Читать книгу Проклятие чёрного единорога. Часть третья - Евгения Преображенская - Страница 4

Деревянные колонны корчмы, лестницу и стропила под высокой крышей украшали венки и гирлянды, составленные из ветвей мелкоплодника, падуба, боярышника и рябины, переплетённых разноцветными лентами и косами злаков. Окна были открыты нараспашку. В разбавленном осенней прохладой воздухе разливались густые запахи табака, жаркого, вина и яблок; звенели голоса и смех.

Ужину в честь Праздника Урожайной луны мог бы позавидовать сам владыка Гиатайна! Вдоль стен были накрыты длинные столы. Гостям «Сломанного колеса» подавали жаркое из кролика с фасолью, тыквенную кашу со свининой, квашеную капусту с уткой и рябиной, курицу с грибами, сосиски из потрохов и копчёные колбасы.

Не обошли вниманием и гордость повара – баранину, тушёную с брюквой, морковью и красными заморскими ягодами – томатами. Всё это посетители «Сломанного колеса» обильно заедали хлебом и сыром, осенними фруктами и медовым вареньем, запивали пивом и наливками из вишни, сливы и груши.

Дженна подхватила с тарелки кусочек мяса и отправила себе в рот. Даже без лисьего ритуала девушка не ощущала ни веселья, ни печали. Не радовали её ни сочное жаркое, ни сладкие пироги. Руки её, чёрные от мёртвой воды и облачённые в чёрные же перчатки, наполнял холод. На душе было пусто.

Она отчаялась найти учителя на дорогах дневного мира и заглянула в мир сумеречный. Но на тех тропах бывшая наёмница встретила только новые неприятности… Они настигли её с приходом темноты. Ворвались в корчму всей своей бандой, и иначе не скажешь, – промокшие и взъерошенные музыканты, в шутовских плащах, составленных из разноцветных лоскутов. И как только сумеречные тропы их носили?

Худой светловолосый парень подпрыгнул к Дженне точно кузнечик и, буквально спихнув её со сцены, немилостиво ударил по струнам своей гитары. Невысокая девица в корсете и юбке, вышитой синими, красными и зелёными цветами, закружилась, завертелась в толпе и, звонко хохоча, ударила в бубен. Ещё двое ребят присоединились к ним: один с гитарой, другой с длинной флейтой.

Визжа, улюлюкая и подвывая, вчетвером они устроили такой кавардак из мелодий, что Дженне стало дурно. Несложные и порядком неприличные стишки их песенок вскоре подхватили все, кто только имел голос.

Насытившийся и захмелевший люд с готовностью принялся горланить и плясать. Корчма содрогнулась от шумной музыки, смеха и топота. Танцевали и пели между столами, за ними и на них, на лестнице и под ней. Разве что на крышу не добрались!

Ближе к полуночи гости притомились веселиться и затребовали лирики. Дженне не удалось улизнуть. Какой-то детина, красноносый великан с рыжей бородой, грубо, но очень искренне попросил её повторить одну из песен. Чародейка вышла в круг, прижала гитару к груди и начала свой рассказ.

Она повествовала о чувстве между юной гиатайнской царевной и огнекрылым фениксом, который предстал перед ней в образе прекрасного принца из южных земель. Чувство их было так горячо, что отступали злые ледяные духи и посреди зимы расцветали травы.

Однако феникс не мог долго оставаться на земле. В конце концов, он покинул царевну, ибо больше всего на свете манило его сияние далёких звёзд. Девушка же не сумела примириться с печальной участью и взбунтовалась против своей человеческой природы.

Однажды она взошла на самую высокую башню замка и бросилась с неё… Но вместо того, чтобы упасть, она вдруг взлетела. Гиатайнская царевна дотянулась до звёзд. И, вспыхнув под их безжалостным светом, сама стала одним из светил.

С тех самых пор ни принца, ни царевну уже не встречали на земле. Однако безоблачными летними ночами можно увидеть, как летит по небу бессмертная птица. И в груди у неё горят две алых звезды – два влюблённых сердца: Царевны и Феникса.

Дженна пела тихо и печально, и голос её разжигал в душах слушателей настоящее пламя. Не в силах его сдерживать, гости плакали – кто украдкой, а кто и не стесняясь.

Когда же девушка подошла к последнему куплету, у неё вдруг закружилась голова. Рука, до того неизменно твёрдая и уверенная, дрогнула. Песня оборвалась. И повисла тишина… Казалось, смолк даже ветер за окнами. Дженна слышала лишь то, как громко и часто бьётся её сердце.

Толпа подалась в стороны, пропуская в круг сцены высокую фигуру в чёрном плаще. Лицо мага осунулось и побледнело, с длинных волос и одежды стекала вода.

Дженна отбросила инструмент и устремилась к нему.

– Я так долго искала вас, – прошептала девушка, приближаясь медленно, словно воздух вдруг сделался вязким. – Куда же вы пропали?

Странник не ответил. Он взял её руки в свои и, мягко притянув к себе, склонился к её лицу. Привстав на мысочки, чародейка потянулась навстречу. Их губы едва соприкоснулись. У Дженны перехватило дыхание, и пол ушёл из-под ног…

Она проснулась от того, что задыхается. Ей не хватало воздуха.

Нет! Ей не хватало его!

Чародейка лежала на стёганой подстилке в своей комнате, а рядом с ней на корточках примостился парень. Краем глаза Дженна уловила тусклый блеск на ноже, который парень приставил к её шее.

– Прирежем лисье гузло, и дело с концами, – фыркнул флейтист «Лесных гитар».

Девушка не шелохнулась. Она дышала с трудом, будто горло её снова стиснула богинка. Чародейка ждала, но парень отчего-то медлил. Его глупость разозлила Дженну.

– Ну же, – судорожно прошипела она. – Режь… – Музыкант подался назад, но девушка поймала его за ворот рубахи и притянула к себе. – Убей же, ну…

Руки чародейки наполнила леденящая сила, и нападавший вдруг побледнел.

– Вот те раз, чудодейка… – нарочито весело провозгласила девица из компании «Гитар». Её красивое и мягкое, почти детское лицо усыпали веснушки и ря̀бины, глаза под широкими чёрными бровями отливали синевой, разреженной серыми крапинками. – А вы: «лиса, лиса» … – Разбойница небрежно вырвала из рук Дженны младшего собрата, а взамен протянула ей бутылку вина. – На, выпей, полегчает. А ты, – пригрозила она парню, – ну-ка убери свою ковырялку! Разве не видно? Сердце у девчонки разбито! А лисам нельзя так, не положено им любить. Всякие сильные чувства им чуять мешают. Не лиса она… Вон, чудодейка, оказывается… И дура, – девушка выругалась. – Весь вечер пела и ни крошки в рот не взяла… Так и сдохнуть под кустом недолго.

– Не хочу я есть, – скривила губы Дженна.

Она покрутила бутылку в руках, не зная, что с ней делать.

– Вот поэтому тебе и надо выпить, – со знанием дела повторила девушка. – Все «хотения» мигом вернутся.

Подумав немного, Дженна решила прислушаться к совету. Она сделала глоток и закашлялась. По нутру растёкся жидкий огонь, на губах осталась горечь и аромат вишнёвых косточек. Голова закружилась, спазм отпустил, и даже в руках потеплело.

