Читать книгу Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор - Страница 5

Иногда граница леса была сплошной серо-синей стеной чуть темнее неба, но в этот день она была почти черной, а небо за ней казалось раскаленным добела.

– Слыхали про эту, которая в железном легком[6] родила? – спросила миссис Причард.

Девочка смотрела на нее и на свою мать сверху вниз в окно второго этажа. Миссис Причард, сложив руки на полке своего живота, прислонилась к дымоходу их дома, одну ногу она завела за другую и уперла носком в землю. Она была крупная женщина с небольшим лицом, острым подбородком и зорким вспарывающим взглядом. Миссис Коуп, напротив, была очень маленькая и опрятная, лицо при этом большое, круглое, а черные глаза, казалось, все время расширялись за стеклами очков, как будто она постоянно из-за чего-то изумлялась. Сидя на корточках, она пропалывала цветник вокруг дома. Шляпы, которыми обе женщины защищали головы от солнца, когда-то были одинаковые, но теперь у миссис Причард она выцвела и потеряла форму, тогда как у миссис Коуп шляпа оставалась крепкой и ярко-зеленой.

– Я про нее читала, – сказала она.

– Она мне свойственница была далекая по мужу, шести– или семиюродная. Тоже Причард, но вышла за Брукинза.

– Ясно, ясно, – пробормотала миссис Коуп и отбросила себе за спину большой пучок сыти. Она боролась с сытью и другими сорняками так, будто это зло, насылаемое напрямик самим дьяволом, чтобы погубить ферму.

– Мужу родня, вот мы туда на похороны и поехали, – сказала миссис Причард. – Младенчика тоже видели.

Миссис Коуп ничего на это не ответила. Она привыкла к этим жутким историям; говорила, что они вконец истрепали ей нервы. Миссис Причард не лень было отправиться за тридцать миль ради удовольствия увидеть, как кого-то кладут в землю. Миссис Коуп всегда переводила разговор на что-нибудь положительное, но девочка заметила, что у миссис Причард настроение от этого только портится.

Девочка подумала, что пустое небо словно бы напирает на крепостную стену леса, пытается ее проломить. В кронах деревьев за ближним полем сероватая зелень соседствовала с пожелтевшей. Миссис Коуп вечно боялась пожара в своих лесных угодьях. Когда вечером поднимался сильный ветер, она обращалась к девочке: «Так ветрено, помилуй нас, Господи! Помолись, чтобы нигде не загорелось», но девочка только хмыкала из-за своей книжки или вообще не удостаивала мать ответом, потому что ничего нового. Бывало, летним вечером они сидели на веранде, девочка торопилась читать, пока еще есть немного света, а миссис Коуп говорила ей: «Встань-ка, поднимись, посмотри, какой чудесный закат. Нет, ты встань, посмотри», и девочка в ответ хмурилась и молчала – или бросала короткий взгляд через лужайку и два передних пастбища на серо-синюю древесную стражу, а затем вновь опускала глаза в книжку с тем же выражением лица; порой бормотала из вредности: «Кажется, пожар в лесу. Ты сама бы встала, принюхалась и поглядела».

– Она в гробу его одной рукой обнимала, – продолжала миссис Причард, но ее голос заглушило тарахтение трактора, на котором приближался по дороге со стороны сарая негр Калвер. На прицепе за трактором сидел и трясся, свесив ноги с заднего края почти до земли, еще один негр. Трактор миновал закрытые ворота, что вели в левое поле.

Повернув голову, миссис Коуп увидела, что Калвер не поехал через ворота: поленился, стало быть, слезть и открыть их. Отправился длинным путем в объезд за ее счет.

– Скажите ему, пусть остановится и подойдет! – прокричала она.

Миссис Причард подалась вперед от дымохода и махнула ему, описав рукой неистовый круг, но он делал вид, что не слышит и не видит. Она подошла к краю лужайки и громко подала голос:

– Слазь, говорят же тебе! Она зовет!

Он слез и двинулся по направлению к дымоходу, при каждом шаге наклоняя голову и плечи вперед толчками, чтобы изобразить спешку. На его голову была плотно нахлобучена белая матерчатая шляпа в разводах пота разных оттенков. Из-под опущенных полей виднелись только нижние части красноватых глаз.

Миссис Коуп стояла на коленях, воткнув в землю садовый совок.

– Почему через ворота не поехал? – спросила она его и стала ждать, прикрыв глаза и растянув сомкнутые губы, как будто была готова к любому нелепому ответу.

– Лезвие косилки подымать тогда, – сказал он и уставил взгляд не на нее, а чуть левее. Ее негры были как сыть – такие же безличные губители.

Ее глаза, когда она их открыла, выглядели так, словно будут расширяться и расширяться, пока она вся не вывернется наизнанку.

– Подними, – сказала она и показала совком через дорогу.

Он пошел к трактору.

– Им хоть бы хны, – сказала она. – Ответственности ни на грош. Я благодарю Господа, что все это разом на меня не наваливается. Я бы не выдержала.

