Читать книгу Разбуди меня в 4.20 - Филипп Лис - Страница 4

Френология – наука о человеке, изучающая его судьбу, повадки и возможности, скрытый потенциал, интеллектуальный склад и тонкости характера – всегда меня привлекала. Ей смысл в том, что все перечисленные выше параметры человеческого существа наблюдаются ею с точки зрения формы черепа. Находишь у человека какой-нибудь бугорок или впадинку на макушке, а потом трактуешь как склонность к суицидальным мыслям, а небольшой шов, прослеживающийся в основании черепа – как патологическая склонность немного недоливать напиток в кружку.

По большому счету, это лженаука. Ведь давно известно, что места на черепе значительно меньше, чем вся та чертовщина, которую френологи могут предсказать или, по крайней мере, заявить, что могут. Но ведь лженауки пользуются огромным спросом у населения, на них есть спрос, даже больше, социальный заказ! Одна астрология чего стоит! Нет ни одного печатного издания, ни одного телевизионного и радиоканала, где бы ни крутили астрологические прогнозы. А ведь звезды так далеко, что успевают гаснуть уже тогда, когда их свет только на полпути к Земле. Как же, находясь на таком внушительном расстоянии, они влияют на наши СУДЬБЫ!?! Сейчас вообще не поймешь где наука, а где лженаука. История переписывается, физики ударяются в мистицизм, открывая тайны всякой темной материи и квантовых событий, астрономы подрабатывают тем, что пишут астрологические прогнозы.

Сейчас, лежа на диване, я думал о том, чтобы стать френологом. Те колдуны, ведьмы, чернокнижники, маги и волшебники, что могут творить практически невозможные вещи типа снятия порчи, сглаза, приворота любимых и нелюбимых, поиск детей и предметов, выход в астрал и приход в ментал, чистят от вирусов компьютер по фотографии, зарабатывают уйму денег и очень при этом неплохо себя чувствуют. Почему бы ни воспользоваться таким прекрасным шансом, а инсталляцию забросить себе подальше, от нее только изжога.

Помниться, у меня были какие-то книжки по френологии, подаренные старой приятельницей, активно эти вещи изучавшей. Её увлечение привело её в психиатрическую лечебницу с острым неврозом навязчивых состояний. А ведь однажды она заявила мне, что кристаллы, которые она смогла добыть где-то за городом, накапливают и проводят энергию в чистом виде. Честно говоря, её было интересно слушать, особенно когда рассказывала про астральные возможности человека и его астральное тело, которое надо содержать в чистоте и порядке на случаи, которые никто не может предвидеть.

Бывало, мы сидели с ней на крыше дома и смотрели на звезды. Вернее, это я смотрел, а она подзаряжалась, безбожно выкачивая из черной бездонной стихии бесконечной пустоты то, что не принадлежало той по праву. А еще она хорошо разбиралась в энергиях, особенно, таких как психическая, космическая, астральная и ментальная, судьбообразующая, вселенская… В этом вопросе я был гораздо неосведомленнее её, но ведь часто знание не несет определенной нагрузки, а служит знанием как таковым! Знание про кристаллы и про руны, которые выкладываются в определенном порядке, было для меня таким вот бесполезным. Хотя кто его знает?

А что до той лженауки, что зовется френологией, я мог привести один из тех случаев, когда люди любят заблуждаться, а главное, просят об этом других людей. И как нужно это делать, чтобы не попасться на несоответствии.

Два года назад я ездил в небольшой провинциальный городок к двоюродному брату и сестре. Так однажды мы сидели вечером и играли в карты, но игра не пошла: я все время выигрывал, и вскоре мне это надоело, а уж им тем более. Чтобы скрасить время сестра спросила, умею ли я гадать на картах. Руководствуясь каким-то авантюристским интересом, я сказал, что умею, поэтому сразу получил в руки хорошую толстенькую колоду карт на тридцать шесть штук. Раскладывал я быстро, бросая карты то рубашкой вверх, то номиналом. Еще в школе научился сдавать в «дурака», там я проигрывал, а потом за годы ученичества научился этой прекрасной и доброй азартной игре.

Клал я и приговаривал те вещи, которые, во-первых, можно по-разному трактовать (это что-то типа «в твоей жизни появится человек, который изменит твою судьбу» или «путь-дорогу перешла тебе дама треф»), и во-вторых, которые рано или поздно в той или иной ситуации сбудутся (вроде такого: «придет тебе письмо скоро» – это может быть как извещением об уплате, так и рекламой, подброшенной в почтовый ящик, не обязательно письмо как таковое).

