Читать книгу Золотой человек - Филип К. Дик - Страница 10

Выбравшись из наземного автомобиля, Натан Халл полной грудью вдохнул утреннюю прохладу и пересек мостовую пешком. Мимо, урча двигателями, катили первые робогрузовики, решетка водосточного люка жадно всасывала накопившийся за ночь мусор. На миг его внимание привлек исчезающий в щели газетный заголовок:

«ПРЯМОЙ ПУТЬ К АЗИАТСКОМУ КОНТИНЕНТУ: ТИХООКЕАНСКИЙ ТУННЕЛЬ ЗАВЕРШЕН!»

Заложив руки в карманы, Халл отошел от перекрестка и двинулся к дому Фарли.

Мимо обычного магазина «Уорлдкрафт» под столь же обычным крикливым рекламным лозунгом: «Собственный мир для каждого!» вдоль короткой дорожки, окаймленной травой, к наклоненному вперед, нависшему над крыльцом выступу парадного входа… Одолев три ступени из поддельного мрамора, Халл махнул ладонью перед лучом кодового замка, и дверь плавно растаяла в воздухе.

В здании царила мертвая тишина. Отыскав трубу подъемника, ведущую на второй этаж, Халл взглянул вверх. Нет, ничего. Ни звука. Однако из проема трубы веяло теплом и едва уловимыми запахами – знакомыми запахами пищи, людей и прочего. Может, уже разъехались? Нет, быть этого не может: сегодня же только третий день. Должно быть, все где-то рядом – к примеру, поднялись на террасу на крыше.

Поднявшись на второй этаж, Халл снова не обнаружил поблизости ни души, однако откуда-то издали донесся шум – звонкий смех, мужской голос, голос девушки… возможно, Джулии. Хорошо, если так. Если так, значит, она еще не в отключке.

Как правило, торжества по поводу очередного Конкурса начинают перерастать в дебош именно к этому времени, где-то на третий-четвертый день…

Собравшись с духом, Халл выбрал дверь наугад. Дверь послушно растаяла, но в комнате за ней тоже не оказалось ни одного из гостей. Диваны, пустые бокалы, битком набитые пепельницы, порожние ампулы из-под стимуляторов, разбросанная повсюду одежда…

Тут-то в комнату откуда ни возьмись и ввалилась Джулия Марло об руку с Максом Фарли, а следом за ними еще полдюжины человек – возбужденные, раскрасневшиеся, в глазах едва ли не лихорадочный блеск. Войдя в комнату, все они остановились.

– Нат?!

Отстранившись от Фарли, Джулия без оглядки бросилась к Халлу.

– Нат! Неужели уже так поздно?

– Третий день в разгаре, – ответил Халл. – Хелло, Макс.

– Хелло, Халл. Присаживайся, чувствуй себя как дома. Чем тебя угостить?

– Ничем. Нам пора. Джулия…

Фарли, взмахом руки подозвав робанта, подхватил с подноса на его груди пару бокалов.

– Держи, Халл. Хоть один-то бокальчик выпить успеешь.

В дверях появился Барт Лонгстрит об руку со стройной, гибкой блондинкой.

– Халл? Ты уже здесь? Так быстро?

– Третий день. Я заехал за Джулией. Если она еще не передумала уходить.

– Не надо ее забирать! – запротестовала стройная блондинка. Из одежды на ней имелся только халатик-«косоглаз», невидимый, если смотреть искоса, однако матовый, искристый, точно струи фонтана, когда смотришь на него прямо. – Жюри как раз совещается! Там, в общем зале. Побудьте с нами. Настоящее веселье только начинается!

С этими словами она подмигнула Халлу. Глаза ее под распухшими, густо-синими веками остекленели, будто спросонья.

Халл оглянулся на Джулию.

– Если хочешь остаться…

Джулия нервно стиснула его локоть, придвинулась ближе и, продолжая заученно улыбаться, шепнула на ухо:

– Нат, ради всего святого, увези меня отсюда, да поскорее. Пожалуйста! Я больше не выдержу.

В голосе ее слышалась горячая мольба, глаза лихорадочно блестели, напрягшееся, напружинившееся тело тряслось мелкой дрожью.

– О’кей, Джулия, едем. Может, позавтракаем где-нибудь по дороге. Ты когда ела в последний раз?

– Дня два назад… кажется. Не помню, – с запинкой ответила Джулия. – Жюри уже совещается. Господи, Нат, видел бы ты…

– Ну нет, пока судьи не вынесут решения, уезжать не годится, – пророкотал Фарли. – Думаю, они вот-вот закончат. А ты не участвуешь, Халл? Так ничего от себя и не выставил?

– Нет, не выставил.

– Но у тебя же наверняка есть свой…

– Не-а. Нет, как ни жаль, – с легкой иронией в голосе ответил Халл. – Нет у меня своего мира, Макс, и не будет. Видеть их не могу.

– Многое упускаешь, – с глуповатой, блаженной улыбкой, качнувшись на пятках, сказал Макс. – Праздник нынче – просто на славу. Лучшие Конкурсные торжества за многие месяцы. И ведь это все только разминка! Настоящее веселье начнется после объявления победителя.

