бордели страны…

– Ах, ты в своём репертуаре, Чёрный, – добродушно рассмеялся жрец.

– Я вовсе не Чёрный, – отозвался его собеседник.

– А это смотря с кем сравнивать, – Дэрей Сол изогнул бровь. – В абсолютном смысле – не Чёрный, но в относительном…

– Что ж, как пожелаешь, Белый, – небрежно отмахнулся странник. – Но объясни мне, откуда в Сия взялась новая хранительница? Вас же по пальцам перечесть можно, и все друг друга знают…

– Когда-то нас было так много, что не все знали друг друга, – нехотя ответил жрец. – Не все были столь же общительны, как я, и далеко не все принимали человечий облик, чтобы… – Он смутился. – На древних болотах недалеко от столицы до сих пор дремлет подобное чудище… И знаешь, порой семя хранителя даёт всходы без ведома сеятеля. Чаще подобный союз родителей становится проклятием для их чада. Порой рождаются совершенно обычные дети, однако в их потомках внезапно может проявиться наш дар…

– Она может быть твоим потомком? – в голосе странника послышалась усмешка.

– Нет-нет, это бы я распознал по её душевным вибрациям, – смутился его собеседник.

– Так почему же ты отказываешься от столь благоприятной возможности?

– Дело не только в моих чувствах к покойной жене, – терпеливо объяснил жрец. – Мне сложно объяснить это тебе, Сай… Наши культуры слишком разные.

– Ты говоришь так, словно я предлагаю тебе завести гарем…

– Тебе хорошо известно, – нравоучительным тоном проговорил жрец, – что любая связь, так или иначе, оставляет след силы в обоих партнёрах. И обмен должен быть либо равноценным, либо иметь вескую причину. Должна быть… любовь. И потому я не могу делить ложе, – жрец вздохнул, – с наложницами или работницами борделя.

– …Мы снова ушли от темы.

– Что касается сумеречной лисы, к ней у меня исключительно отцовские чувства, – с невозмутимым спокойствием в голосе проговорил Дэрей Сол. – Поверь, Сай, я помню, что гложет твою душу, и уважаю это. Я не обратился бы к тебе, не будь уверен в том, что не причиню боли…

– Так в чём же дело?

– Дело в том, что эта девочка считает себя человеком…

– Что ж, мы те, кем себя считаем, – проговорил мужчина в чёрном. – Все мы считали себя кем-то из младших рас лет до тринадцати, когда начинала просыпаться наша память о прежних воплощениях и о знаниях мира. Так твоя лиса – детёныш?

– Ей восемнадцать или около того, – тихо ответил Сол.

– Ты называешь девочкой восемнадцатилетнюю женщину? – странник, казалось, вот-вот рассмеётся.

Его Святейшество смущённо покраснел и, откашлявшись, продолжил:

– Девочка… девушка… носит оковы человеческого тела, а её сферы силы как будто дремлют – даже я не сразу распознал в ней нашу сестру. К тому времени, как это произошло, было уже поздно. Сумеречная лиса убила около сотни человек: своих собратьев, других наёмников и самторийцев. Сферы пробудились помимо её воли, и это была страшная сила…

– Монастырь и окружающий его лес пожрало пламя, – припомнил странник. – Я не мог не обратить на это внимания…

– Скорее доглодало, – нахмурился Сол. – Наша сестра тоже пострадала. И когда я исцелял её раны, мне почудились среди осколков её души ещё две, а может, и три сферы… личности. Как будто она… – жрец вздохнул: – Впрочем, пустое. Этого не может быть… Она ребёнок.

– Ты слишком взволнован, друг, и заплутал в собственных теориях, – заметил странник. – Скоро твоя сила сведёт с ума не только приближённых жрецов, но и тебя самого.

