Читать книгу Воин Гангер. Славный Путь - Фортуна Геза - Страница 4

– Тебя прикончат! Они же тебя прикончат! Nevermore!4

– Плевать! Это Гангер! Гангер! Он смог! Он сумел! Он вернулся домой! Я должен увидеть его! Пусть это станет последним, что сделаю в своей жизни! Увидеть его! Встретиться взглядом и умереть! Это всё чего я хочу, Кара!

– Не смей говорить такое! Эти пятнадцать лет – я всегда! – всегда была рядом! Потому что люблю тебя! Я на всё пойду ради тебя! Забыл?

– Плевать! У тебя всегда был Выбор!

– А как же Ян? На него тебе тоже плевать? Бросишь сына? Он так тебя любит! И ты бросишь его? Бросишь?

– Открой ему правду. Ты мать, он простит.

– Рассказать правду? Это безумие! Правда у нас общая! Гангер – его Герой! Ты воспитал в нём это! Правда его убьёт! Nevermore!

– Замолчи! Не могу это слышать! Хватит!

– Ты Выбрал этот Путь! Выбрал жизнь! Ради Гангера! Он хотел, – ты знаешь! – он хотел, что бы ты жил! Потому не смей говорить плевать! Совет Конгов – не доказательство. Если Гангер вернулся – ты первый, к кому он придёт! Ни к Авроре! И ни к кому из них! К тому, кого боготворит – он придёт к тебе, Беласко!

– Он не должен! Это я должен!

– Скажи! Или пойдём к Конгам вместе. Умрём вместе! Ты знаешь, что будет с Яном – будет страдать как ты! Этого хочешь? Подумай, где он окажется! Представь, что сделают с ним в Приюте!

– Хватит! Ты же мать! Как ты можешь?

– Клянусь жизнью нашего сына! Если ты умрешь, то вместе со мной!

– Хватит…

– Скажи! Я хочу услышать! Скажи мне!

– Nevermore…

– Не-е-ет, я не верю тебе!

– Nevermore! Nevermore! Nevermore!

– Вот так! Любовь моя!..

Крики за приоткрытой дверью позади прилавка больше не раздавались, и в маленьком магазинчике снова стало тихо.

Единственное окно пропускало внутрь дневной свет через узкий зазор под приподнятой занавеской. В эту неширокую щель, словно себя стыдясь, робко подглядывала диковинная белая маска. Она торчала из плетеной корзины поднятым вверх длинным клювом и жадно рассматривала стеклянными глазницами яркий солнечный луч. Чёрный плащ с широким капюшоном небрежно лежал на полу, ловя на кожаных складках толику этого света. Разбитые очки за всем наблюдали с прилавка.

– Заперто. Тот магазин, уверена? Выглядит подозрительно. И название настораживает. Вряд ли на отшибе может продаваться что-то нормальное. А он правда в маске?

– Думаешь, я придумала?

Девичьи голоса послышались снаружи. Две стройные тени разного роста обрисовались на занавеске.

– Зашторено, ничего не видно.

– Вчера всё было открыто. Я бы мимо прошла, но заметила через окно. Честно, Юнона! Я заходила и говорила с ним. Смотри, кажется, там горит свет.

Лампа на прилавке растворяла полумрак маленького пространства. Переплетенные в шар нити красного абажура тенями создавали на стенах замысловатые кружева, оформляя в причудливую витрину красивые веера. Складные и лепестками, разного размера и цвета, но все кропотливо оформленные: камушки, стёклышки, монетки, шестерёнки часов – осторожно вклеенные и аккуратно пришитые, – какими только деталями были они не украшены! Очки разбитыми линзами разглядывали их с восхищением.

– Это на стекле блестит солнце. Я ничего не вижу. Не верю, что ты туда заходила. Ты трусиха, Ингрид.

– Я не трусиха!

– Обижалась вчера и ревела – боялась в Приют идти. Подбивала пропустить тренировку. Обозвала предателем! А ведь я убедила Старосту тебя не пускать одну, и отпустить с построения Фила.

– Не вспоминай про Старосту. Ненавижу! Вечно ко мне придирается.

– Намекаешь, что ему нравишься? Я тебя умоляю! Ты красавица, Ингрид, но это не значит, что в тебя все должны влюбляться. Он ко всем придирается. Сама виновата. В другой раз, думай, что говоришь.

– Хватит меня учить! Я не дура и не трусиха. Я будущий Воин! В этот вонючий клоповник и без Хуффи смогла бы дойти. К тому же, обратно одна возвращалась. Этот придурок нашёл там себе принцесску, пока я сидела с директоршой, и куда-то исчез. Вернулась, как видишь, нормально. Мои способности уж получше, чем кулаки, которыми всякий дурак махать может.