– Я в курсе, – заверил его Халл, поспешно увлекая Джулию к спусковой трубе. – Пока, Барт, до встречи. Звони, когда выберешься отсюда.

– Постой! Погоди! – внезапно пробормотал Барт, склонив голову набок. – Все! Жюри закончило совещаться. Сейчас объявят, кто выиграл.

Развернувшись, Барт устремился к дверям в общий зал. Остальные, охваченные волнением, последовали за ним.

– Халл, Джулия, вы с нами?

Халл бросил взгляд на девушку.

– Ладно, задержимся на минутку.

Оба нехотя двинулись следом за всеми.

Навстречу им хлынула волна шума. В огромном зале, заполняя его до краев, бурлила, бушевала толпа народу.

– Я выиграла! Выиграла! – вне себя от восторга кричала Лора Беккер.

Вокруг нее к столу с выставленными на конкурс работами, толкаясь, пробивая себе путь локтями, рвались, подхватывали свои работы другие участники. Голоса их звучали все громче и громче, сливались в зловещий, нестройный гул. Робанты безмятежно сдвигали в стороны мебель и светильники, освобождая пространство. Просторный зал стремительно скатывался в откровенное безумие: накал всеобщей истерии рос на глазах.

Пальцы Джулии сомкнулись на локте Халла крепче прежнего.

– Я так и знала. Идем. Идем отсюда, пока не началось.

– Что именно?

– Да ты только послушай их! – В глазах Джулии замерцали искорки страха. – Идем, Нат! С меня хватит. Я этого больше не вынесу.

– Так я ведь тебя заранее предупреждал.

Джулия с блеклой улыбкой схватила поданное робантом пальто, продела руки в рукава и принялась поспешно застегивать пуговицы.

– Предупреждал, уж это точно. Признаю. Предупреждал. А теперь идем отсюда, ради всего святого! – Развернувшись, она устремилась сквозь толпу к спусковой трубе. – Едем отсюда скорее. Позавтракаем где-нибудь. Ты был полностью прав. Подобные вещи не для нас с тобой.

Тем временем Лора Беккер, пухлая, с виду лет около сорока, поднималась на сцену, к столу жюри. Халл приостановился, глядя, как победительница, женщина необъятной толщины, с неимоверным трудом одолевает ступеньку за ступенькой. В немигающем свете множества прожекторов химически откорректированные черты ее лица посерели, обмякли, словно оплывающий свечной воск. Третий день празднования брал свое: усталость явственно проступала на лицах множества стариков, пробиваясь даже сквозь рукотворные маски.

Наконец Лора поднялась на сцену.

– Глядите! – во весь голос выкрикнула она, подняв свое произведение над головой.

Пузырь от «Уорлдкрафт» засверкал в лучах прожекторов, и Халл невольно восхитился его красотой. Если мир, заключенный внутри, не уступает внешней оболочке…

Включенный Лорой пузырь вспыхнул звездой, засиял ярче прежнего. Зал разом стих, все взгляды устремились в сторону экспоната-победителя – мира, взявшего первый приз, одержавшего верх над произведениями прочих участников.

Действительно, Лора потрудилась на славу. Даже Халл не мог этого не признать. Как только она увеличила изображение микроскопической центральной планеты, собравшиеся в один голос ахнули от восторга.

Выдержав паузу, Лора снова увеличила изображение. Центральная планета придвинулась ближе, демонстрируя всем и каждому бледно-зеленые океанские волны, лениво, одна за другой, катящиеся к невысокому берегу. Вскоре в поле зрения появился и огромный город: башни, изящные ленты широких улиц, виадуки из стали и золота. В небесах, согревая город, сияла пара солнц-близнецов. Мириады жителей города спешили куда-то, каждый по своим делам.

– Чудесно, – негромко сказал Барт Лонгстрит, подойдя к Халлу и остановившись рядом. – Впрочем, старая ведьма занимается этим уже шестьдесят лет. Как тут не победить? Она ведь ни одного Конкурса на моей памяти не пропустила.

– Да, превосходно, – признала и Джулия, однако ее похвала прозвучала не слишком убедительно.

– Похоже, вы ко всему этому равнодушны, – заметил Лонгстрит.

– Больше скажу: мне просто плевать!

– Ей уйти отсюда не терпится, – пояснил Халл, увлекая Джулию к спусковой трубе. – До скорого, Барт.

Барт Лонгстрит кивнул.

– Да, понимаю, о чем ты. И во многих отношениях с вами согласен. Не возражаешь, если я…

– Глядите же! – истошно выкрикнула Лора Беккер, раскрасневшаяся как свекла, и увеличила изображение до максимума. Микроскопический город сделался виден во всем своем великолепии. – Видите их? Видите?!

Обитатели города тоже предстали перед собравшимися в мельчайших подробностях. Бессчетные тысячи горожан – кто пешком, кто в машинах – деловито торопились куда-то, потоками текли по ажурным галереям, паутинками соединявшим высотные здания невиданной красоты.

Учащенно, с натугой дыша, Лора подняла пузырь над головой и обвела взглядом зал. Воспаленные глаза ее заблестели, замерцали нездоровым огнем. Ропот возбуждения в зале усилился, достиг высшей точки. Бесчисленные обладатели пузырей «Уорлдкрафт» взволнованно, в нетерпении, подняли собственные произведения на высоту груди.