– Сай, я не осуждаю твою привычку сторониться наших женщин и обмениваться своей силой со смертными, рискуя при том свести с ума их! – горячо проговорил Дэрей Сол. – Но я – не странник, и моя сила нужна моему миру… – он умолк на мгновение. И мгновение это оказалось слишком тяжёлым. – Прости, – тихо добавил жрец, – я не хотел ставить тебе в укор твои потери, я имел в виду совсем другое…

– Что ж, однако, ты прав, – согласился Чёрный. – Вернёмся же к нашей теме: сотня человек, монастырь, ушедший под землю, выжженная пустошь – славный иммунный ответ. Могу я узнать, что же пробудило сферы силы нашей сестры?

– Точно я утверждать не берусь, – ответил Дэрей Сол, – но, судя по некоторым знакам, это та сила… которую мы не называем. Её призвали мои жрецы. А наша сестра смогла дать отпор. И этот отпор, доложу я тебе, был вовсе не иммунным ответом, – жрец задумался. – Проснувшаяся сфера силы, как бы это помягче… anti bios – мёртвая вода.

– Прости, Сол, за то, что я вновь подвергаю твои слова сомнению, – покачал головой странник. – Мне трудно поверить в сказанное. Магия мёртвой воды – тяжёлая ноша для любого из нас, не говоря уже о той, что не сумела вспомнить себя… И потому я должен снова тебя спросить: ты уверен?

– Я уверен… – упрямо повторил жрец.

– Ты видел магию в действии?

– Нет… – Верховный опустил глаза. – Но я ощутил послевкусие на губах девочки…

– На губах девочки? – переспросил странник. – И, разумеется, это было исключительно отцовское прикосновение?

– Разумеется…

– Я всё больше тебя не понимаю, – вздохнул Чёрный. – Допустим это так… Но позволь же тогда узнать, о сын Солнца, по какому принципу твой выбор остановился именно на мне?

– После второй Бури ты уже помог мне и хранителям Севера удержать равновесие…

– …Но не я один, – холодно напомнил странник.

Верховный жрец пристально посмотрел в глаза друга.

– Понимаю твоё удивление, сын Солнца. Учитывая силу девочки, куда логичнее было бы воззвать к твоему кровному брату. Несомненно, он преуспел в тёмных науках более всех известных наших собратьев. Он познал Бездну и сменил цвет своего Пламени. Он побывал на стороне врага и смог вернуться обратно… Хм, если смог, – Сол недобро усмехнулся. – О, этот хитрый змей отказался бы меня даже слушать! Поначалу отказался бы. До того момента, когда бы я упомянул, что его помощь требуется ей. «Самка» – как ты и сам изволил её назвать – большая редкость. Молодая, красивая, да ещё и не помнит, кто она! Великолепно! То, что и нужно для древнего негодяя… – он снова осекся, прикрыв рукой глаза. – Прости, Сай… Я не хотел так говорить о твоём брате…

Дэрей Сол редко сердился, и даже голос повышал лишь в крайних случаях, а потому сейчас и сам себе удивился. Но вопреки опасениям, его старый друг ни капли не обиделся. Напротив, праведный гнев Его Святейшества вызвал у странника тихий смех, а смеялся он не чаще, чем Дэрей Сол сердился.

– Я знаю, сын Солнца, что тебе не по душе сила мёртвой воды, – поспешил объясниться жрец, – и всё же ты начинал изучать её вместе с братом. Ты не Белый и не Чёрный… относительно Вселенной. Однако тебе ведомы основы и того, и другого, а это всё, что требуется девочке. Основа! Не нужно запретных учений о Бездне и Хаосе. Она ребёнок… одинокий и растерянный, – он вздохнул. – Она нуждается в старшем брате, но не в таком, как я, а… в подобном тебе.

– Интригующе… – вымолвил странник, отвернувшись к окну.

– Есть ещё одна важная причина, по которой я воззвал именно к тебе, Сай. Мне показалось, что случай с её памятью может быть интересен. Насколько я знаю, ты пытался выяснить, куда начали пропадать хранители. Может быть, они… забыли себя? Как и она…

– Забыли или попросту вымерли, – хмуро произнёс странник. – Ты прав, я изучал это явление, но пришёл к выводу, что даже у Старших детей Источника есть свои циклы жизни, как и свои болезни. Боги сменяли друг друга миллиарды лет… А мы… – он обернулся. – Что ж, возможно, наше время заканчивается… Мы потеряли предназначенные нам единые духом и крыльями пары и нашли себе избранниц среди других рас. Всё реже рождаются наши дети. Мы не перерождаемся и не получаем новых имён и задач. Это значит только одно: здесь и сейчас мы больше не нужны.

