Читать книгу У мира на пиру - Феликс Грек - Страница 35

Двадцатый век… Ещё бездомней,

Ещё страшнее жизни мгла

(Ещё чернее и огромней

Тень Люциферова крыла!).

Встань! Пробудись! Подними задремавшее веко, —

Совесть поэта глухими ночами не спит:

Боль – ключевые проблемы двадцатого века —

Войны, компьютер, репрессии, атом и СПИД!

Век изваял тебя с тщаньем, любовью, терпеньем,

Ты – средоточье пороков его и побед.

Слушай, поэт, заплати ему дань откровеньем, —

Пусть рассуждает досужий: где – правда, где – бред!

Как всё вместить, оценить, пережить и усвоить?

Как не согнуться под тяжестью новых лавин?

Можно ль смотреть равнодушно, как гибнет живое,

И процедить с неохотой: «Ну что ж! Се ля ви!»

Век камня, век бронзы, век пара…

Двадцатый – не век ли ума?

Гроссмейстеры смотрят устало,

Познавши компьютерный мат.

Машина, которую создал

В подмогу себе человек,

Вдруг стала соперником грозным,

Его одолев интеллект.

Век разума? Вряд ли такое

Запишешь столетью в итог:

Век, сроду не знавший покоя,

Век бунтов, коллизий, тревог.

Задачу не смог одолеть я

(Задача другим не чета!):

Какой же феномен столетья

За символ его почитать?

Любыми масштабами мерьте

(Наука, искусство, прогресс), —

Но власть необузданной смерти

На век наложила свой крест!

Бесчисленных войн мясорубка,

И казней бесовский разгул!..

О, где ты, Пикассо голубка,

В каком воспалённом мозгу?

Век смерти, разливший рекою

Всемирную грусть и тоску.

Не зря ты дрожащей рукою

Чернобыль приставил к виску!

Что скажет грядущее вече?

Кто будет озлобленно рад,

Что суть твою увековечил

Малевича чёрный квадрат!

А может, не так уж всё худо?

Взгляни, – мир чудесен и свят!

Светлеть, без сомнения, будет

Малевича чёрный квадрат!

И всё же могу сожалеть я

(Набухни слезою строка!),

Что третьему тысячелетью

Досталось проблем на века!

Но мне до восторга отрадно,

Что люди на свете живут

Семьёю шестимиллиардной

И жизнь атакует нещадно

Безжалостной смерти редут!

Пусть время – искуснейший лекарь!

Но память! Что делать с тобой?

По вехам двадцатого века

Иду стихотворной тропой!..

Начало века… Самый первый год, —

Профессор Лебедев открыл давленье света,

Но свет для века – как запретный плод:

Давленье тьмы на всё наложит вето!

Третий год от начала века,

В Петербурге – последний бал[2].

Для столичной знати – утеха!…

Только, право ж, никто не знал,

Что балам не бывать отныне,

Что не те времена грядут…

Зимний вечер. Синеет иней.

Их величеств к началу ждут.

Бал пройдёт с размахом и помпой, —

Слух аукнется по стране,

Но уже эпохальный компас

Двинул стрелку к слову «Конец»!

Расстреляли лояльное шествие,

Спор с Японией – новое бедствие.

И кровавой Ходынки явление

Посчитали предтечей падения.

Трон качнулся и треснул, но выстоял, —

Государь, знать, молился неистово!

«Возшед на прародительский престол

Державнейшим указом соизволил…»,

Чтоб воцарился праздничный восторг,

Чтоб быть парадам, балам и застольям,

Поскольку правит ровно триста лет

При помощи Всевышнего Россией

Династия Романовых, и нет

Другой такой сопоставимой силы!..

Рождались и дразнились миражи, —

Четыре года оставалось жить!

Мудрец! Современный Конфуций!

Ответь, объясни, просвети:

В чём кроется суть революций,

Что нынче у нас не в чести?

Стихия? Коллизия духа?

Жестокая смена эпох?

А может быть, просто проруха,

Всеобщий болезненный вздох?

И что изменяется в корне,

Когда совершатся они?

Примчат ли тачанки и кони

Народу счастливые дни?

Никто перемен не оспорит,

Но вычерпай правду до дна:

Кому-то она и опора,

Но слишком высока цена!

Корабль мудрецов отходит от причала.

Без маршей и речей, лишь тихо ноет грудь…

Молчанье как пароль, – в тумане и печали

Корабль мудрецов в Европу держит путь.

О, сколько он набрал немыслимого груза:

В каютах интеллект на сотни тысяч тонн!..

В России с давних пор свободный ум – обуза,

Так издавна велось, так будет и потом!

Никто не пожелал большой воды под килем,

Никто не погрозил на берег кулаком.

За что их гонят прочь? От силы иль бессилья?

Неужто тайный рейс одобрил сам нарком?

Чужбина встретит их, им даст приют Сорбонна,

Оценит блеск речей и мыслей глубину, —

Всё будет, но, Бог мой, Россия не свободна, —

Россия как жила, так и живёт в плену!

Рахманинов! Прелюд! Божественные звуки

«Оттуда» иногда к нам ветры донесут!

И к бунинской строке в года лихой разлуки

Ты обратишься вновь, твердя про Божий суд!..

Чем станет этот мир – жестокий и безбожный

Под новым каблуком, под именем другим?..

Над Питером закат играет гимн тревожный,

На погребальный марш походит этот гимн!

Сочетание слов знакомо:

«Год великого перелома»…

Чуть ни с детства вбивали в мозг —