Читать книгу Когда жизнь подкидывает тебе лимоны - Fiona Gibson - Страница 10

Три недели спустя: среда, 20 марта

Всю неделю лил дождь и наконец прекратился. Сегодня у меня выходной. Прием у стоматолога, а кроме того, я решила посвятить несколько часов себе.

В доме пустота и блаженная тишина, и, глядя из кухонного окна, я замечаю, насколько красив сад. Расцветают крокусы – фиолетовые и белые, с шафрановыми пестиками, а ниже бордюром идут нарциссы. Я люблю наш сад. Он слегка запущенный и диковатый, но все в нем возникает именно там, где нужно. У Иззи есть своя маленькая делянка, где она выращивает анютины глазки всевозможных цветов. Я забираю дочь после школы, и мы возимся в саду под вечерним солнцем, почти не разговаривая, но с ощущением счастья, что трудимся бок о бок.

Моя тревожность прошла не до конца, я все еще время от времени просыпаюсь по ночам с бешено колотящимся сердцем. Однако это началось задолго до того, как я узнала про Эстелл, и сейчас я понимаю, что уже почти пришла в норму. По крайней мере, состояние полной раздробленности совершенно точно позади.

Раньше я думала, что роман на стороне означает конец брака, финал истории. А теперь не уверена, что это так. Во-первых, меня пугает мысль в пятьдесят три года остаться одной. Дело не в том, что некому будет вывозить мусорный контейнер или собирать мебель. Это даже не финансовый вопрос (я уверена, что в итоге мы как-нибудь справимся). Скорее страшит сама мысль о внезапном одиночестве – у меня его не было с двадцати семи лет. Крохотная частичка меня считает, что это здорово и, может быть, я снова почувствую себя на двадцать семь – энергичной, исполненной жизни и амбиций, с гладкой кожей, упругой задницей и жаждущей приключений. Да, это звучит волнующе. Но в остальном, когда я думаю о том, что буду начинать все заново в качестве одинокой женщины, я ощущаю глубокую тоску и откровенный страх. Я знаю, это тот жизненный этап, когда надо меньше «париться», чувствовать себя увереннее и не переживать о том, что думают окружающие. Но так ли это на самом деле? Если это естественный ход вещей, значит, произошел какой-то сбой, потому что со мной все обстоит совсем иначе.

Тем вечером, после того как Энди уходит спать, я сижу на заднем крыльце и пытаюсь удержать состояние покоя, которое ощутила раньше, когда мы с Иззи были в саду. В маленькой записной книжке я создаю список, озаглавленный «Причины, чтобы расстаться»:

Потому что я чувствую, что так надо.

Не уверена, что смогу доверять ему снова.

Чтобы наказать его.

Это все, что мне удается из себя выдавить.

Что касается «Причин, чтобы не расставаться», то их – хоть отбавляй, а именно: «Так лучше для Иззи», «Не будет потрясений» и «Если брак можно спасти, то нужно попытаться». Но это я опускаю и пишу только одно:

Потому что я по-прежнему люблю его.

Пятница, 22 марта

Во время нашего тихого и самого заурядного вечера до меня вдруг доходит, что случилось нечто из ряда вон. Иззи спит, а это значит, что мы могли бы в который раз перемалывать ситуацию с Эстелл. Но этого не происходит.

Вместо этого за ужином мы обмениваемся историями о событиях сегодняшнего дня. Энди, который никогда не вдается в подробности своей врачебной практики, рассказывает о женщине, пришедшей на консультацию с тремя детьми, и они устроили в приемной настоящий пикник – выложили сэндвичи, чипсы и шоколадные батончики. «Никто не отважился сказать им, чтобы убрали», – говорит он.

Впервые за долгое время муж делится со мной впечатлениями прошедшего дня, тогда как обычно ссылается на то, что «слишком устал» для разговоров. В результате я перестала его расспрашивать. Я, в свою очередь, рассказываю о том, что сегодня моей начальнице доставили ярко-розовый «фитнес-бол» – такой громадный пляжный мяч, на который Роуз громоздится, чтобы «стабилизироваться», когда не сидит в кресле, но регулярно сваливается (надеется тем самым укрепить «сердцевину тела» без отрыва от китайских вопросов). Конечно, на искрометные анекдоты наши байки не тянут, но, по крайней мере, мы относительно нормально общаемся и не дергаемся в присутствии друг друга. Энди наконец-то перестал гладить меня по волосам, когда я загружаю посудомоечную машину, и не маячит за спиной, норовя клюнуть в шею, когда я складываю выстиранное белье. Всплеск любовной активности – это понятно. Но то, что она пошла на спад, – тоже ведь неплохо?

Я начинаю думать, что мы действительно можем выкарабкаться и что интрижка Энди – из разряда пресловутых «конфузов». В конце концов, большинство браков в тот или иной момент сталкиваются с кризисом, и я читала, что порой они даже становется крепче.