– Не будем спорить, Сай, – жрец вернулся к графину с вином, обстановка того однозначно требовала. – Повторяю, ты сам сделал свой выбор. Ну а я останусь пастырем до конца, будь он завтра или никогда. Я сторонник теории обмена и не верю в то, что у Жизни вообще есть пределы! По крайней мере, пока существует Смерть, будет происходить обновление. И история эта будет продолжаться бесконечно!

– А сам факт существования того, кого мы не называем, тебе ни о чём не говорит? – напомнил его друг, принимая бокал, до краёв наполненный рубиновой жидкостью.

– Другая, ещё неизвестная нам форма жизни, вот и всё, – Дэрей Сол сделал глоток и прикрыл глаза, наслаждаясь многогранным вкусом напитка.

– О, ты не сталкивался с ним лицом к лицу и просто не знаешь, о чём говоришь, – поморщился его друг. На этот раз вино ему показалось слишком приторным. – Ничто – это не жизнь и не смерть. Возможно, это Ничто и поглотило наших братьев и сестёр…

– Но здесь и сейчас это Ничто отступило, – с воодушевлением произнёс Сол.

– Не уверен, что в данном случае это было то самое Ничто, – с сомнением покачал головой странник. – Тебе, как хранителю, не ведомо, но в нижних Вселенных, мирах и междумирьях полно всякой заразы и паразитов, готовых услужить своим верным последователям на выгодных условиях…

– Что ж, как страннику, тебе виднее, – согласился жрец, не желая продолжать спор.

Они замолчали. Дэрей Сол, стоя у окна, любовался своим городом. Лучи солнца, пробившиеся сквозь тучи у самого горизонта, окрасили тёплым светом шпили храмов, купола и крыши дворцов, театров, библиотек, музеев и бесчисленные крыши жилищ, облепивших Прэзоступ подобно пчелиным сотам. Его друг, напротив, смотрел на далёкие северные горы.

– Скажи, – нарушил тяжёлое молчание жрец, – ты возьмёшь её под опеку?

– А ты уверен, что ей это нужно? – задумчиво переспросил мужчина в чёрном.

– Знаешь, она недавно потеряла любимого, – тихо проговорил Дэрей Сол. – Мы с тобой знаем, как это больно. Она расстроена и напугана собственной силой… Но, в конце концов, неважно, в чём уверен я, – он строго взглянул на друга. – Важно, хочешь ли ты помочь нашей маленькой сестрёнке?

– Не знаю, хочу ли я вообще чего-либо, – прошептал странник.

– В таком случае, если у тебя найдётся немного времени, будь так добр, просто окажи мне услугу, – попросил Сол. – Проследи за тем, чтобы это прелестное дитя не натворило новых бед. И по возможности не убивай при этом слишком уж много жителей Сия… Это ведь не очень затруднит тебя?

– Не сердись, Белый, наши с тобой разногласия здесь ни при чём, – покачал головой мужчина в чёрном. – Я выполню твою просьбу. Ибо время – это единственное, что у меня осталось. И его даже в избытке…

– Благодарю тебя, Сай, – кивнул жрец. – …Да и нет никаких разногласий.

– Воистину, есть только свобода воли и свобода выбора, – лукаво прищурился его друг.

– Именно.

– Так не сердись, – он протянул пустой бокал. – Налей мне ещё немного твоей Медовой Крови и расскажи, какова же «на вкус» наша младшая сестрёнка? Да сообщи, наконец, как её зовут?

– У сумеречных лис множество прозвищ, – сказал жрец. – Но мне известно её настоящее имя.

Откупоривая новую бутылку, Его Святейшество вдруг замер и обернулся к окну. В этот миг над городом пронёсся мелодичный звон колоколов. И этим вечером звон этот был каким-то особенно громким и величественным.