Тыкая пальцами в картонные прямоугольники и делая важный вид, я все-таки убедил родню, что занимаюсь этим святым делом с прекрасного возраста, когда еще не надо задумываться о том, сделаны ли уроки, во сколько утра надо встать. Испытывая некое уважение, они выслушали все это. Выслушали и забыли до следующего года.

Когда я приехал туда во второй раз, мы так же собрались и допоздна просидели, разговаривая о разных вещах, в основном, о жизни. Когда все темы были исчерпаны, сестра снова предложила мне взять в руки карты и погадать. Её изумление было велико, когда я заявил, что гадать не умею, и раньше никогда не умел. Когда же она спросила, как же это так я гадал в прошлом году, я действительно вспомнил этот эпизод, но честно признался, что делал это просто так и говорил всякую околесицу. На это брат тихо произнес: «Странно, все сбылось»…

Это событие дало мне понять, что есть только один механизм, который навсегда снимает с шарлатанов ответственность за несостоявшиеся события. Это двоякая или троякая трактовка события, которая переносит вину на тех, кто не смог адекватно интерпретировать слова провидца, то есть на тех, кому этот провидец «предсказывает». Волхвы и пророки, библейские герои и актеры в дурных фильмах поступали точно так же на протяжении всей истории мира. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно просто открыть Коран или Библию, Талмуд или «Властелин Колец» Джона Редженальна Роула Толкиена. Запутанность и многогранность возможных интерпретаций ранее сказанных слов – единственная и неотчуждаемая природа предсказаний.

Я мог бы быть френологом еще с большим успехом, чем был бы тем избранным, о котором говорил Тачан. Естественно, это был бред, который заставляет людей чувствовать лишнюю ответственность и нести наказание в одиночку, пеняя на себя, что не справились, хотя и был избранными. Нет уж! Эти штучки с избранием и судьбой не пройдут!

Дара появилась с подносом в руках. На противне, украшенном псевдопалеховской росписью, лежало красивой горкой печенье собственного приготовления. Да, она любила готовить и стряпать, раньше мне об этом говорила, но попробовать мне доведется только сейчас. Потянувшись, я принял вертикальное положение, свесив ноги с дивана. Вообще, всегда мечтал вот так встретить утро, чтобы было кому разбудить тебя приятным запахом печенья, улыбнуться, подмигнуть и дать понять, что ты кому-то нужен. Быть кому-то нужным это такое, что нельзя передать словами. Мы были вместе два дня с того момента, как сбежали из больницы, две ночи и два утра. Но только один вечер, поэтому говорить о том, что мы встречаемся двое суток, еще рано. Тем не менее, слова уже были лишними, я поцеловал её в щечку, когда она подала мне поднос со стряпней, а потом просто перешел к банальному набиванию желудка.

– Звонил Тачан, – произнесла она. – Говорил, что вечером встречаемся на железнодорожной дороге под мостом. Инсталлироваться будем там. Эрга с нами не будет, поэтому пойдем втроем. Наша цель – найти Орден Забвения и спросить у них, что делать. А твоя миссия – поговорить с эгрегором слепого поиска. Ты – избранный, кому же, как ни тебе иметь дело с духами? Мы проводим тебя до экзальтационного разлома, а дальше ты пойдешь один. Эгрегор уже предупрежден, он знает, что ты идешь…

Я съел еще одно печенье, а потом отложил поднос на диван.

– Знаешь, ты говоришь странные слова. Они мне знакомы… по отдельности, а в предложении не понятны…

– Это с непривычки, потом все поймешь…

Она села рядом со мной на диван, отломила небольшой кусочек печенья от общего спекшегося массива и принялась аккуратно есть, пытаясь не проронить на одеяло ни крошки. Я вгляделся в её череп. Наверное, это первая возможность попробовать свои навыки френологии на практике. Я провел рукой по волосам, нащупывая под ними твердую основу. Она удивленно и с легким любопытством посмотрела мне в глаза, но позволила провести такой эксперимент, не произнося ни слова. Это, наверное, потому что рот её был занят тем песочным печеньем, что она жевала.

