Читать книгу Грани безумия. Том 2 - Дана Арнаутова, Евгения Соловьева, Дана Алексеевна Арнаутова - Страница 9

С Лионелем Саграссом, растерянно счастливым, пьяным от взаимной влюбленности и обожающим прямо сейчас весь мир, Лучано расстался за воротами палаццо Бастельеро. Отпустил ошалевшего от восторга боевика со службы и посоветовал хорошенько отдохнуть. Согласие синьорины – это прекрасно, однако тропа к семейному счастью длинна и терниста. Нужно навестить почтенного батюшку будущей невесты и сообщить ему радостную весть, с которой синьору Доновану предстоит смириться, да и с собственным отцом переговорить не мешало бы. С этим Лионель, немного придя в себя, согласился и, пылко заверив, что никогда не забудет оказанной услуги – примерно в пятый или шестой раз! – отправился домой.

Лучано с умилением посмотрел ему вслед и решил побеседовать со знакомым банкиром. Даже если Саграсс-старший согласится с этим браком, Лионелю нужен свой дом, чтобы не приводить молодую жену туда, где ее может оскорбить потерявший человеческий облик пьяница. Интересно, сколько в Дорвенне стоит небольшой уютный палаццо в приличном районе? И как уговорить боевика принять подобный свадебный подарок, не задев его дурацкую гордость благородного синьора?

Может, напомнить о спасении своей жизни? Увы, чутье подсказывало, что на такой довод Лионель обидится еще сильнее. Спасать дорогого начальника этот прекраснодушный идиотто предпочитает совершенно бескорыстно! И ведь не объяснишь, что денег у Лучано теперь больше, чем он может издержать за всю жизнь, в Сады Претемной с мешком золота не пускают, а наследников у лорда Фарелла нет и не будет, так что беречь состояние не для кого. Остается только тратить в свое удовольствие!

«Все равно что-нибудь придумаю и подарю ему дом, – решил Лучано и зажмурился то ли удовольствия, то ли от яркого солнечного луча, вдруг пробившегося через низкие зимние тучи. – Вот, оказывается, для чего нужны деньги! Чтобы хоть немного изменить этот несправедливый мир, где богатство и титулы зачастую достаются совсем не тем, кто их достоин. Грандсиньоры Джанталья и Риккарди могут выбросить на ветер огромную сумму, чтобы всего лишь удовлетворить любопытство, а кто-то экономит каждый флорин или скудо. Я и сам, признаться, не привык задумываться о деньгах, но много ли мне было нужно? Шипу Фортунато всегда хватало на вкусную еду и выпивку, на подарки красивым девушкам и мужчинам, на ингредиенты для опытов и на прочее, что делает жизнь легкой и приятной. Лорд Фарелл тратит куда больше, но того, что торговые принцы заплатили за историю о резне в Капалермо, хватит на многие годы, особенно, если выгодно вложить средства в покупку поместья или торговое дело. А еще я владею ремеслом аптекаря и парфюмера, которое всегда прокормит мастера. Нет, бедная старость мне вряд ли грозит! Так почему бы не оставить после себя в мире что-то хорошее? Хотя бы благодарность нескольких достойных людей, которым меньше повезло в жизни?»

Он тряхнул поводьями Донны, направляя кобылу в сторону дворца, и та послушно зацокала копытами по мостовой. Палаццо Бастельеро располагался в старом богатом районе, и Лучано с удовольствием смотрел на величественные, хоть и слишком мрачные дома. Дорвенне бы не помешало больше мрамора и ярких красок, цветной плитки, мозаики и легкой ажурной архитектуры, которая идет Итлии, как подвенечное платье – счастливой невесте. А столица Дорвенанта похожа на немолодую вдову, которая в юности, пожалуй, была хороша, и следы былой красоты еще угадываются в резких чертах, но бедность и привычка к лишениям превратили цветущую женщину в угрюмую неухоженную тетку.

«Не зря Альс хочет перестроить город, – подумал Лучано. – Провести водопровод, расширить и выпрямить некоторые улицы, возвести мануфактуры, которые дадут работу беднякам, а значит, крышу над головой и еду. Будет больше людей, способных платить, оживится торговля, в том числе мелкая, и в жилы Дорвенны вольется свежая кровь. Лавочники, ремесленники, земледельцы, которые кормят город – от расцвета столицы выиграют все! Только бы у него получилось. Только бы его бешеного трудолюбия и упрямства хватило на такую огромную ношу! Если бы я мог чем-то помочь… Конечно, кое-что я делаю и сейчас. Да вот хоть эта история с Логрейнами! Роб Вертел уже сидит в подвале моего палаццо, ожидая допроса, и сам грандсиньор канцлер любезно попросил разрешения прислать человека для участия в расследовании. У него, мол, имеется несколько вопросов относительно других дел Вертела, не связанных с Логрейнами. Конечно, пришлось согласиться. Когда такой человек просит то, что мог бы потребовать, лучше соглашаться с почтением и благодарностью. Да и опыта в подобных делах у людей из Тайной службы явно больше моего, стоит посмотреть да поучиться. Но дело грандсиньоров Логрейнов начал все-таки я! И Аластор об этом знает. Если Претемная будет милостива, я его и закончу, вернув миленькой синьорине и ее случайному супругу веру в справедливость…»

