Читать книгу Вселенная «Мастера и Маргариты». Книга 1 - Фима Жиганец - Страница 2

Я себя под Черчиллем чищу, или Булгаковское Зазеркалье

.

Предисловие

– Ох, и намучилась я! Тяжёлые роды были… Торопилась, чтобы ты на свет в мае не появился. А то весь век маяться будешь. Еле успела: родила без пятнадцати двенадцать ночи…

Этот рассказ моей матери вспомнился мне не случайно. Потому что родился я в ночь с 30 апреля на 1 мая. В ту самую Вальпургиеву ночь, когда вся сатанинская рать устраивает на горе Броккен ведьмовский шабаш, так сочно обыгранный Михаилом Булгаковым в его самом знаменитом романе.

Я не особо склонен к мистике. Однако то, что судьба привела меня в конце концов к созданию этой книги, не отношу к разряду случайностей. Дата рождения во многом определила мой интерес к чудесному, мистическому, потустороннему, к проблемам борьбы Божественного и дьявольского в человеке… Наверное, есть своя магия не только в именах, но и в том, когда человек появляется на свет. Хотя это уже тема не литературоведения, а астрологии – продажной девки империализма.

Долгое время я не помышлял о том, что буду разбираться в хитросплетениях сюжета «Мастера и Маргариты», углубляться в быт и нравы Страны Советов, копошиться в справочниках по демонологии, отмерять вехи развития трамвайного дела на Руси, заниматься историей моды, картографии, религии, шахмат, а также музыковедением, кино, масонством и т.д.

Толчком послужил сериал "Мастер и Маргарита" (2005) Владимира Бортко. Сериал по роману Булгакова ужаснул меня, вызвал яростное неприятие даже несмотря на прекрасную игру актёров, среди которых можно выделить прежде всего Александра Абдулова в роли Коровьева и Бориса Галкина в роли Ивана Бездомного. Феноменальное попадание в образ! Однако сам фильм вышел невнятным, скучным, унылым. Это случилось, по-моему, из-за того, что Бортко не понял, не осмыслил, насколько глубокое, страстное, горько-ироничное произведение решился экранизировать.

Вот тогда-то я, отбросив в сторону все дела, засел за исследование романа, который считаю гениальным.

ПОНЯТНО, что мой труд – далеко не первый в истории «мастероведения». Уже существуют капитальные работы многих авторов. Их столько, что, казалось бы, ничего нового сказать уже нельзя. К счастью для меня, оказалось, что и можно, и необходимо. Одной из моих задач было не повторять, по возможности, своих предшественников. Подчёркиваю – по возможности. Безусловно, наиболее значимые выводы и аргументы булгаковедов я привлекаю, когда это необходимо. Но стараюсь дополнить их, углубить, уточнить, а кое-где и оспорить. Моя книга – не слепая компиляция уже известных фактов и версий. Это – плод самостоятельных наблюдений, а также критический анализ сведений, накопленных людьми, изучающими творчество Михаила Булгакова.

При этом мне чуждо стремление во что бы то ни стало поразить читателя «необычным ракурсом» своего видения романа, сенсационными «прозрениями», «оригинальностью» трактовок, парадоксальными до нелепости теориями и версиями, высосанными из пальца и притянутыми за уши. Нередко за такими попытками кроется лишь пустословие.

Есть трактовки забавные, хотя и далёкие, на мой взгляд, от истины. Это, скорее, «упражнения ума», имеющие отдалённое отношение к замыслам Булгакова. К таким работам я бы отнёс, например, статью литературоведа Леонида Карасёва «Масло на Патриарших, или Что нового можно вычитать из знаменитого романа Булгакова». Что же вычитал из романа Карасёв? Вся эмблематика романа, «тайный ключ» к его пониманию, по мнению Карасёва, связана с маслом и кремами. «Масло и мазь – вещи родственные», пишет он, указывая на то, что оба эти слова начинаются с одной буквы. Дальше – больше. В звучании имени «Маргарита» Карасев усматривает намёк на маргарин, а Гелла, по его мнению, вызывает ассоциации с гелем. Вспоминает философ и подсолнечное масло, которое пролила Аннушка. Далее следуют розовое масло, которое так ненавидел Пилат, а также крем Азазелло, которым намазалась Маргарита.

Мастера Карасёв тоже не обошёл миропомазанием. Булгаковский герой, по мнению интерпретатора, «вообще чем-то напоминает маслёнку с крышечкой, на которой для верности написана буква “М”, поскольку на Мастере был засаленный халат и “совершенно засаленная чёрная шапочка” с вышитой на ней же жёлтым шёлком буквой “М”». Намёк на масло или мазь, как утверждает литературовед, скрыт даже в имени Азазелло (почему, не объясняется; видимо, это должно быть само собой очевидно). С букв «М.А.» начинаются имя и отчество Берлиоза; «мессир Воланд» вообще включает в титул и имя все буквы слова «масло», а аббревиатура МАССОЛИТ демонстрирует «масло» во всей первозданной красе. Глава «Погребение» пропитанная запахом миртов и акаций, напоминает об оливковом масле.