* * *

– Дженна, – Аука оторвала взгляд от белых облаков. – Я бы очень хотела, чтобы ты осталась. Но, кажется, тебе и правда пора…

– Что ж, тогда до встречи, – ответила Дженна, не отрывая заворожённого взгляда от неописуемо прекрасных радужных глаз лигнитлеи. – Я искренне надеюсь, что ты ошибаешься и следующая наша встреча будет доброй, – она вздохнула. – Спасибо тебе за всё.

Наёмница низко поклонилась духу, развернулась и быстро пошла прочь, смущённая, озадаченная и немало перепуганная. Что же Аука имела в виду под этим загадочным «вчера»? Что было так «больно» и «страшно»? Что случилось с ней самой? Что здесь произошло? И как, в конце концов, лигнитлеи всё это время общалась с ней без посредника?

Вот так запросто Дженна разговаривала, смеялась и даже дурачилась с духом-хранителем яблоневого сада. Невероятно! Наёмница прекрасно знала, что подобное было просто невозможно: недопустимо для человека, эльфа или кого-то в этом роде.

Лигнитлеи использовали лис как проводников между своим и материальным мирами не просто так. С одной стороны, животные защищали своих покровителей от тех, кто мог физически навредить их дому; с другой – они передавали волю и знание духов, не отождествляясь с ними и таким образом сохраняя свои лисьи умы в целости. Речи лигнитлеи, воспринятые напрямую всяким существом, имеющим развитое эго, могли разрушить саму его личность, попросту свести с ума!

А Дженна, хотя маленько и одурела от безделья, но всё ещё находилась в своём уме. В своём уме, да не в своём теле. Возможно ли, что тело это оказалось крепким доспехом, способным защитить её личность? Но отчего в таком случае учителя Аркха не общались с ней напрямую? Может быть, дело вовсе не в ней, а в Ауке? Что-то не так с этим садом и с этой лигнитлеи? И где же тот зверь, что должен был оберегать духа и её владения?

Долго шла Дженна, путаясь в высокой траве и вдыхая бесцветные ароматы призрачных цветов. Вокруг неё вздымался яблоневый сад, а с синего неба светили одновременно и солнце, и звёзды.

Она шла и напевала себе под нос весёлые и грустные мотивы. Она пела очень тихо, осторожно, словно боясь спугнуть вернувшийся к ней голос. И голос подводил её, он не слушался и срывался. Но девушка продолжала петь. Она пела искренне, от всей души. Она пела, а вокруг неё собирались стайки прозрачных букашек. Они плыли за наёмницей белым шлейфом, словно танцуя в такт мелодии.

Дженне нравилось рассматривать и изучать планктосов. Каждое насекомое не походило на другое. Все они были разными, прекрасными и странными.

Дженна шла всё дальше. Одно озеро сменялось другим. Пейзаж вокруг оставался неизменен. А вкус яблок делался всё более пресным.

У воды девушка останавливалась ненадолго, только по мере необходимости, чтобы напиться и умыться. Затем она снова пускалась в путь, бесконечный и однообразный.

В конце концов наёмница так проголодалась, что всё же решилась порыбачить. Она соорудила себе весьма неплохую удочку из того, что нашлось в её котомке. Но когда она приступила к делу, вместо рыбы из воды начали подниматься всё те же планктосы, похожие на змеек, лягушек и ещё чёрт-те что.

С отчаяньем девушка взвыла и отбросила бесполезную удочку. В этот миг её вою, словно эхо, вторил негромкий рёв. От неожиданности Дженна так и подскочила на месте. Обернувшись, наёмница оторопела, не в силах ни пошевелиться, ни вскрикнуть от ужаса.

Позади неё стоял медведь. И медведь этот не выглядел прозрачным или бесплотным. Он был весьма материален, да к тому же стоял на задних лапах и оттого казался намного выше девушки. Он был так велик, что его шею не смогли бы обхватить и двое взрослых мужчин.