– На меня намекаешь? Зачем тогда позвала, если одной не страшно?

– Ты же не верила. Увидишь маску, тогда…

– Актриса из тебя никакая. Одна бы ты не пошла. И купить веер – только предлог. Думаешь, не понимаю?

– Предлог?

– Таинственная маска ворона! И он такой вежливый, такой приветливый. А каким надо быть с покупателем? Все продавцы такие. Думаешь под ней прекрасный рыцарь? Знаешь, чья эта маска?

– Белый ворон! Магазин ведь так называется.

– Это Врачеватель чумы.

– Вра… Чего?

– Специализируешься по медицине и не знаешь о Чумных докторах?

– Я не зубрила вроде очкарика. Начни читать всё и не заметишь, как отрастут очки или прыщи, что превратят лицо в мерзкую Скарабееву рожу.

– Надеюсь, местные вши и блохи не донесут Скарабею. У тебя голова не чесалась после милых бесед с чумной маской? Местечко то ещё! Кто пойдёт покупать сюда веер? Кто здесь будет вести честный бизнес? Даже нету режима работы. Он точно торгует из-под прилавка чем-нибудь запрещённым. Образ как раз подходящий. Пошли отсюда.

– Ты слишком подозрительная, Юнона.

– Я всё учитываю. А ты беспечно ко всему относишься. Оглянись! Невзрачные, одинаковые дома, стоят разрозненно. Может, в каждом сидит по такому Ворону? Может, тут какой-нибудь культ и они заманивают девственниц вроде тебя всякими побрякушками, а потом проводят кровавые обряды и жертвоприношения. Посмотри на дерево! Оно тебе ночью не снилось? Гвардейцы в Эдил не суются, здесь можно творить вообще всё.

– Ты меня называешь трусихой, а сама…

– Думай что хочешь, только пошли назад.

– Ну уж нет! Кажется, я что-то слышала.

Тени отошли от окна. Очки знали – девицы встали у двери, чтобы разобрать голоса, тихо звучавшие в доме.

– Опоздаешь, Кара. Я же дал Слово. Не бойся. Иди скорей к пациентам. Буду дома, испеку морковный пирог. Вы же любите с Яном?

– Любовь моя, я тебя так люблю. Спасибо. Ты лучший в Мире отец. Дай минутку пообнимать. Плевать на всех пациентов.

– Ян рано должен вернуться, – по средам у них посвободнее. Хотя, наверное, снова задержится в библиотеке. Как раз испечется к приходу.

– Библиотеке?.. О, нет!

– В чём дело?

– Вот чёрт! Очки! Вот дура! Как я забыла?!

– Очки?

– Отремонтировать! У Яна разбились очки!

Очки на прилавке обрадовались, что наконец про них вспомнили.

– Вот же дура! Куда положила?

– Как он так? Ян случайно разбил?

– Ведь в руках же держала, – дура!

– Кара, как Ян разбил очки?

– Я не знаю, сказал – так вышло. Ты их точно не видел?

– И ты даже не расспросила, как так вышло? Я с тобой говорю!

Очкам стало не по себе – энергетика в доме портилась.

– Да, слышу. Кажется, женский. Твой Ворон там не один – с ним рядом ещё ворона. Похоже, они ругаются.

– Может быть, покупатель? Пришёл назад веер вернуть?

– Что он тогда с ней делает, раз заперся изнутри?

– И правда. Может, воровка?

– Что красть в этой вшивой дыре? Если только наркотики. Очевидно, они знакомы. Бытовой, похоже, конфликт.

Очки совсем растерялись, слушая голоса, то за внутренней дверью…

– Успокойся! Давай посуду начинай сейчас ещё бить.

– Помоги лучше! Я опаздываю!

– Я сказал же, что поищу. Уходи уже на работу!

– Их в ремонт надо сегодня отдать! Я бы их забрала уже вечером. Как он завтра пойдёт в Академию? Как он там без них будет писать? У него завтра три проверочные!

– Я найду и отремонтирую.

– Там не только сломались дужки, – линзы треснули – обе менять.

– И ты даже не удосужилась у ребёнка как так узнать?!

…то за входной.

– Про ребёнка что-то… Менять…

– Про ребёнка? Ох, неужели! Может, он заставляет прервать? Вот поддонок! Заставляет прервать беременность! Ох, Юнона! Он негодяй!

– Погоди ты! Зафантазировала. Поздновато уже прерывать. Он у них курсант Академии. Они, видимо, муж и жена. У них сын.