– Это уж как пить дать, – громко сказала миссис Причард, перекрикивая трактор. Калвер открыл ворота, поднял лезвие, проехал через них и углубился в поле; тарахтение постепенно стихало, прицеп пропадал из виду. – Я понять не могу, как она прямо в нем-то родила, – продолжала она обычным голосом.

Миссис Коуп, согнув спину, опять яростно выдирала сыть.

– У нас с вами столько всего, за что нужно быть благодарными, – сказала она. – Каждый день надо приносить благодарственную молитву. Вы не забываете?

– Нет, мэм, – сказала миссис Причард. – Надо же, она в нем четыре месяца была, когда забрюхатела. Я так перестала бы вовсе, ежели бы в него попала… как, по-вашему, они вообще…

– Я каждый день приношу благодарственную молитву, – сказала миссис Коуп. – У нас столько всего, если подумать. Нам столько дано… Господи, – она вздохнула, – у нас есть все.

И она обвела взглядом свои богатые пастбища, свои холмы, обильно поросшие лесом, и покачала головой, как будто все это было бременем, которое она не прочь стряхнуть со спины.

Миссис Причард посмотрела на лес.

– У меня только и есть что четыре больных зуба, – заметила она.

– Ну, значит, будьте благодарны, что не пять, – отпарировала миссис Коуп и швырнула назад еще один пучок травы. – Нас всех мог бы убить ураган. Я всегда нахожу, за что быть благодарной.

Миссис Причард взялась за мотыгу, прислоненную к стене дома, и легонько ударила по сорняку, торчавшему между двумя кирпичами дымохода.

– Вы-то конечно, – сказала она с долей презрения в голосе – чуть более в нос, чем обычно.

– Вот подумайте про всех этих несчастных европейцев, – говорила дальше миссис Коуп, – которых заталкивали в скотские вагоны и везли в Сибирь. Господи, – сказала она, – нам по-хорошему бы полжизни проводить на коленях.

– Была бы я в железном легком, кой-чего бы не делала, – сказала миссис Причард, почесывая голую щиколотку концом мотыги.

– Даже у этой несчастной женщины было многое, за что благодарить, – сказала миссис Коуп.

– За то, что еще не померла.

– Разумеется, – подтвердила миссис Коуп и нацелила на миссис Причард совок. – У меня самая ухоженная земля в нашем округе, а знаете почему? Потому что я работаю. Мне надо было работать ради спасения этой земли и работать, чтобы содержать ее в порядке. – Каждое слово она подкрепляла взмахом совка. – Я все стараюсь предусмотреть и беду на свою голову не ищу. Принимаю как оно есть.

– А вот ежели все разом вдруг навалится… – начала миссис Причард.

– Разом не навалится, – оборвала ее миссис Коуп.

Девочке видно было сверху то место, где грунтовая дорога выходила на шоссе. Она увидела, как у ворот остановился пикап и высадил троих мальчиков, которые затем пошли по розоватой грунтовой дороге. Они приближались гуськом, тот, что посередине, клонился на сторону, потому что нес черный свиноподобный саквояж.

– Ну, а ежели, чего доброго, навалится, – сказала миссис Причард, – тут уж ничего не попишешь, только лапки кверху.

Миссис Коуп не удостоила это ответом. Миссис Причард сложила руки на груди и устремила взгляд вдоль дороги, как будто легко могла представить себе, что от всех этих расчудесных холмов вдруг разом ничего не осталось. Она увидела троих мальчиков – они уже были почти на дорожке, на ближних подступах.

– А гляньте-ка, – сказала она. – Что за компания к нам идет такая?

Миссис Коуп выпрямилась на коленях и посмотрела, подпирая себя сзади рукой. Трое приближались так, словно собирались пройти через стену дома. Тот, что с саквояжем, шел теперь впереди. В паре шагов от нее остановился и поставил саквояж на землю. Чем-то все трое были схожи между собой, разве только средний из них по росту был в очках с серебристой оправой и нес саквояж. Один его глаз немного косил, так что взгляд, казалось, шел с двух сторон разом, словно бы окружая их. На нем была фуфайка с выцветшим военным кораблем на груди, но грудь была такая впалая, что корабль переломился посередине и, казалось, вот-вот пойдет на дно. Его волосы прилипли к потному лбу. На вид ему было лет тринадцать. У всех троих – белые пронизывающие взгляды.

– Вы навряд ли меня помните, миссис Коуп, – сказал он.

– Твое лицо мне, конечно же, знакомо, – пробормотала она, разглядывая его. – Дай-ка вспомню…

– Мой папа работал тут у вас, – подсказал он.

– Бойд? – предположила она. – Твой папа мистер Бойд, а ты, по первым буквам, Джей Си?

– Не, я Пауэлл, второй за ним иду, подрос только малость, а папа мой помер. Нету его, скончался.

– Скончался. Ну надо же, – сказала миссис Коуп, как будто любая смерть – событие из ряда вон выходящее. – А что у него было?

