Читать книгу Васуки, Шеша и другие - Феликс Лиевский - Страница 4

Васуки отправился на пикник с Шешей не только развлечения мышиным писком ради, но и с намерением обсудить тяжёлое положение пленных нагов (нахгов, как говорил с присущим ему южным акцентом Царь Змей Васуки), которых держат в террариумах Зоопарка на потребу низкой человеческой радости. Но ответ от Шеши неожиданно перевернул негативное мировосприятие ситуации по этому поводу в бошечечке Васуки… ШешеНаг вещал кратко, неожиданно логично и весомо, как сам Вишну.

И Васуки засобирался в Зоопарк на вечное поселение. Все сборы заняли довольно много времени, и в основном они заключались в неподвижных сомнениях: Васуки никак не решался распрощаться с тёплым и безопасным местом, коим являлась шея Махадева. В очередной раз выйдя из медитации некорректным образом, Махадев скосил любящий взгляд на своё драгоценное украшение и спросил: "Васуки, что на сей раз происходит?".

Чандра ехидно хихикнул и выдал Васуки с капюшоном, рассказав о его "теории зоопарка". Махадев был заинтригован, а вместе с Ним остолбенело и всё мироздание, затаив дыхание – переселение Васуки в зоопарк, опять же, не входило в сценарий этого эона.

– Скажи мне, драгоценное создание, что есть в Зоопарке и нет на Кайлаше, на моих тёплых плечах и пульсирующей шее, что может разлучить нас? Что тяготит тебя здесь? Твоё желание плотнее сжать моё горло – и моё полное спокойствие в ответ?

–Мышши-и-и.. – прошелестело в объяснение.

– Мыши? Но, милый Васуки, разве ты не крадёшь мышей Ганеши и не поедаешь их?

– Нету от этих тварей никакой пользы. Они не перевариваются, только пищат и тоормошаться внутри, и приходиться их срыгивать. А в Зоопарке дают настоящих, не божественных мышей. Они перевариваются и насыщают твою утробу блаженным чувством сытости. Вот Ты, Махадев, не нуждающийся в пище, и то поедаешь кхир, приготовленный матушкой Парвати, и он остаётся в Тебе не выплюнутый. Он, кхир, блаженно пребывает в Тебе и превращается в амриту, делая Тебя благостным и вечным. Так и мне хочется насытится подобной блаженной едой согласно моему статусу! Хочу мышей. Так что, прощай, Махадев, кстати, в Зоопарке есть стража, и Гаруда мне будет отныне не страшен.

– Подожди, милый Васуки, я что-нибудь придумаю!

– Что можешь придумать Ты, Боленатх? Чем сможешь меня подкупить или обмануть? А если Ты не умеешь обманывать, то дай мне желаемое.

– Хорошо, моя драгоценность, совершай аскезу на моей шее, это приятно… Как и все, жаждущие вечной халявы, и прилагающие к тому усилия, ты достигнешь успеха, и по истечению срока я дам тебе желаемое.

– Мышей дашь?

– Клянусь.

– Но я не глупая тварь, я обговорю все подвохи в твоём даре. Мыши будут живые! Не Кайлашские! Одна мышь в неделю! Вот, что я буду требовать от Тебя, совершая суровую аскезу, голодный, даря тебе райские объятия.

– Начинай, глупое животное… – ласково приказал Махадев.

Обхватив поплотнее шею Махадева, поёрзав, устроившись поудобней, Васуки снова согрелся, и его развезло. Капюшонистую бошечечку клонило в сон, но миссия с аскезой какое-то время давала о себе знать подпрыгиваниями и невнятным бормотанием типа "Оумм", но вскоре всё затихло над божественным ухом, а потом, и вовсе, прохладная морда ткнулась в ароматную упругую ушную раковину Махадева и замерла окончательно.

На другом конце вселенной, в Молочном океане, неторопливо пахтаясь, Шеша размышлял, чем себя занять на время аскезы Васуки. Не человеческую во всех смыслах, но слаженную коллективную работу его ума, наконец, привлек Нараяна, а точнее – его неторопливые и размеренные мысли. Шеша некоторое время внимал этим мысленным флюидам и, в процессе разборов и освоения их составляющих, выбрал для себя одну из самых, как ему, Шеше, показалось, лучшую. Если Нараяна постоянно думает о Махадеве, то он, Шеша, будет думать о Васуки. Он так решил! Удовлетворённый, подёрнув поволокой семь пар животнобожественных глаз, и более ни чем не обремененный, он, Шеша, начал думать о Васуки.

– Шри Шеша! – через какое-то время донёсся снизу красивейший голос во всей Вселенной. – Я о Махадеве думаю про себя!

Через положенное время появилась делегация богов, и Брахма был вынужден самолично прибыть на Молочный океан к Нараяне. Сияющий не сиял, а мрачно и бессмысленно смотрел в одну точку. Лакшми рядом не было. Вибрирующий глас Брахмы вошёл в резонанс с монотонным и не прерывающимся нытьём сверху и привлёк внимание Нараяны.