У Лоры отвисла челюсть, из уголков рта на подбородок, заполняя складки обвисшей кожи, потекли струйки слюны. Скривив губы, конвульсивно всколыхнув дряблой, точно тесто, грудью, победительница подняла пузырь еще выше. Лицо ее исказила отвратительная, дикая гримаса, жирные бока и живот жутко затряслись, заходили ходуном… и пузырь «Уорлдкрафт», с размаху брошенный ею вниз, под ноги, лопнул, разбившись о помост сцены.

Лопнув, пузырь разлетелся на тысячу кусочков. Осколки стекла, обломки металла и пластика, шестерни, поперечины, трубки и прочие жизненно важные части деликатного механизма, приводящего пузырь в действие, брызнули во все стороны веером.

В зале тотчас же разверзся кромешный ад. Все прочие мировладельцы тоже принялись крушить, ломать, топтать собственные миры, дробя каблуками хитроумную электромеханическую начинку выставленных на Конкурс пузырей. Охваченные исступлением, вырвавшимся на волю по сигналу Лоры Беккер, не помня себя, все вокруг – и мужчины, и женщины – затряслись от страсти, от похоти, достойной Дионисийских оргий, один за другим разрушая, губя миры, старательно сотворенные собственными руками.

– Господи, – выдохнула Джулия, со всех ног ринувшись к выходу, и Лонгстрит с Халлом последовали за ней.

Лица блестят от пота, глаза горят лихорадочным, безумным огнем… Бессмысленно разинутые рты, ничего не значащие выкрики… Разорванная в клочья одежда сброшена на пол… Отчаянный визг поскользнувшейся, упавшей под ноги буйной толпы девушки тонет в поднявшемся шуме. За первой жертвой толпа сминает вторую. Общее исступление туманит головы. Толчея, вопли, стоны… и отовсюду, со всех сторон слышен жуткий, несмолкающий звон бьющегося стекла и скрежет металла, возвещающий гибель новых и новых миров.

Бледная от ужаса, Джулия едва ли не волоком вытащила Халла за порог и, содрогнувшись, прикрыла глаза.

– Я знала… предчувствовала. Три дня все к этому вот и шло. Все… все миры до единого – вдребезги… собственными руками…

Следом за Халлом с Джулией из зала вышел Барт Лонгстрит.

– Идиотизм какой-то, – сказал он, дрожащей рукой поднося к сигарете спичку. – Какой бес в них вселился? И ведь это уже не впервые. На прежних Конкурсах тоже порой ни с того ни с сего начинали ломать, крушить собственные миры. Зачем?! Чего ради?!

Халл подошел к спусковой трубе.

– Поехали с нами, Барт. Позавтракаем… и я расскажу, что сам обо всем этом думаю, а там уж – хочешь верь, хочешь нет.

– Секунду! – Барт Лонгстид выхватил из рук приблизившегося робанта свой «Уорлдкрафт». – Моя конкурсная работа. Не хотелось бы ее потерять.

Спрятав пузырь, он поспешил за Джулией с Халлом.

* * *

– Еще кофе? – спросил Халл, оглядев остальных.

– Не нужно, – пробормотала Джулия, со вздохом откинувшись на спинку кресла. – С меня достаточно.

– А я выпью, пожалуй, – сказал Барт, подтолкнув свою чашку к робокофеварке. Кофеварка, наполнив чашку, вернула ее назад. – Хорошо ты тут устроился, Халл. Уютно.

– Разве ты у меня здесь еще не был?

– Нет. Я ведь уже сколько лет к вам, в Канаду, не наезжал.

– Давай послушаем твои догадки, – негромко напомнила Джулия.

– Да, верно, – спохватился Барт. – Валяй. Я весь внимание.

Халл, сделав паузу, задумчиво взглянул через уставленный тарелками стол в сторону вещицы, мирно лежащей на подоконнике. В сторону работы, выставленной на Конкурс Бартом, заключенной в пузырь от «Уорлдкрафт».

– «Собственный мир для каждого», – с сарказмом процитировал он. – Вот уж лозунг так лозунг…

– Пэкмен его сам придумал, – напомнил Барт. – В молодости. Почти век тому назад.

– Он настолько стар?

– На процедурах держится. В его положении можно себе позволить…

– Ну да, разумеется.

Поднявшись на ноги, Халл подошел к окну и вернулся назад с пузырем в руках.

– Не возражаешь? – спросил он Барта.

– Конечно. Пожалуйста.

Халл щелкнул парой тумблеров на поверхности пузыря, и внутри появилось изображение. Миниатюрная планета, медленно вращающаяся вокруг оси, крохотное, иссиня-белое солнце… Увеличив масштаб, Халл пригляделся к планете.

– А что, неплохо, – признал он.

– Примитив! Поздний Юрский период. Сноровки мне не хватает. До стадии млекопитающих ни один мир еще не сумел довести. Шестнадцатая попытка, а дальше поздней юры – никак, хоть ты тресни.

