Читать книгу Темные изумрудные волны - Федор Московцев - Страница 4

Среди россыпи воспоминаний, которые Андрей бережно хранил в своей памяти, история Маши Либерт занимала особое место.

Они были однокурсниками. Возможно, за годы обучения они бы так и не сблизились, но случай соединил их спустя месяц после поступления в мединститут.

Теплым сентябрьским вечером к Андрею ввалился пьяный товарищ с девушкой. Уединившись на кухне, Михаил, так звали друга, – 25-летний автомеханик с фактурой финского лесоруба, – объяснил, что встречается с девицей две недели и сегодня ночью рассчитывает на плотный контакт. Нужна территория.

– ОК, – кивнул Андрей, – родители на даче.

Узнав в случайной гостье однокурсницу, он сделал вид, что видит её впервые.

– Маша, – представилась девушка в темно-красной обтягивающей блузке и черных джинсах. Равнодушно взглянув на хозяина квартиры, она прошла в комнату.

Вечер проходил в алкогольно-кумарной атмосфере. Тачки, бабы, и бухло, по Михаилу, – полный список вещей, необходимых для счастья. Той ночью он был в ударе, чем дальше, тем отчетливее от его словоизлияний несло конюшней и крепким пивным духом.

Украдкой разглядывая хрупкую темноволосую девушку, Андрей удивлялся её спокойной красоте. Она не принимала участия в разговоре, меланхоличный взгляд её агатовых глаз блуждал по комнате, надолго не задерживаясь ни на одном предмете.

Из колонок доносились угрюмые мелодраматические куплеты мрачного электро-рока. Синтезаторная пульсация, ледяной гитарный звук, и гипнотический бас, – этого коктейля оказалось достаточно для придания интимного вектора мыслям серьезно пьющего автомеханика Михаила.

– Так значит, где ты нам постелешь? – спросил он Андрея. Вставая с места, сказал Маше в виде заключения, – Ну что, пойдем…

Она сделала вид, что не понимает, и вдруг, задержав у самых губ кусочек пирожного, подняла на Михаила удивленные глаза:

– Что?

– Начинается… – недовольно пробормотал тот, опускаясь на стул. – Ты отлично знаешь, что…

Маша отпила шампанского и ничего не ответила. Михаил, между тем, продолжил описание восстановления помятого джипа, за которое вытряс с тупых клиентов кучу денег. Заметив пустую бутылку, спросил:

– Водка кончилась, у тебя есть еще?

Поколебавшись немного, Андрей принес вместо водки коньяк. Смешивая его с шампанским, он наблюдал, как Михаил, обняв свою подругу, пытается её поцеловать. Посмотрев на Андрея строгим и спокойным взглядом, Маша спросила:

– Кто у вас ведет анатомию?

– Липченко.

– Везет. А у нас этот маньяк, – Алейников.

Недовольный, Михаил залпом осушил бокал и вышел на балкон курить. Андрей посмотрел на Машу сочувственно.

– Выпроводи нас, – попросила она. – Пожалуйста. Мне надоело, я не хочу тут быть.

Понимающе улыбнувшись, Андрей ответил:

– Мы давно знаем друг друга. Вряд ли я смогу его запросто выпроводить. Почему ты не хочешь уйти сама?

– Даже не знаю, что сказать, – пожала она плечами. – Спроси меня после того… Короче, спросишь меня потом.

Она откинула со лба ярко-черную прядь волос и лениво потянулась. Её блузка при этом движении сильнее обтянула грудь.

Михаил вернулся, и беседа продолжилась. На этот раз речь пошла об отечественных машинах. После двух коктейлей он вновь коснулся диванной темы:

– … в конце концов, я мужик, это платоническое прозябание не для меня…

Красный, будто вынырнувший из кипятка, он раздраженно говорил те слова, с которыми, в конце концов, обращаются к некоторым женщинам, когда говорить с ними не о чем, нежничать с ними скучно, а переходить к существенному они не хотят. При этих словах его лицо выражало наивную важность и несколько ребячливую гордость, и Маша посмотрела на него с сочувствием и состраданием, как смотрят на подопытных собак и на непризнанных гениев.

– … Очень много текста, – бесстрастно прервала она его.

Обменявшись с Андреем заговорщическими взглядами, тихо добавила:

– Сходи, покури, если волнуешься, или выпей.

Следующий час этого вечера напоминал просмотр бездарного кинофильма, в котором неумелый актер безбожно врет, натужно выступает, пытаясь вжиться в роль. Михаил поочередно примерял на себя то образ нежного влюбленного, то крутого мужика, то хозяина, недовольного инвестициями, от которых нет отдачи. Чувствуя себя лишним, Андрей хотел было удалиться, но Маша бросила на него такой красноречивый взгляд, что он был вынужден сесть обратно на свой стул. Ему всё опротивело, но, притворяясь безучастным, он развлекал гостей веселыми рассказами и анекдотами. Магнитофон давно замолк, но Андрей не торопился ставить новую кассету. Почему? Потому, – поймал он себя на мысли, – что ждал неизбежного конца этой драмы. Всматриваясь в тонкое, большеглазое Машино личико, он видел в нем то же самое – ожидание. Спокойное ожидание охотника, понимающего, что зверь загнан, и торопиться ни к чему.

…Михаил заснул прямо за столом, и Андрей не без труда перенес его габаритное тело на диван.

Они вышли из комнаты, не сговариваясь. Пошли по узкому коридору, их руки при этом соприкасались. Он почувствовал её опьяняющий запах, и кровь прилила к его лицу. Но в последнюю секунду он вдруг передумал, и повел её не в свою комнату, а в отцовский кабинет.

Там царил интимный полумрак – как раз подходящее освещение для того, что они задумали, и о чем договорились при помощи двух взглядов и одного кивка. Но он включил свет и нарушил установленную договоренность. Она это поняла, и, забравшись с ногами в кресло, села съежившись, как кошка перед прыжком.

– Это книги твоего отца? – спросила она, кивнув в сторону полок, занимавших целую стену, от пола до потолка.

– Да.

– И он их все прочитал?

– А ты думаешь, в кого я такой умный?! – улыбнулся Андрей.

Обитель книг огласилась веселым смехом. Маша стала выглядеть более непринужденно. Она уже сидела, закинув ногу на ногу.

Они немного поговорили об учебе. Стараясь выглядеть бесстрастным, Андрей сообщил Маше, что постелет ей тут, в отцовском кабинете. Она молчала, и он, натягивая наволочку на подушку, стал рассказывать очередной смешной случай.

– … Дубов – он из Молдавии, его фамилия у нас, как единица тупости. Мы говорим – это два дуба, а это тупо, как три дуба, и так далее. Одним словом, это реальный дуб, образцово-показательный дуб, дуб из дубов. Недавно мы сидим на занятии, а Дубову приспичило, и он спросил соседа, как зовут преподавателя. Сосед перед этим читал автомобильный журнал, и решил подшутить. Записывай, говорит он, а то забудешь: Ягуаров Лев Леопардович. Дубов старательно записал все в блокнот, повторил про себя для надежности, и стал тянуть руку. Все, кто слышал, сидели, еле сдерживая смех – неужели этот придурок повёлся? Преподаватель обратил внимание на Дубова и спросил, что ему нужно. «Лев Леопардович», – неуверенно произнес он, и тут все засмеялись. Преподаватель невозмутимо посмотрел на Дубова поверх очков и спросил, кого тот называет Львом Леопардовичем. Все притихли. И тогда Дубов, набрав в легкие побольше воздуха, сказал уже смелее: «Вы же Лев Леопардович. У меня так записано: Ягуаров Лев Леопардович. Вот я и спрашиваю: Лев Леопардович, можно мне выйти в туалет?» Тут все полегли со смеху. Даже преподаватель улыбнулся. Он сказал: – Идите, голубчик, но после занятия останетесь. Поговорим о зоологии.