На достаточно ровном черепе была округлая и вполне нормальная макушка с хвостиком волос. Ниже и правее – небольшая ямочка. Я не знал, что это означает, но считал, что у меня и у всех, кого я обследовал три года назад во время моих первых любительских опытов, была такая же. Очевидно, её наличие – это анатомическая норма. Еще ниже и еще правее был подъем, а потом пологий скат к основанию черепа. Это место по латыни называлось «os okcipitalis» – затылочная часть черепной коробки. Кроме того, это была эрогенная зона, но сейчас меня волновало не то, как её возбудить, а то, какой формы у нее череп, душа, характер, мысли и судьба. И какой формы у нее надежда на будущее, есть ли мне место там, за порогом этого дня.

– Тебя ждут тяжелые испытания и потеря близкого друга, который для тебя гораздо больше, чем друг, но я не хочу называть это слово, – противным голосом ясновидца произнес я, стараясь сделать это как можно похоже на бездарные фильмы про людей с таким даром. – Он оступиться на пути жизни, упадет в самую грязь и не станет подниматься. И другого человека ты тоже потеряешь. Ты была с ним тогда, когда он упал. И я был с ним. И тот первый…

– Чушь какая…

Ох, женщины! Что они понимают в сугубо мужской науке – френологии? Еще моя мать говорила, что это все бездарная трата сил, мозгов, усилий, времени и памяти, которая не принесет ни денег, ни славы. Я всегда спорил с ней, говорил, что ни слава, ни деньги не дают того, что дает удовольствие от работы, тот экстаз, что ты испытываешь, когда все получилось, деятельность принесла плоды, и куче людей стало хорошо на душе и весело. Я бы согласился делать менее оплачиваемую работу, если бы она доставляла бы мне большую радость, нежели предыдущая. Вот в чем фишка-то!

Чуть вправо. Там явственно ощущался достаточно крупный выступ, который был совсем не симметричен.

– А тут у тебя… – начал я, но вскоре догадка пришла сама. – Ты что, шишку набила?

– Да, вчера…

Я не помнил этого, но решил не уточнять, как такое случилось.

Вся моя жизнь походила на один огромный осклабленный череп, из одной его глазницы торчала роза, из другой – приличный отрезок колючей проволоки, плавно переходящий в венец, сплетенный из трех её отрезков. Мы живем, не думая, как причинно-следственные связи влияют на нас, наших родных, наш мир – отделенный для экспериментов кусок наблюдаемой реальности. Эти стены, эта земля, этот воздух и эти звезды, что видны по ночам, отданы нам, каждому из смертных людей, в безраздельный феод, который мы можем преображать. Трудом своим мы портим горы, перекрашиваем небеса и думаем только об одном: как всю эту красоту превратить в страшное зрелище, на которое никто не будет претендовать?

И сейчас меня грызла зависть. Неважно, что мы делаем с Дарой сейчас, главное, что изменить мы ничего не можем. Она сказала про то, что произошло до меня. И я не был в своих стремлениях уникален: Эрг встречается с ней. Не знаю, какие у них перспективы, но хотя она его не любила, он измены не простит. Это страшный человек, который любит владеть всем в одиночку. Я сразу это понял, по его голосу. Бывает же такое! Бывает, но случается только со мной.

Мое решение было окончательным, лишь только я собрался уходить к себе на хату. Я все скажу ему, но скажу так, чтобы тот не мог помешать мне. Надо выбрать момент экстремальной природы, когда все поставлено на кон, а жизнь и смерть ничего не стоят. Жизнь и смерть? Что по сравнению с ними некая девушка Дара, которая принадлежит сама себе и с которой мне хорошо. Подумать только! Насколько надуманы были предлоги и мысли, что роились в моей голове, отражали все грани возможности.

Когда я вернулся на свою улицу и уже подходил к подъезду, увидел на стене надпись, которой не было еще позавчера. Именно с того дня я тут не появлялся.

«Нужен жемчуг? Ныряльщиком надобно стать

И четыре уменья в себе воспитать:

Верить другу, готовым быть с жизнью расстаться,

Не дышать и в кипучую бездну нырять»

И подписано криво, наверное, в неудачной попытке стилизовать под арабский язык: «Омар Хайям». Несомненно, надпись появилась в моей жизни очень вовремя. Я слышал о великом мудреце и мистике, но никогда не читал его стихов, а зря. Мы часто упускаем возможности, которые могли бы определить судьбу очень надолго вперед. Если есть падения, должны быть и какие-то взлеты, но если этих взлетов нет, какой смысл сносить падения? И падения ли это вообще?

