Читать книгу Меридон - Филиппа Грегори - Страница 7

Мы чтили день воскресный теперь, когда нас представляли как юных девиц Роберта Гауера. Нам с Дэнди было позволено медленно пройтись под ручку по главной улице деревни и так же медленно вернуться. Я – которой предстояло танцевать на спине лошади перед сотнями людей – скорее согласилась бы пройти сквозь огонь, чем сопровождать Дэнди на этой прогулке. Но она меня умоляла; ей нравилось показывать себя и смотреть на людей, даже если зрители были такие никудышные, как парни из Уарминстера. К тому же Роберт Гауер взглянул на меня поверх черенка своей трубки и сказал, что будет признателен, если я буду рядом с Дэнди.

При этих словах я густо покраснела. Кокетство Дэнди было у нас четверых предметом шуток, пока мы ездили в фургоне. Но в Уарминстере поведение, которое могло уронить Гауеров в глазах соседей, не казалось смешным.

– Вряд ли я позарюсь на кого-то из этих крестьян! – сказала Дэнди, вскидывая голову.

– Не забывай об этом, – сказал Роберт. – Потому что если хоть раз я услышу, что про тебя шепчутся, мисс Дэнди, не будет ни обучения, ни короткой юбки, ни участия в представлении в будущем сезоне. И своего нового фургона тоже не будет!

– Нового фургона? – повторила Дэнди, ухватившись за самую яркую подробность.

Роберт Гауер улыбнулся, увидев ее смягчившееся вдруг лицо.

– Да, – сказал он. – Я подумал, вам с Мэрри хорошо бы завести свой фургончик. Вам нужно будет переодеваться дважды за представление, а так будет легче сохранить костюмы в чистоте. Может, с вами будет и новая девица из работного дома.

Дэнди состроила гримаску.

– А какая лошадь повезет фургон? – спросила я.

Роберт кивнул.

– Тебе бы все про лошадей, да, Мэрри? Я покупаю новую рабочую лошадь. Можешь поехать со мной, поможешь выбрать. На конской ярмарке в Солсбери, послезавтра.

– Спасибо, – осторожно сказала я.

Он бросил на меня суровый взгляд.

– Жизнь на зимовке тебе не по душе? – спросил он.

Я молча кивнула.

– У нее есть свои преимущества, – рассудил он. – Настоящая жизнь – в пути. Но только бродяги и цыгане всю жизнь проводят в дороге. У меня теперь большой дом, а куплю я еще больше. Хочу, чтобы дом был такой большой, чтобы жить, как нравится, и не заботиться о том, что обо мне подумают, и ни в чем не нуждаться.

Он быстро взглянул на меня.

– Как, по-твоему, разумно звучит, Мэрри? – спросил он. – Или кровь роми в тебе слишком сильна, чтобы где-то осесть?

Я помолчала. В сердце моем билась тонкая нить тоски, моя потребность в Доле.

– Я хочу быть госпожой, – сказала я очень тихо. – Хочу красивый дом из песчаника, чтобы смотрел на юг, и солнце целый день играло на желтом камне, а перед домом чтобы был розовый сад, а позади – фруктовый сад за стеной, и конюшня, полная гунтеров, у западного крыла.

Я прервалась и посмотрела на Роберта – но он надо мной не смеялся. Он кивнул, словно понял.

– Я добуду себе дом, только если буду работать и торговать, – сказал он. – Ты – только выйдя замуж. Так что поторопись, обзаведись хоть частью сестричкиной красоты, Меридон. Ты в жизни не изловишь сквайра с остриженными волосами и плоской, как у мальчика, грудью.

Я побагровела от шеи до лба.

– Неважно, – сказала я, отворачиваясь, разозлившись на себя за то, что сказала слишком много, и притом человеку, которому нельзя полностью доверять.

– Ну, идите, погуляйте, – сердечно сказал Роберт нам с Дэнди. – Потому что завтра начнем всерьез работать.