Закончив рассказ, Андрей посмотрел на Машу. Да, он снова заслужил её смех. Он достал из шкафа одеяло и аккуратно положил на кровать:

– Все готово. Прошу. Ванная и туалет по коридору направо, телефон – на столе. Что еще…

Маша встала с кресла и томно потянулась. Взгляд Андрея снова скользнул по её груди.

– Ты такой заботливый. Волшебство, мечта любой девушки, – услышал он её неестественно-развязный голос.

Беспомощно улыбаясь, он стоял молча, борясь с желанием.

Она присела на письменный стол, и повернулась к окну:

– Институт через дорогу. Удобно. С утра можно выспаться. Торопиться не надо, одна минута – и ты в аудитории. Ты поэтому пошел в медицинский?

«Знаю я эти штучки», – подумал Андрей и что-то невнятно пробормотал в ответ.

Поняв, что её игру не поддерживают, Маша опустилась в кресло, показывая своим видом, что разговор окончен.

«А может?..» – промелькнуло у Андрея в голове. Он мягко улыбнулся, обнажив красивые белые зубы, стараясь в свою улыбку вложить максимум обаяния. Когда заговорил, в его голосе зазвучали ласковые и дружелюбные нотки, как будто перед ним была не едва знакомая девушка, а горячо любимая сестра:

– Извини, если что не так… Располагайся с комфортом… Пульт от телевизора…

Взгляд его забегал по комнате.

– … В общем, не стесняйся… Если не хочешь утром с ним встречаться, – кивок в сторону комнаты, в которой спал Михаил, – я тебя провожу.

Маша немного покраснела, она была озадачена и смущена. Увидев, что попал в «десятку», Андрей неожиданно растерялся: Михаил не был лучшим другом, – всего-навсего «нужный человек», – но он был гость.

– Раньше под окнами ночь напролёт шумели эти старые венгерские автобусы, уходившие в аэропорт. Родители ужасно жаловались. Теперь ходят маршрутки, они не шумят. Ты будешь спать спокойно.

– Надеюсь, что нет… – улыбнулась она.

– Спокойной ночи, – пробормотал Андрей, едва владея собой, и вышел, оставив девушку в недоумении.

У себя в комнате он какое-то время ходил взад-вперед, проигрывая возможные варианты событий – как прошедших, так и будущих. Потом застелил диван и в изнеможении опустился на него. Так лежал он, уставившись в потолок – подавленный и недовольный самим собой. Сердце бешено стучало. Он вспомнил, что, уходя от Маши, пятясь к двери, он, возможно, увидел нечто такое, что не должен был видеть. Это был просящий взгляд брошенной девочки, с которой никто не хочет играть, которую никто не воспринимает всерьез. Да, это было так, – какую-то долю секунды перед тем, как её красивые черные глаза вновь стали равнодушными.

Тихо скрипнула дверь, и в темном дверном проеме появился стройный Машин силуэт.

– Андрюшка! – шепотом позвала она. – Я хотела спросить…

– Да, заходи… – не давая ей договорить, отозвался он, тяжело дыша.

Осторожно ступая босыми ногами, она прошла в комнату, с любопытством озираясь, и остановилась, не дойдя трех шагов до окна. Так она стояла, держа левую ногу на носке, её щиколотка при этом чуть заметно дрожала. Проведя рукой по животу, спросила с придыханием:

– Это окно выходит во двор?

Как будто все, что её интересовало в этом доме – это окна и то, в какую сторону они выходят.

– Да, – ответил Андрей, гостеприимно распахнув одеяло, – ты присядь, стоять же неудобно…

Она присела на край дивана, обхватив колени руками:

– Ты один в семье?

– У меня есть младший брат, – ответил он, распахивая одеяло еще шире, и заботливо прибавил, – заберись с ногами на диван, приляг, тебе же холодно…

Она послушно легла спиной к нему, и он укрыл её одеялом.

– Твой брат намного моложе тебя?

– На десять лет.

– Это ваша общая комната?

– Нет, он спит в зале.

Диван был узкий, они лежали, тесно прижавшись друг к другу.

– Тебе неудобно?

– Нет, мне хорошо… – ответил Андрей. – Твоя одежда, она может помяться… К ней прилипнут волосы, пыль, мы не сможем её с утра почистить… Надо бы снять её…

– Да, я не подумала, – ответила Маша будничным тоном. Повернувшись на спину, она принялась стягивать с себя блузку. Небрежно бросив её на пол, стала снимать джинсы. Потом повернулась к нему лицом:

– Всем мужикам нужно только одно – побыстрее раздеться. А поговорить?

– Видишь ли, – хрипло ответил он, целуя её почти по-дружески, – Михаил тебе не пара. Он мужлан, бросающий тень на всех остальных. Он не стоит и следа, оставленного твоей красивой ножкой на полу! И еще – твоя красота. Мало кто видит, что незаурядная красота скрывает тонкий ум, высокий интеллект. Увидев тебя, парни просто теряют голову. В таком состоянии не до общения…

Они лежали, лаская друг друга ленивыми движениями, так, будто делали это уже много-много раз.

– Моя мама говорит, что я – обычная. И я всегда думала, что со мной неинтересно, что только со мной можно так разговаривать, как этот… хмырь. Других можно обхаживать, как принцесс, а со мной – вот так, или в постель, или – до свидания.

– Какие твои годы, – ответил Андрей отеческим тоном, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, – запомни: кто бы что ни говорил: ты – самая лучшая на свете девочка, ты – принцесса из принцесс, парням за счастье просто провести время с тобой, не говоря уж… обо всем остальном!

Говорил он страстно, с воодушевлением, – слова, которые сами по себе не имеют никакого смысла, но выражают желание. Её глаза были полузакрыты, ресницы, казалось, отбрасывали голубоватые ночные тени на её щеки, влажные губы поблескивали, небольшая упругая грудь тяжело вздымалась. Вместе с её дыханием наружу вырывалось пламя, таившееся у неё в груди, он же не мог распознать, что она ощущает в эту минуту. Она обвила его шею тонкими руками, и горячая волна захлестнула Андрея. Они припали губами друг к другу, и в ночной тишине стоны наслаждения слились с неторопливыми гаммами громкого храпа спящего автомеханика.

…Вынырнув из омута блаженства, обретя способность говорить, он спросил:

– Послушай… Ты – чудо! Но за что мне… такой подарок?

– Какой же ты наивный! – откликнулась она. – Это я решила сделать себе подарок. У меня послезавтра день рождения. Вот, думаю, волшебный случай вырваться в реальный мир отношений между мужчинами и женщинами.

Они стояли под душем, обнявшись. Андрей ничего не видел, и не ощущал, думая о том, что произошло, и как себя дальше вести. Не будучи ханжой, он все-таки считал, что девушка, расставаясь с невинностью, должна обставить это как-нибудь иначе. Все вокруг казалось зыбким и расплывчатым, как их отражение в запотевшем зеркале, которое она разглядывала.

– Какой ты красивый.

– И это всё? – спросил он, целуя её влажные волосы.