– Курсант Академии? Один из нас?

И снова из дома…

– Ну, скажи – я ужасная мать! Ты же так обо мне только думаешь? Что в Приюте росла с первых дней и что мать значит – я не знаю! Ну, давай! давай! поучай!

– Успокойся! Уйди! Замолчи! Я найду, отнесу в ремонт! Прекрати орать! Я всё сделаю!

– Ты в своём уме? Нет! Прости! Умоляю! Прости! Не вздумай!

– Уходи! Разговор окончен.

Хлопок двери на втором этаже и тихие всхлипы из кухни расстроили сильно очки, и если они бы могли, то тоже сейчас бы заплакали…

– Они разошлись.

– Разводятся?

– Ингрид, ну ты даёшь! Разошлись, в смысле, в разные комнаты. У тебя фантазия – космос. Тебе книжки надо писать.

– Книжки? Ты меня же дурёхой считаешь.

– Я с иронией это сказала. Понимаешь, что это такое?

– Конечно знаю! Я не дура…

– Тихо! Слушай!.. Кажется… Да! Идёт!

– Что? Кто? Что случилось, Юнона?

– Идёт! идёт! Она сюда идёт!

Дверь за прилавком распахнулась, ударила ручкой о стену, – один веер слетел на пол. В треснутых линзах очков промелькнуло худое тело, – его топот передался прилавку – абажур в тот же миг задрожал. От стремительного рывка закачались везде веера. Лампа нервно тряслась. Тени о́жили: в каждом стёклышке, в каждой монетке – зарябил и замерцал свет.

Очки цельно ничто не улавливали: всё вокруг мельтешило, болталось, из осколка в осколок переливалось. Лишь единственный яркий штрих различался в линзах отчётливо – огненно-рыжий цвет недлинных лохматых волос.

Кара прислонилась плечом к входной двери.

– Не смей возвращаться, Гангер! – прошептала она и сквозь слёзы добавила: – Я убью тебя, я убью тебя… – Маска сверкала глазницами, на неё задирая клюв. – Чёртов демон! Ты! – чёртова! – Кара пнула корзину – с глухим стуком маска упала, что-то посыпалось и покатилось по полу. Кара щёлкнула замком, нервно открыла дверь и исчезла, громко её захлопнув.

Минута, две или три – очки точно не понимали, сколько ещё всё тряслось. Только осознавали, что так и лежат на прилавке.

– Уж поверь, это Шакко Кара. Она личный доктор Авроры. О здоровье АрКонга моей маме отчитывается. Я сама ей дверь открывала. Приходила к нам один раз. Мама в дом её не пустила – разговаривали на улице. Бли-и-ин! Голова у неё всё такая же грязная. Она волосы, что ли, вообще не моет? Я тогда ещё удивилась – зачуханка и лечит Аврору.

– Тиши! Она же услышит.

– Уже далеко. У неё близорукость к тому же. Ходит в дешёвых очках.

Девичьи голоса снова звучали снаружи, но значительно тише. Очки догадались – они отбежали за дерево.

– А ты про неё много знаешь. Чем привлекла? Не красавица, вся помятая.

– Ничем. Практика часто в больнице. С ней не встречалась, но её все врачи презирают. Не ясно за что. Сначала думала – зависть, может, она красивая. Ведь знаешь, бывает так в коллективах…

– Ой, нет, прости, я ж не красотка. Это ты у нас суперзвезда. Довольна? Значит, в больнице она белая ворона?

– Белая воро… Так это поэтому магазин…

– Ворон и ворона – разные птицы. Не знала, будущий врач?

– Может, хватит? Надоела! Если я такая дурочка, что со мной дружишь?

– Я просто шучу. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

– А может, потому дружишь, что я дочка Секретаря Авроры?

– Ну, даёшь! Ещё скажи – потому что красавица. Кто тебе это брякнул? Не сама придумала точно. Кто? Я ему нос разобью.

– Это Бори-толстяк. Разбей ему нос. Он меня просто бесит!

– Бори Соф? Этот придурок приютский? Получит у меня завтра.

– Неделю с соплями прогуливал. Из-за этого урода Староста отправил в Приют. Старосте тоже разбей.

– Не пытайся подначить. Старосту не боюсь. Мне плевать, что он сын Советника. Но ты сама виновата.

– Я только сказала правду!

– Проехали. Значит, эта рыжая тётка – суперврач? А с виду не скажешь.

– Мама рассказывала – она ученица Авроры. А Аврора – лучший в Мире врач. Ну, была, раньше.

– Ого! Почему? У неё талант?