– Слышала, Дженной тебя кличут? – продолжила девица. – Я Фьёртана Конопатая… ну, Фьёр просто. С ковырялкой – Норк Дудочка, там у стены – братья, – она указала на приземистого парня и долговязого, не похожих друг на друга ни единой каплей, – младший Ма̀йтин, а тот, что желтоволосый, как ты, ну и… красивый – это Ѐван. И он мой, – Фьёр грозно нахмурила чёрные брови. – Тебе, может, и не до того сейчас, однако запомни на будущее. Я церемониться не стану, горло за него перегрызу. Ясно? Вы, чудодеи, – народ хилый… В Сером лесу я насмотрелась на таких, что от мертвецов возвращались… Сами как мертвецы… Вот и ты такая же.

Чародейка оценивающе оглядела Евана: узкие злые глаза, безвольный подбородок – и что в нём красивого?

– В Сером лесу? – тихо переспросила она. – Из Каахъеля возвращались чародеи?

– Ну да, из него самого, – кивнула девушка. – И ты эта… уж извини, что мы тебя на большаке попугали маленько. Думали, раз ты нас видишь в тенях да пахнешь по-чужому, значит – лиса… А ты, оказывается, магичка.

– Я не понимаю, о чём ты, – соврала Дженна. – А вы? – девушка обвела музыкантов усталым взглядом. Чтобы не вызывать подозрений, она должна была озвучить вопрос, ответ на который знала и сама. – Вы зачем в этих ваших тенях прятались, если не маги?

– Затем, что можем, – ответил Еван сухим и бесцветным, точно прошлогоднее сено, голосом и прищурился: – Что-то я не слышал, чтобы маги умели в тени забираться…

– Я из Энсолорадо, – буркнула Дженна. – Там уж и не такое умеют…

– Значит, я верно подметил, ты с юга, – хмыкнул Еван. – Ну ладно… Не задавай лишних вопросов, и мы не станем пытать тебя своим…

– Только один вопрос, маленький такой вопросик, – смущённо заулыбалась Фьёр, взмахнув ресницами. – Мне очень хочется знать, кто такой принц Феникс? Ты пела так сердечно, будто сама целовала его… – она вскользь глянула на Евана. – Скажи, правда ли он так красив, что невозможно жить без его любви?

– Я придумала эту сказку, – Дженна сделала большой глоток вишнёвки. Славное зелье действительно согрело её. – Как и вы, Феникса я встречала только на ночном небе…

– Никакая это не сказка, – принялась спорить Фьёр. – Я самолично видала его перо! Один старичок на базаре в Речи показывал мне…

«Перо, – с ужасом подумала Дженна. – А где же моё перо чёрного коршуна? Куда я его задевала?»

– …И говорил, что это перо самого Финиста Ясного Сокола! – продолжала тем временем девушка. – Мол, с его помощью можно призвать жениха, но…

– Призвать жениха? – повторила чародейка.

– Угу, – кивнула девушка. – Подносишь пёрышко к губам и шепчешь: явись ко мне, жданный мой жених, появись, свет очей моих…

– Глупость какая, – отмахнулась Дженна. – Даже в сказках не бывает всё так просто…

– Ну как хочешь – грусти себе на здоровье, – сдалась Фьёр. – Однако советую тебе пойти в Ферихаль. В столице Амѝр у Златодрева Любви все разбитые сердца вмиг исцеляются! Страна эта закрыта для людей, но на Праздник отворяются все двери… Мы сами надеемся к весне добраться до лесов Су…

– Вы нуждаетесь в исцелении? – поинтересовалась чародейка.

– Мы ищем славы, – ответил за всех Еван. – На Великий Праздник собираются знаменитые музыканты. В том числе и мы.

– Говорят, в Ферихале всегда тепло, – вздохнул Норк. – Там живут звери, которых не осталось даже в твоей Стране вечного вета! Птицы, у которых на спине растут плавники, и даже такие, у которых вовсе нет крыльев, а вместо перьев – мех.

– В лесах Су цветут растения аж с самого Южного континента, – басом добавил Майтин, отхлебнув вишнёвки. – Цветы там питаются кровью и плотью, а деревья покрыты чешуёй.

– Я слышала, что одёжи там не ткут, а выращивают на деревьях, – продолжила Фьёр, подняв бутыль. – И жилища вырастают сами собой, если попросить…

– Ну да, по улицам Амира бродят единороги, а в небесах летают эти… пегасы, – ехидно вставил Еван. – Или тебе милее фениксы? – он обернулся к Дженне.

– Мне милее тишина, – зевнула чародейка, сунув ему в руки свою бутылку. – Скоро утро. Чёртов Пин Ситна и чёртовы вы… Не хотите убивать меня, так хоть поспать дайте…

Празднование Осеннего Равноденствия затянулось на долгие дни. За это время в «Сломанное колесо», стоящее на дороге у самого въезда в городок, заходили странники и музыканты. Кто-то из них был проездом. Некоторые останавливались на несколько ночей, прельщённые царившим в корчме весельем.

Одним из них оказался старый знакомый Дженны из Двуречья, где она нашла «единорога». Узнав её, чудаковатый певец с козлиной бородкой широко улыбнулся и отвесил поклон.

Сама девушка не спешила покидать тёплый приют. Не ненастье пугало её; впервые в жизни Дженна просто не знала, куда ей идти дальше… Она пела, пила, но в шумных плясках не участвовала и в разговоры вступала крайне редко. Чародейка доплатила хозяину Пину Ситна, чтобы тот выделил ей отдельную комнатушку под самой крышей – подальше ото всех.

Единственной, кто смела надоедать Дженне беседами, была настырная Фьёр. В один из вечеров, когда вся корчма содрогалась от танцев и смеха, разбойница постучалась, да не просто в дверь, а в окошко.

– Я не хотела, чтоб ребята видели, как я к тебе иду, – объяснила промокшая от дождя Фьёр, забираясь в комнату. – Не доверяют они колдунам, понимаешь…

Дженне было всё равно. Она смяла очередной испорченный лист и отбросила его вместе с пером, которым безрезультатно пыталась записать новую сказку. Её комнатка была столь маленькой, что в ней помещалась лишь кровать. Ни стола, ни стульев не было, поэтому сказочница устроилась прямо на полу, поставив рядом масляную лампу.

– А ты, значит, доверяешь, – безразлично произнесла чародейка.

– Говоря по чести – ни капельки, – обезоруживающе улыбнулась Фьёр, усаживаясь рядышком на плетёный коврик. – Дружить с тобой я не собираюсь… – она задумалась на мгновение. – Но есть одно важненькое дельце…

– Я рада, что мы не станем подругами, – ухмыльнулась Дженна, наблюдая, как девушка извлекает из-за пазухи свёрток шёлка.

– Вот! – провозгласила Фьёр и вложила в ладонь Дженны свою драгоценность.

Развернув тонкую ткань, чародейка обнаружила в ней пёстренькое чёрно-жёлтое соколиное перо. И от прикосновения к нему её пальцы, будто током проняло.

– Но ты же говорила, что…

– Не важно, кто и что говорил, хорошо? – Фьёр поглядела на Дженну исподлобья. – Нас учат: не смотри, не слушай и не болтай – чуй! Я чую, что ты чародейка. Значит, разбираешься в ентовых штучках. И скажешь мне, правда ли это перо Финиста?

– Да откуда мне знать? – возмутилась Дженна, возвращая свёрток. – И почему ты думаешь, что твой Финист – это мой Феникс? Произнеси те слова, призови суженого, пусть сам и расскажет, кто таков…

– Я произносила их, – прошептала разбойница, разглядывая пол. – Он не появился… Либо и впрямь к звёздочкам своим улетел, – она закусила губу и фыркнула: – Либо не хочет он быть моим суженым… Ну я ж эта… не царевна. Да и вообще несчастливая я… Эх, лучше б мне в детстве было сдохнуть от этого вогника! – девушка провела пальцами по своему рябому лицу и обиженно бросила свёрток рядом с чернильницей и бумагами. – Оставь себе. Ты красивая… К тебе он прилетит.