«Нараяна, мне кажется, что Шеша совершает аскезу, или я чего-то не понимаю? Он давно не дремлет в блаженстве…».

Нараяна тяжело вздохнул, собираясь с мыслями для ответа.

«Брахма, в этом очередном, безусловно, жестоком испытании для мироздания виноват только я! Уподобляясь мне, Шеша решил избрать Объект для медитаций, и думать о Васуки, а так как, оказывается, он внимательно на протяжении многих эпох слышал многих мудрецов, то понял могучее значение мантр в сочетании с самоограничениями, но от природы будучи очень ленивым, он сократил всё своё красноречие до одного единственного "Оумм", посчитав, справедливо, что этот божественный звук сразу и без лишних усилий выразит все его чувства».

Брахма перехватил немного воздуха, посматривая на поникшие золотые шапки богов, и заметил Гаруду, который был уверен, что эта аскеза обязательно обернётся против него, но успокоить его никто не спешил: все углубились в своё прошлое и вспоминали, не гневили ли они Нагов настолько, чтобы пострадать в будущем.

«Нараяна, невольная аскеза Шеши скоро дойдёт по адресу, и Васуки придётся прибыть на Молочный океан и выполнить желание Шеши. Можно ли надеяться, что это не будет корыстным и жестоким желанием?».

«Брахма, эта аскеза не была запланирована в мировой лиле, и является девиацией, и я не могу предвидеть её результат. Мой божественный брат – по сути очень доброе животное, не отягощённая никакими пороками этого мира, такой же тварью является и Васуки, но их видение вещей и событий несколько отличаются от наших. Он может пожелать самое незначительное, как ему покажется, но для нас это может оказаться катастрофой. Вот и Лакшми пожелала на время этой шумной аскезы переродиться и пожить на Земле, пока всё это не пройдёт… Всё пошло наперекосяк, Брахма. Я обязан присоединиться к ней там, во исполнение нашего долга, как ты знаешь, но также я обязан оставаться здесь, ведь я не в праве забирать с собой Лакшмана (Нараяна взглянул вверх на веер бубнящих голов над собой), пока он не прекратит аскезу… Остаётся только ждать и уповать на вмешательство Махадева. Нужно просить его присутствовать при оглашении приговора… Тьфу! – желания…».

На том и порешили, и отправились навестить Махадева.

Прошли все мыслимые и немыслимые сроки. Васуки дрых без заднего хвоста на шее Махадева. Шеша аскезничал бессонницей, а на Земле творилось благополучие без порядка.

Всё шло наперекосяк, как и говорил Нараяна.

Брахма и Боги обивали порог Кайлаша и мотивировали Махадева к активным действиям и решениям, но порой им казалось, что Господь издевается над ними, раздавая благословения всем желающим в это неспокойное время, и медля с насущным, а Гаруда, вообще, потерял покой и больше не стенал, а только не моргая пялился на Нараяну, изображая отчаяние. И вот, наконец, Махадев посчитал, что время настало. Он повёл плечом, отстраняя Васуки от уха.

"Васуки, очнись! – и не давая опомнится не окрепшему от сна наивному сознанию, ввёл разговор в нужное русло: – Васуки! Шеша совершал аскезу тебе. Ты должен чувствовать, что она подошла к концу. И ТЫ – (этим нажатием на последний звук Махадев перекрыл попытку встречных вопросов со стороны Васуки) должен отправиться, не медля, на Молочный океан и отдать должное Шеше. Вот и… все собрались для этого необычного, но торжественного действа", – Махадев величавым движением руки скоордировал морду Васуки на небольшую толпу померкших от переживаний богов и скорбно просветлённых мудрецов, колыхающегося от волнения Брахмы, на которых Васуки какое-то время взирал без всякого осознания, а потом засуетился и принял было доминирующий вид, но стушевался, и сунул свою морду обратно в ухо Махадеву, чтобы пошептаться.

«Махадев! А если Шеша потребует чего-нибудь эдакого?»

«А это чего?»

"Ну, чтобы Гаруда облез, например", – тут Шеша захихикал собственной остроумной находке.

«Если Гаруда облезнет, то не сможет возить Нараяну, потому что нарушиться вся его аэродинамика!» – шёпотом отвечал Махадев.

«Тогда частично!» – и Васуки снова захихикал, но наглотался воздуха и начал икать.

«Васуки! Шеша совершал аскезу тебе, а ты думаешь о мелкой мести!»

«Ничего себе мелкая! – снова икнул Васуки. – Но я всё равно ничего не смогу исполнить, у меня же нет на это полномочий! Ты должен спасти мою репутацию, Махадев! Иначе мерзкий Гаруда будет высмеивать меня до конца времён».

«За твоё самоотверженное протирания шкуры на моей шее я готов исполнить за тебя любое желание Шеши».

«Но так, чтоб никто не догадался, что ты мне помогаешь!»

«Это твоё желание, Васуки?»

«Ой! Моя аскеза была успешной?!»

«Да, можно сказать и так, драгоценный Васуки! Я, наконец-то, смог углубиться в самадхи, без помех за долгое время. Я готов исполнить твоё желание, как твой полномочный представитель перед мирозданием, и в этом не будет ничего противоестественного».