Один глаз Пауэлла, казалось, обводил всю ферму широким кругом, обследуя дом, белую водонапорную башню позади него, курятники и пастбища, которые тянулись в обе стороны до первой линии леса. Другой глаз смотрел на миссис Коуп.

– Во Флориде помер, – сказал он и принялся пинать саквояж.

– Ну надо же, – пробормотала она. Спустя пару секунд спросила: – А твоя мама – она-то как?

– Опять замуж пошла. – Он не сводил взгляда со своей ноги, пинающей саквояж. Другие двое нетерпеливо смотрели на миссис Коуп.

– А где вы все живете сейчас? – спросила она.

– Атланта, – сказал он. – Ну, где застройка эта новая.

– Понимаю, – сказала она. – Понимаю. – Секунду помолчав, повторила это еще раз. Наконец спросила: – А кто эти мальчики? – И улыбнулась им.

– Этот вот Буллинс Хайд, а этот вот Пи Ти Харпер, – сказал он, дергая затылком сначала в сторону большего, затем в сторону меньшего.

– Здравствуйте, ребята, – сказала миссис Коуп. – Это миссис Причард. Мистер и миссис Причард работают здесь, нанялись мне помогать.

Миссис Причард смотрела на них испытующе, но они не обращали внимания на ее неподвижный взгляд. Все трое, похоже, выжидали, глядя на миссис Коуп.

– Так, ну хорошо, – сказала она, взглянув на саквояж. – Очень мило, что вы решили меня проведать. Очень любезно с вашей стороны.

Глаза Пауэлла, казалось, ухватили ее, как щипцы.

– Глянуть хотел, как вы тут поживаете, – промолвил он хрипло.

– Вот, понимаете, – сказал младший, – сколько мы с ним водимся, столько он нам это место хвалит. Говорит, тут чего только нет. Говорит, тут лошади. Говорит, ему в жизни нигде так здорово не было. Все время нам про это место.

– Хвалит и хвалит, не затыкается, – проворчал старший, проводя рукой вдоль носа, словно чтобы заглушить свои слова.

– Все время нам про то, как он тут на лошадях катался, – продолжал младший, – и, мол, нам он тоже позволит. Говорит, одного звали Джин.

Миссис Коуп постоянно пребывала в страхе, что кто-нибудь повредит себе что-нибудь на ее земле и отсудит у нее все.

– Они не подкованы, – быстро промолвила она. – Да, был такой Джин, но он издох, а вам, ребята, боюсь, нельзя ездить на лошадях, потому что это опасно. Можете расшибиться.

Она говорила очень торопливо.

Старший из мальчиков, неодобрительно хмыкнув, уселся на землю и принялся выковыривать пальцем камешки из своей теннисной туфли. Младший стрелял глазами туда-сюда, а Пауэлл крепко держал ее взглядом и ничего не говорил.

Минуту спустя младший подал голос:

– Вот, а знаете, чего он нам сказал один раз? Говорит, мол, хочу сюда, когда помру!

Несколько секунд миссис Коуп смотрела пустым взглядом; затем она покраснела; затем при внезапной мысли, что дети голодны, по ее лицу пробежала странная гримаса боли. У них потому такие глаза, что они хотят есть! Она едва не ахнула им в лицо, а потом быстро спросила, не хочется ли им подкрепиться. Они сказали – можно, но их лица, спокойные и неудовлетворенные, не просветлели даже самую малость. Пришедшие выглядели так, словно привыкли голодать и не ее это дело.

Девочка наверху залилась краской от волнения. Она стояла на коленях у окна, так что все ниже лба и глаз было обрезано подоконником. Миссис Коуп предложила мальчикам перейти к садовым креслам по другую сторону дома и повела их туда, а миссис Причард пошла следом. Девочка переместилась через коридор из правой спальни в левую и посмотрела вниз – туда, где стояли три белых садовых кресла и висел красный гамак, протянутый между двумя ореховыми деревьями. Двенадцатилетняя, полная, с бледным лицом, хмурым прищуром и большим ртом, в котором серебрились ортодонтические кольца, она опустилась у окна на колени.

Три мальчика обогнули дом, и старший упал в гамак и зажег окурок сигареты. Младший повалился на траву около черного саквояжа и положил на него голову, а Пауэлл сел на край одного из кресел, и вид у него был такой, словно он пытается охватить всю местность одним круговым вбирающим взглядом. Девочке слышно было, как ее мать и миссис Причард вполголоса совещаются на кухне. Она встала, вышла в коридор и нагнулась над перилами лестницы.

Ей видны были ноги миссис Коуп и миссис Причард, стоявших лицом друг к другу в заднем коридоре.

– Эти несчастные дети хотят есть, – сказала миссис Коуп помертвелым голосом.

– Вы сумку-то приметили? – спросила миссис Причард. – Уж не заночевать ли они тут у вас надумали?

Миссис Коуп тихонько вскрикнула.

