Читать книгу Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа - Страница 41

«Вот, я уже не знаю, как тебя называть. Мне бы хотелось сказать: „Сокровище”, „Любимый” или даже „Мой любимый”. Но я знаю, что ты уже не мой. И тем не менее когда-то был, и ты сделал бы для меня все и даже больше, чем кто-нибудь другой мог представить, – кто-нибудь „нормальный”, как ты их называл. Но ты к ним не относился. Ты был особенным. Иногда быть особенным неудобно, это неизбежно вызывает непреодолимые трудности. По крайней мере, отчасти ты был для меня недосягаемым. Может быть, потому, что я боялась, потому что не была достаточно смелой, чтобы сказать: „Хватит, он мой, и я его люблю”. Только это. Но то, что произошло, уже произошло. Бесполезно жалеть о прошлом. Я отчаянно пыталась сделать так, чтобы ты был со мной каждый день, и в какой-то мере у меня это получилось. Ты был со мной каждое мгновение, даже когда я болтала с подругами, что-нибудь слушала, смеялась или когда мне было плохо; каким бы ни было мое душевное состояние, ты был со мной.

А потом, когда родился Массимо, все стало еще проще, потому что в его губах, его улыбке, в этих глазах, которые смотрели на меня даже тогда, когда он еще не умел говорить, я снова видела твой взгляд, твою любовь, твое любопытство… Это были те же самые глаза, которые неизвестно что искали во мне. Так вот: я уверена, что когда ты увидел фотографию Лоренцо, когда узнал, кто мой муж, то сказал: „Вот видишь? Я правильно делал, что его бил!”» Я улыбаюсь. По крайней мере, в этом она меня знает. «Он всегда меня любил, мечтал быть со мной, и когда мы начали встречаться, я поняла, что в нем есть качества, идеальные для человека, за которого можно выйти замуж. Он щедрый, любезный, достаточно внимательный. И потом… помнишь, что я тебе говорила? Для меня брак занимает в жизни немного места, а остальное – работа, друзья, дети». Да, ты действительно говорила о любви и отводила ей лишь десять процентов. «Однажды я пересмотрела фильм „Знакомьтесь, Джо Блэк”. Там есть сцена, когда героиня летит в самолете с отцом, и он ее спрашивает: „Ты любишь Дрю? Того парня, за которого собираешься замуж?” Дочь ничего ему не отвечает, и тогда отец говорит: „Я хочу, чтобы кто-нибудь свел тебя с ума, чтобы ты летала, как на крыльях, хочу, чтобы ты пела в экстазе и кружилась в танце, как дервиш. Пусть с тобой случится безумное счастье. По крайней мере, не отвергай его. Знаю, что это звучит сентиментально, но любовь – это страсть, одержимость, когда ты не можешь жить без человека. Вот что я тебе скажу… Бросайся сломя голову, найди человека, которого ты полюбишь до беспамятства, и который полюбит тебя так же. Как его найти? Забудь о разуме и слушай свое сердце. Я не чувствую твоего сердца. Потому что правда, моя дорогая, в том, что, если этого нет, жизнь не имеет смысла. Пройти жизненный путь и глубоко не полюбить – все равно, что не жить. Ты должна попробовать, потому что если ты не пробовала, то, значит, и не жила“. Я пересмотрела этот эпизод столько раз, что выучила его наизусть, но в первый раз, увидев его, я разрыдалась. Я плакала, и Лоренцо, когда вошел, испугался и спросил меня, что случилось, но я не могла вымолвить ни слова. И тогда он разозлился, он хотел узнать, он думал, что что-то случилось с Массимо. Но случилось-то со мной. Никто не говорил мне таких слов, никто меня не останавливал. Наоборот: моя мать почти заставила меня выйти замуж за Лоренцо. Она искусно промывала мне мозги, ежедневно показывая мне, какой могла бы стать моя жизнь, и какая она – жизнь женщины, которую осыпают знаками внимания, окружают комфортом, красивыми вещами, к тому же, когда у нее есть ребенок… Естественно, когда я сказала ей, что беременна, не возникло ни малейшего сомнения, кто отец. Но несколько месяцев тому назад мы ходили на обед к моим родителям, и в какой-то момент Массимо стал смеяться точь-в-точь так, как ты. Мама посмотрела на него. До этого и она тоже смеялась, но тут выражение ее лица изменилось и стало таким, словно внезапно ее посетила какая-то мысль. Она обернулась, посмотрела на меня, ее глаза вспыхнули, и она мне сказала: „Он очень красивый, твой сын”. – „Да“. – „Кто знает, каким он станет“.