– Не знаю. Она приютская.

– Воин Гангер тоже приютский. Это не показатель. Она, может, его даже знала. Сколько ей? Лет тридцать, не меньше?

– Тридцать три. Ровесница моей мамы. Но мама моложе выглядит.

– Твоя мама следит за собой. У вас дом засыпан косметикой. Астра Инса ухоженный тепличный цветок. Нашла с кем сравнивать. Кстати о возрасте. Если эта рыжая – жена твоего продавца, то он далеко не мальчик. Знаю, ровесники тебя раздражают, но…

– Юнона! Я просто хочу купить веер!

– Сегодня он не откроется.

– Она выбежала и дверь за собой не закрыла.

– Стой! Ты куда? Стой! Этот Ворон наверняка не просто так в маске ходит. Кто будет сидеть в магазине, в который никто не заходит? Если он не наркоторговец, то точно псих. Или урод. Ингрид!..

Полоска дневного света вытянулась от двери, силуэт девицы затемнил собой часть, создав тень.

– Ох, Юнона!

Девица повыше подскочила к подруге.

– Смотри. Маска. Лежит на полу. Что здесь врачиха устроила?

– Тебе это понравилось? Это? Это капец… Жуть.

– Похожа на птицу. Такая загадочная. Ох, Юнона! Раз она здесь, значит… Юнона! Он без маски!

– Не кричи! Услышит. Уходим.

– Хочу на него посмотреть. Другого шанса не будет. Это же магазин. И он открыт. А мы покупатели. Поэтому, если зайдём…

– А ну стой!

– Ай, больно! Ты что? Синяк останется!

– Обижайся, но туда не пущу. Даже не думай сопротивляться.

– Пусти!

– Нет.

– Мне больно!

– Мы уходим.

– Кара, это ты?..

Очки успокоились, ведь теперь их точно найдут.

Nevermore

– Выйдет, вот увидишь. Он слышал голоса. Захочет посмотреть, кто шумел.

– Но до сих пор внутри. Времени много прошло.

Юнона и Ингрид стояли в тени большого мёртвого дерева. Оно торчало напротив скромного двухэтажного дома, часть фасада которого завитками оплетало растение с закрытыми бутонами белых цветов. Красные кители подруг ярко выделялись на фоне чёрной коры толстого ствола, надёжно скрывавшего их от всякого, кто бы ни вышел из странного магазина.

– Может, порядок наводит?

– Если убирается, значит, ему плевать, кто шумел. Этот Ворон явно затворник. Или у него фобия. Как там она называется? Клаустра…

– Агорафобия. Не знаешь – не умничай. Клаустрофобия это…

Дверь магазина начала открываться, не скрипнув ни одной петлей.

– Выходит, выходит, смотри! Ах-юнона-а-а…

– Тиши ты.

– Это он?.. Юнона-а-а… Это он?.. Как так? Это как?..

– Куда вылезла, – он же заметит.

– Как так? Не верю…

Юнона дёрнула подругу, прижала к дереву. Обе стояли лицом к стволу и не двигались.

– Как так, Юнона? Не верю…

– Что ты заладила?

– Видела?.. Этого не может быть. Какой же он привлекательный! Неужели он муж той докторши с грязной головой? Не верю!

– Кажется, не заметил.

– Смотри, как одет! Рубашка, жилет – ни одной мятой складочки. Брюки чинос! Как же они мне нравятся. Просто и со вкусом. Только вместо серой рубашки я бы цветную выбрала. Хотя с чёрным всё сочетается. И сидит идеально.

– Куда-то пошёл.

– Ботинки сверкают. Нет! В голове не укладывается, как этот мужчина может быть её мужем? Это невозможно! Их рядом даже ставить нельзя! Бли-и-ин… Это не справедливо. Почему рыжая запущенная тётка в браке с таким мачо? А моя мама, умница и красавица, до сих пор не встретила нормального мужчину?

– Для тебя все брюнеты мачо?

– Неужели скажешь, что он урод? Да у тебя с головой тогда не в порядке. Высокий! Стройный! Настоящий мужчина! А походка! Да тут не придраться. Видела глаза? Ты когда-нибудь видела такие чёрные глаза? Я никогда. Я просто в шоке! Интересно, как его зовут? Так и просится – Флориан. Да! Флориан!

– Надел шляпу и опустил на глаза. Подозрительный тип. Может, в розыске?

– Надо что-то делать, Юнона. Такой мужчина не должен прозябать рядом с тёткой, которая даже голову не считает нужным помыть.

– Чего?