Планету покрывали густые джунгли, окутанные зловонным маревом гнилостных испарений. Болота, огромные звери, кишащие в зарослях гниющих на корню папоротников, глянцевитые, вьющиеся кольцами тела рептилий, поднимающихся из вязких, курящихся паром трясин…

– Выключи, а? – пробормотала Джулия. – Я ими уже сыта по самое горло. На Конкурсе нам не одну сотню продемонстрировали.

Барт, забрав у Халла пузырь, выключил изображение.

– На Конкурсе мне ловить было нечего. Юрских джунглей для выигрыша маловато. Конкуренция там жесткая. Половина участников дорастила миры в пузырях до эоцена, а по крайней мере десятеро и до плиоцена дошли. Даже экспонат Лоры опередил остальные разве что самую малость. Цивилизаций, развившихся до градостроительства, я насчитал около полудюжины, однако ее оказалась почти такой же развитой, как мы.

– Шестьдесят лет опыта, – напомнила Джулия.

– Да, опыта ей не занимать, и усердия тоже. Лора – одна из немногих, для кого все это не забава, а настоящее увлечение. Дело всей жизни.

– Однако в итоге она крушит собственное творение, – задумчиво проговорил Халл. – Разбивает пузырь вдребезги… вместе с миром, над которым трудилась не один год. Терпеливо растила, вела от периода к периоду, дальше и дальше… и вдруг – раз! Превращает в обломки.

– Зачем? Зачем, Нат? – спросила Джулия. – Что побуждает их так поступать? Стараются, растят, развивают… и только ради того, чтоб уничтожить все одним махом?

Халл откинулся на спинку кресла.

– Началось все это, – заговорил он, – после того, как мы не нашли жизни ни на одной из других планет. После того, как наши исследовательские экспедиции одна за другой вернулись с пустыми руками. Восемь мертвых, безжизненных шариков, не годящихся даже для лишайников. Песок и камень. Бескрайние пустыни. И так – раз за разом, неудача за неудачей, от Меркурия до самого Плутона.

– Смириться с этим оказалось нелегко, – согласился Барт. – Правда, для нас-то те времена – давнее прошлое.

– Не такое уж давнее. Около века назад. Пэкмен, к примеру, их помнит. Понимаешь, мы так долго ждали полетов на ракетах, путешествий к иным планетам, а в конце концов не нашли там ничего…

– Будто Колумб, обнаруживший, что Терра на самом деле плоская, – вставила Джулия. – Вот край, а за краем – пустота. Бездна.

– Хуже! Колумб искал всего-навсего короткий путь в Китай. В случае неудачи ничто не препятствовало плавать по-прежнему, длинным. А вот мы, исследовав нашу систему и ничего не найдя, столкнулись с нешуточной проблемой. Люди надеялись, рассчитывали на новые миры, мечтали о новых землях в небе. О колонизации. О контакте с самыми разными расами. О межпланетной торговле, обмене минералами, продуктами культур… но главное – с замиранием сердца предвкушали первую посадку на планеты, населенные потрясающими, невиданными формами жизни.

– И вместо всего этого…

– Мертвые булыжники. Бросовые пустыни, не годящиеся для поддержания жизни, хоть нашей, хоть какой-либо другой. Представляешь, насколько глубокое разочарование постигло все слои общества?

– И вот тут-то Пэкмен подсунул людям эти пузыри, «Уорлдкрафт», – прибавил Барт. – Собственный мир для каждого! За пределами Терры – ничего интересного. Делать в космосе нечего. Улететь отсюда и переселиться в другой мир возможности нет. А раз нет, стало быть…

– Стало быть, сиди дома и твори себе собственный мир, – с кривой улыбкой подытожил Халл. – Слышали, кстати? Пэкмен недавно детскую версию в продажу пустил. Нечто вроде подготовительного, обучающего комплекта. Чтобы любой ребенок сумел постичь основы миростроительства еще до того, как получит пузырь!

– Но сам посуди, Нат, – заметил Барт Лонгстрит, – вначале пузыри казались идеей стоящей. Терру нам не покинуть, значит, будем строить собственные миры прямо здесь. Творить субатомные миры в замкнутой регулируемой среде. Порождаем жизнь, подсовываем ей препятствия и проблемы, вынуждаем эволюционировать, подниматься к новым и новым вершинам развития. Теоретически ничего дурного в этой идее нет. Времяпровождение, определенно творческое, не просто пассивное наблюдение вроде просиживания штанов перед телевизором. По большому счету миростроительство – высшая, идеальная разновидность искусства. Не зря же оно в скором времени заменило собой все развлечения, все пассивные виды спорта наряду с музыкой и живописью…

– Однако что-то пошло не так.

– Это уже после, – возразил Барт. – Поначалу миростроительство было занятием творческим. Каждый, купив себе пузырь «Уорлдкрафт», творил собственный мир. Развивал жизнь все дальше и дальше. Лепил ее, словно из глины. Управлял ею. Состязался с другими, чтобы проверить, кто сумеет создать самый развитый мир.

– Таким образом, пузыри решили еще одну серьезную проблему, – добавила Джулия. – Проблему досуга. Праздности. Работают за нас роботы, обслуживают нас, заботясь обо всех наших нуждах, робанты, и потому…

– Да, тоже проблема серьезная, – согласился Халл. – Избыток свободного времени, которое нечем занять. Плюс к этому – разочарование оттого, что наша планета оказалась единственной обитаемой планетой на всю систему. Казалось бы, пузыри Пэкмена решили их обе. Однако со временем на свет вылезло еще кое-что. Кое-что изменилось.