Я знала, что Роберт Гауер понимает под работой всерьез, поэтому предельно сократила прогулку Дэнди – только до конца главной улицы и обратно – чтобы вернуться домой к обеду, убрать навоз из денников и вычистить лошадей. Не обращая внимания на возражения Дэнди, я настояла на том, чтобы мы ушли с кухни сразу после обеда, чтобы вывести лошадей на выгул с наступлением темноты. На углу луга стоял амбар, который Роберт Гауер велел подготовить, чтобы завтра Дэнди начала там работать.

– Пойдем посмотрим, – сказала Дэнди.

Мы осторожно прошли по неровной земле и открыли широкие двери. Ноги наши провалились в опилки, толстым слоем рассыпанные по полу. Над головами, почти не видная в сумраке, висела деревянная перекладина на непрочных с виду веревках. Она слегка раскачивалась на сквозняке, как виселица, поджидающая жертву. Я никогда прежде не видела такого, только на том объявлении. Я всего лишь стояла на полу и смотрела вверх – этого хватило, чтобы мне стало тошно от страха. Дэнди взглянула вверх, словно ей было все равно.

– Как мы туда заберемся? – спросила я.

Голос у меня дрожал, и мне пришлось сжать зубы, чтобы они не стучали.

Дэнди прошла через амбар и встала у основания веревочной лестницы, свисавшей с маленькой площадки наверху треугольной рамы из светлого дерева.

– По ней, наверное, – сказала она.

Она откинула голову и взглянула наверх.

– Видишь, Меридон? Наверное, нам надо будет встать вот там и прыгнуть на эту трапецию.

Я в страхе посмотрела вверх. До трапеции можно было достать, если потянуться и прыгнуть над бездной.

– А потом? – в отчаянии спросила я. – Что потом?

– Я так понимаю, раскачиваешься и летишь к Джеку, – сказала она, направляясь к такой же стойке на другом конце амбара.

– Он стоит наверху, ловит меня за ноги, пробрасывает у себя между ног и опять наверх, – сказала она, словно проще ничего в мире не было.

– Я это делать не буду, – произнесла я.

Голос мой был хриплым, потому что у меня перехватило дыхание.

– Я не смогу, никак. Мало ли что я обещала Роберту. Я не знала, что будет так высоко и что веревки такие тонкие. Ты ведь тоже не захочешь это делать, да, Дэнди? Если ты не хочешь, мы скажем Роберту Гауеру, что не станем. Даже в самом худшем случае мы сможем как-то иначе заработать на жизнь. Убежим. Если ты не захочешь, он нас не заставит.

Похожее на сердечко личико Дэнди расплылось в сладчайшей улыбке.

– Что за чушь, Мэрри, – сказала она. – Ты думаешь, я такая же трусиха, как ты? А я не против, я же тебе говорила. Я состояние на этом сделаю. Я же буду единственной летающей девушкой в стране. Все придут на меня посмотреть! И господа тоже! Про меня напишут во всех газетах, обо мне станут баллады сочинять. Не могу дождаться, когда начнем. В этом для меня – все, Мэрри!

Я промолчала. Попыталась разделить ее воодушевление, но, стоя в полутемном амбаре, глядя вверх на зияющий свод крыши и тонкую перекладину на веревочках, почувствовала, как рот наполняется желчью, а голова начинает кружиться.

Я зажала уши ладонями. Услышала какой-то шелестящий шум, который не смогла вынести. Дэнди схватила меня за запястья. Она трясла меня за руки. Откуда-то издалека доносился ее голос:

– Мэрри, что с тобой? Тебе плохо, Мэрри?

Я закивала, высвобождаясь из ее хватки, судорожно хватая воздух и дожидаясь, когда в рот мне ударит рвота. Потом ощутила резкий хлопок по щеке. Я открыла глаза и выставила руку, защищаясь от удара. Передо мной стоял Джек. Он держал меня обеими руками, а за спиной у него маячила Дэнди.