Чародейка посмотрела на мятый шёлк. В свете лампы он напоминал кровавую кляксу. Её щека невольно дёрнулась, вспомнив ожог.

– …Не прилетит, – процедила Дженна сквозь боль, сковавшую лицо.

«Всегда прилетал, а теперь – нет, – с горечью подумала она. – Не в поцелуе Зоара тут дело – прикосновение Марга оказалось страшнее…»

– …Если хочешь знать, я с Еваном, потому что с ним мне легко, – неожиданно произнесла разбойница. – Понимаешь, – она поморщилась, раздражённо откидывая со лба чёрные с красным отливом кудри, – я не хочу любить так сильно, чтобы с башен прыгать. Не хочу…

– Я тоже, – кивнула Дженна. – Не хочу так любить…

Помолчали.

– Любовники как стрелы на излёте – лишь царапают, – тихонечко напела волчица. – Те же, кого мы по-настоящему любим, пронзают сердце нам насквозь…

И снова воцарилась тишина. Девушки размышляли, каждая о своём.

– …А пойдём напьёмся? – с весёлой злостью предложила Фьёр, поднимаясь на ноги. – Плясать будем и петь.

– А как же твои друзья? – ехидно припомнила чародейка. – Они не будут против?

– А ну их! – отмахнулась разбойница. – К лешачьей бабушке и друзей этих, и фениксов!

* * *

Дождь хлестал монотонно и зло. Промозглый ветер забирался под плащ. Влажный холод истачивал последние крохи сил. Но вот впереди забрезжил свет. Путник приблизился к постоялому двору.

Он состоял из нескольких деревянных построек, впереди всех возвышался длинный двухэтажный дом с высокой треугольной крышей. Судя по доносящемуся из него шуму, это была корчма, а внутри властвовало веселье. На широком крыльце устроились весьма подвыпившие постояльцы; кое-кто из них даже держался на ногах.

Поднявшись по ступеням, мужчина застыл, не смея зайти внутрь. Через мутное оконце он наблюдал за тем, как гости расселись по скамьям. И на сцену вышла она. На ней было скромное платье из алой шерсти, на плечи ниспадали золотые локоны, перехваченные у висков лентами кос.

Девушка взялась за гитару, и грустная мелодия донеслась до слуха странника. Голос певуньи, будто клинок, пронзил вечерние сумерки, разгоняя осеннюю стынь. Мужчину окатило волной жара. Голос его ученицы стал горячее. И го̀рче.

Сайрон опустил голову, успокаивая чувства и собираясь с мыслями. А затем толкнул дверь корчмы и вошёл внутрь. Он сделал несколько шагов вдоль притихшей толпы и остановился.

Дженна подняла на мага глаза. Её голос не дрогнул, и мелодия не прервалась. Чародейка допела песню до конца. Феникс и Царевна встретились среди звёзд и обрели счастье. Слушатели принялись рукоплескать. А певунья поднялась с места, поклонилась и, отставив инструмент, направилась к учителю.

Сайрон почувствовал, как всё его существо устремилось к ней, но… Дженна не ответила. Она не заплакала, не бросилась к нему на шею и даже слова не вымолвила. Одарив мага коротким взглядом, чародейка проскользнула мимо и скрылась за дверью.

Мужчина направился следом. Они оказались на улице. Дождь успокоился, сменившись изморосью. Но Сайрону почудилось, что воздух стал холоднее.

– Дженн, – тихо произнёс он, когда они остались одни. – Я так долго искал тебя…

Дженна резко обернулась. Мужчина протянул руку, легко коснувшись её лица. Девушка вздрогнула и отшатнулась.

– Не трогайте меня, – попросила она. – Больше никогда…

– Дженн?

Чародейка отвела взгляд.

– Да Вы хоть знаете, – через силу проговорила она, – что я пережила за это время?

– Дженн, я искал тебя…

Маг сделал шаг вперёд, но его ученица отступила на два.

– Я понимаю, – кивнула она, устремив на мужчину полные отчаянья глаза. – Но Вы не понимаете… Никакая чума, мёртвая вода и даже удар молнии не сравнятся с…

Чародейка умолкла.

– Я понимаю, Дженн…

Сайрон опустил голову.

– Да, Вы предупреждали, и я сама во всём виновата. Вас я простила… тогда – за всё, – прошептала она, запинаясь. – Но теперь… Довольно. Врозь – слишком больно. А вместе – нельзя… Невозможно. Вы были правы, – девушка обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. – Но… Я хочу учиться. Я буду учиться у Вас. И всё… – она нахмурилась. – Только не прикасайтесь ко мне больше.

– Хорошо, – согласился Сайрон, не найдя в себе сил сказать что-то ещё. Он извлёк из складок плаща чёрное перо и протянул ей. – А ты впредь не раскидывайся подарками.

– Я потеряла его? – ахнула девушка.

– Поэтому я и не мог найти тебя, – пояснил мужчина. – Ты хоть знаешь, что убежала от меня на восемьсот миль?

Дженна удивлённо распахнула глаза и прижала возвращённое перо к груди.

– Я была нужна здесь, – выдохнула она. – Так сказал Марг…

– Марг? Вот как, – скупо улыбнулся Сайрон. – Тогда знай, если бы не Зоар, я до сих пор блуждал бы по Доменийским равнинам…

– Но Вы же говорили, что боги – это просто силы…

– Это сложнее, чем ты думаешь…

Повисло молчание.

– …Меня чуть молнией не убило! – всхлипнула девушка.

Её лицо смягчилось, и сдерживаемые чувства прорвались слезами.

– Ты очень смелая… – с нежностью прошептал мужчина.

– Я переболела вогником, – добавила чародейка.

– Знаю, я встретил твоих «друзей».

– Я… Я убила… Убила невинного, – Дженна судорожно вздохнула, выжидающе глядя на учителя.

– Ты желала ему зла? – спросил он, хотя и без того знал ответ.

– Нет… – слабо произнесла Дженна. – Я сделала это… из сострадания… Но…

– Имела ли ты право? – договорил за неё маг. – Пока в тебе осталась человечность, ты не найдёшь ответа на этот вопрос… А теперь пойдём в тепло, мой маленький дракончик.

– Любовники как стрелы на излёте – лишь царапают. И только те, кого мы любим, пронзают сердце нам насквозь… – бесцветным хриплым голосом пел музыкант. – Не люби его, царевна. Забудь его…

Маг и ученица сели рядом на скамью. Девица в белом фартуке поставила перед ними на стол тарелку с мясным пирогом и две кружки пива. Вдыхая запах горячей еды и украдкой ловя аромат Дженны, Сайрон вдруг ощутил неодолимую усталость. Ему захотелось опустить голову на колени своей младшей сестры, закрыть глаза и спать… Спать, пока не закончатся эти бесконечные дожди и на небе не покажется солнце.

Тем временем любовный мотив сменился на более задорный. Мужчины и женщины вскочили со своих мест и, сомкнув руки в объятьях, закружились в весёлом хороводе. Своими смехом и танцами они благодарили природу за урожайный год; и пели так громко, чтобы боги, несомненно, услышали их.

Сайрон помассировал пальцами лоб; топот ног отдавался в висках волнами боли.

– Я хочу посмотреть на Ферихаль, – донеслись сквозь шум слова Дженны.

– Это хорошая мысль, – согласился маг со вздохом.

Девушка говорила что-то ещё – про песни, феникса и перо, – но странник слышал только её голос, не разбирая смысла. А потом среди хаоса мелодий он уловил смех Индрика.

