Читать книгу Одиночество – сволочь? - Фарход Гулямов - Страница 6

«Фархад!

Как только попалось на мои глаза эссе «Одиночество – сволочь?», я внимательно и с удовольствием читаю ваши дзен-канал и страничку на Проза. ру. То и дело хочется крикнуть на весь мир: «Это же я!» (Вас же и цитирую).

Я почувствовал себя одиноким с первой же минуты, как только пришло осознание себя. И замкнулся в себе.

Да, я тоже, как и вы («Я начинаю и выигрываю») был отличником, активистом-пионером и комсомольцем, но незримая стена, которою я сам себя отгородил от внешнего мира (почему – об этом промолчу), только твердела. Я мог её раздвигать только, когда уходил в книги. Как и вы.

Был одиночкой и в университете, и в армии, и везде, где потом приходилось жить и работать. Хотя внешне все выглядело иначе.

Я очень любил родителей, но рано ушел от них далеко-далеко. Возможно, для самоутверждения, поиска среды, где не будет этой стены. Моей стены. Хотя отец и мать ничем не ограничивали мою свободу, любое моё решение принимали безоговорочно и с уважением.

Были у меня семья, дети, которых безгранично любил. Но стена была всегда. И я ушёл от них тоже. После долгих колебаний женился второй раз и, казалось, стена растаяла, покинула меня навсегда. Но, увы, ненадолго: с пенсионным возрастом стена утвердилась на «второй половине». Совсем как в «Отражении» (Ваше эссе «Одиночество – сволочь?»).

Часто менял рабочие места, хотя почти везде бывал на хорошем счету, работе отдавал всего себя без остатка. Но стена была везде, где я.

В один момент пришло понимание, что это не может продолжаться бесконечно. И я хладнокровно подготовился покинуть этот мир: вкачал в вену внушительный шприц воздуха и лег в постель (вспомнил «Записки следователя» Льва Шейнина). Но она не шла. И я взял в руки книгу Глеба Скороходова о Фаине Раневской и всю ночь хохотал от души.

Почему не вскрыл вену? Я никогда не боялся крови, насмотрелся на трупов, и как-то понял, что могу убивать и сам. Да, приходилось собственноручно резать домашнюю скотину, – не об этом речь. Любой мужик, который живёт своим хозяйством в деревне, должен это уметь. Моя стена не давала слишком близко сходиться с людьми, я всегда спокойно и без усилий находил компромиссные решения. Но в редких случаях, когда мне не удавалось или я не хотел, конфликты эти разрешались на грани – я превращался в зверя.

Помню свою первую драку, когда мальчик на два года старше унизил меня. Это было его ошибкой: мои руки с трудом отодрали от его шеи.

Был случай в армии, когда меня хотели пригнуть: я чуть не утопил в нечистотах «шестёрку». Его так же с трудом вытащили из-под моих сапог и откачали.

Так что я хотел уйти тихо и чисто, без кровавых картин для тех, кто рядом.

Потом я ещё дважды повторил эту процедуру со шприцем, но, видимо, время ещё не пришло: каждый раз, вопреки страшилкам врачей и судмедэкспертов, я без каких-либо последствий утром вставал, принимал душ, завтракал и шел на очередную работу. И я ещё много лет нес свой крест одиночки в себе.

И подступил пенсионный возраст со всеми вытекающими/сопутствующими. И этапы «Счастливы вчера» и «В НАС нет НАС» (Миниатюры из вашего «Одиночество – сволочь?»). Я мог бы пожить ещё и «конем двуногим», но не обузой и помехой!

И пришла пандемия. В последнее время у меня появился удушающий сухой кашель. Хотя я прекрасно знал откуда это, вызвал ковидную скорую помощь. В больнице не обнаружили у меня никаких признаков коронавируса, но их насторожил мой кашель с удушьем и решили на всякий случай положить в палату, назначили лечение сами не понимая от чего.

Но через несколько дней меня долбануло не на шутку: поднялась температура, удушающий сухой кашель почти не прекращался, тест на коронавирус оказался положительный. Ужасное ощущение беспомощности, когда ты пытаешься втянуть в себя глоток воздуха, легкие тут же выталкивают его обратно. Я спасался только тем, что ночами сидел в кресле у открытого окна в холле нашего этажа. Так удушье отпускало.

Сидя у окна, я вычитал массу информации о COVID-19, о его последствиях, сколько надо лечиться-реабилитироваться и т. д. Я понял, что у меня больше шансов превратиться в беспомощного чахнущего скелета. И решил действовать.