Проехав дворцовые ворота и спешившись, он отдал поводья Донны дежурному груму и привычно раскланялся с караулом. Сегодня на воротах дежурил лейтенант Эдль, и в другое время Лучано непременно остановился бы поболтать, но сейчас нетерпение гнало его вперед. Вчера вечером, а потом и сегодня утром Альс был занят чем-то очень срочным, и Лучано не успел рассказать ему о поездке на Северную окраину. А хотелось! Оказывается, это горячит кровь ничуть не хуже удачно выполненного заказа, только душу вдобавок греет мысль, что в этот раз он не убивал, а спасал. Благодарность капитана Мурильи, сияющий взгляд синьорины Клариче… Непривычно, однако приятно, м? А еще непременно стоит сесть и хорошо подумать, как расширить службу Руки короля. Сколько и каких мастеров нанять, какие правила дежурства установить… Дух захватывало от грандиозности того, что хотелось устроить! Работа для грандмастера, которым Альс его посчитал, доверив такое важное дело!

– Король в кабинете? – осведомился он у пажа больше для приличия, но тот покачал головой и сообщил, покосившись на дверь:

– Никак нет, милорд, его величество еще не изволил покидать спальню. – Потом помялся, но добавил: – Тренировку сегодня тоже отменил. А час назад прибегал курьер от лорда-канцлера, приносил какие-то бумаги, так его величество приказал секретарю их отдать, а его не беспокоить.

– Не беспокоить… – медленно повторил Лучано, и в сердце шевельнулась тревога. – Что ж, пойду к себе.

В конце концов, он ведь мог и не знать о приказе Альса, м? Так что нужно сварить шамьет с медом и сливками по его любимому рецепту, постучаться в спальню… Но что случилось-то?!

Впрочем, понятно – что. Проклятая гадюка Беатрис Риккарди случилась, но с этим уже ничего не поделать. Аластор держится, но право, лучше бы он дал волю своему горю. Лучше бы напился – один раз, упаси Благие пить дольше! – и выплеснул все, что его терзает. Покидался секирами, поорал до хрипоты, прорыдался, проклиная судьбу и богов. Те поймут, они привычные… Только бы перестал медленно жечь себя изнутри, выгорая дотла!

Шамьет получился отличный, как и все, что Лучано делал в последние дни. Когда удача идет полосой, это видно. Чудесное спасение от проклятия, смерть Беатрис, к которой он даже руку не приложил, хватило нескольких слов, знакомство с капитаном Мурильей и дело на Северной окраине… Даже сватовство Лионеля – все просто беллиссимо! И только Альс как темное пятно на великолепном радужном полотне жизни, незаживающая рана, которая болит и тревожит, не дает чувствовать себя самым счастливым, удачливым, все сделавшим правильно… Не все, если другу плохо, а помочь ему не получается!

Может, стоило выждать? Хотя бы дождаться, пока Альс отойдет от потери ребенка, пока эта рана, первая и такая страшная, прочно затянется в его душе… Но синьорина?! Беатрис не остановилась бы, как не может остановиться бешеная собака. Она снова и снова посылала бы к Айлин убийц! Альсу все равно пришлось бы узнать об этом, и неизвестно, что подкосило бы его сильнее, смерть жены или такое разочарование в ней?

«Что бы я тогда ни решил, я все равно сделал бы ему больно, – тоскливо признал Лучано, переливая ароматный сладкий шамьет в любимую фарфоровую чашку Аластора – большую, расписанную по кругу охотничьей сценой во фраганском стиле, с оленем, летящим от охотников, и стремительной погоней. Крошечные фигурки лошадей, всадников и собак были выписаны так искусно, что казались живыми, только застывшими от какого-то заклятия, и Альс не уставал рассматривать эту чашку всякий раз, как пил из нее шамьет. Говорил, что мастер прекрасно передал стати лошадей, и очень жалел, что его любимую дорвенантскую породу гнедых так не рисуют…

«Я знаю о нем больше, чем иная жена о муже, – подумал Лучано, подходя к двери между их спальнями. – Что он любит и чего терпеть не может, о чем мечтает и чего боится в такой глубине души, что даже себе в этом вряд ли признается. Я видел его счастье и отчаяние, гнев и радость… Я люблю его как друга и возлюбленного, пусть он и не будет никогда моим. И я сделал бы что угодно, лишь бы ему помочь! Но что я могу?!»