– Пришла в себя? – коротко спросил он.

Я вывернулась из его рук и села. Перед глазами по-прежнему все плыло.

– Да, – сказала я. – Все хорошо.

– И все из-за того, что ты просто смотрела на трапецию? – спросил Джек, глядя вверх и не веря, что кто-то может упасть в обморок при виде такой классной штуки.

Я поколебалась.

– Да, – неуверенно сказала я. – Наверное, из-за этого.

Джек поднял меня на ноги, прежде чем мысли мои прояснились.

– Так не смотри на нее, – без всякого сочувствия сказал он. – И не отговаривай Дэнди. Отец твердо решил, что она полезет наверх, и ты тоже обещала.

Я кивнула. Дэнди беспечально сияла.

– Она тоже твердо решила лезть, – отозвалась я.

Голос у меня был хриплый, я закашлялась и сплюнула гадкую на вкус слюну.

– И я сдержу слово и попробую.

– Наверх тебе какое-то время лезть не придется, – сказал Джек. – Погляди, вот чем ты займешься для начала.

Он махнул рукой в сторону амбарной двери, где тоже висела перекладина – так низко, что я могла бы достать ее, подпрыгнув. Если повиснуть на ней, до пола будет всего-то дюймов десять, только и хватит, чтобы качаться.

– На этом! – воскликнула я.

Джек и Дэнди засмеялись мне в лицо.

– Это я выдержу! – сказала я.

От облегчения мне захотелось хихикать, и я засмеялась вместе с ними.

– На этом даже я смогу качаться.

– Вот и хорошо, – примирительно сказал Джек. – Папа будет доволен, если ты покачаешься на тренировочных качелях. Наверх лезть не надо, если не захочешь, Мэрри. Но он платит большие деньги человеку из Бристоля, который приехал нас учить. И хочет, чтобы тот на два месяца был загружен работой.

– Я бы поспорила, – сказала злая Дэнди, – он ведь сам пообещал, что Мэрри не придется учиться, если она боится. Она и так много для вас делает: падает с лошади целый день и все такое.

– Я смогу качаться на той перекладине, – сказала я совершенно искренне. – Может, мне даже понравится.

– Темнеет уже, – сказал Джек. – Идите-ка вы обе к себе. Рано утром начнем.

Мы вышли в серые сумерки, и Джек захлопнул за нами дверь.

– Каково спать в доме, после того, как всю жизнь провел в фургоне? – спросил он.

– Слишком тихо, – ответила Дэнди. – Мне не хватает твоего храпа, Джек.

– Странно, – согласилась я. – Комната никуда не движется. К тому, что фургон качается, привыкаешь, наверное. И еще потолок кажется таким высоким. В старом фургоне, где мы жили с па и Займой, крыша нависала прямо у меня над головой и лицо мое делалось мокрым, когда я переворачивалась и задевала ее.

– А тебе каково, Джек? – вкрадчиво спросила Дэнди. – Не хватает тебе того, как мы по утрам переодеваемся? И возможности подглядывать, когда моемся?

Джек рассмеялся, но, думаю, он покраснел в темноте.

– В Уарминстере полно девушек, Дэнди, – сказал он. – В этом городе есть из кого выбрать.

– Таких же хорошеньких, как я? – спросила она.

Дэнди умела при желании превратить свой голос в приглашение на вечеринку на карточке с золотым обрезом. Я прямо почувствовала, как Джек покрылся испариной, идя между нами.

– Нет, – честно ответил он. – Но беды от них куда меньше.

Когда мы вошли во двор конюшни, он резко развернулся.

– Здесь я вам пожелаю доброй ночи, – сказал он и прошел через низкую дверь в стене в сад и дальше, в главный дом.