Потушив в пепельнице докуренную сигарету, Халл тут же закурил новую.

– Перемены я отметил сразу, – продолжал он. – Начались они десять лет назад, и с тех пор положение неуклонно становится все хуже и хуже.

– Но почему?! – воскликнула Джулия. – Объясни, наконец, почему все до единого бросили строить миры творчески, созидательно и начали их разрушать?

– Ты хоть раз видела, как дети отрывают мухам крылышки?

– Конечно. Но…

– Вот и тут то же самое. Садизм? Нет, не совсем. Скорее своего рода любопытство. Плюс упоение властью. Отчего дети ломают игрушки? Все по тем же причинам. И еще вот о чем нельзя забывать. Пузыри с мирами – всего-навсего субституты, занявшие место чего-то большего, а именно – обнаружения подлинной жизни на соседних планетах. Замена, откровенно сказать, дьявольски скромная. Неравноценная. Эти миры – все равно что игрушечные лодочки в ванне. Или модели ракет, с которыми ребятишки играют на каждом углу. Суррогаты, замещающие нечто подлинное. Почему люди увлекаются ими? Потому что лишены возможности исследовать настоящие, большие планеты. Потому что в каждом из них скопилась уйма энергии, которую не на что употребить. А сдерживаемая внутри энергия скисает. Перерастает в агрессию. Какое-то время люди возятся, нянчатся со своими мирками, растят их, но, наконец, латентная враждебность, ощущение обделенности и…

– Все это можно объяснить куда проще, – спокойно заметил Барт. – Твоя теория слишком усложнена.

– Чем же объяснишь происходящее ты?

– Природной склонностью человека к деструкции. Естественным человеческим желанием сеять смерть и разрушения.

– Нет в человеке ничего подобного, – категорически возразил Халл. – Человек все-таки не муравей. Его побуждения гораздо гибче. Инстинктивной «склонности к деструкции» в человеке не больше, чем инстинктивного желания резать из кости ножи для конвертов. У людей есть энергия, а во что она выльется, зависит от открытых перед каждым возможностей. В этом-то вся и беда. Каждый из нас наделен силами, желанием двигаться вперед, действовать, творить. Однако мы заперты, закупорены здесь, ограничены одной планетой. А потому покупаем пузыри «Уорлдкрафт» и творим себе крохотные мирки сами. Но ведь этих микроскопических миров для нас мало. Удовлетворения от них не больше, чем от игрушечной яхты для человека, всю жизнь мечтавшего выйти под парусом в море.

Барт приумолк, глубоко, надолго задумался.

– Возможно, так оно и есть, – наконец сказал он. – Логика – не подкопаешься. Однако что ты предлагаешь взамен? Если остальные восемь планет мертвы…

– Продолжать поиски. За пределами системы.

– Продолжаем. Ищем.

– А попутно искать другие, не столь искусственные, средства разрядки.

Барт, широко улыбнувшись, с любовью погладил пузырь.

– Тебе так кажется только потому, что тебя самого не цепляет. А я лично свой мир искусственным не считаю.

– Но большинство-то считает, – вставила Джулия. – Большинство ими не удовлетворено. Потому мы и ушли с Конкурсных торжеств.

Барт хмыкнул, задумчиво сдвинул брови.

– Согласен, свинством все обернулось. Мерзкое зрелище. Однако пузыри все же лучше, чем ничего. Что ты предлагаешь? Отказаться от пузырей? А чем тогда время занять? Просто сидеть, разговаривать?

– Нат побеседовать любит, – негромко заметила Джулия.

– Как и всякий интеллектуал, – усмехнулся Барт, стукнув кончиком пальца по рукаву Халла. – Ведь твое место на заседаниях Директората среди Интеллектуалов и Профессионалов? Серая полоса?

– А твое?

– Сам знаешь, синяя полоса. Производственники.

– Верно, – кивнул Халл. – Ты ведь работаешь в «Терран Спейсуэйз». На вас нынче вся надежда.

– Стало быть, ты предлагаешь отказаться от пузырей и попросту сидеть сложа руки. Блестящий выход из положения!

Халл слегка покраснел.

– Отказаться от них, хочешь не хочешь, скоро придется, а чем потом занять время – это уж смотри сам.

– То есть?

Халл повернулся к Лонгстриту. Глаза его засверкали огнем.

– Я подал на рассмотрение Директората законопроект. Законопроект о запрете пузырей «Уорлдкрафт».

Барт в изумлении разинул рот.

– О запрете… чего?!

– На каких основаниях? – оживилась и Джулия.

– Из нравственных соображений, – безмятежно ответил Халл. – И, думаю, мне удастся его пропихнуть.

Зал заседаний Директората гудел от множества голосов, отдающихся эхом под сводами потолка. Просторное помещение кишело множеством теней, силуэтов людей, рассаживающихся по местам, готовясь к началу очередных слушаний.

Председатель Директората, Элдон фон Штерн, стоял рядом с Халлом в сторонке, позади трибуны.