Он толкнул дверь и переступил порог, втайне страшась учуять резкий запах карвейна, что бы там ни думал немногим раньше. Слишком яростно Альс отрицает свое сходство с отцом по крови, чтобы это не было его уязвимым местом. Для него карвейн способен стать не лекарством, а страшным ядом, который убьет разум и душу раньше тела. К счастью, сам Альс отлично это знает, да и не любит крепкие напитки, но боль часто диктует свои желания и правила в обход рассудка.

Карвейном в королевской спальне не пахло. Только печеньем и апельсинами, которые Дани, устроившись на ковре, сосредоточенно скармливал Перлюрену. Енот ради такого праздника живота проснулся и уплетал угощение, похрюкивая от удовольствия, мальчик чесал его за ухом, а хозяин спальни смотрел на это, развалившись в кресле… Когда Лучано подошел и поставил чашку с шамьетом на столик рядом, Альс поднял на него совершенно больные, измученные глаза и выдавил:

– А, это ты… Как все прошло? Ну, вчера…

– Беллиссимо, – без всякой радости отозвался Лучано, вдруг сообразив очень простую и страшную вещь: никаких срочных дел вчера и сегодня утром у Альса не было, друг и монсиньор просто не хотел никого видеть, вот и отговорился королевскими заботами.

Совсем никого, даже самого Лучано! Или у него просто не было сил, в горе так бывает. Человек пытается с ним справиться, цепляясь за повседневные заботы и обязанности, а потом силы однажды заканчиваются – и невозможно даже разговаривать с кем-то. Думать, выполнять обязанности, принимать помощь… Даже попросить о ней не получается, как тонущий не может крикнуть, что погибает!

Альс кивнул, словно эти несколько слов и вправду были для него неподъемной ношей. Дани увлеченно возился на ковре с енотом, и Аластор не отрывал от них взгляда, а потом тихо сказал не то для Лучано, не то для себя:

– Мой сын был бы таким же. Или дочь. Но никогда не будет. Уже никогда.

Слова, что у него родятся другие дети, встали у Лучано поперек горла тяжелым горьким комом. Как можно сказать такое отцу, потерявшему еще не рожденного ребенка, которого он уже любил? Этого Лучано не знал, поэтому промолчал. Опустился на ковер рядом с креслом Аластора, взял его бессильно свесившуюся руку, сжал в ладонях, давя желание прижаться к ней губами, и осторожно, словно шагая по веревке над немыслимой высотой, проговорил:

– Ты был бы прекрасным отцом. И еще будешь, если в мире есть хоть капля справедливости. Но многие женщины теряют детей…

– А мужья – жен, – ровно перебил его Аластор. – Знаю, мне говорили. Она ждет меня в Садах Претемной Госпожи, мы еще встретимся… Все знаю. Не трудись.

Лучано все-таки не решился коснуться губами крупной горячей кисти, но прижался к ней щекой, изнывая от мучительного желания сделать хоть что-нибудь. Или сказать! Неважно что, лишь бы оно оказалось тем самым, необходимым именно сейчас!

– Я ничего не мог для нее сделать, – монотонно продолжал Аластор, словно не замечая, что Лучано держит его руку. – Это мне тоже говорят. Или напротив – я сделал все, что мог. И все считают себя правыми, а меня – ни в чем не виноватым. Только знаешь?.. Это все ложь! Грязная подлая ложь. Я – мог! Я должен был что-то сделать! Быть рядом с ней, сказать то, что она хотела… Я должен был ее спасти, уберечь… Я должен был!

Он выкрикнул последние слова, и енот, вцепившись в полуочищенный апельсин, кинулся под кровать, а Дани испуганно поднял голову.

– Не бойся, бамбино, – ласково сказал ему Лучано. – Все хорошо. Сходи на кухню, синьоре Катрине, должно быть, требуется помощь. А за Перлюреном я сам пригляжу.

– Да, милорд, – послушно отозвался мальчик, поднялся и вышел из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, в спальне наступила тяжелая вязкая тишина. Только Перлюрен шуршал под кроватью, явно рассудив, что апельсин все-таки нужно съесть. Аластор обмяк в кресле, откинув голову на высокую спинку, уставившись на тени от мечущегося в камине пламени, но вряд ли видя их.

– Но ты действительно не виноват, – обреченно сказал Лучано, сам удивившись, как беспомощно и фальшиво это прозвучало. – Альс, ты…

И замолчал, потому что слова внезапно кончились, а на их место пришло ясное и пронзительное осознание, что у него все-таки не получилось пройти по этой проклятой веревке над пропастью. Можно быть сколько угодно умным, умелым и удачливым убийцей. Можно расправиться с той, кого ненавидишь, чужими руками, и быть уверенным, что правда никогда не выплывет наружу. Можно думать, что наказания не будет, потому что все, что от тебя требуется – просто молчать. Это же так легко!