И больше мы друг другу ничего не сказали. После того фильма я поняла, что должна тебя увидеть и что на самом деле я всегда знала, что этот момент настанет. Фотографии Массимо я собирала с первого дня – с тех пор, как он родился, и до того дня, когда должна была с тобой встретиться. Сцена из того фильма была такой, будто кто-то поставил передо мной большое зеркало, и я увидела в нем всю мою жизнь. Зная, что потом я плакала навзрыд и больше не могла говорить, ты можешь представить, что я в нем увидела. Пустоту, не считая моего сына. В моей жизни нет ничего, чтобы я могла почувствовать себя так, как хотела бы. Красивый дом, машина, вечеринки, друзья, но ежедневно все это словно обостряет мою боль, заставляя ощущать мое существование еще более пустым, более бесполезным. Мы даже думали подарить Массимо сестренку или братишку, но у нас не получилось». При мысли об этой ее попытке у меня внезапно сводит желудок, перехватывает дыхание, меня начинает тошнить, но мне удается с этим справиться. Мне хотелось бы разорвать это письмо из-за того отвращения, которое я испытываю, из-за того, что она рассказывает с такой легкостью. «У нас не получилось». И я представляю себе грубую попытку, направленную только на это. Представляю себе это тоскливое удовольствие, жалкое наслаждение, пассивную, почти скучающую женщину, притворную соучастницу акта, словно она лучшая актриса какого-нибудь мягкого порно. И потом представляю этого глупого, ни на что не годного парня, который трепыхается на ней, под ней, или сзади… И почему я его тогда не побил? Я знал, что должен всегда прислушиваться к своим ощущениям, они самые точные. А теперь? Что мне подсказывает интуиция? У меня в руке это письмо. Осталось прочитать только полстраницы, просвечивающиеся на обороте. Что еще могут таить для меня все эти слова? Они представляются грозными воинами, прячущимися в окопе, готовыми броситься в атаку, чтобы причинять боль, убивать, разрушать. Я уже знаю, что не устою перед искушением, и, несмотря ни на что продолжу. Так что я переворачиваю страницу и продолжаю читать. «Однако хватит, не хочу тебе докучать подробностями моей личной жизни. Я хочу сказать тебе одно: с тех пор, как я посмотрела “Джо Блэка” и снова подумала о тебе, я только и делала, что представляла нашу встречу – то, какой она будет, где произойдет, каким ты окажешься, как удивишься и как будешь счастлив увидеть меня. Или, наоборот, как ты разозлишься, или, еще хуже, останешься равнодушным. И когда это наконец произошло, я только и делала, что смотрела в твои глаза. Да, я пыталась обнаружить в них какое-нибудь твое впечатление, понять, что ты испытываешь, встретив меня после стольких лет, одним словом, чтобы задать вопрос, который тебе так нравится: „Пламя погасло или горит?” Мне пришлось прибегнуть к помощи твоей секретарши, я кое-что про нас рассказала, и она приняла это близко к сердцу. Она сказала, что мы теряем прекрасную возможность, но пока еще не слишком поздно. Она показалась мне умной, стремительной, способной; ты сделал отличный выбор». Да уж, жаль, что она у нас больше не работает. И именно из-за тебя. Впрочем, она не обладала всеми теми качества, которыми ты ее наделяешь. «Она не захотела рассказывать ничего о тебе; я должна сказать, что пыталась разговорить ее всеми способами, но у меня этого не получилось. В этом она оказалась надежной. Может, ты с кем-нибудь встречаешься, собираешься жениться, или тебя бросили. Я этого не знаю. Знаю, что ты не женат, я видела, что на тебе нет обручального кольца, да и к тому же в Интернете об этом ничего нет. Впрочем, для меня гораздо важнее другое. Ты счастлив? Мы еще поговорим? Еще встретимся? Можно на это надеяться? Мне было бы так приятно». Ну надо же: сегодня вечером все так интересуются моим счастьем. И как раз тут раздается сигнал моего мобильника. Пришло сообщение. Я его открываю. Это Джин.

«Что делаешь, любимый? Смотри не перетрудись! Скоро все станет еще сумбурнее. Возвращайся… я тебя хочу».

Я улыбаюсь. Складываю письмо, засовываю его в альбом, который прячу в дальний ящик. Так вы все действительно хотите это знать? Ладно, подумаю об этом завтра. Это кажется мне ответом Скарлетт О'Хара. На самом деле вся эта история представляется мне увлекательным блокбастером, и я – его герой, который, к сожалению, не знает, что произойдет. Кто его знает, что будет дальше. Или, перефразируя того же Баттисти, можно сказать: «Жизнь покажет».