– Давайте-ка уточним еще раз, – сказал фон Штерн, нервно запустив пятерню в поседевшие волосы. – Итак, вы твердо намерены выступить с речью по поводу собственного законопроекта? Отстаивать его лично?

– Именно, – кивнул Халл. – Отчего бы нет?

– Счетно-аналитические машины прекрасно разберут законопроект по косточкам и представят каждому из членов Директората беспристрастный отчет. Красноречие давным-давно вышло из моды. Выступив с громкими эмоциональными призывами, в поражении можно не сомневаться. Члены Директората не станут вас даже…

– Ничего, рискну. Вопрос слишком важен, чтоб отдавать его на откуп машинам.

Халл обвел взглядом зал. Общая суматоха постепенно унималась. Представители самых разных слоев общества со всего света расселись по креслам. Одетые в белое владельцы недвижимости. Финансовые и промышленные магнаты в синем. Красные рубашки лидеров фабричных кооперативов и коллективных сельских хозяйств. Зеленые костюмы представителей и представительниц среднего класса, фракции потребителей. И, наконец, справа, на самом краю, его собственная, серая, полоса: врачи, юристы, ученые, педагоги – Интеллектуалы и Профессионалы, работники умственного труда всех мастей.

– Ничего. Рискну, – повторил Халл. – Хочу, чтоб законопроект был принят. Эту проблему давно пора решить.

Фон Штерн, пожав плечами, взглянул на Халла с нескрываемым любопытством.

– Как угодно. Но что вы имеете против «Уорлдкрафт»? Бодаться с таким могущественным синдикатом, знаете ли, затея малоперспективная. Кстати, сам Пэкмен тоже где-то здесь. Странно, что вы…

На спинке робокресла вспыхнула сигнальная лампа, и фон Штерн, оставив Халла, поднялся на трибуну.

– И правда, стоит ли выступать самому? – сказала Джулия, стоящая рядом с Халлом, в тени. – Может, он прав? Пускай законопроект анализируют машины.

Однако Халл молча вглядывался в море лиц, пытаясь отыскать Пэкмена. Да, вот и он, владелец «Уорлдкрафт». В безукоризненно белой рубашке Форрест Пэкмен казался древним, иссушенным старостью ангелом. Сидеть он предпочитал среди собственников, считая «Уорлдкрафт» недвижимым имуществом, а не промышленным предприятием. Класс собственников до сих пор был в обществе самым престижным.

Плеча Халла коснулся фон Штерн:

– Пора. Займите кресло и изложите свое предложение.

Халл поднялся на трибуну и уселся в просторное мраморное кресло. На бесчисленном множестве лиц в зале отражалось лишь нарочитое равнодушие.

– Условия предложения, с которым я хочу выступить, вы все прочли, – начал Халл. Голос его загремел из динамиков на столе каждого из членов Директората. – Я предлагаю признать деятельность «Уорлдкрафт Индастриз» общественно опасной, а недвижимые активы компании передать в собственность государства. Основания для этого можно изложить в нескольких фразах:

– Принципы действия и устройство продукции «Уорлдкрафт», управляемых субатомных универсумов, вам известны. Субатомных миров, микроскопических копий нашей пространственной координаты, существует бесконечное множество. Чуть менее ста лет тому назад «Уорлдкрафт» разработала метод, позволяющий с точностью до тридцати десятичных знаков управлять напряжением сил, воздействующих на данные микрокоординатные плоскости, и довольно простое электромеханическое устройство, при помощи которого управлять ими может любой взрослый человек.

– Эти устройства для управления обособленными областями субатомных координат начали производить и продавать неограниченному кругу лиц под лозунгом «Собственный мир для каждого!». Замысел в том, что владелец устройства в буквальном смысле слова становится владельцем целого мира, поскольку устройство обеспечивает полную власть над силами, управляющими субатомным универсумом, во всем аналогичным нашей с вами вселенной.

– Приобретая одно из выпускаемых «Уорлдкрафт» устройств, в обиходе – «пузырь», человек становится, ни много ни мало, владельцем настоящей вселенной и волен делать с ней все, что заблагорассудится. В справочных руководствах, прилагающихся к покупке, объяснено, как управлять миниатюрными мирами, чтобы в них зарождались первые формы жизни, и как затем ускорять их эволюцию, поощрять последовательную замену низших форм высшими, пока в итоге – при условии, что владелец достаточно умел – в его личной собственности не окажется цивилизация, достигшая культурного уровня, сопоставимого с нашим.

– В последние годы продажи этих устройств на наших глазах возросли настолько, что по крайней мере один субатомный мир с собственной цивилизацией есть почти у каждого. А еще эти годы стали свидетелями гибели множества личных вселенных, вместе с планетами и их обитателями разбитых, растоптанных владельцами в пыль.

– Увы, создавать высокоразвитые цивилизации, эволюционирующие с немыслимой быстротой, а затем собственными руками уничтожать их никакими законами не запрещено. Отсюда и мое предложение. Подумайте: эти миниатюрные цивилизации вовсе не иллюзорны. Каждая из них вполне реальна. Каждая существует в действительности. Микроскопические обитатели этих миров…

Собравшиеся в огромном зале нетерпеливо заерзали, закашляли, зароптали, некоторые вовсе отключили динамики на столах. Сбившийся с мысли Халл запнулся, похолодел. На лицах внизу, перед ним, не отражалось ничего, кроме скуки и холодного равнодушия. Собравшись с духом, он поспешно продолжил:

– В данный момент их обитатели находятся в полной зависимости от прихотей владельцев устройств. Если кому-то из нас вдруг захочется расправиться с их миром, наслать на них цунами, землетрясения, ураганы, пожары, повысить активность вулканов, уничтожить их без остатка, им нечего нам противопоставить.