Выше я написал, что знаю откуда у меня удушающий сухой кашель – да, это так. Лет четырнадцать назад один коллега меня крупно подставил с одним проектом. Я всю ночь провозился, чтобы найти и устранить его ошибку: утром кровь из носу надо сдавать работу. Где-то в полночь до него дозвонился и начал громко спорить с ним. Тут запершило в горле, как-то сжались легкие и пропал голос: я не мог ни говорить, ни дышать. Но как-то сообразил, что надо успокоиться и попробовать восстановить дыхание. Получилось. И на какое-то время даже забыл об этом случае.

Через два года, после одной служебной неприятности, все повторилось. С тех пор любая сильная эмоция – отрицательная или положительная (я не могу даже хохотать от радости) – возвращается удушье, правда, без кашля, которым я научился справляться.

Нас в палате было четверо. Одного молодого парня в пятницу днём выписали, двоих других одного за другим перевели в реанимацию. Меня тоже реаниматолог осмотрел, но пока решил оставить в общей палате. И я на выходные остался один: пустая палата, поставленные на ребро матрасы, удушье…

Какие там шприцы или кровавые атрибуты! Можно просто не пытаться выйти из очередного «сеанса» удушья и – всё!

И я, в ожидании, продолжил читать ваши рассказы и эссе – как когда-то книгу Глеба Скороходова о Фаине Раневской. С каждой строчкой убеждаюсь, что вы писали о себе. Обо мне. Так можно писать только о том, через чего ты прошёл или проходишь сам. Но, в отличие от меня, в этих текстах столько оптимизма! У вас есть к чему стремиться, куда возвращаться, прекрасная молодая любящая жена (я люблю смотреть на её портреты, сделанные вами с любовью, фотоотчеты о ваших путешествиях…). Наверное, дом хороший. А мне некуда и не к кому возвращаться: дом свой (в том смысле, который вы вкладываете в это слово), потерял очень давно, для жены (тоже молодая) я – престарелый сосед по квартире, которого так просто никуда не сплавишь…

Пора закругляться: открылся сухой кашель, дальше запрёт дыхание…»

* * *

Я несколько дней ждал от моего читателя следующее письмо: вдруг он захотел дочитать мои миниатюры и так же, как после Скороходова, вернее, Фаины Раневской, дальше нести «свой крест одиночки в себе»… И почитает этот мой рассказ!

– Фархад (вдруг вас зовут так же?)! Пишите мне ещё и читайте мои рассказы – это только начало!

7 января 2021 г., Сочи

—–

Я не умер от COVID-19

«Фархад! Самая неприятная весть в том, что вы ошибаетесь: меня зовут не так поэтично, как вас. Приятная весть в том, что я выжил и, что важнее, хочу жить!

Как и почему?

Меня откачали. Очнулся я через несколько дней под кислородной маской. Как только смог самостоятельно дышать, опять взялся за старое… Нет-нет, не пугайтесь: я о чтении ваших записок. Первой мне попалась «Кони мы двуногие. Семейный портрет XXI». Вижу, вы дополнили заголовок.

Это и мой портрет. Как ни странно, он подпитал меня вашим оптимизмом: я не «чуть Орфей» и не «чуть Аполлон», я – настоящий мужчина! Пусть годы не те, чтобы начать сначала – я начну! Будет успех, будет куда «самозабвенно вплёскивать энергию»! Что было до – перечеркнём!

Жестоко? Да! Заберу от старой жизни (в том числе «семейной») всё до копейки и вложу в будущее. Теперь я – вольная птица, которая перелетает куда ей вздумается, прислушиваясь только к тем инстинктам, что двигают вперёд, показывают всё новые просторы.

Действительно, у меня растут крылья, аж чувствую приятный зуд под лопатками! Мой Бог (не скажу какой!) указал новую дорогу, усеянную удачей. Очень скоро, как только сделаю вторую прививку от коронавируса, улетаю за кордон строить свой «свечной заводик». Все бумаги подписаны в онлайне – осталось поставить живые подписи на месте и запустить процесс. Еще вчера – это было фантастика, сегодня – билеты в кармане.

Фархад! Спасибо вам! И не обижайтесь, что остаюсь инкогнито – для меня это важно. Может когда-нибудь…

Пишите свои рассказы – у вас здорово получается!

С поклоном, ваш почитатель N».

Какие обиды! Я только рад! Читайте теперь книгу.

12 апреля 2021 г., Сочи

—–