Тут он заметил шрамы на её левом предплечье и спросил, что это такое. Она ответила после долгой паузы, избегая встретиться с ним взглядом:

– У меня был период ужасного отчаяния. Мне было реально плохо. Даже не знаю, как объяснить… Короче, спроси меня потом об этом.

…Ночь была на исходе, полоска на востоке чуть посветлела, а они все не могли наговориться. Маша рассказывала о себе сумбурно, сбивчиво. Она была обижена на свою семью. Старшую сестру всегда считали более красивой, её больше любили и больше старались для неё. И она капризная, испорченная девка. Именно благодаря ей Маша страдала от депрессий. И благодаря старшей сестре софизм «жизнь – предельно тоскливая штука» проник в сознание Маши гораздо раньше, чем у её сверстников. Она себя считала существом отсталым, неудачливым, обреченным прожить тусклую, тяжелую жизнь.

– Мне еще надо заехать домой, погладить халат, взять учебники, – опомнилась она, обрывая разговор на полуслове.

И выскользнула из-под одеяла. Мгновение она стояла, застыв в свободной позе – восхитительная, как радуга, разорвавшая сетку дождя. Потом начала собирать вещи по комнатам.

Рассвет надвигался стремительно. Уже было светло, когда она, одевшись, стала приводить себя в порядок перед зеркалом. Андрей вызвал такси, вместе с Машей спустился вниз. Расплатившись с шофером сразу, спросил её:

– Когда мы увидимся?

– Ты этого реально хочешь? – переспросила она, приглаживая его взъерошенные волосы. – Или так спросил, для приличия?

– Ты разве сама не чувствуешь?

– Да, что-то есть. Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Нет.

– Обманываешь, – недоверчиво сказала она, внимательно посмотрев ему в глаза.

– Нет, – ответил он открыто, – у меня была несчастная любовь, – в школе. Потом я сам был объектом страсти, – тоже не получилось.

Простодушно рассмеявшись, Маша толкнула его в плечо:

– Ничего, какие твои годы! Вернутся обе!

– Не вернутся, они уехали: одна в Москву, другая – во Владивосток.

Спохватившись, он добавил:

– А вообще, – зачем они мне?! У меня есть ты!

Маша вскинула брови:

– Неужели?!

Помолчав, она задумчиво спросила:

– И я могу называть тебя своим парнем?

– Только если перестанешь называть меня «красивым».

* * *

Отношения «встречался парень с девушкой», которые определяются как «лучшая пора в любви», продолжались чуть больше года. Слияние их существ совершалось в особом мире, где другие человеческие связи не имели значения. Ничего вокруг не было, они плыли в мягком, медлительном гуле любви.

Маша первой сняла розовые очки. Появились «другие человеческие связи». Андрей узнал, что она была замечена с Михаилом, и предъявил ей это. Она ответила, что это всего-навсего «друг», и ничего, кроме «дружбы», быть у них не может. Андрей терпеливо начал объяснять, что дружат только геи, все остальные воспринимают общение с девушкой как прелюдию к сексу. Ничего не помогло, даже напоминание истории знакомства. Она сказала, что «Михаил всё понял, ему нужно просто общение». «А тебе что от него нужно?» – спросил он, и получил ответ: – «Мы просто пересеклись и поговорили, что тут такого?»

Так ни до чего не договорились. Андрей оставил за собой последнее слово, запретив ей общение с посторонними мужчинами, но по её глазам понял, что ей это, как тогда говорили, «монопенисно». Казалось, она смотрела куда-то мимо него, в темноту вселенной. Он легко пережил это потрясение, просто сделал для себя вывод, что оставляет за собой право «общения» с другими девушками – если подвернётся случай.

Потом стали появляться новые «друзья». С невинной улыбкой Маша говорила, что её «подвёз Жорик на машине», она «посидела с Пашей в кафе». Андрей не проявлял признаков беспокойства, просто его отношение к ней изменилось. Если она уже не пылает страстью, то почему он должен?! Но своим «правом на лево» не пользовался – она его полностью устраивала. Тем более, не давала поводов для серьёзного беспокойства – не пропадала по ночам, не отменяла свидания. Не было такого, чтобы он захотел, а ему было отказано. Может, ей действительно нужно разностороннее общение, ничего страшного, если она посидит с кем-нибудь полчаса в кафе.

Маша отмахивалась отговорками, которым не поверил бы последний профан.

«Ну, поговорила с парнем, ты же знаешь, что я одного тебя люблю».

«Да это глупые мальчишки, сам знаешь, что я прежде всего – твоя».

«Гарик, он милый юноша… ну, немножко нравится, все равно, ты – самый лучший».

«Миша… мы с ним немного дружим, но ты всё равно – лучший из друзей».

Понимая, что означают в устах девушки слова «милый» и «красивый», Андрей снисходительно смотрел на всех этих «юношей», усердно пытавшихся добиться её благосклонности. Ещё бы, ночная кукушка дневную перекукует по любому. Повертеть её так, потом этак…

Его скепсис возрастал пропорционально тому, как возрастала смелость её суждений.

«Я вдруг открыла, что мне интересно общаться с самыми разными людьми. Так я нахожу себя, и лучше понимаю, что мне нужно».

Какая чушь! – думал он, выслушивая её откровения. Когда наешься чёрной икры, неизбежно потянет на дешёвую ливерную колбаску, и это неизбежное стремление можно объяснить каким-нибудь скоропостижным авитаминозом. Закончились потери и лишения – потеря невинности, потеря совести, теперь пошли приобретения. Если для первого ей был необходим мужчина, то лишить совесть девственности Маша сумела самостоятельно.

Очень быстро Андрей свыкся с мыслью, что войдёт в её жизнь ненадолго. Среди её «милых юношей» найдётся тот, для которого соевый концентрат – это мясо, а перепихнин – лучший витамин, и они сольются в мутном поп-корновом экстазе. Пусть это будет их удешевлённая мещанская история, ему-то что.

Но его с ней история продолжала развиваться, и в ней ещё было рано ставить точку.

Однажды, во время летней сессии, они пришли в институт на консультацию раньше всех. Закрыв глаза, Маша монотонно твердила над учебником анатомии:

– Labium majus pudendi, labium minus pudendi, hymen…

Открыв глаза, она обратилась к Андрею:

– Проверь меня, спроси что-нибудь!

Немного поразмыслив, он произнес гнусавым голосом, копируя преподавателя:

– Ну-с, скажите, милочка, musculus gluteus maximus[1], – это жевательная мышца, или мимическая?

На секунду глаза Маши расширились от удивления, и тут же по аудитории прокатился её веселый смех. Она вскинула руки, её белый халат распахнулся, обнажив бедра. Андрей посмотрел на неё тем откровенным взглядом, значение которого она прекрасно понимала без лишних слов. Смех затих, губы её остались приоткрытыми, а глаза, подобно двум раскаленным звездам, были устремлены на него. Схватив Машу в охапку, он посадил её на стол, торопливо освобождаясь от ненужной одежды. Желание, как клинок, вонзилось в него, и если бы она не закрыла ему рукой рот, он бы закричал. Пока ничто им не мешало, они воспользовались случаем… не упуская при этом ни малейшего звука, доносившегося из коридора, зная, что можно, еще… и еще… до изнеможения…

Анатомию они сдали на «отлично». Так у них появился обычай заниматься любовью в аудитории рано утром перед экзаменом.

Впоследствии, когда Андрея спрашивали, был ли у него какой-нибудь специальный ритуал перед экзаменом, «на счастье», он загадочно улыбался, с удовольствием вспоминая этот необычный обычай.

