Читать книгу Ифигения в Авлиде - Еврипид - Страница 2

Выходи из шатра на поляну, старик;

Ты мне нужен.

Иду. В чем же замысел твой,

Агамемнон-отец?

Поспешай.

Я спешу.

Моя старость, владыка, – бессонный покой,

А глаза у нее, что два сторожа, бдят.

Этот яркий пловец… Как зовешь ты его?

Это – Сириус, царь; под седьмицей Плеяд

Он плывет; половинный лишь пройден им путь.

И кругом – тишина: не проснулись грачи[2],

Не шелохнется море; могучий Еврип[3]

Точно скован воздушным молчаньем.

Но зачем же ты сам о палатке забыл,

Агамемнон-владыка? В Авлиде покой;

На стенах даже стража недвижно стоит.

Не вернуться ль в шатер?[4]

Как ты счастлив, старик!

Как завидны мне все, что в безвестности век

Свой исполнить могли! А на славы верхах —

О, не стал бы я этих людей величать!

Но не там ли всей жизни найдешь красоту?

Да, найдешь; да надолго ль? Приманка сладка,

А откусишь – претит. Оскорбленный ли бог

Наше счастье разрушит, иль прихоть людей

Его злобно на клочья истреплет…

Недостойное слово промолвил ты, царь!

Иль ты мнил, на бессменное счастье тебя,

Агамемнон, родил повелитель Атрей?

Боги смертнорожденному в долю дают

Лишь с печалями счастье; и рад ли, не рад —

Но ты должен веление божье терпеть.

Ты ж, светильника блеском шатер озарив,

Покрывал письменами скрижаль[5]… у тебя

И поныне в руках она; пишешь слова —

И стираешь опять; вот печатью скрепил —

Глядь, уж сорвана вновь она, оземь доску

Ты бросаешь, и слезы текут из очей.

Уж порой мне казалось, безумец сидит

Предо мною в шатре. Что терзает тебя?

Что случилось с тобой, государь? О, скажи

Мне доверия слово: я верен тебе.

Ведь недаром же в брачное вено меня

В твой чертог снарядил повелитель Тиндар

Провожатым почтенным невесты!

Трех дочерей на свет явила Леда[6]:

Звалася Фебой первая из них,

Жена моя, вторая, Клитемнестрой,

И младшая Еленой. Женихов

Прославленных в Элладе и могучих

Ее краса манила, и вражды

Зажглось меж ними пламя: уж носились

Кровавые угрозы по устам,

Суля ее избраннику расправу…

Уж голову старик Тиндар терял,

Ее отец, колеблясь, выдавать ли,

Иль лучше дочь совсем не выдавать, —

И вдруг его решенье осеняет —

И юношам он молвит: “Женихи,

Клянитесь мне, соединив десницы

И пепел жертв обильно оросив,

Спасать от бед избранника невесты,

И если кто, будь варвар то иль грек,

Столкнув его с Елениного ложа,

Тиндара дочь в свой город увезет, —

Клянитесь мне разрушить стены вражьи”,

Так царь Тиндар, опутав женихов

И клятвою связав их, дочке отдал:

“Любого, дочь, ты выберешь – плыви,

Куда влечет Киприды дуновенье”.

Был выбором отмечен Менелай.

О, горе нам!.. Но годы шли… Фригиец,

Решивший спор богинь[7] – так говорит

Предание, в Лакедемон приехал:

Цветами на одеждах ослепив,

Весь золотом увешанный, как варвар,

С царицею влюбленный Приамид

Влюбленною уплыл к родимой Иде[8],

Пока по свету ездил Менелай…

Но вот домой вернулся царь: язвимый

Любовью и обидою, он шлет

Во все края Эллады, чтоб о клятве

Припомнили ахейцы… На призыв

Воздвиглись копья мигом и немедля

Среди щитов блестящих женихи

Под парусом, на бранных колесницах,

Близ тесных вод авлидских собрались

И стали лагерем. А мне начальство

Поручено по выбору… Еще бы,

Ведь Менелай мне брат. О, эту честь,

А с ней и жезл охотно бы я отдал!