Друг обхватил его за плечи и помог подняться. Они шли по ступеням наверх. Скрипнула дверь. Уже проваливаясь в забытьё, Сайрон ощутил под собой жёсткую кровать и лёгкое прикосновение руки к волосам. Запах цветущего лимона и ласковый голос сестры окутали его…

Мужчина не просыпался сутки. На этот раз истощены были не только его физические, но и магические силы. Сон проходил ровно, так что Дженне даже не пришлось всё время петь.

Спустя два дня чародеи возобновили путь сквозь унылые осенние просторы, сквозь холод и непогоду. Чтобы к лету добраться до сказочной страны Ферихаль, им следовало поторопиться. Дженна и её учитель перешли Тауиль и продвигались на север вдоль Дундурмы.

Странники частенько останавливались в придорожных гостиницах, пользуясь благоприятной возможностью просушиться и отогреться. Словно боясь вновь потерять друг друга и следуя некой молчаливой договорённости, они брали одну комнату на двоих. Девушка занимала кровать. Сайрон, которому в силу роста не всякая постель приходилась впору, безропотно устраивался на полу.

Когда его ученица засыпала, он прислушивался к новым оттенкам её витали, пытаясь разгадать рисунок силы. Дженна поведала магу обо всех своих приключениях. Но, несмотря на совершённый ею почти невозможный подвиг, человеческая сущность девушки была настолько яркой, что скрывала за собой остальные сферы, мешая различить их общую мелодию.

Сайрон недоумевал, как Дженне, обладающей столь жёстким и непроницаемым эго, удалось сохранить в целости ум после общения с Маргом и Зоаром? Маг не сомневался в том, что одолеть богинку ей помогли сами боги. Даже древнему хранителю Севера было не по силам справиться с вогником.

Думая о богах, мужчина едва сдерживал злость. По какой причине они избрали именно Дженну? Почему не пчелиную колдунью или её престарелого любовника? Зачем они подвергли столь ужасным мукам его ученицу? Она не была готова к подобным испытаниям… Её тела – физическое и тонкие – были недостаточно приучены к магии. И, несмотря на победу, её женская сущность вновь пострадала.

Сайрон оберегал девушку от этой участи. Оберегал… от своей силы. Но почему-то теперь на самого себя он злился ещё пуще. Когда-то он отказал девушке в своём огне. И теперь так тосковал по её теплу…

Дженна стала холодна и безучастна ко всему. Ничто не вызывало в ней удивления, а улыбалась она даже реже, чем её угрюмый учитель. Лишь единожды она расцвела, вновь сделавшись прежней восторженной девочкой. Тогда они проезжали мимо гномьего обоза, и один из бородатых купцов подарил чародейке большой апельсин.

Девушка пришла в такой восторг, что даже согласилась поцеловать благодетеля в бородатую щёку. К своей драгоценности она не притрагивалась пять дней – всё обнюхивала и улыбалась украдкой, словно среди дождливых будней оранжевый фрукт стал её тайным маленьким солнцем… Или же он навевал чародейке тёплые воспоминания о ком-то?

В конце концов Дженна не вытерпела и съела апельсин. Вместе с последней долькой пропала и её улыбчивость. Хотя Сайрон продолжал ощущать аромат цитрусовых корок, которые девушка припрятала в седельных сумках. Ему этот запах тоже напоминал кое-кого, но от того ум его всё чаще посещали безрадостные мысли.

Маг отдыхал раз в несколько дней, и тогда, охраняя покой учителя, бодрствовала уже Дженна.

Девушка смотрела, как вздрагивают во сне его чёрные ресницы, а иногда приходят в движение губы. По словам, которые нашёптывал спящий, чародейка пыталась различить, что за кошмары терзают его разум. Словно бы, узнав это, она смогла бы победить их, а затем вызволить из плена и собственную душу.

В последнее время Дженне частенько снились дети из её мира и старик – невинная жизнь, которую она погубила. После этих видений поутру у неё немела вся правая часть тела, а щека ныла так, что было тяжело слово выговорить, не то что улыбнуться.

Девушке ничего не хотелось: ни петь, ни писать сказки… Даже упражнения в огненной витали давались чародейке тяжелее, чем было летом. Будто общение с богами отняло у неё и женские, и магические силы. Впрочем, без ежелунной крови было даже удобнее. А на обязательных уроках её учитель не настаивал.

Сайрон не напоминал Дженне о занятиях, а она не приставала к нему с расспросами о мирах и волшебстве.

Они почти не разговаривали, просто ехали вместе. И смотрели друг на друга. Но только когда кто-то из них засыпал.

* * *

Порой пути чародеев пересекались с музыкантом Индриком. Оказалось, что певец знаком с Сайроном и тоже направляется в Ферихаль. Учитель не рассказывал Дженне про своего приятеля. И девушка, ни разу не видевшая Индрика верхом, заподозрила в нём магические способности. Она решила, что музыкант просто обращается в птицу, волка или какого-то другого зверя.

Иногда чародейка наблюдала, как Индрик поёт: ни для кого – просто выходит в открытое поле и поёт. И голос его в это время вдруг делался таким звучным, громким да ловким, что от его переливов по спине мурашки бегали.

А однажды к Индрику присоединились другие певцы…

В тот вечер бесконечный дождь прекратился как по волшебству. Серое небо вновь обрело закатные цвета, чтобы затем, с наступлением ночи, рассыпаться звёздными лоскутами. Когда же ветер прогнал прочь обрывки облаков, небо, холм и лес вокруг него осветила полная луна.

На холме Индрик устроил костёр. Его пламя взвилось так высоко, что стало ярче, чем было хмурым днём, и так жарко, словно бы вернулось лето. Певец снял с себя рубаху и сапоги. В одних только штанах да сплетённых из ягод бусах на груди он встал на вершине и затянул песню.

Через некоторое время из леса стали выходить другие люди и нелюди. Мужчины и женщины – кто одетый и даже вооружённый, а кто простоволосый и неподпоясанный, – тихо напевая, поднимались на холм. У некоторых в руках были лютни, гитары, скрипки и флейты. Дженна приметила два больших барабана, но пока что все они молчали.

Девушка хотела присоединиться к хору, но учитель наказал ей наблюдать со стороны. Чародейка не смела ослушаться, хотя с каждым мигом интерес её возрастал, а глаза всё шире раскрывались от удивления.

К полуночи луна скрылась за кронами деревьев, и из тьмы появились новые участники действия. Нагие девы с распущенными волосами до бёдер, казалось, опускались на холм с самого неба! Некоторые из них летели на мётлах, другие – в ступах для размалывания зерна, третьи ухитрялись разместиться на спинах котов, сов и воронов.

Монотонное и однообразное пение становилось громче, а потом вдруг замерло. И в этой тишине проснулся гулкий барабанный бой. Через мгновение, словно росчерки звёздных искр на чёрном полотне неба, к нему присоединились скрипки и флейты.

Одна из обнажённых дев у подножия холма вступила низким, пронизывающим до самых поджилок голосом. За ней – другая и третья… Когда очередь дошла до Индрика, пела уже вся толпа. Однако голос хозяина праздника не смог бы заглушить даже гул урагана.

Невысокий и худощавый в обычной жизни – сейчас он возвышался над собравшимися подобно великану. А его голос… Дженна от восторга забыла как дышать. Сколь бы искусна ни была она сама в пении, но подобную мощь не могла себе даже вообразить. Сравниться с ней могла разве что музыка Верховного жреца…

Таёжные чащобы Севера и его бескрайние равнины, острозубые вершины гор и звонкие реки сплетали свои мелодии с песней музыканта. Грозный рокот высокогорных рек и вой буранов перемежались в его голосе с мягким говором морского прибоя и шёпотом ветра в листве дубрав.

