Читать книгу Сломанная любовь - Евсения Медведева - Страница 4

– Доброе утро, – я потянулась, расставив руки в дверном проёме кухни.

Бабушка уже пекла блины, заполняя дом волшебными ароматом и уютным шкворчанием сковороды.

– Доброе, внучка, – она повернулась, обняла меня и кивнула на кресло. – Кофе будешь?

– Конечно.

– И бабке плесни, а то с пяти утра на ногах.

Я рассмеялась, потому что у меня язык просто не поворачивался называть эту холёную даму бабушкой. Роясь в грядках, высаживая цветы или просто стоя у плиты, она была неподражаема. Никогда не видела её в чем-то мятом, старом и потрёпанном. Нет, моя Алевтина Николаевна даже дома перед телевизором просто должна была выглядеть так, будто в любой момент могут заявиться гости. Вот и сейчас, несмотря на раннее утро, на ней был чёрный сарафан в пол, что выигрышно подчеркивал до сих пор тонкую талию.

– Из тебя бабка, как из меня Плисецкая!

– Из тебя Плисецкая, как из меня стриптизёрша, – рассмеялась она. – Какие планы?

– Даже не знаю, за что хвататься, – вздохнула, выглядывая в окно кухни, что выходило на веранду.

– Мать звонила, – бабушка, очевидно, решила долго не плясать вокруг да около, выпалив в лоб то, что тяготило её.

– Все хорошо? – прикусила язык, радуясь, что вопрос меня этот застиг, когда я уже отвернулась от пристального взгляда к столешнице, где кофемашина стояла. Мало мне Королёва, что из ниоткуда вырос на моем пути, так еще и матушка объявилась. Ненавижу гороскопы!

– А что с ними сделается? Отец диссертацию пишет, а мать устала от однообразия серых будней и ощущает на своих плечах тяжесть бренного мира. А, забыла… Говорит, бессонница её замучила.

– Алевтина Николаевна, что за сарказм с утра пораньше? – я попыталась натянуть улыбку, протягивая ей голубенькую с золотой каймой чашечку кофе. – Не рановато ли?

– Мишку хочет увидеть, – поставила финальный аккорд женщина и отвернулась к плите. – Я отказала.

– Ну, отказала и отказала. Чего переживаешь тогда?

– А она заявила, что тогда сама придёт в гости. Про права что-то говорила ещё.

– Пусть приходит, – я пожала плечами и снова осмотрела веранду, которую предстояло покрасить.

– Ещё чего? – бабушка шлёпнула тарелку в центр круглого стола, стянула фартук и села на диванчик. – Морду недовольную я и у внука могу посмотреть, когда ты решать задачи для третьего класса его заставляешь. Или вон, к Любке Ростовой могу сбегать похвастаться, что с самого утра ничего не болит. А на мать твою пусть отец смотрит.

– Тогда отведи Мишку к ним сама, – обхватила большую чашку двумя руками, чтобы о тёплую поверхность согреть вмиг похолодевшие руки.

– Ладно, разберёмся. А что у тебя с губой, кстати?

– На грабли наступила, – натянуто рассмеялась я.

– Хм, – бабушка улыбнулась, чуть сдвинула на переносице очки и уперлась в меня своим вмиг ставшим подозрительным взглядом. – Интересно… У нормальных людей от грабель след на лбу, а у тебя на губе.

– Ты же сама сказала – у нормальных!

– И правда, – бабушка прищурилась, но потом махнула рукой. – Хоть на экскаватор напорись, главное – жить начни. А то спряталась за Мишенькой и за ворохом тетрадей, а от жизни отгородилась. Нельзя так. Один раз живем, внуча. Один. Вот мне есть что вспомнить! Я мечтаю, чтобы и тебе было, что вспомнить.

– О! Воспоминаний у меня с избытком, Алечка. За это можешь быть спокойна.

– А я не про прошлое, а про будущее. Тебе всего двадцать шесть!

– Будет двадцать шесть!

– Олька, дурная ты голова, – бабушка сжала мою ладонь в своей, чуть нагнулась, чтобы зацепить мой взгляд. – Ну, отдохни! Напейся, потанцуй!

– Ба, ты провокатор какой-то!

– Просто пытаюсь не дать единственной внучке стухнуть в собственном унынии. Хоть любовничка какого-никакого заведи, пыль-то иногда стряхивать нужно! – не унималась бабушка, не отпуская мою руку.

– Мам! А ты чего меня не будишь? – спасительный детский визг заставил бабушку отстраниться и разорвать свой гипнотический взгляд. – Блинчики! Ура!

– Ещё чего! – я вскочила с кресла и обняла тёплого после сна сына. Вдохнула запах его волос, поцеловала мягкую нежную щечку и прижала к себе крепко-крепко. – Сначала умываться, а потом завтракать.

– Это скучно, мам! Бабуля говорит, что правила иногда полезно нарушать.

– Твоя бабушка педагог от Бога, чес-слово. Пожалуй, пусть Алевтина Николаевна и ходит на твои собрания, раз у вас своя методика воспитания, между прочим, не одобренная министерством образования.

– Ещё чего? – вспыхнула она и, поджав губы отвернулась, чтобы не выдать коварной улыбки. – Твой сын – ты и ходи.

– Твой внук – ты и учи хорошему, – проводила взглядом убегающего сына и улыбнулась.

– Мой внук будет баловаться, играть и дёргать девок за жидкие косы. Ясно?

– Ясно, – выдохнула я, взяла чашку и вышла на веранду.

– Лялька! – с балкона своего дома замахала Катерина.

Увидев меня, она даже запрыгала на месте, как делала это всегда, когда эмоции били через край. Моя лучшая подруга сиганула по канату вниз, перемахнула через забор и уже через мгновение обрушилась на меня с объятиями.