Зверь подёргивал маленькими круглыми ушками и, приоткрыв пасть, хрипло сопел. При каждом его вздохе толстые бока вздрагивали, а солнце переливалось на рыжеватой с проседью шерсти точно на волнах.

Дженна судорожно сглотнула, силясь сбросить оцепенение. А медведь разинул пасть и вдруг проговорил очень низким, на удивление приятным голосом:

– Прощу прощения. Ни в коей мере не хотел вас напугать.

– Угу, – ответила девушка, присаживаясь на траву на внезапно ослабевших ногах. – Прощаю вас… Это всё моя трусость…

– Я только лишь хотел заметить, – продолжил медведь, – что в ближайших озёрах рыбы нет – я самолично проверил каждое из них, – и ваша удочка тут не виновата.

– Прискорбно, – прошептала наёмница, отчаянно пытаясь вернуть своему лицу бесстрастное выражение. – Меня зовут Дженна, – представилась она, краем глаза рассматривая собеседника.

Только теперь она заметила зелёные косы браслетов, украшавшие его лапы.

– Рыжуля, – медведь галантно склонил мохнатую голову.

– Рыжуля, – непослушным голоском повторила Дженна. – Я не хочу вмешиваться не в своё дело, но разве Вы не должны были принести синих яблок? Ауке без вас очень одиноко.

– Моя вина, – признался медведь. – Я увидел вас и… – он умолк, а его глаза как-то странно блеснули. – И решил ещё раз проверить озёра на предмет рыбы. Я подумал, что если в саду появилось новое животное, то, может, и рыба вскоре вернётся.

«Он хотел меня сожрать, – с болезненной ясностью вдруг осознала Дженна. – Он не шутил. Он бы съел и Ауку, не будь она духом! Никакая это была не шутка! Ну а я не дух, мною полакомиться можно. Поэтому-то он и ушёл. Он решил не делать этого на глазах у Ауки…»

– Что ж, вполне понятно, – согласилась она, осторожно поднимаясь на ноги. – А не знаете ли Вы, уважаемый Рыжуля, откуда я появилась в этом саду? Я, видите ли, была некоторым образом без сознания и ничегошеньки не помню…

– Как и рыба, – медведь улыбнулся, демонстрируя клыки и резцы впечатляющих размеров, – Вы появились из озера. Появились – то есть всплыли из его глубин.

– Однако я не рыба, – на всякий случай уточнила Дженна. И, подумав, добавила:

– По крайней мере, «уже».

– Верно, – кивнул Рыжуля. Он окинул её взглядом и пошевелил носом, принюхиваясь. – Уж слишком Вы худосочны для рыбы.

– На одних яблоках не разжиреешь, – недовольно хмыкнула наёмница, как бы случайно коснувшись рукой кинжала.

Размер медвежьих когтей лишь немногим уступал её оружию. Это были скорее ножи, а не когти. И, будучи девушкой привлекательной, Дженна по опыту знала: коли медведь – да и не только – умеет разговаривать, это ещё не значит, что он способен держать под контролем свои звериные инстинкты. И если нежданный гость решит попробовать её на зуб, придётся и самой Дженне припомнить, что медведь – это тоже не яблоки, и у него есть плоть и кровь.

– Вы правы, – согласился Рыжуля, задумчиво почёсывая шерсть на груди. – Хотя мы с вами из разных семейств и относительно всеядны, но всё же остро нуждаемся в пище животного происхождения. В рыбе или…

– …Что ж, было приятно познакомиться, Рыжуля, – заторопилась Дженна, – но, пожалуй, мне пора.

– Жаль, что Вы так скоро нас покидаете, – сверкнул плотоядной улыбкой Рыжуля.

– О, обещаю как-нибудь ещё заглянуть к вам в гости, – ответила ему наёмница не менее дружелюбным тоном.

Медведь сделал шаг вперёд и то ли желал поклониться на прощание, то ли… Раздумывать над его манерами Дженна не собиралась. Невзирая на ужас, который наводила на неё зеркальная гладь озера, она попятилась и с шумом ухнула в воду.