Словом, диспозиция такая: мы – обычная пара средних лет, коротающая вечер пятницы, и мне это представляется правильным. А на призывы Пенни к тому, чтобы он «сматывал удочки», мне плевать. Это мой брак и мое решение, и мне невыносима мысль о том, чтобы все это полетело в тартарары.

Воскресенье, 24 марта

Месяц спустя после обещанного, но Спенсер все-таки собрался нас навестить. Теперь, когда худший момент кризиса под названием «Эстелл», похоже, миновал, его приезд – большая радость. Он наполняет дом своим громким раскатистым смехом и невероятными историями о концертах, на которых работал, и мне это ужасно нравится. Он приехал с Милли, своей девушкой – исключительно деятельной особой, которая способна раскопать в благотворительном магазинчике потрепанное атласное покрывало ядовито-зеленого цвета и сшить из него потрясающую юбку.

У нее точеные черты лица и грива светло-каштановых курчавых волос. Иззи потрясена до глубины души – несмотря на то, что мы уже неоднократно встречались с ней, – ходит за Милли хвостом и трещит без умолку. Вот мы впятером сидим в залитой солнцем кухне, и кажется невероятным, что чуть больше месяца назад я читала в саду те ужасные эсэмэски.

Как обычно, Спенсер не удосужился предупредить нас о том, что едет в Глазго – просто позвонил с автозаправки сказать, что уже в пути и будет где-то через час, и ни словом не обмолвился о том, что Милли с ним. Еды почти не было, и я запаниковала: я люблю устраивать к его приезду настоящий пир.

– Приготовь омлет, – сказал он.

Именно этим я сейчас занимаюсь (тем более что он его обожает).

– Как поживает экструзионный бизнес? – весело интересуется он, когда я приношу огромную миску домашних золотистых чипсов и мы садимся за стол.

– Процветает, – с улыбкой отвечаю я.

Спенсер пристально смотрит на меня. Его голубые глаза ярко блестят за стеклами очков в темной оправе, и сейчас мне начинает казаться: а вдруг он понял, что с момента нашей последней встречи что-то произошло.

– Тебе нужно вернуться в театр, мама, – говорит он, – и делать то, что тебе нравится. А там ты только теряешь время.

– Да, правильно, – соглашается Милли. Она работает в стиле перформанс, пробует себя в разных жанрах – в танце, устном творчестве, в поэзии – и регулярно принимает участие в Эдинбургском фестивале искусств. Ее целеустремленность и уверенность в себе – в двадцать-то лет – меня просто потрясают.

– Кто сказал, что мне не нравится то, что я делаю? – с улыбкой говорю я, понимая всю бессмысленность рассуждений о том, что в моем возрасте стабильный рабочий график куда ценнее того, что Спенсер называет погоней за мечтой. И когда он только происходит – этот крен в сторону разумного жизненного пути?

– Я могу показать Милли свой гардероб? – спрашивает Иззи, как только обед подходит к концу. Она обожает наряжаться.

– Ну конечно, – говорю я, а у самой сердце трепещет от радости, когда они вместе убегают.

Спенсер берет из миски еще чипсов.

– Все было замечательно, мама. Ты делаешь лучшие омлеты в мире.

– Это верно, – подает голос Энди. – Я все время говорю ей об этом.

– Сколько похвалы, – замечаю я, когда мы принимаемся убирать со стола, – она того и гляди ударит мне в голову.

– Даже по прошествии стольких лет, – с усмешкой обращается Энди к сыну, – она не хочет рассказать мне свой секрет.

– Если скажу, тебя придется убить, – говорю я.

Он хохочет и обнимает меня рукой за талию, а я замечаю на лице у Спенсера выражение облегчения, точно он думает: «Ну, значит, у них все в порядке».

Иззи прибегает на кухню в ярком наряде, который девочки придумали вместе: желтый топ, красные брючки, боа из ядовито-зеленых перьев и максимальное количество безделушек, которое может нацепить на себя семилетняя девочка.

– Значит, Милли можно помогать тебе с выбором одежды, а маме нельзя? – подтруниваю я над ней, одновременно фотографируя ее на телефон.

– Да, потому что Милли разбирается в моде, – хихикает она.

– Пенни тоже разбирается, но ты и ей не разрешаешь выбирать наряды.

Иззи лукаво усмехается.

– Пенни сказала плохое слово на букву «х», – объявляет она, а Спенсер делает вид, что глубоко шокирован.

– Да ты что? Это возмутительно! А из-за чего?

– Из-за чего, мама? – Иззи смотрит на меня. – Она не хотела посыпать суп сыром?

– Боже мой, Иззи, это было несколько недель назад…

Разумеется, дети никогда не забывают, когда взрослые делают что-то неправильное. Они складывают это на полочку, снабдив соответствующей ссылкой, а потом достают оттуда с неописуемым восторгом.

– А что, разве в суп кладут сыр? – размышляет Спенсер, когда я рассказываю ему эту историю.

– Разумеется! – восклицаю я с притворным негодованием. – Сыр в томатном супе обязателен.