Индрик пел для них. И в тоже время он нёс их глас всем собравшимся на холме и подле него…

Индрик пел, стоя спиной к костру. В его волосах, на плечах и груди красным золотом переливалось зарево пламени. Глаза его горели янтарным светом. Он был прекрасен!

Мужчины и женщины по очереди стали спускаться вниз. Какой-то воин остановился неподалёку от Дженны. Он бросил на землю перевязь и ножны с мечом. Сняв с себя кожаную куртку, сапоги, штаны и бельё, мужчина направился обратно к костру…

Заставив себя перестать рассматривать многочисленные шрамы на его голой спине и бёдрах, чародейка покосилась на оставленное оружие. Отметив, что рукоять меча поблескивает серебром, девушка задумалась. Интересно, есть ли среди здешних ведьмаков те, кто знал Летодора? Дошла ли до них весть о смерти товарища?

Она перевела взгляд на своего учителя. Сайрон сохранял невозмутимость. Ему как будто даже было скучно.

– Что бы ни было, я запрещаю тебе участвовать, – произнёс маг. – Твоё тело не готово к подобным упражнениям. И никому не рассказывай о том, что увидишь сегодня…

– …Очень надо! – шумно выдохнула Дженна, поднявшись. – Да и смотреть на это мне тоже не больно-то хочется…

– Уходить от меня далеко тоже не советую, – предупредил мужчина. – Вскоре гости нашего друга начнут разбредаться по лесу. И не забудь о нечисти, это и её праздник тоже. Поспать нам с тобой вряд ли удастся, так что наблюдай… – учитель взглянул на Дженну снизу вверх, и его ледяной взгляд остудил её возмущение. – Но наблюдай не глазами, – добавил Сайрон, коснувшись пальцами своего лба. – Смотри здесь… Постарайся различить рисунок, что ткут эти люди, нелюди, колдуны и ведьмы своими голосами, танцами… и всем прочим.

Чародейка послушно села на место, обхватив колени руками.

– А говорят, что у ведьмаков только хвостики, – прошептала она. – Обманывают же…

– Всё относительно, – кивнул Сайрон. – И порой что-то малое способно стать центром Вселенной. А то, что снаружи кажется непонятным, отвратительным или безнравственным, по сути, является важным звеном в круговороте витали… – он посмотрел на девушку. – Я слышал, как в Айваллине ты пела о смерти, Дженна… Это была удивительно красивая песня. Однако песнь жизни не менее прекрасна. И исполняют её не только губы…

– Тогда почему вы не участвуете? – задала ученица измучивший её вопрос.

– Это не мой праздник, – коротко ответил маг.

– Если это не наш праздник, то зачем мы здесь? – проворчала девушка. – Я вовсе не осуждаю подобное поведение. Пусть любятся себе на здоровье! Но подсматривать… Неловко мне… Любовь – это же личное…

– Любовь, – повторил мужчина, улыбнувшись, – это витали. Акт обмена витали бывает разным… Возможно, ты знаешь его как танец двоих, к которому подталкивает желание их личного рода. Сейчас же мы видим нечто большее… часть единого танца природы. И этот танец совершается для поддержания силы всего края.

– Всего края, значит? – недоверчиво хмыкнула Дженна, наблюдая за нагой ведьмой, ведущей за руки своих партнёров. – Разве можно любить незнакомого человека или сразу двоих? Не знала, что роду нужна такая любовь…

– И вновь ты делишь единое на душу и тело, – проговорил Сайрон. – Любовь на всю жизнь или на одну ночь, с одним или с несколькими – это любовь. Даже Маргу нужна Куолума. Где нет витали любви – нет ни жизни, ни смерти… – его голос стал тише. – И там появляется пустота. Пустота страшна даже в том случае, если ты сохраняешь верность партнёру всю свою жизнь… Когда пустота касается рода, он погибает.

– Пустота… – Дженна вздрогнула, пытаясь припомнить что-то важное, но красивые голоса эльфов отвлекли её. На миг девушке показалось, что один из поющих ей знаком…

– Ты хочешь посмотреть на Златоясень, – напомнил Сайрон. – Сиды и эльфы его называют Сэасим или древо Любви… Саму же страну Ферихаль населяют демоны, питающиеся энергией любви, и феи, использующие волшебство очарования. Как женщина, ты вправе избегать отношений с мужчинами. Но как маг ты должна знать природу вещей и видеть их суть… – он поднял бровь. – Неловкость не должна стать твоей слабостью. Так что смотри внимательно, смотри и не отворачивайся, – приказал маг. – Это важный урок.

Гости Индрика кружились и пели: одни просто держались за руки, другие – обнимали друг друга. Но постепенно их голоса становились всё тише, а ласки – горячее. Осенний воздух сделался таким жарким и вязким, что стало трудно вздохнуть.

Чародейка вспомнила Серый лес, насильников – и зажмурилась, изо всех сил стараясь взять под контроль охватившие её эмоции. Но многоголосые мелодии новых песен врывались в её сознание, словно голодные языки пламени – в прохладную темноту леса. Рисунок витали жизни ускользал от девушки, а под веками алело лишь зарево пожара. И чем ярче оно становилось, тем ощутимее были прикосновения леденящего душу страха.

Дженне хотелось убежать, далеко-далеко, чтобы не слышать и не видеть. Как бы прекрасна ни была эта «песнь жизни», она ей чужая… сама Дженна – чужая в этом мире! Когда девушка решилась приоткрыть глаза, то увидела, что светлый образ чудаковатого певца Индрика переменился.

Его изящное поджарое тело обрисовывали не тени ночи и не блики огня, но синие и золотые ленты магии. От головы в стороны расходилось оранжевое сияние, а кудри топорщились, будто рога… И, дополняя жутковатую картину, вокруг хозяина праздника кружились и отплясывали полуголые мужчины и женщины с самыми настоящими рогами на голове и перепончатыми крыльями за спиной!

– Север – не Страна вечного лета, – услышала девушка слова учителя. – Он сплетён из различных сил, суть которых противоположна и порой обретает единство в странном обличье…

Глянув на собственные руки, Дженна ужаснулась. Они походили на чёрные головешки, объятые фиолетовым пламенем. Оборачиваться на голос мага Дженна не посмела. Она была почти уверена в том, что увидит на его месте огненного демона или кого похуже.

– Посмотри внимательно на этих созданий, – говорил Сайрон. – Они уже не люди и не сиды, не мужчины и не женщины… Это страсть и любовь. Это витали…

К утру песни и танцы утихли. Заря тронула облака розовым румянцем и вновь уступила права осенней хмари. Небо затянула серость, а по поляне, словно призраки, разбрелись туманы.

Дженна, не сомкнувшая ночью глаз, подложила в костёр парочку поленьев. Девушке было зябко, разведённый ею огонь горел лениво и сонно. Но для того, чтобы обогреться и сварить каши, его вполне хватило.

Сайрон стряпнёй ученицы не интересовался. А вот его приятель, почуяв запах овсянки, мигом оказался тут как тут. Индрик был бодр и буквально излучал жизнерадостность. Несмотря на холод, он надел на себя только штаны. Но чародейка была благодарна и за это. Она протянула хозяину праздника миску с кашей и принялась за свой завтрак, задумчиво поглядывая на мужчину.

Что же в музыканте так напугало её ночью? Всё то время, что Дженна знала его, Индрик производил исключительно положительное впечатление. Его мужчиной-то назвать было сложно – беззаботный юноша, а морщинки в уголках глаз появились от улыбки, которая никогда не сходила с его лица. Добродушный взгляд, мягкие черты лица, крупные нос и губы, забавная козлиная бородка, в которую он вплёл разноцветные бусинки.

