Читать книгу Одиночество – сволочь? - Фарход Гулямов - Страница 3

«Начать с нуля», «начать с чистого листа» – тема извечная, как извечны темы о любви и счастье, удаче. О жизни. Казалось бы, что сложного и непонятного: простая закорючка, которая обозначает НИЧТО. Или чистый лист, плоскость, пространство, временной отрезок, где нет НИЧЕГО. Где можно сделать новый шаг, новый прыжок, новый виток. Но бывает ли все это в абсолютной пустоте, есть ли эта пустота? Если да, то стоит ли даже пытаться шагнуть, прыгнуть, потянуться за новым поцелуем?..

Первые шаги в своей жизни я сделал, когда мне было пять лет: никто кроме матери не верил, что этот болезненный мальчик, который родился весом в пять килограммов, когда-то встанет на ноги. Я встал и пошел. Более того, от меня доставалось всем ровесникам (и не ровесникам тоже), которые прямо с пеленок выпрыгнули на улицу.

Со средней школой я познакомился на два года раньше: за руку водил туда старшую сестру-первоклассницу, которая никак не могла запомнить дорогу, и делал с ней уроки.

Детство для меня кончилась именно тогда, когда я сам пошел в первый класс. Почему-то все взрослые в один голос решили сделать из меня пример для подражания: учёба мне давалась легко, пятёрки сыпались как из рога изобилия, с первого по десятый классы я был председателем совета отряда, класскома, комсомольским вожаком и т. д., но мне было не с кем поиграть-пообщаться. С каждым классом росла стена отчуждения между мной и моими ровесниками. Я забаррикадировался от недружелюбного внешнего мира книгами: в пятом классе за неделю проглотил «Войну и мир», за сутки – «Графа Монте Кристо», за трое – «Дон Кихота».

Быть отличником мне надоело к восьмому классу, но разогнавшийся под откос вагон было не остановить: учителя из меня слепили-таки отличника.

В университете тоже был отличником. По привычке. Но и самым большим прогульщиком занятий и дезертиром от фронтов борьбы за урожай лука, свеклы, винограда, хлопка и т. д. Ни в какие старосты или комсомольские вожаки я не играл принципиально, но был любимцем почти всего курса.

По своей природной стеснительности ни с одной девочкой не дружил, не целовался, не ходил в кино. Но деревенскую девушку-библиотекаршу, имевшей несчастье (счастье?) быть похожей на некий образ, который я нарисовал себе за книжной баррикадой, в две недели вскружил голову, через два месяца женился. При этом я прекрасно понимал, что её привязанность ко мне совсем не та, что моя к ней. Я ей, скорее всего, заменял старшего брата, которого у нее не было, друга, на которого можно положиться, которому можно рассказать свои секреты, кому можно поплакаться в жилетку. Позже и отца, хотя она на год старше меня. Время от времени она восторженно влюблялась в кого-нибудь заочно и бесхитростно рассказывала мне об этом. Я молча страдал и упорно строил семейное светлое будущее.

Мы не нажили никаких материальных богатств, но у нас, как я и говорил ей на четвертый день знакомства, родились четверо вундеркиндов – три девочки и один мальчик. Мы не знали проблем с их воспитанием: все прекрасно учились и учатся без родительского нажима, но, в отличие от меня, они не страдают от дефицита общения со своими ровесниками.

Зато с годами катастрофически рос дефицит общения между их родителями. В тридцать лет (после десяти лет женитьбы) я почувствовал себя импотентом – в прямом смысле этого слова. Моя романтическая натура чуть не решила оборвать эту никчёмную жизнь трагически. К счастью, та же натура решила преодолеть это препятствие: во время краткосрочной учебы в Перми я осознанно и трезво (тогда вообще не потреблял никакого спиртного) решил переночевать с коллегой-вдовушкой. И оказался состоятельным. Ещё каким!

Излечившись, ещё много лет даже не смотрел ни на какую другую женщину.

И вот случилось: после двадцати пяти лет (!!!) совместной жизни жена стала проявлять ко мне настоящий интерес. Но костёр моего интереса к ней к тому времени совсем угас. Через год в моей жизни появилась другая женщина, и я честно (как в своё время она) рассказал об этом жене. И мы тихо-мирно расстались, оставаясь формально мужем и женой, сохраняя добрые отношения – она для меня всё ещё беспомощный ребенок, который надо опекать.

В профессиональной карьере начал «с нуля», «с чистого листа» было многократно больше.

Студент-филолог в двадцать три года решил круто сменить курс и сделать военную карьеру: сначала командовал отделением, потом взводом, готовился стать помощником начальника политотдела. Мой командир отдельного батальона, имевший за душой только ускоренные лейтенантские курсы, отыгрался на командире взвода с университетским образованием: «Я тебе дам характеристику только в тюрьму». Мне не улыбалось застрять в таёжном гарнизончике и, как делали мои сослуживцы, неудавшуюся карьеру залить водкой. Предпочёл распрощаться с армией и валить уральский лес. Из лесорубов там же попал в корреспонденты районной газеты, книжно-романтически боролся за правду и справедливость.

Работая потом корреспондентом в Узбекистане, задолго до Гдляна и Иванова раскопал материалы о хлопковых махинациях и вынужден был фактически сбежать в российскую глубинку.

Там тоже романтическая душа правдоискателя многократно нарывалась на неприятности:

– с ведущего авторской программы областного радио падал до ночного сторожа в школе (задел «высоких» людей);

– с учредителя и почти хозяина частной телерадиокомпании – до сельхозработяги (недобросовестные партнеры);

– с национального героя-защитника Белого дома до безработного, которого не брали даже дворником («был звонок»);

– с хозяина издательского дома до копеечнооплачиваемого госслужащего (опять свой журналистский нос сунул не туда куда надо);

– с главного редактора претенциозного глянцевого журнала до простого верстальщика вшивенькой газетенки (работодатель кинул с деньгами – как и многих других до меня)…

В свои сорок восемь лет я опять начинаю жизнь заново. Со мной рядом прекрасная женщина, которая на много лет моложе меня. Работаю в солидной конторе и занимаюсь любимым делом. Сейчас, пока пишу эти строки, из далекой дали гонят для меня новый автомобиль, а впереди маячит собственный дом, который в мыслях уже строю всю сознательную жизнь…

О чем это я? В чем мораль этой истории?

В шахматной лексике есть прекрасная фраза: «Белые начинают и выигрывают».

Я начал. Я выиграю.

Декабрь 2006 г., журнал «Мужской клуб», Краснодар

—–