– …Так, ничего… – отмахивался он, если собеседника интересовала причина таинственной улыбки.

Андрей всерьёз заволновался, когда у неё стали появляться дорогие вещи, и она начала сама расплачиваться в ресторане. Состоялся крупный разговор. Маша, опять же, с невинной улыбкой, сказала, что ей делают подарки, не может же она отказаться, если взамен ничего не просят. Последовало объяснение, что так не бывает, и снова она отмахнулась: «Ещё как бывает». И снова невозможно было не поверить ей: она – сама невинность, перед её взглядом отступали похоть и разврат, судьба поворачивалась по-другому, логика и здравый смысл теряли всякую силу. Действительно, разве можно желать такую к себе в постель? Такую осыпают подарками, снабжают деньгами, а потом с комфортом отвозят к парню, который тянет её так, что пыль столбом.

Поворотным пунктом в их отношениях стала история с неким бизнесменом по имени Вахтанг. Этот горячий парень всерьёз подумал, что, спустив на неё кучу денег, может на что-то рассчитывать. Она, видите ли, что-то там ему обязана. Не тут-то было.

Как-то вечером Маша позвонила Андрею и срывающимся голосом сообщила, что через двадцать минут подъедет к нему во двор, и он должен «срубить с хвоста охреневшего козла». При этом добавила, что Андрей должен представиться как её «брат». Почему так? Ей некогда объяснять, она звонит из автомата.

Он вышел во двор. Через пятнадцать минут подъехала дорогая иномарка. Андрей видел, что сидевший за рулём орангутанг пытается лапать Машу; она, с трудом отбившись, выскочила из машины. Подбежав к нему, выпалила: «Писани это животное». Смерив её холодным взглядом, он ответил:

– Нет проблем, животное в расход. Я объясню, что ты – моя невеста.

– Я уже сказала, что заберу у брата сумочку, и поеду к нему домой.

– Тогда езжай к нему домой.

– Делай, что хочешь.

Андрей завёл её в подъезд, дал ей ключи от квартиры, и вышел на улицу. В открытое окно машины сказал волосатому самцу:

– Отчаливай, девушка остаётся.

Дверца распахнулась, перед Андреем выросла объёмная туша.

– Ты кто такой?!

– Я – твоё разочарование.

– Ты её брат, или она с тобой е**тся?

– Давай, езжай, от моих объяснений ты не кончишь.

Орангутанг сделал попытку схватить его за грудки, но Андрей увернулся, и, отойдя на два шага, спросил:

– Ты определись, тебе подраться нужно, или что…

– Пойдём за ней, я её забираю.

– Ты так думаешь.

– Тебя в подвале замуруют, щенок. Куда она пошла, какой номер квартиры?

– Тебя это как-то развлечёт? Опять же, ты от этого не кончишь.

Объёмная туша колыхнулась, и снова чуть не придавила Андрея своим мясом. Пропустив мимо ушей залп ужасных угроз, он участливо проговорил с безопасного расстояния:

– Успокойся, проехали. Возьми шлюх, подсказать телефон?

– Ты кто такой, кого знаешь?

– Кого знаю, посмеются, как ты чмарондосишься из-за куска мяса.

– Кто она такая, давай поговорим.

И они приблизились друг к другу, два соперника. Водитель иномарки представился Вахтангом, и, после вступительной фразы «давай по-хорошему, тебе жить…», поинтересовался, всё-таки, под чьей защитой находится соперник. Очевидно, в его понимании человек может вести себя смело, только если у него есть «крыша». С апломбом, которому бы позавидовал дон Корлеоне, Андрей заявил, что «люди в курсе», но по мелочам их беспокоить не стоит. И предложил на месте разложить рамсы. Вахтанг, сузив свои жабьи глазищи, напустив на себя важность всех «смотрящих» этого города, сказал, что «по любому пробьёт» Андрееву крышу, после чего спросил, кем ему приходится Маша. Поражаясь странному упорству оппонента, Андрей сочувственно покачал головой:

– Не даст она тебе, и это… езжай уже, ты достаточно надругался над моим воображением.

– Я это так не оставлю. Мы приедем с ребятами, будем разбираться.

С этими словами Вахтанг забрался в свою машину. В его гротескных глазах читалось отчетливое желание поскорее забыть эту историю, но Андрей для вида развёл руками и горестно покачал головой, мол, давай, чего уж там, всяк сиротку обидит – утешительный приз петуху после неудачного боя за курицу соседа.

Маша сидела в его комнате и листала подарочное издание «Библии в иллюстрациях», которое вытащила из отцовского шкафа. Войдя, Андрей окатил её потоком ярости, который, впрочем, не достиг столь желанной цели, ибо она витала где-то между небом и землёй. Лениво потянувшись, Маша, с видом богородицы, которой только предстоит зачать, елейно прошептала:

– Волшебно…

И ярость Андрея, откатившись, мгновенно поменяла полярность. Заметив это, Маша, сочтя общество ангелов слишком скучным, опустилась с сияющей стратосферы прямо на кровать. Снова они сжимали друг друга в объятиях, не в силах оторваться. Доставив друг другу усладу из услад, долго лежали с закрытыми глазами, опустошенные, не в состоянии ни о чем думать, с ощущением, что их вместе выбросило на берег какой-то волшебной страны.

Андрей чувствовал необходимость серьёзного разговора, но так и не решился. Мысль, совершив зигзагообразный скачок, вернулась на прежнее место. Одно было понятно – в их с Машей союзе он являлся ущемлённой стороной, хоть и не испытывал потребности в новых знакомствах. Для неё, конечно, в этом был какой-то смысл, как для любой другой девушки, особенно если мужчина старше её. Прибарахлиться, а заодно набраться опыта, нахвататься умных мыслей. Другими словами, воспользоваться привлекательной внешностью, как отмычкой, чтобы завладеть ценностями. Андрей не понимал общение с представительницами противоположного пола ради самого общения. Если он с кем-то знакомился, то только с определённой целью.

Итак, дело должно было двигаться – если не вперёд, то назад. Пока Андрей, с его консервативными взглядами и свойственной ему медлительностью находился в нерешительности, Маша не теряла время даром.

Они стали реже видеться, и очень скоро оба поняли, что встречаются ради одного только секса. Постепенно его немного снисходительное к ней отношение изменилось – до него дошло, что ей с ним неинтересно. Когда-то она жаловалась на своих родителей, что из-за их критики была неуверенной, робкой, чрезмерно ранимой, что ей было страшно дружить, страшно влюбиться, она закрывалась от всех и вся. Видимо, оттуда происходила её низкая самооценка. Спустя три года после знакомства с Андреем ситуация развернулась в другую сторону. Ей уже не страшно дружить и влюбляться, она открылась всем и вся. Вместо низкой самооценки себе, любимой, выставлен высший балл, а раз так, то это начали делать остальные. И потянулись к ней, заслонив собой Андрея, её «лучшего из друзей».

Встречи постепенно сошли на нет. Андрей собирался позвонить, но отложил на следующий день, потом ещё на день, а потом махнул рукой. Маша не напоминала ему о своём существовании. Когда они сталкивались в институте, с деланным оживлением принимались расспрашивать, «куда пропал?», «почему не звонишь?», болтали о пустяках, хватаясь за малейшую возможность, чтобы закончить тягостный разговор. Потом стали просто холодно кивать друг другу.