– Это немыслимо – я не могу их тут оставить, тут только я и Салли Вирджиния, – сказала она. – Нет, я уверена, я их покормлю, и они уйдут.

– Я только знаю, что они с саквояжем, – сказала миссис Причард.

Девочка поспешила обратно к окну. Старший из мальчиков растянулся в гамаке, подложив под затылок перекрещенные запястья и дымя окурком, зажатым посередине рта. Как только миссис Коуп появилась из-за угла дома с крекерами на блюдце, он выплюнул окурок, отправив его по дуге. Она встала как вкопанная, словно ей под ноги кинули змею.

– Углинс! – сказала она. – Пожалуйста, подними. Я очень боюсь пожаров.

– Буллинс! – негодующе крикнул младший. – Буллинс!

Старший, не говоря ни слова, поднялся и, переваливаясь, пошел к окурку. Подобрал его, положил в карман и, стоя спиной к ней, стал изучать татуировку в виде сердца у себя на руке. Подошла миссис Причард, неся в одной руке за горлышки три бутылки кока-колы, и дала каждому одну.

– Я все тутошнее помню, – сказал Пауэлл, глядя в открытую бутылку.

– Твои родители тебя куда повезли отсюда? – спросила миссис Коуп и поставила блюдце с крекерами на подлокотник его кресла.

Он опустил глаза на крекеры, но не взял.

– Помню, одного звали Джин, а другого звали Джордж. Мы во Флориду подались, и мой папаша, вы уж знаете, помер, а мы оттуда к сестре моей, а мамка наша потом, вы уж знаете, замуж опять, ну, мы там и остались.

– Вот крекеры, угощайтесь, – сказала миссис Коуп и опустилась в кресло напротив него.

– Он Атланту не любит совсем нисколько, – сказал младший, приподнимаясь и равнодушно протягивая руку за крекером. – Ему только тут приятно, больше нигде. Вот я вам расскажу про него, мэм. Вот играем, например, в бейсбол, где там у нас, в наших домах, в бейсбол можно, а он вдруг, понимаете, раз – и стоп играть, говорит: «Черт, ну и конь же там был, Джин, вот бы его сюда – он бы у меня, к дьяволу, весь этот бетон копытами раздолбал!»

– Наверняка Пауэлл таких слов не употребляет, правда, Пауэлл? – заметила миссис Коуп.

– Нет, мэм, – сказал Пауэлл. Его голова была полностью повернута в сторону, как будто он прислушивался к лошадям в поле.

– Я такие крекеры не люблю, – сказал младший, положил свой обратно на блюдце и встал.

Миссис Коуп пошевелилась в кресле.

– Значит, вы, мальчики, обитаете в одном из этих симпатичных новых домов, – сказала она.

– Мы свой по запаху только отличаем, – проговорил младший. – Десять штук по четыре этажа друг за дружкой. Пошли лошадей посмотрим, – сказал он.

Пауэлл обратил свой прищемляющий взгляд на миссис Коуп.

– Мы в сарае вашем думали заночевать, – сказал он. – Нас мой дядя на своем пикапе привез, а утром он за нами заедет.

Несколько секунд она молчала, и девочка, смотревшая в окно, подумала: сейчас она взлетит из этого кресла и стукнется о дерево.

– Нет, боюсь, в сарае вам нельзя, – сказала миссис Коуп, внезапно вставая. – Там полно сена, и я боюсь огня ваших сигарет.

– Мы не будем курить, – сказал он.

– Нет, все равно, боюсь, вам нельзя в сарай, – повторила она, как будто вежливо объяснялась с гангстером.

– Мы можем тогда в лесу ночевку устроить, – сказал младший. – Одеяла-то есть. В сумке в этой самой лежат. Пошли.

– В лесу! – сказала она. – Ну нет. В лесу сейчас очень сухо, я не могу позволить, чтобы в моем лесу курили. Вам надо будет разбить лагерь в поле, в этом вот поле, которое начинается от дома, там нет деревьев.

– Где она сможет за вами присматривать, – промолвила девочка вполголоса.

– В ее лесу, – пробормотал старший и вылез из гамака.

– Мы переночуем в поле, – согласился Пауэлл, но как будто обращаясь не к ней. – Я сегодня им все тут покажу.

Другие двое уже уходили, и он встал и побежал догонять, оставив женщин сидеть по разные стороны от черного саквояжа.

– Ни спасибо, ничего, – заметила миссис Причард.

– Нашим угощением они поиграли только, – произнесла миссис Коуп обиженно.

Миссис Причард высказала предположение, что они не любят безалкогольное питье.

– Вид у них был определенно голодный, – сказала миссис Коуп.

На закате они вышли из леса, грязные, потные, и, подойдя к задней веранде, попросили воды. Поесть не попросили, но миссис Коуп видела, что им хочется.

– У меня только холодная цесарка, – сказала она. – Будете цесарку и сандвичи?

– Я цесарку не ем, у ней лысая башка, – сказал младший. – Курицу, индейку бы поел, а цесарку нет.