– Как же я по тебе соскучилась!

– Мы с тобой режимами жизни никак не совпадаем, Катюша. Ты днём спишь, а ночью работаешь, а я – наоборот.

– Но ничего, дорогая моя. Скоро у тебя отпуск?

– Со следующего понедельника. Сейчас ген уборка, библиотека и прочие чудеса школьного учителя.

– Хорошо, что ты в начальных классах.

– С этой стороны – да, но с материальной… – я закинула голову, возвращаясь к манипуляциям с собственным скудным бюджетом, который нужно было растянуть на время отпуска.

– Ты грустишь, – Катя разжала руки и стала внимательно рассматривать моё лицо.

– Не-а.

– Я вижу. Ты грустишь!

– Тебе кажется.

– Тетя Аля, а Олька грустит, – загнусавила Катя, влезая в окно кухни.

– Кать, ну хоть ты напои её. Пусть потанцует, поцелуется с кем-нибудь, в конце-то концов!

– Бабушка! – с нарочитым нажимом выдала я и встала на колени, потеснив подругу, что через открытое окно пыталась стащить конфету из вазочки. – В психологии есть такая штука… Как бы попроще объяснить, типа переноса собственных страхов. Мне кажется, что ты боишься, что больше уже не попробуешь молодого тела, вот и прицепилась ко мне. Да, Алевтина? Сознавайся, давай.

– Да я почаще тебя молодые тела вижу, Олька! – не на шутку вспылила бабушка, подошла к окну и уткнулась нос к носу. – Это ты из себя монашку сделала.

– Вредная бабка, – я высунула язык и снова опустилась на диванчик, стягивая подругу с подоконника.

– Ну права же Алечка, – Катя забрала чашку кофе, что любезно протянула ей моя вредная старушка. – Пойдём, Оль? У меня как раз выходной. Потанцуем, выпьем и вернёмся под утро пьяные, зацелованные, но о-о-очень довольные!

– Кать, ты же помнишь, что замуж выходишь?

– Я-то помню, но вдруг мне получше вариант попадётся? – Катерина рассмеялась так, как только она и умела. Живо, весело и настолько заразительно, что уже через мгновение смеялись все, и даже Мишка прибежал на шум.

– Все! Отстаньте от меня, – я еле выпуталась из душных объятий подруги. – Никуда я не пойду. У меня дел – вагон. А не отстанешь – Царёву наябедничаю, он быстро из тебя дурь выбьет.

– Подождёт твой вагон, – отмахнулась подруга, проигнорировав мои угрозы.

– Это ваше гулянье подождёт моего отпуска.

– Ну, смотри мне, подруга! Я помоложе буду, память у меня острая, – недобро усмехнулась Катя, переглянулись с Алей. – Я ещё напоминание в телефоне поставлю, на всякий случай.

Уговорить меня этим двум гарпиям не удалось, поэтому я умчалась заниматься делами, пока они окончательно не свели меня с ума своим параноидальным стремлением столкнуть с праведного пути.

Стирала, гладила и собирала вещи сына в садик, старалась отключить мозг, но мысли все время уносили меня на проселочную пыльную дорогу, в заросли шиповника и полыни, где синяя гладь василькового поля снова раскрыла бескрайнюю бездну, пытаясь утянуть меня в свой плен.

Ощущала себя загнанным зверьком, что от хищника пытается спрятаться. Только в моем случае хищником было прошлое…

***

– Что за красота такая в белых гольфиках? Новенькая? – раздалось, когда я уже почти добежала до своего подъезда. – Чего молчим? Немая? Или глухая?

Оставалось всего три шага до безопасности, в которой я могла спрятаться от шумной компании парней, что шла за мной от самого ДК. В одной руке сжимала розовый рюкзак, с куклой барби на большом кармане, а в другой пакет с гимнастической формой. Пальцы впивались в тонкую пленку, мысленно плача, что останутся вмятины на красивом рисунке. 

– Да еще в профессорском доме живет! – снова донеслось сзади. – Куда бежишь, мелкая? Боишься, что папенька-профессор в угол поставит?

В один прыжок перескочила ступеньки, судорожно ища ключи в кармане джинсового сарафана. Как только рукой коснулась деревянной ручки, в металлическую поверхность подъездной двери с глухим звуком прилетел мяч. Всего в паре сантиметров от моей головы. Я вскрикнула и зажмурилась, приготовившись к нападению.

– Р-р-рты закр-р-рыли! – забавное хриплое рычание раздалось у самого уха. Я ощутила аромат табака и чего-то сладкого, такого знакомого, что невольно дёрнула головой в сторону незнакомца. Высокий парень нагнулся, поднял баскетбольный мяч одной рукой, а второй поднес к губам баночку кока-колы.

– Как зовут? – он застыл в паре сантиметров от моего лица, с интересом шаря по лицу пугающим своей остротой взглядом.

В тусклом свете оранжевого фонаря его лицо казалось нереальным, будто бы нарисованным. Тень подчёркивала остроту скул, красивую прямоту носа и резкий контур губ, что изогнулись в ухмылке, как только я коснулась их робким взглядом. Вместо того, чтобы убежать, я продолжала рассматривать его, как завороженная. Опускала взгляд всё ниже и ниже, в расстегнутом вороте джинсовой рубашки виднелся край татуировки.

– Ольга. Ольга Сладкова, – почему-то покорно выдала я, облизывая пересохшие губы.

– Фу, как грубо. Тебе не идёт, маленькая. Будешь Олькой. Олька Сладкова слаще кока-колы…

***

Но нельзя мне в прошлое… Запрещаю!