Дэнди поднялась по лестнице передо мной, напевая, и стала откалывать чепчик перед зеркалом, пока я зажигала нашу единственную тростниковую свечу.

– Я могла бы его заполучить, – тихо сказала она.

Это было почти заклинанием, словно она колдовала с помощью своего красивого отражения.

– Я могла бы его заполучить, хотя его отец и предостерегал насчет меня. Пусть он и смотрит на меня сверху вниз. Я бы могла приманить его, как птичку хлебными крошками.

Она развязала передник и сняла через голову платье. Изгибы ее тела были четкими, как рябь на воде. Груди округлые и полные с бледными расслабленными сосками. Темная тень курчавых волос между ногами и плавный изгиб ягодиц напоминали колдовские знаки в старой книге заклинаний.

– Я бы могла его получить, – повторила она.

Я сняла воскресное платье, сложила его, убрала в сундук и, забравшись в постель, натянула одеяло до подбородка.

– И думать об этом забудь, – сказала я.

Страстное самозабвенное лицо Дэнди тут же переменилось, и она обернулась ко мне со смехом.

– Мамаша Меридон! – поддразнила она меня. – Всегда высматривает беду. У тебя между ног лед, Меридон, в этом твоя беда. Все, что тебе там нужно, это лошадь.

– Я знаю, что у лошади на уме, – мрачно отозвалась я. – А красавчик Джек может замыслить убийство, и ты этого по его глазам в жизни не поймешь. А Роберту ничего не нужно, кроме денег. Уж лучше я с лошадьми.

Дэнди засмеялась. Я услышала, как скрипнули половицы, когда она улеглась на свой тюфяк.

– Интересно, что там за артист на трапеции, – сонно сказала она. – Сколько ему лет, женат ли. На том объявлении он выглядел молодцом, помнишь, Мэрри? Полуголый. Интересно, каков он.

Я улыбнулась в темноту. Я могла не бояться чар Джека Гауера и гнева его отца, если акробат немножко приударит за Дэнди в те два месяца, что будет нас учить – а потом уедет.

В любом случае он был исполнителен. Он вошел во двор в шесть утра пронизывающе-холодным ноябрьским утром с небольшим саквояжем в руках. Одет он был, как работающий фермер, в хорошее платье из добротной ткани, но простое и совсем не по моде. На нем был плащ и обычная войлочная шапка, сдвинутая на макушку. Впечатляющие усы роскошно завивались возле щек и придавали ему залихватский и добродушный вид. Уильям только глянул на него – и бросился в дом, докладывать Роберту о его прибытии. Мы с Дэнди внимательно наблюдали за ним из чердачного окна.

Роберт тут же вышел и пожал ему руку как равному. Уильяму было велено отнести саквояж в дом.

– Он будет спать в доме, – шепнула мне Дэнди.

– А где он будет есть? – отозвалась я, полагая, что важная граница пролегает там, где дается право войти в столовую.

Джек вышел, и его представили гостю.

– Мой сын Джек, – сказал Роберт. – Джек, это синьор Джулио.

– Иностранец, – прошептала потрясенная Дэнди.

– Зовите меня Дэвид, – ответил акробат, широко улыбнувшись. – Синьор Джулио – это рабочий псевдоним. Мы решили, что так лучше звучит.

Роберт обернулся так быстро, что заметил, как мы отпрянули от окна.

– Спускайтесь, вы двое, – позвал он.

Мы сбежали по лестнице. Дэнди вытолкнула меня вперед. Я была в рабочих бриджах и белой ушитой рубашке, когда-то принадлежавшей Джеку. Увидев, как меня рассматривает гость, я зарделась. Но когда подняла глаза, поняла, что он оценивает мою силу – так я могла бы смотреть на нового жеребенка, прикидывая, на что он способен. Гость кивнул Роберту с явным удовольствием.