Молчать и смотреть, как тот, кто и вправду ни в чем не виноват, заживо себя замуровывает в темнице вины. Молчать и знать, что он платит за твое решение мучительным истязанием себя. Молчать и предавать его каждым мгновением этого молчания! Потому что есть время для лжи, но оно не бесконечно. Рано или поздно наступает время правды, которая обойдется тебе очень дорого, но не дороже чужой боли. Потому что можно любить и себя, и кого-то другого, но однажды придется выбирать, кто тебе дороже. И Лучано знал, что он выберет, какова бы ни была цена.

– Это я виноват в ее смерти, – выдохнул он, с трудом выталкивая слова в тишину.

Плечи Альса едва заметно вздрогнули, закаменели, его ладонь отдернулась, и Лучано торопливо заговорил, холодея от ужаса не успеть, не сказать самого важного, единственного, что могло бы… нет, не оправдать его в глазах Альса, но, может быть, хотя бы объяснить, почему не вышло поступить иначе!

– Альс, ми аморе! Выслушай меня, прошу! Потом хоть на плаху, хоть на каторгу отправь, воля твоя, и в мыслях не упрекну. Помнишь, в той избушке ты спросил, на кого я работаю, а я ответил – на королеву? Это была правда, но не вся verita… не вся истина! Ее величество действительно приказала тебя охранять, но еще – убить синьорину. А чтобы я не ослушался, повесила на меня проклятие. Альс, сейчас я не лгу, клянусь… чем угодно клянусь, слышишь?

Альс молчал, и Лучано безмолвно возблагодарил всех Благих и Баргота разом за то, что не видит его лица.

– Это проклятие, – продолжил он, – подарил ей когда-то грандсиньор Бастельеро, она сама так сказала… Впрочем, неважно. Я не смог, понимаешь?! Просто не смог. Охранял тебя… сначала – потому что так мне было велено, потом – потому что сам этого хотел. Да ты сам все помнишь! Но убить синьорину… нашу Айлин… Я не смог! А когда мы вернулись, я постарался объяснить ей, что синьорина… что она совсем не такова, как думает королева. Что она считает тебя братом, а ты ее – сестрой. Что она не угроза ни власти Беатрис, ни ее планам на тебя. Королева поверила мне… Тогда – поверила. А потом… после того как она потеряла ребенка… Меня позвали к ней, едва я вернулся из Вероккьи, я даже одежду переменить не успел – и получил повторение заказа. «Как можно быстрее, – сказала она. – Мне не будет покоя, пока Айлин жива!» Я согласился. Надеялся выиграть время, сообщить тебе или канцлеру, хоть кому-то, но выдал себя, и тогда она спустила проклятие с цепи. Я даже из дворца выйти не успел, не то что добраться до кого-то! В то утро… я действительно умер и чудом вернулся из преддверия Садов. Меня убила она. Ты же помнишь, Альс? И тогда… нет, не тогда, а когда я вернулся, я обо всем рассказал лорду Бастельеро. Потому что я отказался, но приедет другой Шип. И еще один. Или не один. Сколько потребуется. Помнишь того убийцу из Итлии? Он приехал не ради меня, о нет! Его вызвали на случай, если я откажусь… Он уже примерялся, как проникнуть в дом синьорины, сам признался в этом…

Он беспомощно смолк. Слова продолжали тесниться на языке, но пересохшее, словно после целого дня на жаре, горло отказывалось их выпускать.

– Кто может подтвердить ваши слова? – очень тихо спросил Альс, и Лучано словно окатило ледяной водой.

Альс обращался к нему будто к чужому!

– Лорд Бастельеро! – истово выдохнул он. – Альс, ты… Ты мне не веришь?! Но я клянусь! Думаешь, я лгу? Тогда я и лорда Бастельеро мог обмануть… Дункан! Грандсиньор Роверстан… Альс, он же нас лечил, он заглядывал в мой разум! Он видел все это в моей памяти, спроси его! Альс… Ваше величество!

Его речь звучала все бессвязнее, но сейчас Лучано совершенно не было до этого дела. Он думал, что готов ко всему, боялся, что Альс его не простит, и все же это оказалось невыносимо жутко! Хуже, чем проснуться в могиле! Хуже, чем что угодно! Потому что его сердце, вывернутое наизнанку и брошенное под ноги, даже не растоптали, а просто отодвинули ногой, словно что-то не слишком опасное, но противное.

– Дункан… – медленно повторил Аластор. – Нельзя доверять человеку, выдавшему чужую тайну. Он должен был молчать и промолчал. Значит, в нем я не ошибся. А вы, лорд Фарелл…

Он замолчал, по-прежнему не поворачиваясь.

– Запомните этот день, – уронил он наконец после невозможно долгой паузы. – Запомните как следует и учтите: если вы солжете мне снова… Даже один раз, даже в самой мелочи, даже из самых дружеских чувств, сочтя, что так будет лучше… Клянусь, я больше не стану слушать ни одного оправдания. Ни одного слова. Я не отниму у вас ни поста, ни титула, но похороню нашу дружбу так, что ее не воскресит и самый лучший некромант. Вы слышите меня, лорд Фарелл? Решайте сами, подданный вы мне или друг.