Нашептавшись, Васуки отторгся от уха Махадева и начал излучать величие.

Махадев поднялся со своего камня и кивнул собранию.

Скорбная от предчувствий нехорошего процессия тронулась в сторону Молочного океана, с Махадевом и Васуки в авангарде, который развернул капюшон с размер головы своего носителя, ну, может, чуть поменьше, из-за глубокого уважения к оному.

– Вот, Нараяна, мы и прибыли исполнить наш долг! – торжественно озвучил цель всей процессии Махадев. От волнения Васуки начал икать, но, заприметив Гаруду, икать начал со смыслом, делая вид, что только что наелся до отвала, и даже начал раздувать пузо, симулируя сытость, тем самым пережал слегка шею Махадева, и тому пришлось притормозить с дальнейшей речью. Все уставились на Васуки в ожидании, в ответ Васуки уставился на Махадева вопросительно. Махадев ослабил немного узел «галстука» для восстановления возможности голосовой речи:

«Ну же, Васуки, исполняй!»

Как же Васуки переживал в себе этот волнующий момент, пока ехал до места! И даже репетировал втайне от Махадева, имитируя в воображении его манеру будить и приветствовать преданных после долгой и успешной аскезы. Это был его звездный час, и он решил сделать его незабываемым для себя и … Гаруды. Васуки поддал накала эмоций и звучности, обращаясь по отдельности к каждой из голов, а не к существу в целом, проорал семикратно: «Ананда Шеша!». Отдавая тем самым, как он посчитал, дань особого интимного уважения всем частям своего боговоплощения. Испуганный Шеша очнулся и замотал капюшонами в разные стороны, плохо пока соображая, где он и что он: «А?!.. Что?!.. Который час?!…». (Шеша всегда мало заботился о своей божественности, почти не работал над имиджем, чем совершенно не огорчал Васуки, наоборот, Махадев стал замечать, что Васуки понемногу, в своих интересах, перенимает его небрежную манеру поведения, т.е. полное игнорирование мнения о себе окружающих без крайней надобности). Наконец, Шеша угомонился и стал улыбаться вечности, ну и Васуки, заодно, а также всем присутствующим божествам, кто успел принять приличествующий вид после оглушительного успешного вступления Васуки.

«Шеша, я прибыл сюда, на Махадеве, ради тебя!!! Я буду исполнять твоё желание! Желай, что хочешь, только не ощипывай Гаруду полностью, а только частично, чтобы он смог и дальше служить средством передвижения для Нараяны! Так мне посоветовал Махадев».

Все с облегчением выдохнули, кроме Гаруды, который по-настоящему обиделся, с прищуром, и перестал прятаться, сев профилем к Васуки. Махадев на столь вольную трактовку своих слов лишь выразил глубокое убеждение в божественности желаний Шеши.

Шеша все ещё не понимал, что, собственно, происходит, и почему рефреном повторяется его имя, а не Наряны. Он навис над Наряной вопросительно, спросонья уточняя, не запустить ли в ходаков горсть огня, чтоб прогнать надоедал (всех, кроме Махадева, само собой), и тут заметил отсутствие Лакшми. И решил плюнуть огнем первым делом в Индру, ибо все несчастья постоянно из-за Него. Еле угомонили. Тем временем Васуки благостно вещал, закатив глаза под золотистые веки, пропуская мимо своего внимания весь драматический кипишь. Шеша, сосредоточившись на смысле обращений к себе, переключился с Индры на Васуки и настроил своё внимание на его пафосный бубнёж. Общество вокруг тоже немного успокоилось и вслушалось в долгое историческое вступление о потрясающей роли Нахгов во всемирной истории всех эонов. «Семирная история…» – вдохновенно повторял Васуки заведомо подготовленный экскурс в их общее прошлое и настоящее, начисто отрицая присутствие в них Гаруды, как стоящего упоминания. Наслушавшись вволю эпосов от Васуки, Шеша проявил всё-таки посетившее его любопытство, к чему это всё. Васуки больше не замечал в себе робости, его несло. Он принял пятиглавый аватар и заново прогремел повелительно о цели своего визита. До Шеши, видимо, наконец-то, дошло.

На Земле, внизу, не пели птицы. В этой гробовой тишине Шеша анализировал предлагаемое. На мгновение семь пар глаз приобрели цепкую осмысленность, и… снова подёрнулись беззаботной пеленой, а Махадев под сияющим взглядом Нараяны подвёл итог этой удивительной двойной аскезы:

– Васуки! Шеша только что пожелал, чтобы ты, вольно, на моё усмотрение, когда захочешь, с моего благословения, мог покидать мою шею для промысла земных мышей в своё удовольствие!».

Так мирозданию был явлен пример самоотверженной и совершенно бескорыстной дружбы, не чуждой даже гадам подотряда пресмыкающихся.

Правда, было мнение, что это – пример кое-чего другого, но такая трактовка события не получила большой популярности. Асуры же утверждали, что Махадев опять всех как-то обдурил… одарил, в смысле, конечно!