– Ее никакая псина не будет жрать, – сказал старший. На нем не было рубашки, он засунул ее сзади в штаны наподобие хвоста. Миссис Коуп тщательно старалась не смотреть на него. У младшего была царапина на руке.

– Вы ездили на лошадях, хотя я просила вас этого не делать, да, ребята? – подозрительным тоном спросила она, и они хором ответили: «Нет, мэм!» – громко, с энтузиазмом, как возглашают «Аминь» в сельских церквах.

Она пошла в дом сделать им сандвичи и, делая их, вела с ними беседу из кухни: спрашивала, чем занимаются их отцы, сколько у них братьев и сестер, в какой школе они учатся. Они отвечали короткими взрывчатыми фразами, подталкивали друг друга локтями и сгибались пополам от хохота, как будто ее вопросы имели какой-то другой, неведомый ей смысл.

– У вас в школе учителя или учительницы? – спросила она.

– Понемножку того и другого, а есть такие – не пойми кто, – громко отозвался старший.

– А мама твоя работает, Пауэлл? – быстро спросила она.

– Она тебя спрашивает: работает твоя мама? – прокричал младший. – Он все о лошадях думает, только на них и глядел, – объяснил он. – Его мамка, да, она на фабрике работает, младших на него оставляет, да только он не очень-то за ними смотрит. Вот я вам расскажу, мэм: однажды он запер своего братишку в сундуке, да и поджег.

– Я уверена, что Пауэлл не мог так поступить, – сказала она, выходя с сандвичами на блюде, и поставила его на ступеньку. Они тут же смели все с блюда, она взяла его и стояла с ним в руке, глядя на солнце, которое опускалось перед ними, почти уже коснулось линии деревьев. Распухшее, огненное, оно висело в истрепанной сетке облака – казалось, вот-вот прожжет ее и упадет в лес. Из верхнего окна девочка увидела, как мать содрогнулась и прижала руки к бокам.

– У нас так много всего, за что мы должны быть благодарны, – вдруг проговорила миссис Коуп голосом, полным скорбного изумления. – Вы, ребята, благодарите каждый вечер Господа за все, что Он для вас сделал? Благодарите вы Его за все?

Все трое мигом притихли. Они жевали свои сандвичи, но пища словно потеряла для них всякий вкус.

– Благодарите? – не отступалась она.

Они молчали, как затаившиеся воры. Откусывали и глотали, не издавая ни звука.

– Ну а я благодарю всегда, – сказала она наконец, повернулась и пошла обратно в дом, и девочка увидела, что их плечи опустились. Старший вытянул ноги, точно высвободился из капкана. Солнце горело так, что казалось, оно хочет поджечь все вокруг. Белая водонапорная башня подернулась розовым глянцем, трава зеленела так неестественно, будто превращалась в стекло. Девочка вдруг далеко перевесилась из окна и, прищурив глаза, громко проговорила: «Ффффуууу», а затем как можно дальше высунула язык, словно ее сейчас вырвет.

Старший поднял голову и уставился на нее.

– Боже ты мой, – проворчал он, – еще одна женщина, сколько можно.

Она втянулась в комнату и встала спиной к боковой стене, яростно кося глаза, как будто получила пощечину, но не увидела от кого. Как только они сошли со ступенек, она спустилась в кухню, где миссис Коуп мыла посуду.

– Попадись мне только этот большой мальчишка! Я ему задам перцу, – сказала она.

– Держись подальше от этих ребят, – сказала миссис Коуп, резко обернувшись. – Где ты видела, чтобы леди задавала кому-то перцу? Держись от них как можно дальше. Утром они уедут.

Но утром они не уехали.

Когда миссис Коуп после завтрака вышла на веранду, они стояли около задней двери, пиная ступеньку. Они втягивали воздух, пахнувший беконом, который она поджарила на завтрак.

– Вы что, ребята? – спросила она. – Я думала, вы пошли к шоссе, чтобы дядя вас забрал.

В их лицах был тот же упрямый голод, что причинил ей боль вчера, но сегодня она ощущала легкое раздражение.

Старший мальчик тут же повернулся к ней спиной, а младший присел на корточки и начал чертить на песке.

– А мы не пошли, – сказал Пауэлл.

Старший повернул голову ровно настолько, чтобы увидеть малую часть миссис Коуп, и сказал:

– Мы ничему вашему вреда не делаем.

Он не мог видеть, как расширились ее глаза, но ему была доступна многозначительность ее молчания. Немного погодя она произнесла изменившимся голосом:

– Позавтракаете у меня, ребята?

– У нас своей еды завались, – сказал старший. – Нам ничего вашего не надо.

Она не сводила глаз с Пауэлла. В его худом бледном лице чудился какой-то невидящий, но нацеленный на нее вызов.

– Вы знаете, ребята, что я вам рада, – сказала она, – но вы должны вести себя как следует. По-джентльменски.