Андрей почувствовал дуновение свежего ветра, однако, с кем бы ни познакомился, никто его не устраивал. Цинизм куда-то подевался, не нужны были сеансы секс-общения, захотелось отношений. Он вдруг подумал, что нелепо и пошло без истинного чувства заводить знакомство, и каждую кандидатку стал рассматривать, как потенциальную невесту.

Примерно через полгода после их последнего свидания Андрей встретил Машу в областной больнице. Им нужно было идти в одну сторону, и десятиминутный вакуум они заполнили обычной болтовнёй. «У вас какой цикл?» «Что, пропедевтика у вас проходит в третьей больнице?» «А у нас тут, в областной» «Говоришь, Квартовкина – вредная? А по-моему, отличная тётка». «Что, не выспался на дежурстве, и не успел пообедать? Да… лучше переесть, чем недоспать…»

Оценивая расстояние до трамвайной остановки, Андрей прикидывал, о чём ещё поговорить. Там, в трамвае, будет полно однокурсников, которые разбавят их с Машей унылый тандем. Неожиданно остановившись возле красной «ВАЗ 2108», она сказала немного виновато:

– Вот… Я поехала… Что, подвезти тебя…

– Давай, – равнодушно ответил он, с удивлением отметив, что ревнует её и завидует тому, кто подарил ей эту машину.

– Мишаню раскрутила на тачку, – сказала она, словно прочитав его мысли.

И пояснила с лукавым простодушием:

– Ведь надо как-то прорываться в реальный мир материального благополучия.

Он молчал, тогда она добавила, посигналив охраннику на выезде, чтобы тот открыл ворота:

– Жизнь – борьба. Чьи это слова? Чёрт, забыла.

– Хочешь об этом поговорить? – вдруг вырвалось у него.

– Ну, допустим. Ты же молчишь.

– Ты одним оружием прорываешься, я – другим. Мы с тобой не братья по оружию, – сказал он раздражённо.

Долгое время они ехали молча. Когда проезжали под железнодорожным мостом, Маша тихо проговорила:

– Думала, это у меня одной. Тебе тоже трудно говорить со мной?

– Не понимаю, о чём ты.

– Ты всё прекрасно понимаешь.

– Прости, я не расслышал, там над нами поезд громыхал.

– Да ничего, я так… Проехали.

Пока он додумывал, силясь понять, что же она сказала, уже подъехали к его дому. Андрей мысленно ругал себя за то, что с какого-то недоброго часа стал откладывать встречи с Машей, и вот теперь, когда он с особой остротой ощутил влечение к ней, шансов отвоевать её обратно удручающе мало. Такая вот статистическая загогулина.

Он посмотрел на неё и тяжело вздохнул. Кажется, она поняла его состояние.

– Знаешь… – вымолвил он с усилием, и тут же осёкся. – Не понимаю, что такое. Мне очень трудно говорить.

– Неужели? Что-то новенькое, расскажи мне о своих ощущениях.

Её ироничный тон задел его. Сказав, что рад за неё, он взялся за ручку, собираясь выйти, но она его остановила.

– Подожди.

– Что… – усмехнулся он, находясь во власти каких-то противоречивых чувств.

– Не понимаю, ты действительно не слышал то, что я тебе сказала, когда мы проезжали под мостом?

Тут из обрывков слов в его мозгу стала выстраиваться вся фраза. Теперь он понял всё, но начинался другой вопрос: как себя дальше вести? У них всё кончено, или всё только начинается?

– Когда моешь уши компотом, не забывай вытаскивать косточки, – улыбнулась Маша.

Выдержав паузу, Андрей спросил:

– Открой мне страшную тайну: когда ты пьёшь кровь, что ты чувствуешь при этом?

Вытаращив от удивления глаза, она сказала:

– Чердачок твой протекает. Пора делать кровельные работы.

– Ты пила мою кровь всегда. И тогда, со своей жаждой общения с так называемыми «друзьями»… от одного этого слова меня уже воротит… «общщение», «общщение»… тьфу! И сейчас… зачем мы только встретились!

– Сейчас-то что? Мы ехали одни, без друзей. И не общались – прямо как тогда, во время наших последних встреч.

Андрей постучал по торпеде:

– Ты зато результативно «общалась» последние полгода…

– Я просто намекнула ему, а он взял и пригнал мне «восьмёрку». Как-то всё волшебно получилось. Но даже если б что-то было, тебе какая печаль? Ты же прекратил со мной встречаться.

– А что я прекратил встречаться… Ты мне говорила про «интересное общение», ты, типа, «ищешь себя», бла-бла-бла, я верил, как лопух, а ты просто разводишь мужиков на деньги.

– С тебя-то ничего не убыло.

– Послушай, ты отлично понимаешь, о чём я говорю. Неужели ты и сейчас будешь играть свои игры? У нас откровенный разговор, или так, потрындели-разбежались?

– Хорошо, я тупая, – тебе это, кстати, отлично известно. Поэтому, не поленись, объясни для особо тупой особы.

Развернувшись к ней, он немного подался в её сторону:

– Внимание, Маша! Говорю на понятном тебе языке: мне были неприятны твои шашни. Если сейчас принято называть это «интересным общением», я не претендую на роль продвинутого, не собираюсь навязывать своё мнение. И мне нужна девушка, которая бы разделяла мою точку зрения по этому принципиальному вопросу.

– Когда мы познакомились, у нас всё было хорошо. Вспомни, как всё было волшебно. Мне казалось… Нет, мне не казалось! Я любила тебя, мне не стыдно признаться в этом. Но ты меня не ценил. Ты меня просто пользовал, как вещь. Сначала я думала, что ты сам по себе такой неразговорчивый, нелюдимый. Но когда увидела твоё общение с друзьями, мне всё стало ясно. Для них ты рубаха-парень, у тебя есть и время, и за словом ты в карман не лезешь. А когда я посмотрела вокруг и увидела, как ухаживают за другими девушками! Носятся, как с писаными торбами, дарят подарки. Не хочу унижать твоё достоинство – у каждого свой карман, но у тебя такой случай… Как сказать… Ты эту аскетичность… в обращении со мной довёл до абсурда. При всём при том, что другие получают всё просто так – держат парней на голодном пайке, и даже ничего не обещают. Ты же – на полном довольствии… И такое отношение. Потому что легко всё досталось.

Откинувшись на сиденье, Андрей смотрел прямо перед собой. Где-то Маша передёргивала, но в целом говорила складно. И откуда в ней столько здравомыслия?

– И ты меня вздумал упрекать в том, что я с кем-то поболтала на улице, с кем-то посидела в кафе, послушала интересного человека.

– Вахтанга, например, – съязвил Андрей. – Интереснейший собеседник, Цицерон из Цицеронов.

– Ты уже придираешься.

– Нет, ты же знаешь: я – средоточие объективности. Ты говорила по делу, и я это принял, дошла до этого места, и ухо режет. Такая объективная загогулина.

– Хорошо, – продолжила Маша. – Твоё безразличное отношение – оно сквозило во всём. Мне стало понятно, что я в твоей жизни – транзитный пассажир. Другие вон… улыбнулась разок, им цветы дарят, рисуют перспективы, строят планы, замуж зовут. Ты мне никогда ничего не предлагал. Вспоминал, небось, своих бывших, которые, – я больше, чем уверена – даже количество поцелуев выдавали по норме. Понимаешь, для девушки важно…

Он не дал ей договорить. Порывисто приблизившись, зажал рот поцелуем. И она ему ответила. Они долго не могли остановиться. Наконец, Маша отстранилась.