– По отношению к этим миниатюрным цивилизациям мы – практически божества, способные мановением руки погубить бессчетные миллионы жизней. Поразить их молнией, сровнять с землей их города, круша крохотные здания, словно муравейники. Разбить весь их мир вдребезги, точно надоевшую игрушку, забаву, жертву любого нашего каприза.

Умолкнув, Халл оцепенел, напрягся всем телом в предчувствии недоброго. Часть членов Директората, не дождавшись завершения его речи, поднялись из-за столов и двинулись к выходу. На губах фон Штерна играла кривая саркастическая улыбка.

– Я, – смущенно продолжил Халл, – хочу добиться запрета на пузыри «Уорлдкрафт». Таков наш нравственный, гуманистический долг перед всеми цивилизациями, что…

С грехом пополам завершив выступление, он поднялся на ноги. Серая полоса Интеллектуалов и Профессионалов откликнулась на его речь жидкими аплодисментами. Одетые в белое собственники безмолвствовали. Производственники в синем тоже. «Красные рубашки» и потребители в зеленых костюмах также хранили гробовое молчание, держались бесстрастно, даже слегка насмешливо.

Холодея от явственного осознания поражения, Халл спустился с трибуны и вернулся назад, в кулуары.

– Мы проиграли, – пробормотал он. – Понять не могу, в чем дело…

Джулия взяла его под руку.

– Возможно, тут требовалась апелляция к другим чувствам. А может, машины еще…

Из сумрака выступил Барт Лонгстрит.

– Без толку, Нат. Не выгорит.

– Вижу, – кивнул Халл.

– Морализаторством «Уорлдкрафт» не одолеть. Это не выход.

Фон Штерн подал сигнал, и члены Директората начали голосовать. Счетные машины зажужжали, пробуждаясь к жизни. Потрясенный, раздавленный, Халл молча глядел в охваченный ропотом зал.

Вдруг впереди, заслонив обзор, возник чей-то силуэт. Раздосадованный, Халл отступил в сторону, чтоб лучше видеть, однако надтреснутый старческий голос остановил его.

– Жаль, мистер Халл, жаль. Удачи на будущее!

Халл оцепенел.

– Пэкмен? – пробормотал он. – Что вам угодно?

Вышедший из сумерек Форрест Пэкмен медленно, ощупью, точно слепой, двигался прямо к нему.

Барт Лонгстрит уставился на старика с нескрываемой неприязнью.

– Пойду, Нат. До скорого, – сказал он и, развернувшись на каблуках, двинулся прочь.

Джулия придержала его за локоть.

– Барт, тебе непременно…

– Да. Важное дело. Скоро вернусь.

С этим Барт Лонгстрит быстрым шагом направился в зал, к креслам фракции производственников, и Халл остался с Пэкменом один на один.

Видеть старика в такой близости ему еще не доводилось, и теперь Халл не без интереса наблюдал, как Пэкмен, опираясь на поручень робанта, ковыляет к нему.

Стар Форрест Пэкмен был очень: сто семь лет – не шутки. Жизнь в его древнем, иссохшем теле держалась лишь благодаря инъекциям гормонов, переливаниям крови и прочим невероятно сложным очистительным и омолаживающим процедурам. Шагая к Халлу, старик не сводил с него выцветших, глубоко запавших глаз, изо всех сил сжимал узловатыми пальцами поручень робанта, дышал с присвистом, с хрипотцой.

– Халл? Не возражаете, если я поболтаю с вами немного, до завершения голосования? Надолго не задержу, – сказал он, подслеповато глядя за спину Халла. – А кто только что ушел? Ничего не разгляжу…

– Барт Лонгстрит из «Спейсуэйз».

– Ах да, помню такого, помню. Спасибо вам, Халл, за весьма интересную речь. Она так живо напомнила мне былые дни. Все эти люди подобных вещей не помнят. Время теперь иное…

Сделав паузу, Пэкмен подождал, пока робант не утрет слюну с его губ и подбородка.

– А вот я прежде живо интересовался риторикой. Кое-кто из старых мастеров слова…

Пропуская старческий лепет мимо ушей, Халл с любопытством разглядывал Пэкмена. Неужели в этом дряхлом, еле живом старике действительно заключена вся мощь «Уорлдкрафт»? С виду и не подумаешь…

– Брайан, – хрипло, негромко шептал Пэкмен. – Уильям Дженнингс Брайан. Я его выступлений, разумеется, сам не слышал, но, по свидетельствам многих, оратором он был величайшим. Нет, ваша речь тоже недурна, но вы кое-чего не понимаете. Я выслушал вас со всем вниманием и скажу так. Достойные идеи у вас имеются, однако в людях вы разбираетесь из рук вон плохо. Кому в действительности интересны подобные…

Осекшись, старик негромко закашлялся, и робант тут же охватил его парой металлических опорных полуколец.