– Альс… – простонал Лучано, опуская голову. – Прости! Я виноват! Я знаю, что виноват! Но я не хотел сделать тебе больно! Я только хотел спасти Айлин. Даже не себя, Претемной клянусь!

– Будь это иначе, я бы с тобой не разговаривал, – холодно сказал Аластор и встал, в последний момент покачнувшись и схватившись рукой за спинку кресла.

– Альс! – Лучано вскочил, готовый кинуться, чтобы поддержать или броситься перед ним на колени – он сам не знал. – Что ты…

– Помолчи, – тем же холодным, как речная полынья голосом, велел Аластор. – Сейчас просто помолчи.

Дернул за шнурок и велел появившемуся пажу: – Лорда Аранвена и леди Аранвен ко мне. Сейчас же. И скажи леди, чтобы взяла все необходимое для вызова призрака.

– Да, ваше величество, – пролепетал паж и умчался так, словно за ним сам Баргот гнался.

Лучано его понимал, он и сам предпочел бы еще раз встретиться с Барготом, чем увидеть такого Аластора. Отступив к стене, он сплел пальцы, отчаянно пытаясь понять, что происходит. Альс хочет вызвать чью-то душу! Беатрис, кого же еще… Для этого он зовет грандсиньору Немайн, королевскую некромантку, а канцлер ему зачем?!

«Например, чтобы подписать одному не в меру говорливому Шипу приговор, – подумалось отстраненно, и Лучано понял, что даже не боится. Если это цена за то, чтобы Альс пришел в себя, так тому и быть. Только бы Айлин это не повредило! – вспыхнуло вдруг в его разуме гораздо живее. – Она беременна, если я… если меня казнят или станут пытать, вдруг она это почувствует? Нет, Аластор не захочет рисковать ею. Если меня до исполнения приговора закрыть в темнице – это ведь будет безопасно, м? И отравиться нельзя… тоже из-за Айлин. И еще из-за него самого. Проклятый аркан! Неужели вместо веревки, которую бросили утопающим, он станет нашей удавкой? Не хочу! А впрочем, теперь не мне решать… Все равно люблю его, – подумал он с горечью. – И ни в чем не буду винить. Только… что он решит?! Несколько минут назад мне казалось, что я его вижу насквозь, а теперь понимаю, как это было глупо. Я совсем его не знаю! Думал, он впадет в бешенство, как тогда… с братом Айлин или синьорами на Совете… Но если это ярость, то ледяная, как самая холодная зима в Дорвенанте… Лучше бы кричал. Дал по физиономии, да хоть избил! Только не смотрел так… словно на пустое место!

Пока он думал, Аластор принялся расхаживать от стены к стене упругими короткими шагами, словно разминаясь перед поединком, и Лучано не выдержал:

– Альс, пожалуйста, не молчи! Я понимаю, что ты злишься…

– Да, – яростно бросил Альс, не переставая мерить комнату, но у Лучано сердце запело от этой злости: все лучше, чем жуткое равнодушие! – Я просто в бешенстве! Проклятье, Лу, почему ты мне не рассказал все это раньше? Если уж не до свадьбы… Хотя какого проклятого демона ты не сделал этого еще тогда?! Но хотя бы потом, когда вернулся с этих Троп, чтоб их Баргот побрал! Мне, а не Бастельеро?! Опять решил, что так будет лучше?! Но я – король, чтоб эту корону тоже Баргот побрал! Это я должен был решать, что делать, и отвечать за решение – тоже я, ясно тебе?!

– Перед свадьбой? – растерялся Лучано. – Альс, но ведь ты дал слово жениться, а я думал, что у меня получилось ее отговорить… да и что бы изменилось?!

– Что?! – рявкнул Аластор, останавливаясь и поворачиваясь к нему. – Не знаю! Может, и ничего! А может, и все! Может, я смог бы объяснить ей, что я – не ее бывший муж! Может, смог бы обезопасить вас! Может, взял бы с нее клятву, что она тебя не тронет! Показал бы ее разумникам! Дал бы ей ту проклятую клятву, о которой она молила! А теперь я никогда не узнаю, изменилось бы что-то или нет! Никогда, понимаешь?!

Лучано обреченно кивнул. И как стоял, так и стек по стене, сев прямо на ковер. Да, теперь он понимал. Сам ненавидел всю жизнь, когда за него что-то решают, оставляя это право одному-единственному человеку – мастеру Ларци. Но с чего он решил, что может выбрать за Аластора? Потому что хотел как лучше? Благими помыслами выстелена дорога в Бездну! Этого ему Альс не простит… Причем тоже – никогда. Хотя он что-то говорил про ложь, что если Лучано солжет еще раз…

Казнить, выходит, не собирается. И даже оставит при себе. Наверное. Но если в самом деле даст ему последний шанс, а Лучано упустит и его… Нет, пожалуй, Альс его действительно не убьет. Может быть, даже не прогонит. В конце концов, и лорд Фарелл и Фортунато – оба принадлежат ему! Один по решению гильдии, второй – потому что дал вассальную клятву. А главное, потому что сам обещал не покидать… Но если Аластор окажется для него не другом, а повелителем… Благие Семеро, как же страшно это будет!