Они стояли около двери, каждый смотрел в свою сторону, и казалось, они ждут, чтобы она ушла.

– В конце концов, – промолвила она, вдруг повысив голос, – здесь моя земля.

Старший издал какой-то неопределенный звук, они повернулись и двинулись к сараю, а она осталась стоять с потрясенным видом, как будто в нее среди ночи ударил луч прожектора.

Через некоторое время пришла миссис Причард. Не входя в кухню, она прислонилась щекой к косяку двери.

– Ну вы знаете, конечно, что они полдня на лошадях гарцевали, – сказала она. – Стащили из сбруйной уздечку и катались себе без седла, Холлис их видел. В девять вечера вчерась он их из сарая выгнал, утром сегодня он их шуганул из молочной, так у них все губы были в молоке – пили из фляг.

– Этого я не могу потерпеть, – сказала миссис Коуп и, стоя у раковины, сжала в кулаки опущенные руки. – Не могу потерпеть. – Лицо у нее было такое же, как в цветнике, когда она выпалывала сыть.

– А что вы с ними сделаете? – сказала миссис Причард. – Мне думается, они тут неделю будут гостить, или когда там школа начинается. Решили каникулы себе устроить за городом, и ничегошеньки вы с ними не сделаете, сдаться только, ручки сложить, ничего не попишешь.

– Я сдаваться не собираюсь, – возразила миссис Коуп. – Скажите мистеру Причарду, чтобы завел лошадей в конюшню.

– Он завел уже. Вот скажите: другой раз тринадцать лет мальчишке – а по зловредству не иначе как вдвое больше. И не поймешь, что́ он новое вздумает. Никогда не будешь знать, откуда еще ждать проказы. Нынче утром Холлис их за бычачьим загоном увидел, и этот большой спрашивает, есть тут где умыться, а Холлис ему – нет, негде вам тут, и, мол, хозяйка не хочет, чтобы ребятня разбрасывала окурки в ее лесу, а он на это: «Не хозяйка она лесу этому», а Холлис ему: «Еще какая хозяйка», и тогда этот, маленький самый, говорит: «Бог этому лесу хозяин, и ей тоже», а потом этот, очкастый, говорит: «Она, небось, и небу над всем этим хозяйка», а маленький говорит: «Небу хозяйка, и самолет никакой не пролетит, ежели она не позволит», и тогда большой: «Первый раз вижу так много чертовых баб в одном месте, как вы терпите-то?» – и Холлис тогда им всем: «Хватит, наслушался», повернулся и пошел, не стал больше разговаривать.

– Пойду скажу этим ребятам, что они смогут уехать на молочном грузовике, – сказала миссис Коуп и вышла через заднюю дверь, оставив миссис Причард и девочку вдвоем в кухне.

– Знаете что, – сказала девочка. – Я с ними быстрее могу управиться.

– Да неужто? – промолвила миссис Причард, посмотрев на нее долгим косым взглядом. – И как же ты с ними управишься?

Девочка сцепила руки и скривила лицо, изображая, что душит кого-то.

– Это они с тобой управятся, – сказала миссис Причард с удовлетворением.

Чтобы не быть с ней в одной комнате, девочка поднялась к верхнему окну, и оттуда она увидела, как ее мать возвращается от троих мальчиков, которые сидели на корточках под водонапорной башней и что-то ели, запуская руки в коробку из-под крекеров. Девочке слышно было, как мать вошла в кухню и сказала:

– Они говорят, они поедут на молочном грузовике, и ничего удивительного, что они не голодные: из того, что у них в саквояже, еды добрая половина.

– Как пить дать, всё стибрили где-то, – сказала миссис Причард.

Когда подъехал молочный грузовик, ребят нигде не было видно, но, как только он отбыл без них, три физиономии появились в просвете под крышей телятника.

– Ну как с этим быть? – сказала миссис Коуп. Она стояла у одного из верхних окон, уперев руки в бока. – Я бы рада им была, если б не их поведение.

– Тебе ничье поведение не нравится никогда, – сказала девочка. – Пойду скажу им, чтобы через пять минут их тут не было.

– Ты к этим мальчишкам и близко не подойдешь, слышала меня? – сказала миссис Коуп.

– Почему? – спросила девочка.

– Я выйду сейчас и сделаю им внушение, – сказала миссис Коуп.

Девочка заняла наблюдательный пункт у окна, и через несколько минут под солнцем ярко зазеленела крепкая широкополая шляпа ее матери, переходящей дорогу по пути к телятнику. Мгновенно три физиономии исчезли из просвета, и несколько секунд спустя старший метнулся через поляну, а за ним, чуть отстав, двое других. Вышла миссис Причард, и две женщины двинулись к рощице, где скрылись мальчишки. Вскоре две солнечные шляпы исчезли под деревьями, а трое ребят выбежали из рощи с левой стороны и рванули через поле к другому скоплению деревьев. Когда миссис Коуп и миссис Причард добрались до поля, там уже было пусто, и им ничего не оставалось, как отправиться восвояси.