Халл в нетерпении шагнул мимо него, к залу.

– Голосование вот-вот завершится. Я хочу слышать, как. Если у вас ко мне дело, изложите все необходимое обычным порядком, памятной запиской.

Робант Пэкмена сдвинулся в сторону, преградив ему путь.

– На самом деле, Халл, – медленно, с дрожью в голосе продолжал Пэкмен, – подобными призывами не заинтересовать никого. Речь ваша хороша, спору нет, однако вам не хватает идеи. По крайней мере, пока. Но говорите вы очень неплохо. Лучшего выступления я давненько уже не слышал. Все эти юнцы с чисто умытыми рожицами, суетящиеся, будто конторские рассыльные…

Халл напряг слух: в зале оглашали результаты голосования. Туша бесстрастного робанта заслоняла весь вид, однако сухой, точно зола, шепот Пэкмена не мог заглушить объявления. Фон Штерн, поднявшись, зачитывал итоги подсчетов по фракциям.

– Итак, четыреста «против» при тридцати пяти «за». Предложение отклонено, – резюмировал он, бросив на стол табличные карточки и заглянув в план слушаний. – Далее на повестке дня…

Пэкмен за спиной Халла внезапно осекся, умолк, склонил набок голову, до жути напоминавшую обтянутый кожей череп. Глубоко запавшие глаза старика заблестели, на губах зазмеилась улыбка.

– Отклонено? Вот видите, Халл, за вас отдали голоса даже не все из «серых». Возможно, теперь вы послушаете, что я скажу?

Халл отвернулся от зала. Робант опустил руку.

– Все. Конец делу, – сказал Халл.

– Идем, – позвала его Джулия, в тревоге отодвинувшись подальше от Пэкмена. – Идем отсюда.

– Видите ли, – неумолимо продолжал Пэкмен, – у вас имеется потенциал. Задатки, достойные дальнейшего развития. Я в ваши годы держался таких же взглядов. Думал: если воззвать к нравственному чувству, люди непременно откликнутся. Однако люди вовсе не таковы, а мыслить, если хочешь чего-то достичь, нужно реалистически. Люди…

Но Халл едва слышал его сухой, надтреснутый шепот. Отклонен. Его законопроект отклонен. «Уорлдкрафт», миры в пузырях – все это будет продолжаться своим чередом. Как ни в чем не бывало. Конкурсные торжества, скопища измученных скукой, не знающих, куда девать избытки свободного времени, людей, пьющих, танцующих, сравнивающих созданные миры, пока праздник не перерастет в буйную, варварскую оргию разрушения. Снова и снова. До бесконечности.

– Бодаться с «Уорлдкрафт» никому не по силам, – негромко сказала Джулия. – Слишком она велика. Барт прав: пузыри прочно вошли в нашу жизнь, и если нам нечего предложить взамен, с этим придется смириться…

Из полумрака быстрым шагом вышел Барт Лонгстрит.

– Вы еще здесь? – буркнул он, взглянув на Пэкмена.

– Я проиграл, – сообщил ему Халл. – Голосование…

– Знаю, слышал. Но это уже неважно, – перебил его Лонгстрит, огибая Пэкмена с его робантом. – Ждите меня здесь, я мигом вернусь. Мне срочно нужно увидеться с фон Штерном.

Уловив в голосе Лонгстрита некие новые нотки, Халл вздрогнул, насторожился.

– В чем дело? Что произошло?

– Почему наше поражение уже неважно? – поддержала его Джулия.

Однако Лонгстрит уже поднялся на трибуну. Подойдя к фон Штерну, он подал ему пластинку с сообщением и снова скрылся во мраке.

Фон Штерн взглянул на пластинку…

…и разом умолк, медленно поднялся на ноги, крепко сжимая пластинку в руке.

– Я должен сделать важное объявление, – с дрожью в голосе, едва слышно произнес он. – Мне только что передали депешу с наблюдательной станции «Спейсуэйз» на орбите Проксимы Центавра.

Зал возбужденно, взволнованно загудел.

– Исследовательские корабли в системе Проксимы вошли в контакт с торгово-разведывательным судном, принадлежащим иной, внегалактической, цивилизации. Обмен сообщениями уже состоялся. Корабли «Спейсуэйз» выдвигаются к системе Арктура, ожидая обнаружить там…

Что тут началось! Крики, грохот – сущий бедлам! Все в зале – мужчины, женщины – повскакали с мест, разразившись дикими воплями радости. Фон Штерн прервал чтение, скрестил руки на груди в ожидании тишины. Лицо его посерело, но, как и прежде, оставалось невозмутимым.

Форрест Пэкмен прикрыл глаза, замер, прижав иссохшие руки к груди. Робант поспешил обхватить старика опорными скобами, сомкнув их вокруг дряхлого тела прочным стальным щитом.

– Ну?! – проорал Лонгстрит, протолкавшись к ним.

Мельком взглянув в сторону хрупкого, увядшего старика в металлических объятиях робанта, он перевел взгляд на Халла с Джулией.

– Что скажешь, Халл? Идем отсюда! По-моему, нам есть что отпраздновать!