Он же станет самым лучшим господином на свете! Требовательным, но бесконечно справедливым, даже великодушным… Станет давать задания, не позволять же пылиться такому ценному инструменту как мастер Шип, а потом будет награждать за их выполнение, как одного из своих людей. Щедро награждать! Как Бастельеро после Разлома. Наградил так, что грандсиньор, пожалуй, предпочел бы опалу, а то и более суровое наказание. Вот и с Лучано будет так же… Невыносимо даже думать!

– Прости, – выдавил он с трудом. – Я понимаю… И больше никогда… Клянусь… тобой и Айлин. Только ее не вини… Она не знала, что королева приказала во второй раз…

– А в первый – знала? – с обманчивой мягкостью уточнил Аластор, и Лучано прикусил язык, понимая, что снова сделал это поздно. Лучше бы сам зелье немоты выпил! – Она знала, зачем ты едешь с нами? Оба приказа?

– Алессандро ей рассказал, – равнодушно от чудовищной усталости отозвался Лучано, обнимая колени руками. – Помнишь моего личного призрака? Эта тварь была рядом, когда твоя… когда ее величество давала мне задание. Ну и выложил все синьорине, пытаясь перетянуть ее на свою сторону. Да, она знала, что я должен ее убить. С самого первого дня, как мы встретились. Но… она все равно не собиралась возвращаться. И взяла с меня клятву, что я не позволю тебе умереть, когда она шагнет в Разлом. Ни от демонов, ни от своей руки, если ты сдуру решишь, что виноват. – И опять не удержался, потому что слова слетали с языка немыслимо легко, будто под зельем правды: – Хорошо она тебя знает, правда? А я вот не знал… совсем.

Неизвестно, что бы он еще вывалил мрачному, как зимнее небо, Аластору, но тут дверь наконец открылась…

– Милорд, миледи! – коротко бросил Аластор церемонно поклонившемуся канцлеру и присевшей в реверансе грандсиньоре. – Мне нужны ваши услуги. Леди Аранвен, вы можете призвать душу моей жены?

– Мне понадобится материальная связь, – невозмутимо сообщила грандсиньора некромантка. – Если позволите послать за прядью ее волос…

– Не нужно, у меня она есть.

Аластор рванул из-за воротника рубашки небольшой золотой медальон, щелкнул крышкой, протягивая. Лучано не было видно, что там, но грандсиньора Немайн кивнула.

– Этого вполне достаточно, ваше величество. – Она взяла медальон у него из рук, запустила туда пальцы и что-то пощупала: – Взято еще при жизни, я полагаю? Очень хорошо… Перейдем в другую комнату или проведем ритуал прямо здесь?

– Как можно быстрее, – бросил Аластор, наливаясь тяжелым лихорадочным нетерпением, едва ли не более пугающим, чем недавнее равнодушие. – Лорд Ангус, вы пока можете присесть. С вами я поговорю потом.

– Да, ваше величество.

Степенно склонив голову, канцлер опустился в свободное кресло у кровати, посмотрел в сторону так и сидящего у стены Лучано, однако ничего не сказал, только сложил руки на набалдашнике трости, которой уперся в пол. Лучано так же равнодушно подумал, что в Итлии в такой трости непременно прятался бы клинок, но зачем грандсиньору канцлеру такие сложности? Он словом убьет куда вернее, чем кто-то другой – рапирой. А ведь Аранвену тоже предстоит держать ответ перед Альсом… В бешенстве или нет, Аластор ничего не забывает! И вряд ли он поверит, что канцлер ничего не знал. Ох, плохо-то как! Ответить перед ним самому – это правильно! Однако подставить под его гнев самого грандсиньора Аранвена…

Тем временем королевская некромантка готовилась к вызову призрака так же размеренно и невозмутимо, как и все, что она делала. Выглядело это… благопристойно, если так можно сказать про магию, еще и подобного толка. Необходимые принадлежности почтенная дама принесла с собой в маленькой сумочке, такой же белоснежной, как и ее траурные одеяния, только расшитой жемчугом. Лучано показалось, что узор складывается в какие-то руны. Расставив по комнате семь фиолетовых свечей, грандсиньора зажгла их магическим огоньком и соединила меловыми линиями, начертив сложную фигуру прямо на ковре. Линии получились едва заметные, однако грандсиньору это не смутило. Вслед за свечами из сумочки появилось несколько кристаллов дымчатого кварца и крошечная жаровенка, уже заполненная углями, которую некромантка быстро разожгла, положила на нее крошку благовония и несколько волосков. Над углями тут же поднялся тоненький дымок ладана, потом запахло паленым волосом. А некромантка что-то быстро прошептала, сделала шаг назад с напряженно застывшим лицом, и Лучано смутно удивился – это и все? Похоже, грандсиньора Немайн и вправду прекрасный мастер своего дела, потому что цену вот такой кажущейся легкости и простоте в любом ремесле он давно знал.