Миссис Коуп вернулась в дом, но ненадолго: прибежала миссис Причард, что-то крича.

– Они быка выпустили! – голосила она. – Выпустили быка!

Чуть погодя появился и сам черный бык, он приближался ленивой иноходью, следом – четверо шипящих гусей. Если этого быка не торопить, он обычно был не злой, и мистер Причард и двое негров водворяли его обратно в загон целых полчаса. Пока мужчины были этим заняты, мальчишки слили масло из трех тракторов и опять исчезли в лесу.

У миссис Коуп по обе стороны лба выступили голубые жилы, и миссис Причард отметила это про себя с удовлетворением.

– Что я вам говорила, – сказала она. – Ничегошеньки вы с ними не сделаете.

Миссис Коуп пообедала второпях, даже шляпу снять забыла. При любом звуке снаружи она подскакивала. Едва она кончила обедать, пришла миссис Причард.

– Хотите знать, где они сейчас? – спросила она и усмехнулась усмешкой вознагражденного всезнания.

– Хочу, скажите немедленно, – сказала миссис Коуп и выпрямилась чуть ли не по-военному.

– Там, на дороге, камнями швыряются в ваш почтовый ящик, – сообщила ей миссис Причард, удобно прислонившись к дверному косяку. – Почти сшибли его со столба уже.

– Пошли в машину, – сказала миссис Коуп.

Девочка тоже в нее села, и втроем они поехали по грунтовой дороге к воротам. Мальчишки сидели на высокой придорожной насыпи по ту сторону шоссе и кидали через него камни, метя в почтовый ящик. Миссис Коуп остановила машину почти прямо под ними и посмотрела на них снизу вверх через окно. Все трое уставились в ее сторону, как будто в первый раз ее увидели: старший угрюмо, насупленно, младший с блеском в глазах и без улыбки, а Пауэлл сквозь очки, своим двусторонним взглядом, безучастно повисшим поверх покалеченного корабля на его фуфайке.

– Пауэлл, – сказала она. – Наверняка твоей маме было бы за тебя стыдно.

Она замолчала и стала ждать действия этих слов. В лице Пауэлла что-то слегка дернулось, но он продолжал смотреть сквозь нее неизвестно на что.

– Я терпела это сколько могла, – сказала она. – Я старалась, мальчики, быть к вам доброй. Ну скажите, ребята, разве я не была к вам добра?

Их можно было бы принять за три статуи, если бы старший, едва раздвинув губы, не произнес:

– Мы даже не на вашей стороне дороги.

– И ничегошеньки вы с этим не сделаете, – громко прошипела миссис Причард. Девочка сидела на заднем сиденье близко к двери. Лицо у нее было возмущенное, яростное, но она откинула голову назад, чтобы они не могли увидеть ее через окно.

Медленно, нажимая на каждое слово, миссис Коуп проговорила:

– По-моему, мальчики, я была к вам очень добра. Я покормила вас два раза. Сейчас я еду в город, и если, когда вернусь, вы еще будете здесь, я обращусь к шерифу.

Сказав это, она повела машину дальше. Девочка, быстро повернувшись к заднему окну, увидела, что они не пошевелились. Даже голов не повернули.

– Ну все, теперь они на вас озлились, – сказала миссис Причард, – и почем знать, что они вытворят еще.

– Когда мы вернемся, их тут не будет, – сказала миссис Коуп.

Миссис Причард плохо переносила разрядку, спад. Для равновесия ей нужно было время от времени ощущать вкус крови.

– У меня знакомый был, – сказала она, – так его жену девчонка отравила, которую она удочерила по доброте.

Когда они вернулись из города, мальчишек на насыпи не было, и миссис Причард заметила:

– Хуже, что их нет, лучше б я их видела. Когда видишь, хоть знаешь, чем они заняты.

– Глупости, – пробормотала миссис Коуп. – Я их припугнула, и они ушли, можно про них забыть.

– Я забывать не собираюсь, – сказала миссис Причард. – Чего доброго, у них пистолет может быть в сумке, с них станется.

Миссис Коуп гордилась тем, как она управлялась с образом мыслей миссис Причард и ей подобных. Знаки и предзнаменования, которые видела миссис Причард, она обычно спокойно разоблачала как плоды воображения; но сегодня она вся была на нервах.

– Перестаньте, довольно с меня этого, – сказала она. – Мальчишки ушли, точка.

– Поживем – увидим, – промолвила миссис Причард.

До ужина все было тихо, но под вечер пришла миссис Причард с известием, что слышала из кустов рядом со свинарником пронзительный безобразный хохот. Это был скверный хохот, полный нарочитого зловредства, и она слышала его три раза, отчетливо, своими ушами.

– Я ничего не слышала, – сказала миссис Коуп.

– Стемнеет – и они что-нибудь вытворят, – сказала миссис Причард.

Миссис Коуп и девочка сидели потом на веранде почти до десяти часов, но ничего не произошло. Слышно было только кваканье древесных лягушек, да еще все торопливее и торопливее из одного и того же места во тьме голосил козодой.