Окончены все сборы, и давно

К отплытию готов наш флот, да ветра

Бог не дает… И вот Калхант-вещун

Средь воинов, безвременьем томимых,

Изрек, что царь и вождь Агамемнон

Дочь Ифигению, свое рожденье, должен

На алтаре богини заколоть,

Царицы гладей этих. “Если, молвил,

Заколете девицу, будет вам

И плаванье счастливое, и город

Вы вражеский разрушите, а нет —

Так ничего не сбудется”. Об этом

Пророчестве узнав, оповестить

Через Талфибия-герольда приказал я

Дружины наши известить, что дочь

Я никогда зарезать не отважусь.

Увы! Зачем меня речами брат

Сумел склонить на злое дерзновенье?

Вот на таком же складне написав,

Безумное я отдал приказанье

Жене, чтобы сюда прислала дочь:

Мол, Ахиллес ей руку предлагает…

А к тем словам добавил, что герой

Не хочет с нами разделить похода,

Коль в жены Ифигению ему

Я не отдам и ложа не разделит

Во Фтии с ним царица… Я в письме

Перед женою лгал, блестящим браком

Ее прельстить желая… И об этом

Здесь знают только трое: Менелай

Да Одиссей с Калхантом. О, решенье

Позорное отброшено, – теперь

Как следует я все списал на эту

Дощечку, и сегодня ты, старик,

Меня как раз за этим ночью видел,

Когда печать срывал я и лепил.

Иди, старик, с моим посланьем в Аргос;

А чтоб ты знал, какую весть несешь,

Я верному слуге жены и дома

Ее сейчас словами передам…

Объясни же мне речью посланье твое,

Чтобы с записью вровень вещал мой язык.

“Чадо Леды, тебе мой приказ,

А что раньше прочла – позабудь!..

На глубокую заводь Евбеи

Деву-дочь, царица, не шли

К бесприбойным, авлидским брегам…

Брачный факел ее сбережем

Мы до лучших дней, Тиндарида…”

А что будет с Ахиллом? Не стерпит гордец,

Что лишился невесты он: пламенный гнев

На тебя он воздвигнет и Ледину дочь, —

Он опасен; скажи, ты подумал о нем?

Ничего он не знает; лишь имя его,

Не спросясь, я использовал. Всуе нарек

Женихом я Пелида, и деву ему

Для любовных объятий вотще посулил:

Его слуха та весть не коснулась.

Как? Ты сына богини нарек женихом,

Чтоб невесту отправить под нож, на алтарь?

Дерзновенна же мысль, Агамемнон, твоя!

О, безумье меня охватило.

Был опутан грехом[9] мой рассудок!

Но спеши, дорогой, и лета позабудь

На стопах окрыленных!

Мой царь, я готов.

Не хоти отдохнуть ни в дубравы тени,

Ни у струй ручейка: пусть целительный сон

Не чарует очей утомленных.

Сохрани меня бог!

На распутиях ты

Напрягай свои очи и зорко следи,

Не несет ли четверка летучих коней

По дороге повозку, и в ней мою дочь

К нашей ставке морской.

Твое слово – закон.

А коль встретишь царевну вне стен городских,

Окруженную свитой, вскочи на возок,

У возницы поводья схвати – и назад

Их к творению древних киклопов[10] гони!

Но поверят ли мне твоя дочь, господин,

И царица твоя?

На скрижали печать —

Береги ее. В путь! Уж белеет восток.

Недалеко заря и ретивый огонь

Скакунов Гелиоса. Старик, услужи!

О, стремления смертных! Никто не блажен

До конца своей жизни, – улыбка богов

Ненадолго нам светит. Трудись же, борись —

Чаши мук не уйдет ни единый.