– Это ретрорецепт, – добавляет Энди, – но все именно так. Стоит попробовать, Спенсер. Только брать нужно дешевый чеддер…

– Спасибо за подсказку, папа, – он усмехается и поворачивается ко мне: – Как поживает дражайшая Пенни?

– У нее все отлично.

– Все еще встречается с музыкантом на лодке?

Он имеет в виду Хэмиша, у которого бархатные пиджаки, галстуки, грива седых волос и особая манера «подавать голос» (то есть он всегда говорит так, точно выступает перед публикой).

– По его словам, он композитор, – с улыбкой говорю я, – да, встречается, но насколько это серьезно, я не знаю…

– Он ведь гораздо моложе ее? – спрашивает Энди.

Меня удивляет, что он в курсе. До истории с Эстелл мои подруги никогда его не интересовали.

– Да, думаю, ему немногим за шестьдесят.

– Совсем старенький, – выдает Иззи.

– Все относительно, – важно замечает Спенсер, похлопывая ее по руке, а потом поворачивается ко мне: – Передавай ей от меня привет.

Спенсер с Милли собираются уезжать, а я стараюсь скрыть свое разочарование из-за того, что они не остаются на ночь. Но концерт в Эдинбурге – это чертовски заманчиво, и они, со всеми распрощавшись и расцеловавшись, отчаливают.

– Славно посидели, да? – говорю я.

– Да, – кивает Энди, который вдруг как-то сдувается.

– Жаль, что они пробыли так мало.

– Мне тоже.

Он вытирает стол и оглядывает кухню, точно раздумывая, что еще надо сделать. Иззи скрывается в своей комнате.

– Но здорово, что у него своя полноценная жизнь, – замечаю я. – Я им горжусь, а ты?

Энди откашливается.

– Да, конечно, я тоже.

Его голос звучит как-то странно, точно ему особенно жаль, что Спенсер уехал, но я не могу понять почему. Да, визит был коротким, но это обычное дело. Мы привыкли к тому, что он объявляется, ставит всех на уши и исчезает, прежде чем мы успеваем понять, что он приезжал.

Энди загружает посудомоечную машину, а я иду наверх сделать ванну для Иззи и поболтать с ней, пока она будет плескаться в мыльных пузырях. Потом у нас по плану чтение – парочка глав из «Твитов», над которыми она всегда хохочет, затем я подтыкаю ей одеяло и целую на ночь.

– Ты была рада повидаться со Спенсером и Милли? – спрашиваю я.

– Да, – радостно улыбается она. – Мне нравится Милли.

– Мне тоже, – я улыбаюсь и пожимаю ее ладошку. – Она замечательная.

– Спенсер любит ее, да?

Внутри меня что-то сжимается.

– Да, конечно. Это видно, разве нет?

– Ага, – кивает она и замолкает. – Они поженятся?

– О, моя дорогая, я не знаю. Поживем – увидим. Но пока они еще слишком молоды для этого.

Я встаю и убираю с ее бледного веснушчатого личика прядь волос.

– Жаль, что у меня нет сестры, – добавляет она.

– Ты имеешь в виду как Милли? Старшей сестры?

Она кивает.

– Но у тебя, солнышко, есть Спенсер. Так что тебе повезло.

Иззи задумывается, и на ее личике появляется серьезное выражение.

– А у тебя никого нет.

– Ты хочешь сказать – ни братьев, ни сестер? – сухо смеюсь я. – Да, ты права, но я не переживаю. Я привыкла, и у меня есть вы. Вы – моя семья. Поэтому мне тоже повезло.

Я направляюсь к дверям, и тут появляется Энди, который тоже пришел пожелать Иззи спокойной ночи. Ничего необычного, размышляю я, глядя, как он обнимает ее. Просто папа пришел пожелать дочке спокойной ночи. Месяц назад я думала, что моему браку конец, но вот они мы, по-прежнему вместе, по-прежнему семья.

И то, что я только что сказала Иззи, – это правда. Мне действительно очень повезло.

Начало суток понедельника, 25 марта

Когда случается ужасное, в голову лезут странные мысли. Они не о важном, а о самом банальном, к примеру: я могла бы найти минутку и объяснить, почему у меня получаются такие хорошие омлеты. Если Энди действительно было бы интересно, я могла бы рассказать о том, как выбрать правильную сковородку (действительно хорошую, с антипригарным покрытием), что масла должно быть немного – достаточно несколько капель – и что сковороду надо раскалить, прежде чем выливать взбитые яйца.

Если Энди и в самом деле было бы интересно, я могла бы поведать о том, что, как только омлет схватится, его нужно сгрести лопаткой в центр, а потом подбрасывать и вращать сковороду, чтобы омлет приготовился как можно быстрее: скорость – вот в чем фишка. Но беда в том, что его интерес пропал.

Плевать он хотел на мои омлеты и врал как сивый мерин, клятвенно уверяя, что прекратил все контакты с Эстелл Ланг. Они виделись все это время, ему очень жаль, говорит он мне, кидая вещи в сумку, но они любят друг друга и он должен быть с ней.

И поэтому он от меня уходит.