Несколько ударов сердца протекли в полной тишине, а потом случилось это. Не было ни беззвучного грома, ни даже порыва ветра – Беатрис просто появилась в центре звезды, и Лучано на какой-то ужасный миг показалось, что она жива! Через бесконечно долгое мгновение он понял, что смутно видит сквозь алый шелк ее платья кресло с канцлером и медленно выдохнул.

Беатрис огляделась – так растерянно, словно ее только что разбудили, увидела Аластора и, ахнув, прижала руки к лицу.

– Ваше величество, попрошу вас спрашивать как можно быстрее, – с бесподобной невозмутимостью промолвила грандсиньора Немайн, однако Лучано, готовый смотреть куда угодно, лишь бы не на болезненно исказившееся лицо Альса, заметил, как она побледнела. Нет, белоснежное лицо не изменилось, однако губы, не тронутые косметикой, словно стали еще тоньше.

– Да, миледи, – деревянно кивнул Альс, не отрывая взгляда от лица жены. – Беа… Это правда, что ты приказала Лучано Фарелли убить… леди Бастельеро?

Призрак отшатнулся так, словно его ударили.

– Леди Бастельеро? Леди Бастельеро?! – вскрикнула она гневно. – Ты думаешь о ней, а не о том, что меня убили?.. – И вдруг метнулась к самой границе звезды с невозможной быстротой. – О, ми аморе… мой Аластор… Прости! Прости меня! Да, я приказала это сделать! Мне была невыносима мысль, что ты можешь выбрать ее, ведь вы были так близки! Я все бы отдала, лишь бы быть тебе не только женой и возлюбленной, но и другом! Но… О, прости меня, молю! Я не хотела, не хотела тебя покинуть! Но эти кошмары… Мои мальчики… Мои бедные мальчики! Они умирали на моих глазах снова и снова, я больше не могла вынести это! Прости, ми аморе! Я любила тебя… и сейчас люблю…

– Я прощаю, – шепнул Аластор так тихо, что Лучано едва услышал эти слова. – Прощаю, Беа. Пусть тебе будет тепло в Садах. Прости и ты меня, если сможешь. Я… тоже очень тебя любил, клянусь. И не бойся, я позабочусь о девочках. Миледи…

Немайн, поняв невысказанный приказ, взмахнула рукой. Беатрис еще что-то говорила, но ее уже не было слышно – рот открывался беззвучно, а само видение поблекло, растворяясь в воздухе. Аластор не отрывал от нее взгляда до последнего мгновения, и Лучано до судорожной боли сплел пальцы, отчаянно желая помочь, но понимая, что он сейчас последний, кого Аластор хочет и может видеть.

– Благодарю, миледи, – проговорил наконец Аластор в той же полной тишине. – Ваша помощь была неоценима. Полагаю, мне нет нужды просить вас хранить эту тайну.

– Рада служить вашему величеству.

Почтенная дама снова присела в реверансе, и Аластор, вздохнув, уронил:

– Вы свободны, миледи. Лорд Фарелл, помогите…

Помочь?! О, сколько угодно! Взлетев на ноги, Лучано бросился к звезде, торопливо собрал огарки свечей, кристаллы, жаровенку… Принес грандсиньоре, и она поблагодарила его кивком, а потом положила все в сумочку и выплыла за дверь, такая же невозмутимая и величественная, как всегда.

– Милорд Ангус, что вам известно об этом деле? – повернулся Аластор к Аранвену.

Лучано затаил дыхание, ожидая ответа канцлера. Знал бы заранее, что так получится, постарался бы предупредить! Но грандсиньор отозвался совершенно спокойно, будто королевский гнев не чувствовался в спальне тяжелым предчувствием грозы:

– Полагаю, самое важное, ваше величество. Некоторые детали я мог упустить, но в целом дело состоит в том, что ее покойное величество Беатрис наняла убийцу для леди Айлин Бастельеро, своей мнимой соперницы за вашу благосклонность. Тем самым она совершила коронное преступление исключительной тяжести, поскольку убийство дамы из Трех Дюжин, вдобавок беременной наследником рода, в высшей мере непростительно и карается смертной казнью по закону о защите крови. Далее мне известно, что она собственноручно убила с помощью проклятия известного вам лорда Люциана Фарелла, который выжил только благодаря немыслимому стечению обстоятельств. Мне также известно, что лорд Фарелл предупредил лорда Бастельеро об опасности, которая угрожает его жене и еще не рожденному наследнику, после чего лорд Бастельеро наложил на вашу супругу ответное проклятие. В результате него она покончила с собой, будучи в помутнении рассудка. Согласно тому же закону, лорд Бастельеро не подлежит наказанию, поскольку защищал свой род и его продолжение. Однако если вы пожелаете дать этому делу ход…