Когда автору не хватает «масла» в чистом виде, он легко извлекает его из первых попавшихся под руку предметов, как свифтовские лапутяне извлекали солнечный свет из огурцов. «Масляный» намёк усматривает Карасёв, к примеру, в «осетрине второй свежести»: «Прямого упоминания масла здесь нет, однако достаточно лишь представить жирную, лоснящуюся осетрину, ту, что “первой свежести”, чтобы почувствовать, что и эта эмблема не случайна». А где осетрина, там и жирный балык, который героически вынес Арчибальд Арчибальдович из пылающего ресторана. К эмблеме «масло» автор статьи относит и холодную курицу, которой Азазелло врезал на лестнице гражданину Поплавскому. Ещё бы: ведь птица была извлечена из «промаслившейся газеты»! «Что касается гастрономии в целом, то у Булгакова вообще преобладают лакомства жирные, лоснящиеся, промасленные», – резюмирует Карасёв.

Почему же масло стало идеей фикс для Булгакова? Оказывается, дело в первой профессии писателя. Булгаков-врач часто пользовался камфарой, отчего и выделил «масло» из всех врачебных средств. Достоевского притягивала медь, Платонова – железо и вода. А вот автор «Мастера и Маргариты» «особым образом ощущал, чувствовал масло – его тягучесть, консистенцию, цвет, запах».

Вот такое глубокомысленное исследование. Не совсем понятно, что оно даёт для понимания романа (даже если всё написанное воспринимать серьёзно). Равным образом можно было бы написать об «эмблематике» зелёного цвета в романе, или, скажем, огня, воды, левого уха и так далее. Неплохо бы посчитать частоту употребления в романе букв «ж» или «х». Тоже полезное занятие. Всё это напоминает анекдот о том, как солдат, глядя на любой предмет, думал только о бабах.

Живущий в США булгаковед С.Иоффе, исследуя тайнопись «Собачьего сердца», «догадывается», что в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» «под именем глупого Лиходеева» подразумевается Лев Троцкий. Почему? А почему бы, собственно, и нет… Не нравится, тогда пусть будет Муссолини! Троцкому ещё повезло. По мнению американского исследователя, «железный Феликс» выведен в «Собачьем сердце» под светлым ликом… кухарки Дарьи Петровны Ивановой! Не слабо? Впрочем, и Дзержинскому жаловаться грех. Вот Надежда Константиновна Крупская, видимо, вспомнилась Михаилу Афанасьевичу не в добрый час, и он «прояснил» её как… чучело совы со стеклянными глазами! Интересно, кого вывел Булгаков в образе писсуара?

Американский литературовед Элен Малоу (США) вообще мыслит глобальными, масштабными аллегориями: Маргарита для неё – образ царской России, Мастер – воплощение русской интеллигенции; Фрида – символ предреволюционного русского пролетариата; Пилат – идея диктатуры пролетариата, Левий Матвей до встречи с Иешуа – дореволюционная русская система капитализма, а после своего обращения – олицетворение истории СССР… Короче, как говаривал Маяковский устами одного из своих персонажей: «Пролетариат этого не поймёт. И правильно сделает, что не поймёт. И объяснять ему этого не надо».

Таких замечательных «открытий» хватило бы на хороший сатирический роман, посвящённый племени критиков, которое так ненавистно было Михаилу Афанасьевичу. Хотелось бы процитировать в этой связи слова литературоведа Всеволода Сахарова. Он заметил в одной из статей на сайте «Всё о Булгакове»: «Образы “Мастера и Маргариты” – не шифр, не код. Выявление и описание многочисленных источников романа, сами по себе нужные, здесь явно недостаточны, ибо между использованными автором источниками и булгаковскими самоценными образами существует дистанция огромного размера. Одним расхожим словечком “влияние” здесь не обойдёшься, надо объяснить выбор источников автором, его отношение к ним, метод его работы с ними, понять непростое движение творческой мысли Булгакова».

А СТОИТ ЛИ ПОСВЯЩАТЬ «МАСТЕРУ И МАРГАРИТЕ» исследование, которое превышает объём булгаковского романа? В конце концов, пусть каждый находит в произведении то, что способен увидеть.