– Не могу… хочу тебя!

– Мы на месте. Нам только подняться на седьмой этаж.

– Не могу.

Андрей почувствовал, что его лицо наливается кровью.

– У тебя… кто-то есть.

– Нет у меня никого, и никогда не было, кроме тебя.

– Тогда что?

– Хочу классический сценарий отношений. Ты меня добиваешься, даришь подарки, всё такое прочее. Я ломаюсь, откладываю свидания, капризничаю, придумываю разные причины. Обламываю, симулирую разные недомогания, усталость. В общем, веду себя, как тупая тёлка.

Андрей обхватил руками голову.

– Машуня… зачем все эти письки-бантики?

– Затем, что у нас этого не было.

– Давай сойдёмся. Переезжай ко мне, или квартиру пока снимем. Не знаю, с какого изменчивого часа тебе показалось, что я тобой пренебрегаю; а мне показалось, что ты смотришь по сторонам. Но обещаю, что учту все твои пожелания, если…

– Если…

– Если ты прекратишь эту вакханалию общения, разгонишь эту свою Парижскую коммуну… и вернёшь машину, а то этот муфлон так просто не отвяжется.

Помедлив, она сказала:

– Мне нужно подумать.

– Маша!

– Не настаивай.

– Когда ты мне дашь ответ?

Она усмехнулась:

– До этого времени ты не будешь со мной общаться? Нет смысла?!

– Я не это хотел сказать.

– А что?

– Я люблю тебя.

В ответ на эти слова она поцеловала его долгим упоительным поцелуем. Оторвавшись, сказала:

– Не могу…

Отдышавшись, проговорила:

– Андрюшка… Мы сейчас с тобой наделаем глупостей. Давай потерпим… месяц… нет, это много… три недели. И потом поговорим.

– И всё это время…

– …мы не будем встречаться… я не выдержу.

– Но… Маша!

– Не спорь. Нам нужно разобраться в своих чувствах. Простой, как лопата, способ – выждать, и всё как следует обдумать. Как раз по-твоему – консервативно и банально.

– Но три недели!!!

– Не такой большой срок. Другие годами ждут.

И она постучала по торпеде. Андрей насупился:

– Машину ты вернёшь.

– Тогда полгода, я ещё не накаталась.

Андрей шутливо замахнулся рукой, она с наигранным испугом сказала, что боится. Взяв с неё слово отменить все «дружеские встречи», он вышел из машины.

Андрей почти не сомневался, что Маша не выдержит и эти три недели. Действительно, встреча произошла на пять дней раньше, но не по причине её нетерпения. Случилась трагедия.

Принимая дежурство – он работал санитаром в судебно-медицинском морге – Андрей увидел в журнале знакомые инициалы. Утопленника привезли два дня назад, уже успели вскрыть, причина смерти – механическая асфиксия (утопление), следов насилия нет, концентрация этилового спирта в крови соответствовала тяжёлой степени опьянения. Взяв ключи, Андрей спустился в подвал, открыл нужный холодильник – небольшое помещение с конденсаторами – и там, среди приготовленных к выдаче трупов, увидел тело Михаила.

Вернувшись в регистратуру, набрал Машу. «Проверяешь? – спросила она игриво. – А вот так, я сижу дома». Он сообщил ей, что случилось, и через час она приехала.

Обзвонив знакомых, удалось узнать обстоятельства происшествия. Тело было обнаружено на берегу реки Ахтубы. Время наступления смерти – ночь накануне. Одежду обнаружили в полутора километрах вверх по течению, на общественном пляже посёлка Средняя Ахтуба. Больше ничего не известно.

– Ахтуба – коварная река, – сказал Андрей. – Неширокая, но там есть такие водовороты, что и трезвому не выплыть. А Миша, видимо, изрядно накатил. Что называется, захлестнуло угарной волной. Не пойдёшь смотреть?

– Я видела его на разных стадиях саморазрушения, и примерно представляю, как он сейчас волшебно выглядит. Так что, от просмотра воздержусь.

Некоторое время они сидели молча, потом Маша спросила, готов ли он выслушать шокирующее признание.

– Это ты его утопила?

– Нет, но…

– Маша, может, мне не нужно всего знать. Я рассчитывал через пять дней… по окончанию испытательного срока…

– Что ты там надумал? И не делай такое лицо, будто я накакала на пол. Просто…

– Просто… что? – нетерпеливо переспросил он.

– Мы были той ночью в «Короне». Уточню: нас было четверо девчат, никаких парней, и ни с кем я не общалась.

– Давай, чего уж там…

– У меня есть свидетели! Ладно. Мы волшебно танцуем, никого не трогаем, около часу ночи появился Мишаня. Обдолбанный, он шатался по залу, приставал ко всем девкам подряд. Одну из них он ухватил за задницу и принялся её пальпировать, и его бы отоварили друзья этой клюшки, если б не вмешалась охрана. Я укрылась так, чтобы он меня не заметил, но всё равно, около двух, когда мы вышли, то увидели его в коридоре. Миша был в ужасе, ему сложно было оставаться на ногах и с открытыми глазами. Но он меня увидел, и это придало ему силы, чтобы попытаться проделать со мной фокусы, из-за которых его выставили из клуба. Я вывернулась и побежала на выход, Миша – за мной, девчата подняли крик, стали лупить его сумочками. Он отстал, и нам удалось спокойно уехать на такси. Последнее, что я видела, когда мы отъезжали, – как он вышел из здания и направился к таксистам.

– И кто-то из них повёз его в последний путь.

Андрей покачал головой:

– Ты меня так не пугай, – «шокирующее признание». Я чёрт знает что подумал, и сам чуть на пол не накакал.

Они поужинали в кабинете заведующего в компании дежурного эксперта, а потом проболтали до самого утра – почти как на поминках, когда собравшиеся люди используют случай, чтобы пообщаться с теми, кого давно не видели. Долго спорили по поводу степени свободы, которую должен иметь близкий человек, чтобы не оказаться в рабстве предопределённости.

* * *

Они вновь стали встречаться, а после сдачи летней сессии заехали на две недели в санаторий «Волгоград», в котором у Маши работала тётя. Обдумав планы их совместной жизни со всей своей тяжеловесной обстоятельностью, Андрей был обескуражен внезапным открытием – ни он её, ни она его, не любит. Но это не охладило, а скорее даже с новой силой разожгло его страсть.

По молчаливому уговору они не касались темы совместного проживания. Летом – это был четвёртый год их знакомства – они были практически неразлучны; ездили на море на «восьмёрке», которую Маша оформила на себя. С началом учёбы стали встречаться реже, но выходные – как Андрей называл, ночь с пятницы на понедельник – как правило, проводили вместе.

Спор не прошёл для спорщиков даром. Андрей перестал бесноваться от ревности, когда узнавал, что Маша была замечена в мужской компании; она же терпела его несколько бесцеремонное к ней отношение и то, что он редко её выгуливает. Зато она приобрела подружку в лице «лучшего из друзей», возможность получать ценные советы, которые не даст ни одна женщина.

– Андрюшка, дело есть. Шурик закупает в Римини зимнюю коллекцию для своего магазина. Говорит, что уже не надеется на свой вкус – вот если бы я с ним поехала…

– А он тебе так противен?

– Женатый, но это ладно. Если б не его живот… Это я не про себя, я вообще так рассуждаю, если б тебя у меня не было. Ты же знаешь: я одного тебя люблю.

– Ты хочешь в Италию, но тебе неохота жить с Шуриком в одном номере.