Была у меня версия, которая поможет разобраться в инсталляции. Мне показалось, что нексус выдает только то, что ты сам хочешь видеть. Все те картины, что проплывают между твоим взором, есть только отражение твоих желаний и гибкости ассоциативного мышления. Что касается трудностей, что возникают, это все то, что делает твоя вторая натура, которую ты сам ваяешь в попытке борьбы самому с собой. Если это так, то вся схема нексуса будет рассекречена, если нет, там мне нечего делать, придется уходить. Хватило мне в бездну нырять.

Сперва я не обратил внимания на то, что какой-то парень полз по стене дома на уровне третьего этажа. Когда же я оторвал взор от грешной землицы, увидел этого суицидника, который возомнил себя спайдерменом. Оставалось стоять и смотреть, как тот борется с сопротивлением материалов, гравитацией и усталостью, совершая этот нечеловеческий подвиг. Кроме меня у него не было других зрителей.

– Эй ты, сдурел совсем? – крикнул я ему, когда тот спустился на землю.

Словно пойманный на чем-то предосудительном, парень нахмурился, покраснел, но все ровно подошел ко мне. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать, светлые волосы. Ну, они были настолько же светлыми, насколько и темными: даже меньше, потому что мелированные. А одет был в явно малой свитер черного цвета и большие штаны-трубы, отливающиеся на свету забавными переливами.

Слегка недоверчиво подошел он ко мне, осмотрел с ног до головы. В этот момент я подумал, что было бы здорово посмотреть, на что похож его череп во френологическом плане, конечно же.

– Ты чего по стенам лазаешь?

– А я этот, как его, – промямлил тот, – Паркурист. Мы преодолеваем препятствия этого урбанистического мира. Лазаем по стенам, бегаем по крышам, взбираемся туда, где только кошки и голуби бывают, спускаемся в канализации и поднимаемся на строительные краны. Это круто, экстрим, все-таки…

Я сменил выражение лица. Могло показаться, что я ему врежу, а теперь моя физия была более благодушна и выражение понимающее. Я жестом показал ему пройтись вдоль улицы, он молча кивнул головой.

– Тебе что, в жизни не хватает острых ощущений? – спросил я.

– Ну, да. По большому счету, не хватает, а настоящие паркуристы меня в компанию не берут, говорят, что еще совсем дятел и ни на что не годен кроме как прыгать через скамейки в парке. Вот, хожу по городу, тренируюсь, стараюсь развиваться всесторонне. Преодолеваю препятствие за препятствием, нахожу новые цели и новые приемы. Одним словом, надеюсь занять достойное место среди тех, кто этим полуискусством—полуспортом овладел в совершенстве. Говорят, что примут, если пересеку город с востока на запад по прямой, прямо по домам, по паркам, по улицам, без остановки. Это очень тяжело, они придумали такое, чтобы я отказался от паркура, но если я это сделаю, они не смогут со мной не считаться.

Еще мы говорили о том, какие разновидности стен бывают в городе. Бывают кирпичные, наклонные, уступчатые, многофазовые. Для каждой из таких стен паркуристы придумали свои способы преодоления. Это как бурение горной породы: для каждой породы свой угол наклона бура и своя скорость вращения (когда упорное медленное сверление, а когда быстрый интенсивный ход). То же самое было и в этом экстремальном виде провождения времени, которое считается писком в современной молодежной среде. Паркур, скейтборды, прыжки с парашютом, дайвинг и прочие заморочки.

В рамках философии паркура, да и вообще экстремальных видов спорта и развлечений, само присутствие экстремальных ситуаций в жизни переводит организм человека в особый режим. Это сродни действию наркотиков: и те и другие добавляют в общий гормональный фон человека новые вещества, который активно замещают природные и начинают участвовать в обмене веществ. Если остановить прием экстрима или дури, начнет ломать от нехватки этого стимула, от дефицита, вызванного отсутствием этого вещества или действа. Поэтому все, кто втягивается в ту среду, где это принято, выходят из нее другими людьми, если выходят в принципе.

Такая оценка мне была близка, поэтому сразу понравилась. Спорт ради спорта ничего не стоит, важно то, что остается с тобой после того, как ты прошел эту школу и научился быть таким. С инсталляцией должно произойти то же самое, но я еще не видел результата, потому что не прошел до конца все закоулки восприятия и все уровни нексуса.

– Слушай, а не страшно?