Лучано на миг показалось, что канцлер произнес это не без тайной надежды. Интересно, почему? Хотя все просто! Его сын влюблен в Айлин, а вдова – это совсем не то же самое, что замужняя женщина. Вдова может выйти замуж во второй раз…

И снова молчание повисло в спальне удушливой пеленой. Канцлер терпеливо ждал, а Лучано и вовсе притаился у стены, боясь привлечь к себе внимание движением, словом или взглядом. Однако Аластор, едва размыкая губы, уронил, тяжело выговаривая каждое слово:

– Не пожелаю. Бастельеро защищал свою жену и ребенка, у меня нет права винить его в этом. Случись все иначе… Если бы я мог это предотвратить… Но вышло как вышло, и его казнь уже ничего не изменит. Милорд Ангус, я приказываю вам хранить молчание об этом деле. Лорд Бастельеро получает мое прощение… – Он запнулся, а потом исправился: – Нет, не прощение. Помилование. Но сам он ничего не должен об этом знать. И я клянусь всеми Благими, что это последний раз, когда я спускаю Грегору Бастельеро какую-то вину. Сегодня все счеты между нами закрыты, и больше я ему ничего не должен ни за Дорвенант, ни лично за себя.

– Да, ваше величество, – склонил канцлер седовласую голову. – Какое наказание ожидает остальных участников этого дела? Признаю, что совершил непростительный поступок, скрыв от вас правду, и не смею оправдываться.

– Перестаньте, милорд, – поморщился Аластор. – Что мне вас, казнить, что ли? И с кем я останусь? С Логрейном и Сазерлендом? Считайте, что тоже помилованы. Но на тех же условиях! Как и лорд Фарелл!

Он коротко глянул в сторону Лучано, у которого закололо где-то внутри. Опять лорд Фарелл! Как чужака! А вдруг теперь только так и будет?! С другой стороны, раз уж он помиловал Бастельеро… Значит, все понял, верно?! То, что это последнее помилование, грандсиньор некромант, в отличие от них с канцлером, не знает. И это важно. Насколько Лучано известен характер Альса, узнает об этом Бастельеро, лишь когда королевский гнев обрушится на него при следующем проступке самой тяжелой мерой.

– Да, ваше величество, – снова кивнул Аранвен не благодаря, но очень почтительно.

– Ступайте, – велел Аластор, тяжело вздохнув и садясь в кресло, скорее даже оседая. – Не беспокойтесь, я… не натворю никаких глупостей. Пришлите лейб-лекаря, пусть даст снотворное, а завтра… вернемся к делам.

– Ваше величество!

Поклон канцлера, вставшего из кресла, был очень низким и… благоговейным, другого слова Лучано при всем желании не смог бы подобрать. Более подходящего мгновения ждать не стоило, и Лучано тоже шагнул от стены, подхватил Перлюрена, который незаметно выбрался из-под кровати и теперь внимательно нюхал испачканный мелом ковер.

– Монсиньор, – сказал Лучано тихо и очень ровно, – надеюсь, завтра вы уделите время и мне? Главарь разбойничьей шайки сегодня вечером будет допрошен. Однако уже нет сомнений, что лорд Логрейн, опекун своей племянницы Клариссы, виновен во множестве преступлений…

– Завтра, – согласился Аластор. – Жду вашего подробного доклада, лорд Фарелл. – И добавил, пока у Лучано тревожно и болезненно тянуло внутри от этого обращения: – Кстати, я получил письмо из Итлии. Мой бывший тесть желает видеть тебя и просит нанести ему визит как можно скорее. К этой просьбе присоединяется его высочество Джанталья, который гостит у Риккарди… Странное письмо. Теперь я думаю, что тебе лучше не ехать. Я найду для Риккарди причину тебя не отпустить.

«Нужен! – возликовало глупое измученное сердце, тут же пустившись в радостный галоп. – Я ему все-таки нужен! Не гонит, не отпускает и даже готов защищать! О Всеблагая, за что мне столько милости! И каким же я буду мерзавцем, если в благодарность поссорю его с Риккарди?!»

– Я думаю, – осторожно сказал он вслух, – их высочества торговых принцев интересует… не это дело. Джанталья в нем и вовсе ни при чем. Полагаю, речь пойдет об одной истории, которую я рассказал им во время прошлого визита. Это дело гильдии, к Дорвенанту оно не относится совершенно. А вот если я не поеду, Риккарди может заподозрить неладное. Лучше дать ему то, что он хочет, это гораздо безопаснее.

– Хорошо, сам решай, – устало бросил Аластор и откинул голову на высокую спинку кресла. – Но помни, что я тебе говорил. Друг или подданный – выбирать только тебе.

Слова застряли в горле, и Лучано только поклонился, прежде чем выйти, прижимая к себе Перлюрена.