Читать книгу Родина - Fernando Aramburu - Страница 6

Овдовев, Биттори уже через несколько недель переехала в Сан-Себастьян. Временно. В первую очередь, надо полагать, чтобы не видеть тротуара, где убили ее мужа, и чтобы избавиться от косых взглядов жителей поселка, которые столько лет были с ней дружелюбны и любезны, а теперь вдруг так разительно изменили свое отношение. И еще – чтобы не проходить каждый день мимо надписей на стенах домов и не видеть ту, что красуется на музыкальной эстраде на площади, одну из последних, с мишенью над именем убитого Чато. А ведь через два-три дня после ее появления все и произошло.

На самом деле в Сан-Себастьян ее обманом заманили дочь с сыном. Святые небеса, четвертый этаж! А ведь Биттори так привыкла жить на втором.

– Да ладно тебе, мама, там, между прочим, лифт есть.

Нерея и Шавьер договорились любой ценой вытащить Биттори из поселка, где она прожила всю жизнь, где родилась, где ее крестили и где она вышла замуж. И еще они договорились между собой любой ценой помешать ей возвратиться обратно, даже запретили, если называть вещи своими именами, возвращаться, хоть и сделали это в самой мягкой форме.

Они поселили мать в квартире с балконом, откуда было видно море. Их семья уже какое-то время пыталась продать это жилье. Они даже объявление в газете поместили. И несколько человек позвонили им, пожелав купить квартиру или, по крайней мере, узнать цену. Чато приобрел ее за несколько месяцев до того, как его убили, когда решил обеспечить близких пристанищем подальше от поселка.

В квартире уже имелись светильники, но мебели было мало. Сын с дочерью сказали Биттори, что она должна временно пожить здесь. Правда, когда они разговаривали с ней, мать их словно не слышала. Вообще была как будто не в себе. Безразличная ко всему. И это она-то, у которой обычно рот не закрывался ни на минуту. А теперь Биттори сидела как каменная. Казалось, даже моргать разучилась.

Шавьер с одним своим приятелем, работавшим в той же больнице, перевезли для нее кое-какие вещи. В поселок они отправлялись на пикапе ближе к вечеру, когда уже стемнеет, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Сделали больше десятка поездок, и всегда после захода солнца. Привозили одно, потом другое. В машину-то сразу много не помещалось.

Супружескую кровать оставили, потому что Биттори, потеряв мужа, отказывалась на ней спать. В конце концов они успели забрать достаточно всего: посуду, ковер из столовой, стиральную машину. Но однажды во время погрузки пакетов с вещами их окружила группа людей, которые кричали на них и оскорбляли. Все старые знакомые Шавьера, даже кое-кто из школьных товарищей. Один, задыхаясь от бешенства, процедил сквозь зубы, что отлично запомнил номер машины.

Когда они возвращались обратно в Сан-Себастьян, Шавьер заметил, что приятель сильно нервничает и в таком состоянии явно не может и дальше вести машину – запросто попадет в аварию. Шавьер попросил его съехать на обочину и остановиться.

Друг сказал:

– Больше я не смогу с тобой поехать. Прости.

– Все нормально.

– Поверь, мне очень жаль… И прости.

– А нам больше незачем туда возвращаться. С переездом покончено. Моей матери вполне хватит того, что мы успели ей доставить.

– Надеюсь, ты понимаешь меня, Шавьер?

– Да, разумеется. Не переживай.

Прошел год, прошел второй, прошли годы. Биттори тайком заказала себе копию ключа от оставленной в поселке квартиры, и хитрости тут большой не потребовалось. Зачем заказала? Сперва ее спросила Нерея, а через несколько дней и Шавьер: ama, где ключ? У тебя ведь был ключ. Словно сговорились. И дочери, и сыну она ответила, что не знает, куда его задевала. Голова-то совсем дурная стала! Обещала поискать и наконец через несколько дней сделала вид, что, как следует поискав, нашла-таки ключ, но, разумеется, к тому времени уже успела получить в мастерской копию. А старый ключ вручила Нерее, которая время от времени (один или два раза в год?) ездила взглянуть на их квартиру и вытереть там пыль. Ключ дочь ей не вернула, хотя Биттори вовсе этого и не ждала.

Как-то Нерея мимоходом бросила: пожалуй, неплохо было бы продать квартиру в поселке. А через несколько дней то же самое предложил матери Шавьер. Биттори нутром почуяла, что эти двое опять сговорились за ее спиной. Поэтому сама вернулась к назревшему вопросу, как только они собрались втроем:

– Пока я жива, мой дом продан не будет. А уж когда помру, делайте, что вам заблагорассудится.

Они спорить не стали. Биттори произнесла это с соответствующей случаю миной, и в глазах ее сверкнула непреклонная решимость. Брат с сестрой обменялись быстрыми взглядами. Больше на эту тему никто и никогда не заговаривал.

Между тем Биттори взяла в привычку ездить в поселок, но старалась делать это как можно незаметнее, чаще выбирая ненастные дни, дождливые и ветреные, когда вероятность встретить кого-то на улице была минимальной, а также когда ее дети были чем-нибудь заняты или куда-нибудь уезжали. Потом могло пройти семь или даже восемь месяцев, прежде чем она снова туда наведывалась. С автобуса она сходила, не доезжая до поселка. Чтобы не пришлось ни с кем разговаривать. Чтобы никто ее не видел. По самым безлюдным улицам поднималась до своего дома. Проводила там час или два, иногда чуть больше. Разглядывала фотографии, ждала, пока церковный колокол пробьет нужный час, и, убедившись, что внизу у подъезда никого нет, той же дорогой возвращалась в город.

На местное кладбище она не заходила никогда. Зачем? Чато похоронили в Сан-Себастьяне, а не в поселке, хотя там в семейном склепе покоились его бабушка с дедушкой по отцовской линии. Но похоронить Чато вместе с ними было нельзя, им это решительно отсоветовали: если ты сделаешь так, они осквернят могилу, такое уже не раз случалось.

На кладбище Польоэ во время погребения Биттори прошептала Шавьеру то, что он никогда в жизни не забудет. Что именно? Что ей кажется, будто Чато не столько хоронят, сколько прячут.