– Да… Конечно, страшно, как всем нормальным людям, но я научился бороться со страхом. Прежде всего, когда страшно, ты тем более должен кидаться в экстрим, очертя голову. Только когда выхода нет, организм сам находит выход из ситуации и скрытые резервы, которые подключает к твоему активу сил. Этим решается важная проблема страха, а сам страх, как самое слабое, что есть на свете, не может тебе сопротивляться и уходит.

– И что, это вообще законно?

– А как, по-твоему, поступают солдаты, идущие в бой, пожарники, которые врываются в горящие дома, спортсмены, завоевывающие золотые и серебряные медали?

Я с самого начала хотел сказать ему о своем недавнем хобби. Только теперь настал подходящий момент: он заговорил о способах бегства от реальности, к которым причислял и экстремальные виды спорта. Не кривя душой, я сказал, что инсталляция похожа чем-то на спорт, но спорт этот не развивает мышцы, он рассчитан на кое-что другое.

– Откуда ты знаешь про инсталляцию? – как-то возбуждено спросил он.

Я ему ответил:

– Я сам сикер, человек, который инсталлируется в нексус и общается с существами из пограничных миров, встречает людей, которые туда уже инсталлированы, а еще у меня команда есть… Правда, сам я среди них недавно. А хоть и недавно, все ровно быстро схватываю некоторые вещи.

С диким ужасом шарахнулся он от меня, словно я был прокаженный, пораженный чумой и холерой одновременно. Сам того не понимая, я сделал шаг к нему, но он дико закричал «не подходи», даже стекла в соседних домах зазвенели от такого крика. Начали показываться возмущенные жильцы спальных районов, не привыкшие к таким сотрясающим звукам. И непонятно, что такого сказал я, раз вызвал такое негодование и такой ужас, что светились в его глазах.

– Ты сикер!?! – закричал он. – И еще говоришь, что я сдурел, когда лазал по стенам!!! Это ты сдурел, раз связался с инсталляцией! Смотри, скоро от тебя ничего не останется, ты закончишься, и мир для тебя закончится. Это хуже наркомании!!!

– Что?

Его глаза выкатились от страха за свою жизнь, за мою и за все жизни, что сейчас на земле. Было такое, знаете ли, сверхчеловеческое напряжение и боль, которую он видел своими выкатившимися глазами.

– Мой тебе совет: бросай!

Кого бросать? Куда бросать? Стараясь сгладить возникшее напряжение, я протянул ему руку, но тот отшатнулся еще дальше, стараясь не то что не прикасаться, не дышать в мою сторону.

В эту минуту появился водопроводчик. Этот бравый человек со шлангом на плече и чемоданчиков в руках, разодетый в стандартный водопроводческий комбинезон, вышел из подворотни, огляделся, словно делал в этой подворотне все свои дела, а теперь ехидно оглядывался на пострадавший двор, увидел меня и этого чудаковатого паренька. Выхватив из кармана большой разводной ключ, он направился к нам, но то, что это мера устрашения, а не прелюдия к действию, я понял, а вот паренек нет.

Вкатив глаза обратно в глазницы, незадачливый паркурист пустился наутек. Бежал он так быстро, что пыль, поднимавшаяся у него из-под ног, почти закрыла всю торсовую фигуру непроглядной пеленой, оставив видимой только голову. Наверняка не осознавая этого, он схватился за ближайшие кирпичи на первом этаже хрущевки, подтянулся и с рекордной скоростью взобрался на крышу. Там он мелькнул последний раз и скрылся навсегда.

Водопроводчик подбежал ко мне, огляделся и незаурядно искусно матюгнулся. Потом только он соизволил взглянуть на меня и что-то процедить сквозь зубы. Это походило на: «Ушел, елы-палы, мать-перемать».

Всю дорогу до дома я думал о том, что сказал мне этот молодой экстримал. Откуда он знает про инсталляцию, что он вообще знал о ней? Или просто сама инсталляция давно всем известна, а я что-то пропустил? Или это просто комплект общих признаков, характерных для людей, занимающихся инсталляцией, но потом закончивших это ремесло и больше не возвращавшихся в нексус, их идей, установок, на которые повлияла инсталляция? Кто мог дать мне ответы? Для этого нужен человек, который нейтрально относился бы ко мне, к процедуре инсталляции, к самому процессу, но не желающий что-нибудь утаить. Таких индивидов, увы, я не знал.