Заметив, что его рассматривают, Индрик оторвался от тарелки и поднял голову. В его светло-карих глазах переливались золотые крапинки. Их выражение, задорное и чуть нагловатое, напоминало…

Дженна перестала жевать кашу и прищурилась. Певец таинственно улыбнулся ей. Девушка, как будто догадавшись о чём-то, расширила глаза и затаила дыхание. Индрик глянул на друга. Маг, поймав его взгляд, посмотрел сначала на певца, потом на ученицу и ухмыльнулся краешком рта.

– А ты любишь овсянку, да? – нарушила тишину чародейка.

Сайрон качнул головой, давая девушке понять, что её любознательность на этот раз неуместна. На некоторое время Дженна замолчала. Впрочем, надолго её терпения не хватило.

– Но мне очень-очень надо спросить! – воскликнула она.

– Дженн… – нахмурился маг.

– Да, я люблю овсянку, и твоё славное угощение, Дженна, стоит всех секретов Сия, – весело сообщил Индрик, непринуждённо чавкая. – Но имей в виду, что некоторые ответы могут быть опасными…

– Ага, – взволнованно кивнула чародейка. – Но я ни о чём таком, я о другом…

– Слушаю? – музыкант с аппетитом доедал кашу, стуча ложкой по миске.

– Меня интересует, что за особенная витали у девственниц? – на выдохе проговорила чародейка.

– Ну, об этом тебе мог поведать и твой учитель! – рассмеялся Индрик.

Сайрон отмахнулся.

– Почему демонам приносят в жертву именно девственниц? – обернулась к магу ученица. – И почему девами приманивают единорогов?

– А драконов – принцессами, – учитель одарил её снисходительным взглядом.

– Ага, – Дженна важно задрала нос. – Может, это и глупость, но не бывает же дыма без огня! Верно?

– Всё верно, у каждой легенды есть своё назначение, – подтвердил Индрик. – И суть девичества в целостности.

– Так всё же целостности? – смущённо переспросила девушка.

– Целостность биологического тела, – певец усмехнулся, – скорее символ. Важно единство тонких тел – того, что люди называют душой. Целостность может поддерживать высшая цель, например, желание сохранить себя для истинной любви. Или благородные помыслы, которые свойственны рыцарям без страха и упрёка.

– Желание защитить кого-то или защититься – тоже цель, – добавил Сайрон. – Вспомни, как проявилась твоя собственная магия… Сферы силы и души пришли в единение с телом, и ты погубила великаншу.

– Магов тоже приносят в жертву демонам, – кивнул Индрик. – Порой они делают это сами с собой – продают свою душу…

– Ах, вот как!

– Впрочем, душа не всякого колдуна приятна на вкус, и не каждая дева может похвастаться целостностью, – Индрик мягко улыбнулся. – Но есть женщины, чей свет и чистота помыслов делают их привлекательными… как для демонов, так и для единорогов.

– Как те ведьмы на празднике? – догадалась Дженна.

Индрик рассмеялся, а её учитель бросил на музыканта холодный взгляд.

– А что такое истинная любовь? – вдруг спросила девушка. – Что же, выходит, не всякая любовь настоящая?

– Есть любовь земная, а есть истинная, – поправил Индрик. – Как и в случае с душами – земной и высшей: они разные проявления единого целого.

– Так чем же так хороша̀ истинная любовь? – удивилась Дженна. – Зачем беречь себя ради неё?

– Словами это сложно объяснить… – задумчиво произнёс Индрик. – Как докопаться до истока родника, не замутив его сути? Любовь земная – это вода, которую ты пьёшь каждый день. Любовь истинная – это воды Единого Источника, сила самого Создателя. В первозданном виде мы можем прикоснуться к ней лишь с нашим истинным партнёром… И это величайшее счастье…

– И величайшее наказание, – тихо проговорил Сайрон.

Боль, мелькнувшая в его голосе, отозвалась в Дженне, будто укол кинжала в грудь. Не желая выдавать вспыхнувших чувств, она деловито собрала грязные миски и направилась к ручью.

Будничные заботы быстро развеяли её тягостные мысли. Ну кому какое дело до единорогов и истинной любви, когда овсяная каша намертво пристала к посуде, а вода в ручье такая ледяная, что пальцы немеют?

Чародейка тряхнула головой, откидывая с лица прядь волос, и посмотрела на небо. Где-то там за бесцветными облаками и светом дня скрывалась чёрная бесконечность и две звезды – два любящих сердца, нашедшие друг друга среди множества других звёзд.

– Память дальних миров вновь звучит для меня, – тихо напела Дженна. – Раздели мои крылья, одни на двоих…

* * *

Через несколько дней странники остановились на постоялом дворе. Дженна была рада встретить там шумливых «Лесных гитар». Как бывшая сумеречная лиса, она рисковала раскрыться перед своими нечаянными врагами по цеху. Но тем удивительнее было то внутреннее спокойствие, которое дарило девушке общение с ними.

Компания Сайрона и Индрика была для чародейки столь же интересной, сколь и тяжёлой. В присутствии магов она вновь становилась «пятёрышницей», которая ловит каждое слово учителей и больше всего на свете боится показаться глупой. Их сила и мудрость не только насыщали девушку, но и порядком утомляли её.

С разбойниками всё было проще. Хочешь – шути: они посмеются; хочешь – ругайся: тебе ответят, но не обидятся. А если вздумаешь помолчать, то всегда найдётся тот, кто прогонит тишину – пусть даже и глупой болтовнёй или незатейливой песенкой.

На счастье Дженны «Лесные гитары» не отличались ни особенным чутьём на врага, ни слухом к музыке витали. Да что там, даже свои обыкновенные мелодии они играли кто во что горазд. Зато тексты их песен были близки всем и понятны любому деревенскому дурачку. Те, что рассказывали о любви, писала Фьёртана. Скоморошьи «коротушки», дразнилки и прибаутки сочинял Норк.

Сумеречные лисы всегда работали поодиночке. И, оказавшись среди серых волков, бывшая наёмница ощутила себя по-новому, уютнее и счастливее, – словом, так, как чувствуешь себя только в стае.

Порой музыканты огрызались друг на друга, но буднично и не всерьёз. Несмотря на мелкие разногласия, они всегда оставались семьёй. И чародейка начинала понимать, почему перед лицом угрозы наёмники не бросили своих обезумевших товарищей, но, напротив, сплотились крепче прежнего.

Как и прежде, Дженна нисколечко не собиралась становиться для Фьёр подругой; однако, не замечая того, она всё сильнее привязывалась к девушке. Разбойница подкупала её своей весёлой простотой.

В отличие от мага, Фьёр ничего не стоило взяться за руки – безо всяких причин, потому что хотелось. Сидя рядом, она могла привалиться бочком или даже положить голову на плечо. Серая волчица любила ластиться, и делала она это так же естественно, как делают все щенята.

Вообще-то Дженна не поощряла фамильярностей, но, исключительно по-чародейски, нашла подобное поведение вполне уместным и полезным во время холодов. Даже лёгкое прикосновение тёплой руки к плечу неким образом вдохновляло внутренний огонь. Пламенной магией обладал и её танец; вот уж где Фьёр распалялась не на шутку.

В отличие от изящной и лёгкой Орфы Уом разбойница двигалась грубо и порывисто. Она кружилась, подобно урагану, плеща своей широкой цветастой юбкой и сметая на пути прочих танцоров; резко подпрыгивала и приседала, будто уходя от невидимых атак. И, как бы её ни шатало при ходьбе, в танце, даже подвыпившая, волчица неизменно сохраняла идеальный баланс.