– Это Меридон, – представил меня Роберт. – Помешана на лошадях. Но если сможете ее загнать наверх, буду признателен. Ей это не по душе, и я дал ей слово, что заставлять не стану. Она боится высоты.

– Таких много, – мягко сказал Дэвид. – И иногда они в итоге становятся лучшими.

Выговор у него был певучий, я такой слышала у одного торговца лошадьми из Уэльса, который продал па самого маленького и упрямого пони, какого я видела в жизни.

– А это Дэнди, ее сестра, – продолжил Роберт.

Дэнди медленно прошла вперед, глядя Дэвиду в лицо, и на губах ее появилась тень улыбки, когда она заметила, как он осмотрел ее всю, от темной макушки до подъема ног.

– Люди станут платить, только чтобы тебя увидеть, – очень тихо сказал ей Дэвид.

Дэнди широко ему улыбнулась.

– Ладно, – оборвал их Роберт. – Идем в амбар. Мой парнишка сказал, что все развесил, как вы велели, но если чего недостает, сейчас же поправим. Если все, как вам надо, девочки и Джек готовы сейчас же начать учиться.

Дэвид кивнул, и Роберт повел его через ворота конюшни в сад, а потом к выгону. Дэвид, следуя за Робертом, поглядывал по сторонам и, наверное, как и я, думал, что перед ним человек, который многого достиг одним лишь тяжелым трудом и смекалкой.

Роберт, несколько рисуясь, распахнул дверь амбара, валлиец зашел внутрь и осмотрелся. Он распрямился, высоко поднял голову. Я пристально за ним наблюдала и увидела, как из нового наемного работника, который появился на дворе конюшни, в своей стихии он мгновенно преобразился в артиста.

– Все хорошо, – сказал он, кивнув. – Вы, стало быть, разобрали мои рисунки?

– Я все сделал согласно вашему письму, – гордо ответил Роберт. – Плотник понятия не имел, что нужно, так что мы частично полагались на догадки.

Он вынул из кармана трубку и набил ее табаком.

– Все правильно угадали, – сказал Дэвид.

Он подошел к веревочной лестнице и бережно ее покачал. Она заизвивалась по всей длине, как змея. Дэвид окинул взглядом арену.

– Хорошая, ровная, – одобрительно произнес он.

Он подошел к тренировочной трапеции, походка его не напоминала шаг обычного человека. Мышцы у него были такие крепкие, и ступал он так плотно, что казался поджарым и ловким, как дворовый кот, готовый к прыжку. Я покосилась на Дэнди; в ответ она мне подмигнула.

Валлиец слегка подпрыгнул, подняв руки над головой, и я увидела, как побелели его костяшки, когда он ухватился за перекладину. Пару мгновений он висел неподвижно, потом вытянул ноги под прямым углом и махнул ими назад с плавным текучим усилием, бросившим перекладину вперед. Он три раза качнулся, потом отпустил руки и, перевернувшись через голову, приземлился перед нами на ноги, твердо, как скала. Его голубые глаза блестели, белозубая улыбка сияла.

– Здесь не курите, – дружески сказал он Роберту.

Роберт как раз разжег трубку и удивленно вынул ее изо рта.

– Что? – не поверил он.

– Не курите, – повторил Дэвид.

Он повернулся к Джеку и нам с Дэнди.

– Здесь нельзя курить, есть, пить, валять дурака. Разыгрывать друг друга. Не вздумайте выделываться на веревках и перекладинах. Не приходите сюда в дурном настроении, не затевайте шашни. Здесь вы будете учиться на артистов. Относитесь к этому месту как к церкви, как к королевскому двору. Не считайте его обычным. Оно должно быть волшебным.

Роберт тихо вышел и выбил угольки из трубки на мокрую траву. Он ничего не сказал. Я вспомнила, как однажды он сказал Джеку и мне, что на арене нельзя ссориться. Теперь и амбар становился почти священным. Я пожала плечами. За все платил Роберт. Если он решил построить амбар, где ему не позволят курить трубку, и платить человеку, который будет ему приказывать, это его дело. Он увидел, что я на него смотрю, и печально мне улыбнулся.