– Нету их, ушли, – сказала миссис Коуп. – Бедные ребята.

И она принялась втолковывать девочке, что за очень-очень многое они с ней должны быть благодарны: они могли бы обитать в этих городских новостройках для малоимущих, могли бы негритянками родиться, могли бы оказаться в железных легких, могли бы в Европе быть среди тех, кого заталкивали в вагоны для скота. А дальше каким-то разбитым голосом она начала перечислять все хорошее, что выпало девочке, но та не слушала ее, боясь пропустить внезапный крик в темноте.

До утра, однако, все было спокойно. Крепостная стена деревьев синела, как твердый гранит, ночью поднялся ветер, и солнце, взойдя, было бледно-золотым. Близилась смена времени года. Миссис Коуп даже за небольшую перемену погоды всегда была благодарна, а уж когда одно время года уступало место другому, она, казалось, чуть ли не страх испытывала перед своим счастливым везением, спасавшим ее от того, что ей угрожало. Сегодня, как с ней иногда бывало, когда одно окончено, а другое еще не началось, она обратила внимание на девочку. Та поверх платья напялила на себя комбинезон и, как могла, низко натянула на голову старую мужскую фетровую шляпу; к поясу привесила декоративную кобуру с двумя пистолетами. Шляпа едва налезла и, казалось, нагоняла в лицо краску. Она была нахлобучена почти до очков. Миссис Коуп смотрела на девочку трагическим взором.

– Ну что за вид ты приняла идиотский? А вдруг придет кто-нибудь? Когда ты повзрослеешь наконец? Что из тебя вырастет? Смотрю на тебя, и плакать хочется! Иногда мне кажется, что ты дочка миссис Причард, а не моя!

– Оставь меня в покое, – огрызнулась девочка. – Оставь меня в покое, и все. Я – не ты.

И отправилась в лес, как будто выслеживать врага, – голова выпячена вперед, в каждой руке по пистолету.

Миссис Причард пришла в кислом настроении, потому что не случилось ничего ужасного, о чем она могла бы сообщить.

– Нынче у меня во рту беда, – сказала она, дорожа тем, из чего могла выжать хотя бы что-то. – Уж эти мне зубы… Каждый как отдельный чирей ноет.

•••

Девочка пробиралась через лес, опавшие листья у нее под ногами шуршали зловеще. Солнце поднялось немного выше и было всего лишь круглым отверстием, впускающим ветер и чуть более светлым, чем окружающее небо. Вершины деревьев чернели на светоносном фоне. «Я с вами с каждым разберусь отдельно, вы у меня получите. Стоять смирно! СТОЯТЬ СМИРНО!» – скомандовала она и взмахнула одним из пистолетов, проходя мимо группы голоствольных сосен вчетверо выше нее. Она двигалась вперед, бормоча и ворча себе под нос, и то и дело отпихивала одним или другим пистолетом ветку, которая мешала ей идти. Порой останавливалась вытащить из одежды колючку, говорила: «Оставь меня в покое, тебе сказано. Оставь меня в покое», наподдавала кусту пистолетом и шла дальше.

Увидев пенек, села передохнуть, но твердо, аккуратно уперла в землю обе ноги. Несколько раз приподняла каждую и опустила, яростно двигала подошвами взад-вперед, словно давила что-то, втирала в почву. Вдруг послышался смех.

Она села прямо, по коже поползли мурашки. Снова смех, потом плеск воды. Она встала, не зная, в какую сторону бежать. Недалеко от того места перелесок кончался и начиналось заднее пастбище. Она двинулась к пастбищу, стараясь перемещаться беззвучно, и, внезапно дойдя до его края, увидела в каком-нибудь десятке шагов троих мальчишек. Они купались в коровьей поилке. Их одежда лежала кучей около черного саквояжа в стороне от воды, переливавшейся через край. Старший стоял в поилке, младший пытался забраться к нему на плечи. Пауэлл сидел и, не обращая внимания на тех двоих, смотрел прямо перед собой через очки, забрызганные водой. Деревья сквозь мокрые стекла, должно быть, выглядели зелеными водопадами. Девочка встала у сосны, частично закрытая стволом, и прижала щеку к его коре.

– Вот бы тут совсем поселиться! – крикнул младший, удерживаясь за счет коленей, сжимающих голову старшего.

– Хрена лысого я бы тут жил, – пропыхтел старший и подпрыгнул, чтобы свалить младшего со своих плеч.

Пауэлл сидел не шевелясь, он, казалось, даже и не знал, что те двое плещутся за ним, и смотрел вперед, напоминая привидение, воссевшее в гробу.

– Если б этого всего тут не стало, – сказал он, – больше не надо было бы про это думать.

– Слушайте, – сказал старший; он теперь спокойно сидел в воде, младший так и не отцепился от его плеч. – Оно ж ничье, место это.

– Оно наше, – сказал младший.