В моей голове мир разделялся только на то, что есть на самом деле и то, что есть по ту сторону. Одного раза хватило чтобы постоянно думать о возвращении. Парень был прав, такие виды развлечений сродни принятию психотропных веществ. Погружаясь в себя, я неожиданно заметил, как сознание мерцает. На секунду мне показалось, что вокруг меня в тот момент у шлюза в пограничный мир были люди. Да-да, три человека в белом.

Естественно, я подумал, что это от усталости, не придав значения тому, что видел во время мерцания. Иногда так случается, что кажется, будто видишь на секунду странные вещи, но не можешь понять, чем это вызвано. Сознание вообще пытается все интерпретировать по-своему, словно в тебе два человек, постоянно борющихся в общей массе компенсирующих сил. Все, что врывается в твою память, переворачивается и разрывается между вами двумя, а в вечной борьбе происходит становление компромиссной личности, которая и будет потом тобой. Случается же совершать поступки, которые сознательно ты не делал бы! В этом и заключена природа личности.

Более того, мне начинало казаться, что тот, кто играет против меня, осведомлен о жизни, о самом процессе жизни, значительно лучше, он сильнее и хитрее, чем я мог бы предположить. Везде, где я встречаю сопротивление со стороны жизни, везде, где не могу обрабатывать свой феод пространства, чувствуется его рука и его воля, а успехи, которые я делаю, втягивают меня шаг за шагом в запланированную для меня ловушку. Успехи созданы и подстроены им, только поэтому, исключительно из уважения к его таланту, стоило бы дать ему какое-нибудь имя. Но об этом я подумаю потом.

Весь день я промучился этими вопросами, а вечером отправился на железнодорожное полотно, где была назначена явка. В темноте, появившейся далеко за полночь, я набрел на рельсы, определил по звукам поезда, где находится вокзал (хотя между двумя этими точками не было ничего общего), пошел по путям, усиленно вглядываясь в темноту, чтобы увидеть эту парочку.

На тринадцатой минуте я услышал голоса, доносящиеся со стороны обочины из кустов. Прислушался. Кажется, это разговаривали Тачан с Дарой, хотя потом я отметил, что так мог говорить кто угодно – тихо и шепотом, не разобрать кто есть кто. Я позвал, они стихли. Кода я позвал снова, из кустов донеслись слова Тачана, наверное, он хотел, чтобы я спустился с железнодорожной насыпи под мост через узкий ручей и помог им настраивать пирамидки на точку входа и выхода.

В кромешной тьме, что царила в кустах, я с трудом отыскал двух человек, что возились, расставляя всякие оккультные вещи вокруг небольшой полянки среди моря полыни.

– Как дела-то? – спросил Тачан.

– Видел я одного странного паркуриста, он говорил, что…

– Кого ты видел!?! – вмешалась в разговор Дара.

Я решил, что лучше для всех, если я не стану рассказывать все те вещи, которые произошли со мной со времени нашего расставания, поэтому медленно и лаконично закончил тему.

– Забей, ничего такого…

Втроем мы вошли в центр разложенных пирамидок и свечек, взялись за руки и начали хором повторять слова, которые в прошлый раз говорил Эрг. Мне казалось, что на их произнесение влияла сама душевная сила человека. Если Эрг мог произносить их один, то нам троим надо было аккумулировать и консолидировать усилия по их произнесению. Получилось куда более величественно, чем так, как это делал наш хромой поврежденный дружбан. В общем-то, на достижение цели это не влияет.

Луч света впивался в стену, пробивал его, растворяясь в сумрачных дырах, откуда веяло холодом. Препарированные небеса источали черные капли в виде треугольников размером с кулак. Хруст, плавающий по воздуху от их падения, преломлялся и обретал новые формы материального характера, становился то горящим листком бумаги, то ломающимся стеклянным стержнем, статически заряженным ионами положительного заряда.

Прочная ткань, сшитая из двух неравномерных и кривых отрезков пространства и времени, колыхалась, позволяя приводить в движение все социокультурное пространство бесконечности мироздания. Я видел разницу между корреляционным, регрессивным и кластеровым анализом многомерного шкалирования всего того, где я был и что я видел. А впереди на растяжках, сделанных из причинно-следственных связей, висел огромный череп из слов и дел, связанных воедино судьбоносными скрепами. Там я видел даже отсюда все, что судьба запечатлела на его поверхности: мысли, установки характера, факты жизни. Мое пятое тело, связанное с ключевыми моментами в моей будущей жизни, было притянуто к черепу и определяло мое положение относительно него. Только сейчас я понял, что мне не дано заниматься профессионально френологией.