На это я могу возразить следующее. Между читателем и автором всегда и обязательно существует огромная пропасть в восприятии произведения. Автор находится под влиянием ассоциаций и образов, которые рождаются у него от соприкосновения с литературными, музыкальными, изобразительными произведениями, с фактами истории, с событиями из своей жизни и биографий знакомых ему людей. Это так или иначе находит отражение в творении писателя. Однако сам творец чаще всего не обременяет себя тем, чтобы растолковать свои ассоциации читателю. Да это и невозможно, иначе бы повесть или роман превратились в тяжеловесное, путаное повествование с бесконечными намёками, полунамёками, лирическими отступлениями… Тут-то в дело вступают литературоведы, текстологи, биографы, комментаторы. И порою их труды читаются не менее увлекательно, чем сам роман или повесть. Причём, как правило, толкования и разъяснения по объёму в десятки раз превосходят само произведение. Закон жанра. Причём чем дальше отстоит произведение от читателя во времени, тем основательнее и подробнее должны быть комментарии к нему.

Справедливо заметил тот же Всеволод Сахаров:

«…Сегодняшнему читателю булгаковского романа о Боге и дьяволе необходимо объяснить происхождение и реалии этой сложнейшей книги. Без примечаний «Мастера и Маргариту» издавать нельзя.

ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПРОЯСНИТЬ ТЁМНЫЕ МЕСТА, намёки, аллюзии «Мастера и Маргариты», недостаточно одного лишь текста романа, который принято считать «окончательным» и «каноническим». Я не только о том, что автор так и не завершил своё произведение, поэтому привычный для нас текст «Мастера и Маргариты» можно считать лишь поздней рукописью. Даже выбор концовки романа не принадлежит Булгакову. Заключительную фразу выбрала вдова писателя. По мнению Елены Сергеевны, это был «самый надёжный» вариант: «пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат».

Но речь – о другом. Дело в том, что за почти двенадцать лет работы над романом Булгаков кардинально изменял его. Имена героев, трактовка образов, время и места действия, названия учреждений, побудительные мотивы, поступки и прочая, прочая, прочая – всё подвергалось решительному пересмотру. Появлялись и исчезали действующие лица, в уста героев вкладывались слова, которые позже безжалостно вымарывались. И без сравнения этих перемен с «канонической» редакцией романа зачастую невозможно понять того, что хотел сказать читателю автор. На что намекал. Что подразумевал. Впрочем, об этом хорошо сказал известный булгаковед Виктор Лосев:

«Разве можно, например, дать объективную оценку мировоззренческих взглядов писателя по опубликованному варианту романа «Мастер и Маргарита», если неизвестными остаются многочисленные предыдущие редакции и варианты? И как в этой ситуации можно проследить, например, за изменением сюжетной линии романа, над которым автор работал двенадцать лет? На эти и множество других вопросов нельзя дать достаточно убедительный ответ без тщательного исследования и сопоставления всех редакций и вариантов романа. А между тем чаще всего на основе именно этого главного произведения вырабатываются те или иные суждения о творческой и жизненной позиции писателя».

Вопрос о количестве редакций «Мастера и Маргариты» до сих пор остаётся спорным. М.Чудакова насчитала их восемь, В.Лосев – семь, Л.Яновская – шесть, Б.Соколов – три, И.Галинская вообще считает вопрос о количестве редакций некорректным, указывая на то, что деление булгаковских рукописей на «редакции» довольно спорно. Когда в 1966 г. вдова писателя Елена Сергеевна Булгакова сдала в Отдел рукописей черновые тетради и машинописные копии романа, их условно «раскидали» на восемь редакций, поскольку, дескать, так было удобнее составлять опись хранить материалы в архивных «картонах». На самом же деле первая глава романа сохранилась даже не в восьми, а в девяти редакциях, пятая глава «Было дело в Грибоедове» насчитывает чуть ли не одиннадцать редакций, а вот глава вторая «Понтий Пилат» отредактирована лишь три раза.

Но в мои задачи не входит утомлять читателя пересказом полемики о рукописном наследии писателя. Главное то, что роман не раз основательно переделывался. Причин множество. В том числе и политические. Так, 12 октября 1933 года Елена Сергеевна Булгакова записала: «Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс. Говорят, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился… Ночью М. А. сжёг часть своего романа». В рукописи 1933 года в сцене Великого бала у Воланда, возможно, среди гостей шабаша были выведены какие-то известные политические деятели, что могло грозить писателю большими неприятностями.

Пока же я хотел бы завершить своё вступление известными словами Уинстона Черчилля о том, что Россия представляет собою тайну, скрывающую внутри секрет, на дне которого находится загадка. То же самое с полным правом можно сказать и о романе «Мастер и Маргарита». Наверное, никто и никогда не сможет раскрыть всех этих тайн, загадок и секретов. Но пытаться будут ещё многие поколения.

Хотелось бы надеяться, что и мой скромный труд не останется незамеченным.