Чем лучше Дженна узнавала Фьёртану, тем более недолюбливала Евана. Ей были противны его грязные плоские ногти и вечно недовольный рот с поникшими уголками губ. Девушку раздражали немытые и всклокоченные волосы юноши. Их цвет яичного желтка Фьёр отчего-то сравнила с золотистой косой Дженны, и чародейка была с этим категорически не согласна! Но более всего бывшей наёмнице не нравился запах парня. Она предчувствовала, всей кожей чуяла от него неладное…

В тот вечер постояльцев оказалось немного, и хозяин гостиницы отказался от услуг музыкантов. Не сумев утолить свой артистический голод, «Гитары» компенсировали неудачу сытным ужином, а после него уселись поближе к очагу коротать вечер, как у них это было принято, за бутылочкой. Фьёр развлекала всех незатейливой девичьей болтовнёй, Норк комментировал её истории шуточками, Майтин и Еван курили трубки.

У огня было жарко, поэтому главарь разбойников расстегнул рубаху и подвернул рукава до локтей, обнажив худую грудь и жилистые руки. Чародейка обратила внимание, что на его правом предплечье появились глубокие царапины, как будто от звериных когтей. Поймав любопытствующий взгляд Дженны, Фьёр виновато поджала губки.

– Ну эта… перебрала я малёк, доигралась…

– Единушка, ну и игры у вас, – смущённо прошептала чародейка. – Но это же когти?

– А у меня ножичек необычный есть, вот, – разбойница непринуждённо нырнула пальцами в своё декольте и извлекла из корсета небольшое лезвие в форме волчьего когтя с раздвоенной рукоятью. – Его удобно меж сисек носить, чтоб в случае чего защититься…

– Устал я от вашего бабьего трёпа, – вдруг заявил Еван, хлопнув себя ладонями по коленам. – Пошли, мужики…

По его команде Норк и Майтин поднялись со скамей. Вместе они покинули зал, оставив девушек наедине.

– Ой, важные, как какашки в проруби! – презрительно фыркнула Фьёр, потянувшись к кувшину с пивом, чтобы наполнить опустевшие кружки. – Но что делать? Семья! Только друг другу мы и нужны…

Дженна подавилась смехом и оценивающе поглядела на свою кружку. У неё порядком кружилась голова, но отказываться от добавки она не стала. Это был не первый кувшин пива. Перед ним музыканты пили вино, а до вина пробовали местную настойку на травах.

– Так вы играли или ты защищалась? – уточнила чародейка, рассматривая нож. – Надеюсь, Еван не обижал тебя?

– Да я и не помню, – пренебрежительно поморщилась Фьёр. – Расскажи лучше, как там твоё разбитое сердечко? – Она внимательно оглядела зал. Час был поздний, последние гости разбрелись по комнатам. – Вот уж воображаю ваши игры… Твой «феникс» – жуткий тип… Скальный тролль какой-то, а не феникс…

– Никто мне сердце не разбивал, – прошипела Дженна, стараясь произносить слова чётко, ясно и по-возможности грозно. – Не смей так говорить о моём учителе. Засунь своё воображение себе кое-куда и на своего «принца» любуйся…

– Да, пусть Еван не принц, – вскинулась разбойница, шумно опустив кружку на стол. – Зато он меня любит – такой, какая я есть… Рябую и страшную… Любит – да так, что ух…

– Это, что ли, страшная? – прыснула чародейка. – Ой, тоже мне… Шрамы твои не видно почти… Да у меня знаешь, сколько шрамов… Было…

– …Нда? Ну а парней? – вдруг спросила разбойница, склонив голову на бок и хитро прищурив глаза.

– А-а? – не поняла Дженна.

– Я поспорила с Еваном, – объяснила Фьёр, – не девочка ли ты.

– Какая я тебе девочка! – возмутилась чародейка.

– А вот у меня было много парней, – похвасталась Фьёр, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. – Мно-ого разных… Люди. И эльфы, между прочим. Тролли – тоже. И один гном. Очень волосатые эти гномы…

Дженна вытаращила глаза на собеседницу. Обмана в её голосе она не чуяла, хотя, конечно, и знатно напилась.

– Гномы и тролли?

– Тролли большие, конечно, заразы, и тяжёлые. Но в портах всё не так страшно, как можно себе вообразить…

Девушки залились смехом.

– Я слышала от одного брауни, – Дженна утёрла слёзы, проступившие от хохота, – что там внизу они не сильно отличаются.

– Не знаю, – Фьёр помотала головой. – С брауни не пробовала. Ну… – она отхлебнула пива и прищурилась. – Так значит это – твой учитель?

– Нет, – отрезала чародейка, сделавшись серьёзной. – Мы не будем говорить о нём. И о… – она вздохнула. – О моём возлюбленном… о моём первом мужчине тоже не будем. Он погиб.

– И мой погиб, – разбойница отвернулась к окну. – Мой… первый…

Помолчали.

– Он был ведьмаком, – тихо добавила Дженна.

– Правда? – удивилась Фьёр. – Вот так совпадение! Мой тоже охотился на чудищ! Его эта, – она посмурнела, – оборотень схавал.

– Они ведь на то и ведьмаки…

– Ну да…

Девушки выпили за ведьмаков и снова умолкли.

– А Еван любит меня такую, какая я есть, – почему-то повторила Фьёр.

– А вот я не пойму! – возмутилась Дженна. – Отчего ты считаешь себя некрасивой, когда у тебя столько мужчин было? А меня – красивой, хотя я вообще в этой любви не разбираюсь ну нисколечко…

– Так потому, – хмыкнула разбойница. – Я себе всю жизнь доказываю, что красивая…

– А ты много понимаешь… – недоверчиво поморщилась чародейка.

– Уж явно побольше твоего, – Фьёр наклонилась ближе к Дженне. – И вот ещё, что я скажу тебе: знала я и таких, как твой учитель…

– Что? – встрепенулась Дженна.

– Да, – девушка прищурила серо-синие глаза. – У него на физиономии написано: «повелеваю и властвую»…

– Нет, я запрещаю говорить о нём, – Дженна опасливо огляделась.

– Он из тех, что отдаёт приказы, а не выполняет… – не унималась её собеседница.

– Замолчи…

– Такие, как он, в любви грубы и жестоки, они не любят нежничать – просто берут, что им пожелается… – Фьёр тихо рассмеялась, любуясь смущением чародейки, и легонько похлопала себя по груди. – Тут уж нельзя проявлять слабину, так что заведи себе такой же ножичек…

«Смотри и не отворачивайся», – вспомнила Дженна приказ учителя, но вслух произнесла:

– Ты не права… Он заботливый, добрый и… – она понизила голос. – И вообще – мне всё равно, какой он. Потому что он не человек… Он маг… Он слишком сильный, понимаешь? В общем, нам просто нельзя быть вместе – и всё тут.

– Человек или не человек, всё одно – мужик, – легкомысленно рассмеялась Фьёр. Она обернулась к входной двери и, прислушавшись к шорохам, доверительно прошептала: – И уж поверь, когда он смотрит на тебя, в глазах у него голод виднеется.

– Он мой учитель, – упрямо повторила Дженна, ощущая, как разгораются от румянца её уши и щёки.

– О-о, учителя, маги, певцы – это всё роли в игре, – неожиданно серьёзно произнесла Фьёр. – Но лучше играть в неё с такими, как Еван…

– Ага, – усмехнулась чародейка, втайне радуясь, что у неё, наконец, появился шанс контратаковать. – А перо Финиста ты зачем с собой таскала, а?