Дэнди и Джек были зачарованы. Им внушала трепет мысль о том, что амбар для занятий превращался в особенное место, где им предстояло стать особенными людьми.

– Это волшебство, – продолжал Дэвид, и его напевный говор стал отчетливее. – Потому что тут вы станете артистами – людьми, которые творят красоту, как поэты, художники или музыканты.

Он резко повернулся к Роберту.

– Здесь не топят? – спросил он.

Роберт удивленно на него посмотрел.

– Нет, – ответил он. – Я видел печку на ваших рисунках, но подумал, что вам тут и так тепло будет от работы.

Дэвид покачал головой.

– Нельзя разогреть сухожилия работой, – сказал он. – Они остывают и тогда тянутся или даже рвутся. Потом неделями не можешь работать, пока не заживет. Не отапливать здание – это ложная бережливость. Я не могу работать без печки.

Роберт кивнул.

– Я-то думал про работу с лошадьми, – сказал он. – С ними вечно разгорячишься. Но я нынче днем велю поставить здесь печку. Сможете использовать амбар до тех пор?

– Можем начать, – величественно произнес Дэвид.

Он взглянул на Дэнди.

– У тебя есть бриджи, вроде тех, что на твоей сестре? – спросил он.

Дэнди оскорбилась.

– Я буду в короткой юбке! – воскликнула она. – Роберт обещал! Я не надену бриджи!

Дэвид с улыбкой повернулся к Роберту.

– В короткой юбке? – спросил он.

Роберт кивнул.

– Розовой, – добавил он. – В коротенькой юбке в сборку, с блестящими пуговицами, и в свободной рубашке.

– Безопаснее будет с голыми руками, – заметил Дэвид. – Легче ловить.

Роберт пососал холодный черенок трубки.

– Голые руки, голая шея, корсажик и юбка выше колен? – спросил он. – Да меня под суд отдадут!

Дэвид засмеялся.

– Сперва вы заработаете состояние! – сказал он. – Если девушка согласится.

Роберт ткнул черенком трубки в сторону Дэнди.

– Да она бы и голышом полезла, только намекни, правда, Дэнди?

Дэнди опустила темные глаза так, чтобы все видели изгиб ее темных ресниц на фоне розовых щек.

– Я бы надела юбочку и маленький облегающий лиф, – скромно предложила она.

– Хорошо, – сказал Дэвид. – Но учиться нужно в бриджах и теплой куртке с короткими рукавами.

– Иди в дом, Дэнди, – приказал Роберт. – Миссис Гривз подыщет тебе что-нибудь из вещей Джека или Уильяма. Поторапливайся.

Он взглянул на Джека и меня – мы стояли в бриджах для верховой езды и рабочих куртках.

– Эти двое правильно одеты?

– Да, – ответил Дэвид.

– Тогда я вас оставлю, – неохотно произнес Роберт Гауер. – Вы помните наше соглашение: они должны научиться прыгать на трапецию и перелетать к Джеку и обратно на площадку за два месяца.

– Помню, – ровным голосом ответил Дэвид. – А вы помните мои условия.

– Ежедневная плата наличными, – подтвердил Роберт. – Если будете работать до одиннадцати, потом можете позавтракать в кухне. После этого – дневные занятия и обед в кухне в четыре.

– Потом им надо будет отдохнуть, – твердо произнес Дэвид.

Роберт кивнул.

– Тогда девушки смогут заняться костюмами, – сказал он. – Но завтра я обещал взять Мэрри на конскую ярмарку.

Дэвид кивнул, дождался, пока Роберт выйдет, и закрыл за ним дверь амбара. Потом посмотрел на Джека и меня.

– Давайте приниматься за работу, – сказал он.