– Ничего нельзя укрыть от тебя.

– Далась тебе именно Италия. Узнай, в какой стране есть барахолки наподобие Римини, и перед самой поездкой убеди Шурика, что итальянский ширпотреб – не совсем то, что нужно покупателю в этом сезоне, пусть он тебе оплатит поездку, например, во Францию, а сам едет туда, куда запланировал.

– Да он разбирается лучше меня, мой вкус – это просто предлог. Тем более, у него в Римини постоянные поставщики.

– Послушай, у тебя один вкус – парить людям мозги, размагничивать компас. Собери информацию, мнения серьёзных людей, сведения об антиитальянском заговоре, выстави в черном свете его идею закупаться в этом году в Италии. Это провал, разорение. Удачный «buyer» – это 100 % успеха в таком бизнесе. Нельзя рисковать и класть все яйца в одну корзину. Половину пусть закупит в Италии, половину поручит тебе закупить в другом месте. Именно в то время, когда он будет в Римини, потом у тебя начинается сессия. И если ты – настоящий переговорщик, а Шурик – настоящий бизнесмен, то он тебя послушает.

– А если даже всё получится, но я куплю ему не то?

– Ты определись: тебе нужно съездить на халяву за границу, или поддержать Шуриков бизнес?!

– А если…

– Всё, замолчи! Я тебе, что ли, ходячий справочник по всем твоим Шурикам?!

Прошло полгода, прежде чем они приняли новую модель поведения. Случались ссоры, выяснение отношений, краткосрочные – не более недели – разрывы. Если раньше Андрей был полностью сосредоточен на учёбе, работе, и спорте, и предпочитал дожидаться Машу, пока она нагуляется и придёт к нему ночевать; то теперь стал чаще бывать в её компаниях. Круг его общения был ограничен, большинство знакомых были старше, и, соответственно, чего-то добились в жизни, имели устоявшееся мировоззрение. И до определенного момента ему было непонятно, как могут молодые люди часами глушить слабоалкогольные напитки, от которых не опьянеешь, зато от них болит голова; и вести бессмысленный трёп, от которого нет никакой пользы, и после него в голове образуется серый туман, как в обезьяньем мозгу. «Час на переговоры – и в люлю», – так поступали с девушками большинство его друзей.

Бывая с Машей в компаниях, он лишний раз убеждался в том, что она не изменяла ему, ей просто нравилась вся эта развесёлая атмосфера, и он, в силу того, что не принимал чужие взгляды, зря ревновал её, глядя со своей колокольни и размышляя, что называется, в меру своей испорченности. Пришло окончательное понимание друг друга, пришла открытость и предсказуемость, стал просматриваться коридор, в котором двигался партнёр; и вместе с тем подтвердилось то, что они не любят друг друга. А то, что он стал чувствовать себя непринуждённо в молодёжных компаниях, выдерживал длительные кутежи и разговоры ни о чём, лишь укрепило его неприязнь к подобному времяпровождению, он стал ещё более консервативен и нетерпим. Андрей всё же не доверял ей полностью, и утешался тем, что львиная доля её благосклонности достаётся ему, а не кому-то другому.

Но Маша не была бы Женщиной, если б зафиксировалась в своей логической косности и неподвижности, и двигалась в колее полностью детерминированных движений. Рабство предопределённости – это не её.

В один из дней она снова обратилась к Андрею за «братской помощью». Семён, очередной «друг», оказался на редкость опасным типом, Вахтанг перед ним был просто писающий мальчик. Они познакомились в одном из заведений, стали бывать в компаниях, раза три он приглашал её в ресторан. Всё это время она успешно предупреждала его поползновения сократить дистанцию общения. Но в очередной раз, когда они вышли из ресторана и сели в машину, Семён повёз её совсем не туда, куда ей было нужно. На её протесты ответил грубо: «Сиди, не тявкай». Она выскочила из машины на светофоре, он бросился в погоню. Вынужденная фора, которую он ей дал, пока парковался, спасла её. Ей удалось скрыться. После этого Семён стал караулить её возле дома, приезжал в институт.

На встречу с ним Андрей поехал не один, – взял с собой товарища, Романа Трегубова, работавшего в «офисе». Установили, – правда, не без труда, – кто такой Семён Никитин, по кличке «Никитос». Он работал в бригаде, которая занималась в основном колхозниками и фермерами. Когда-то эти ребята подчинялись «офису», но потом технично соскочили, стали работали сами, «по беспределу». Безбашенные отморозки, больше ничего про них неизвестно.

Во время разговора Никитос бесился, как холостой верблюд. Ему объяснили, что девушка ошиблась, не поняла, и приносит извинения, но он кричал, брызгал слюной, хватался за оружие. Никто ему не указ, он возьмёт её, потому что «она уже повелась», так что поздно включать заднюю скорость. С огромным трудом удалось взять с него слово оставить Машу в покое и больше не преследовать.

На этот раз Андрей пришёл в неописуемую ярость, и пробил брешь в её спокойной отчуждённости. «Куда ты лезешь? С этими отморозками даже «офис» не связывается, игнорирует их существование. Зачем браться за случаи, с которыми не можешь справиться?!»

Впервые за всё время знакомства Маша дала внятное объяснение своему поведению. Напомнила про то, какой была до поступления в институт. В обществе она всё время находилась в тени более ярких подружек, и страдала от недостатка мужского внимания. Не было у неё этой способности очаровывать, и одновременно удерживать молодого человека на нужной дистанции – так, чтоб он был в тонусе и не злился при этом.

В тот вечер, когда они познакомились, она польстилась на внешность Андрея и на его обходительность. Кроме того, чутьё подсказало ей, что этот парень надёжнее, чем другие. И она решила не терять время даром. Больше года он был для неё самым-самым-самым. Головокружительный полёт, в котором он и она, и никого вокруг. Другие – где-то там, внизу, их не видно, и немного жаль, потому что им неизвестно, как тут хорошо.

Потом она стала замечать, что его обходительность куда-то исчезла, уступив место циничному потребительскому отношению. Как будто ничего не изменилось, но улыбка уже казалась фальшивой, радость какой-то наигранной, всё больше времени он посвящал каким-то своим делам и предлагал провести время с подружками, а поздно вечером придти к нему домой.

Однако и в этот момент Маша не придавала никакого значения тому, что кто-то из молодых людей оказывает ей внимание, и приходится поддерживать случайный разговор. Какое-то значение имело то обстоятельство, что одному и тому же событию разные люди давали разную оценку. Вот молодой человек полдня на машине возил Машу по её делам. Она не придала никакого значения этому событию – оказал любезность, покатал, спасибочки. Через несколько дней она забудет, как его зовут, если он снова не попадётся ей на глаза, и не предложит подвезти. Парень рассматривал поездку как свидание, и рассчитывал на дальнейшее развитие отношений. Андрей усматривал в действиях Маши измену. Такое вот расхождение взглядов.

Он ревновал и раздражённо выговаривал ей. И вместо того, чтобы уделять больше внимания, которого ей не хватало, стал замыкаться в себе. События развивались по нарастающей, и очень быстро наступил момент, когда двое стали так много себя отдавать посторонним, что это превратилось в знак того, что им меньше нужно друг от друга. Для неё посторонними оказались его друзья и коллеги по работе, для него – её подружки. Но их по-прежнему удерживало взаимное влечение, они говорили друг другу всё те же слова любви. И хранили друг другу верность.

Что касается ненавистного ему «общщения».