– Пустое это, – отмахнулась Фьёр. – Детские мечты…

– А если я скажу тебе, что то перо и впрямь принадлежит необычной птице? – коварно улыбнулась Дженна. – Как ты запоёшь после этого?

Занимались сизые предрассветные сумерки. Оставив своих слушательниц в объятьях сна, Индрик вышел на задний двор подышать свежим воздухом. Здесь никого не было, однако на завалинках избы мужчина приметил сгорбленную тень.

– Чего же ты тут сидишь? – удивился он. – Почему не с Дженной?

– С подружкой она, – мрачно ответила тень. – Да и ты проваливай к своим подружкам…

– Вот уж не думал увидеть тебя в такой печали, – усмехнулся музыкант, отбирая у мага бутылку. – Но я просто не имею права оставить друга бражничать в одиночестве!

– Я не желаю разговаривать… – буркнул Сайрон.

– А чего же ты желаешь? – музыкант пригубил наливки. – Разве не знаешь сам, что все эти напитки заменяют истинную силу иллюзорной? Под дождём ты тут не только горе своё зальёшь, но и пламя…

– И пусть… – произнёс странник. – Хочешь знать, чего я желаю? – он пристально взглянул на собеседника. – Изволь, отвечу: я желаю стать человеком…

– А-а, я понял, ты сошёл с ума, – пропел Индрик. – Сначала Сол, теперь и ты – ты, который всегда не одобрял его выбор. Но, похоже, брать в жёны дочерей человеческих и мнить себя людьми – это ваше видовое отклонение.

– Людям дано испытывать счастье… – маг отвернулся. – А от моего пламени – лишь горе…

– Что с тобой стало, Сай? – вздохнул музыкант. – Вспоминаю я наши гулянки, раньше тебя не волновали подобные дилеммы…

– Не твоё это дело, – огрызнулся маг.

– Девица бегает от тебя? – догадался Индрик. – И клянусь, это с тобой впервые! Ну, тогда ты всё правильно делаешь, – он отдал бутылку и усмехнулся: – Просто напейся и завались к ней…

– Дженна не одна из твоих охочих кобылок, Индрик, – рассердился маг. – Не смей говорить о ней в таком тоне. И не забывай, что, даже затушив свой огонь, я всегда могу помять твоё лицо более древним, примитивным методом…

– Всенепременно помню о твоих талантах, дружище, – примиряюще улыбнулся певец. – Но в пламени ли твоё несчастье? Присмотрись, твоя южная розочка совсем обледенела. Позволю себе заметить, что ты слишком строг с нею, совсем не даёшь свободы… Удерживая Дженну подле себя, ты сделаешь только хуже вам обоим.

– Индрик, эта розочка на втором месяце обучения угодила в руки к самому Маргу, – вздохнул Сайрон. – Я держу её подле себя из соображений безопасности…

– Но я же не Марг, – напомнил певец. – Почему ты не отпустил её к моему костру? Ревнуешь, а?

«Любая связь оставляет след силы, и обмен должен иметь вескую причину», – неожиданно в голове мага всплыли слова Верховного жреца.

– Дженна не готова для твоих шабашей, ей нужна любовь… – отрезал он.

– Ну да, она из тех, что ищет единорогов, – улыбнулся Индрик, – а не каких-нибудь козлов.

– Единорогов, драконов и вот ещё… – добавил Сайрон, протягивая другу птичье перо на красном шёлке. – Дженна передала мне это… Спросила, чьё оно. Я чую, что оно принадлежит хранителю, но не знаю, кому…

– Ты сын другого мира, и в Сия тебе не всё ведомо, – музыкант покрутил перед глазами золотисто-чёрное пёрышко и присвистнул от удивления. – Поверить не могу! Неужели я слышу на нём отзвук Финиста?

– Кто такой этот Финист? – прищурился маг. – И почему его перо у моей… ученицы?

– Хотел бы я знать, Сай, почему его перо у твоей… ученицы! – воскликнул Индрик. – Когда-то Финист оберегал земли, которые теперь называют Кривхайном. Но он пропал ещё задолго до Второй Бури. Мы думали, что вольный нрав и исследовательский пыл увели его к звёздам иных миров, и наш друг не сумел найти дорогу назад, но…

– Если его перо здесь…

– …Значит он до сих пор в Сия! И он жив!

– До Второй бури, говоришь? – хмыкнул Сайрон. – Любопытно, что же заставило его затаиться на столь долгий срок?

– Финист стремился к звёздам, но притом всегда оставался верен своему долгу хранителя и всей душой предан друзьям, – заявил Индрик. – Затаиться от мира по собственной воле? Нет, это не в его характере, уж поверь. Подозреваю, что его пленили враждебные силы!

– Что же за силы смогли одолеть хранителя? – удивился Сайрон.

– Это он меня спрашивает, – беззлобно съязвил музыкант. – Посмотри-ка в зеркало – и узнаешь ответ… А лучше иди и проспись, друг. Ибо нас ждут приключения, сражения и подвиги! Ибо мы должны, мы просто обязаны вызволить из неволи нашего яснокрылого товарища!

Вернувшись к Дженне, маг рассчитывал застать её спящей. Но девушка сидела на полу, прислонившись спиной к кровати, и горестно взирала на чистый лист бумаги, лежащий перед ней.

– Так пусто, – пожаловалась она, подняв на учителя свои нефритовые глаза. – Только вчера я придумывала сказки и песни… А сегодня… чувствую, но выразить не могу… Как будто все слова забылись… Вот раньше они сами приходили ко мне, а теперь это… только убегают…

– Осень – тяжёлая пора для всех, – Сайрон опустился на пол рядом с ней. – Ты прошла через серьёзные испытания и должна набраться сил… Нам обоим нужно набраться сил…

– Может быть, расскажете, как их набраться? – всхлипнула Дженна. – В округе нет ни одного места силы, ду̀хами питаться вы не разрешаете, и согреться совершенно нечем, кроме…

Мужчина внимательно посмотрел на девушку и принюхался. Ученица испуганно прикрыла рот ладошкой.

– И ты решила «набраться сил» иначе, – медленно произнёс он, – Закон мага – номер сама придумай – никогда не мешай напитки, Дженна. Витали огня движется одними путями, витали воды – другими. Что будет, если их спутать в одном сосуде?

– Видимо, будет тошнить, – девушка стыдливо отвернулась и поспешила забраться в свою постель.

– Для того, чтобы усвоить энергию ду̀хов, требуется хорошее «пищеварение», – пояснил учитель. – Эти создания напрямую связаны с витали мира, их нельзя поедать без крайней нужды… Как и напиваться попусту не стоит…

– Мне любопытно, а сколько всего этих магических законов? – спросила Дженна.

В ответ Сайрон вздохнул, устало потёр глаза ладонями и, что-то невнятно буркнув, растянулся на полу во весь рост.

– О, да Вы и сами хороши сегодня… – хихикнула ученица и смущённо добавила: – Вы услышали чепуху, которую несла Фьёр, да? Я почуяла ваш запах… Но это же просто чепуха и не больше…

– Ты ищешь единорога, – вспомнил маг слова Индрика. – А твоя подружка довольствуется козлом…

– Волки лисам не подружки, – с обидой в голосе заявила девушка. – Друзья – это те, кому можно рассказать о себе правду.

– Ты не помнишь своей правды, – заметил Сайрон. – А Фьёр – своей, возможно… Прошу тебя, будь с ней осторожна.

– А что не так с Фьёр? – поинтересовалась Дженна, взирая на учителя, свесившись с кровати.

– Спи, маленький дракончик, – улыбнулся маг. – Утро вечера мудренее.