Полнота существования обретается через проработку впечатлений, полученных при общении с людьми из возможно большего количества социальных слоёв. И общение с чуждым тебе человеком, у которого масса недостатков, также очень полезно – становятся заметными собственные аналогичные недостатки, на которые бы и не обратил внимание, пока не увидел, как это комично, или неприятно, выглядит со стороны.

Никто не спорит, что несколько фраз, произнесённых знакомыми Андрея, интереснее и ценнее, чем многочасовой трёп её друзей. Да, КПД общения у него гораздо выше. Но не всем же так везёт, как ему. Он попал во взрослый коллектив, и сочетает приятное с полезным – работает и общается с интересными людьми. Конечно, после этого многие ровесники кажутся ему примитивными. Но если он встречается с девушкой, то должен как-то жить её интересами, а не думать только о себе.

Постепенно среди её знакомых стали появляться те, КПД общения с которыми достаточно высок, – то есть взрослые обеспеченные мужчины. Само собой, они могли дать гораздо больше, чем простые студенты. Это касалось в том числе и подарков. Как-то само собой получилось, что Маша выработала определённую линию поведения с такими людьми. Во-первых, отказалась от ярких броских нарядов, одевалась нарочито просто и недорого. Не злоупотребляла косметикой, держалась просто и естественно, старалась казаться в меру серьёзной, и, вместе с тем, не лишённой вполне земных желаний. Не показывала свою высокую осведомлённость в таких областях, как секс, знание мужской психологии, дорогие брэнды, дорогие заведения, клубная ночная жизнь. Совокупность всего этого создавало иллюзию доступности. Делов-то куча – немного облагодетельствовать «простушку». А она, как бы невзначай, ненавязчиво говорила о своих потребностях и материальных затруднениях. Ну, небольшой суммой – которая для Маши была значительной – каждый готов поделиться. Каждый надеялся, что инвестиции окупятся. Что называется, не подмажешь, не поедешь.

В этом они ошибались. Дорога вела в тупик. Маша научилась держать дистанцию, и могла динамить до бесконечности, – пока люди сами не сходили с дистанции.

Опять же, всё делалось походя, и этому не придавалось особого значения – ни дарителям, ни их подаркам. Ни к кому она не испытывала чувств и привязанностей, имена большинства случайных знакомых не отпечатались в её памяти. Если бы Андрей уделял ей капельку больше внимания, ничего бы этого не было, – поговорил бы с ней, пусть даже б наорал, как в этот раз, с Никитиным.

Насчёт любви – тут одно вытекает из другого. Ценность впечатления – в его уникальности и обособленности от других впечатлений. Когда их много, они накладываются друг на друга, и взаимно гасятся. Короче, держать надо девушку при себе, и никуда одну не отпускать.

… Её объяснение прозвучало для него, как откровение. Всё было так чётко сформулировано и выглядело так просто, что Андрей удивился, почему сам не мог раньше догадаться об этом. Он действительно был эгоистом.

И не только. Она призналась, что чем дальше, тем меньше понимает его. Всё идёт ровно, нет причин о чём-либо беспокоиться, но это кажущееся спокойствие. Мелкая деталь, случайная фраза, выявляет глубинные сдвиги, произошедшие в сознании близкого человека. Ей пришлось быть свидетелем некоторых сцен на его работе, она слышала его переговоры с Романом и другими людьми, многие вещи шокировали её. Позже она доходила своим умом, что всё делается правильно, но ей было бы намного легче, если бы Андрей обсуждал с ней свои дела, – так, как она это делает. И если эта тенденция продолжится, она опасается, что однажды увидит перед собой совсем другого человека, чем тот, с которым когда-то познакомилась. Хорошо, если окажется один человек, но у неё есть смутное подозрение, что будут несколько разных людей, и каждый из них будет отличаться от исходной личности.

Объяснившись, Маша приступила к обсуждению формата их взаимоотношений. Она и этому дала чёткое определение: «суррогат». Сексуальная дружба с расплывчатыми обязательствами. Андрей был вынужден согласиться. На основании сказанного она дала понять, что всё по-прежнему находится в его руках. В его власти повернуть события в ту или другую сторону, и она готова подчиниться его решению.

Андрей и сам это чувствовал – наступление критического периода, когда существующее положение вещей должно измениться, и дело должно двигаться – если не вперёд, то назад. На этом этапе нужно было потрудиться, предпринять усилия, чтобы завоевать настоящую любовь, построить серьёзные отношения. И он ясно представлял, какие это должны быть усилия. Ничего сложного – дать ключи от квартиры, распределить домашние обязанности, вникать во всё, что говорит близкий человек, считаться с интересами этого человека, обсуждать свои планы. Перед её приходом усеивать пол лепестками роз – от порога до спальни, заливать шампанским ванну, делать другие непрактичные поступки, которыми можно взбудоражить женское воображение. Пока этого достаточно – до следующего критического периода.

Шло время, а он никак не мог решиться на этот шаг. Сначала нужно было доделать одно дело, потом шло несколько суточных дежурств подряд, затем возникла проблема, требовавшая срочного решения, и так далее. Маша тактично не напоминала ему, и он отложил это дело в долгий ящик.

Маша облегчила ему задачу. В начале 95 года – к этому моменту они были знакомы пять с половиной лет – она вышла замуж. Андрей, как говорят в некоторых подобных случаях, последним обо всем узнал.

Простудившись, он лежал дома в постели, с высокой температурой. Маша заглянула в гости, родители открыли ей дверь, и она прошла в его комнату. Она стала раздеваться у порога, к кровати подошла полностью обнаженной. Забравшись к нему под одеяло, сообщила, что у неё совсем нет времени: её жених у подъезда, ждет в машине. Андрей удивился, поворчал, что события проходят мимо него. Маша рассказала об избраннике, и Андрей его вспомнил. Он даже был лично с ним знаком, знал, что Маша с ним общается, но ему в голову не приходило, что всё так запущено. Герасим Новиков – так его звали – был на несколько лет старше их, привлекательный, уравновешенный, благополучный парень, занимался бизнесом. Приличная кандидатура. Что ж, Андрею не оставалось ничего другого, как признать, что планируемое бракосочетание принадлежит к числу зрелых решений, и тоном крёстного папочки сказать, что одобряет выбор, и, скрепя сердце, отдаёт Машу в надёжные руки.

…Торопилась Маша только на словах. Она любила его с обычной своей чувственной сосредоточенностью. Все вокруг неё утратило значение, испарилось, умерло. Только одно сейчас имело смысл: эти непрерывные, постепенно ускоряющиеся движения. Выкраивая узор совершавшегося соития, она полностью сосредоточилась на своих ощущениях. Её затуманенный взгляд не прояснился и тогда, когда горячее тело, задрожав, безвольно опустилось на Андрея, словно взорвавшаяся комета, разбрызгивающая золотой дождь.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем они стали воспринимать окружающий мир.

– Андрюшка!

Это было первое, что он услышал. И, после долгой паузы, ответил:

– Да, Машенька, удиви меня еще чем-нибудь. Давай, чего уж там!

Она сообщила будничным тоном, что свадьба состоится через полторы недели, и непонятно, продолжатся ли их интимные отношения. Скорее всего, нет. В ответ он поблагодарил её за то, что она его об этом предупредила.

Стоя в дверях и поправляя свитер, она пожелала поскорее выздороветь и сказала:

– …я тебя не оставлю. Если вперёд тебя заберусь на самый верх, первым делом пришлю за тобой лифт.