– Не иначе как загипнотизировала. Она же медик. Ученица Авроры. Сам бы точно не выбрал такую. Под гипнозом точно! Держит его затворником. Прячет под маской. Как пленника! Теперь ясно, почему врачиха Авроры живёт в Эдил. В Антарес его бы давно прибрали к рукам.

– Прибрали к рукам? Он что веер?

– Сегодня же спрошу у мамы! Почему про него не рассказывала? Почему она с ним не встречается? Давно бы уже увела от этой помятой докторши.

– Ушам не верю.

– Интересно, куда он? Конечно! Точно есть любовница. Выпроводил свою неподмытую истеричку и пошёл к нормальной женщине.

– Стой, ты куда?

– За ним, конечно. Узнаю к кому ходит и стукну докторше. Они и так поругались, а из-за этого точно разбегутся.

– Мы ни за кем не пойдём. Ты его увидела? Теперь возвращаемся.

– Пусти! Только попробуй меня задержать! Перестану тебя подругой считать, поняла? Бли-и-ин, уже поднялся на холм. Пусти, я сказала!

– Ингрид, как так?..

***

Торговые улочки петляли по всем сторонам. Лавки и мастерские пестрили наружной рекламой. Кафе и столовые грели хвойный воздух запахами жжёного масла, супа и выпечки. Многолюдный рынок, обычно всегда очень шумный, сейчас не забивал слух: лаяли где-то собаки; топтались и фыркали кони; и недалеко мать утешала дитя. Все продавцы, покупатели, возницы и даже пьяницы – народ, что толкался повсюду, дружно вдруг замолчал…

– Сэр, это не мои очки, а ребёнка. Он учится. Без них не сможет ни читать, ни писать. У него высокая миопия. Они обязательно нужны ему завтра. Пожалуйста! Я заплачу достаточно. Или продайте такие же. Левая линза на минус пять и пять, правая на минус шесть диоптрий ровно.

– Я же сказал! Nevermore!

– Сэр, не для себя прошу.

– Плевать! Nevermore!

– Сэр, прошу вас. Хотя бы линзы.

– Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Юнона и Ингрид стояли возле фонарного столба, отдельно от группы людей.

– Какого чёрта? Что это за ремонтник? Как он смеет так разговаривать? Ужас какой! Я нажалуюсь маме! Эту лавочку быстро прикроют.

– Виолетте сейчас только этим и заниматься, когда в Атаре собрались Конги. Она дома не появляется, а ты навязать хочешь ей какую-то оптику?

– Этот урод долго не проработает. Я запомню его палатку. Пошли, нельзя упустить Флориана.

– Может, звать его лучше Ворон? Кстати об этом. Он назвал магазин «Белый ворон», хотя брюнет и довольно смуглый. Даже глаза чёрные. Если он Ворон, то точно не белый. Переносный, думаю, смысл. Белая ворона. Изгой.

– Изгой?.. Почему?

– Откуда мне знать? Ты же видела, у продавца чуть глаза не вылезли, когда он к нему подошёл.

– Просто тот пропойца кроме своей мерзкой рожи нормальных лиц никогда не видел. Это ему нужна маска. И намордник. Чтобы свой грязный рот никогда больше не открывал.

– Он не пьяница. Обычный владелец лавки. Должна быть причина такого его поведения.

– Какая может быть причина так хамить человеку? Флориан с ним вежливо разговаривал.

– Может, Ворон местный ловелас? И жены таких вот лавочников с ним изменяют мужьям?

– Точно! Этот уродливый лавочник – жалкий рогоносец, вот и бесится.

– Тогда хамство вполне обосновано.

– Если его жена от него гуляет, то сам виноват.

– Кстати о женщинах. Сомневаюсь, что жена этого лавочника суперкрасотка.

– Конечно она не красотка. Причём здесь его жена? Ей только за радость будет, если Флориан в её сторону хотя бы посмотрит.

– А твоему Флориану, что ли, вообще плевать с какой женщиной в койку прыгать? Толстуха или старуха, или ещё какая. Это же не нормально. Разберись сначала, что у него за проблема, а потом уже матери сватай.

– Думаешь, он извращенец? Юнона, это бред. Посмотри на него. Разве извращенцы так выглядят?

– Не суди книжку по обложке. Это ещё на Базовом курсе вдалбливают.

– Только не надо лекций. Я не дура. Флориан не извращенец. Даю Слово.

– Слово это не просто сотрясание воздуха. Настоящий Воин всегда отвечает за свои Слова. Всегда! Это кредо. Отец с детства меня учил.

– Ой, прости, у меня же нет отца, который меня бы учил.

– Ингрид, у меня и в мыслях не было давить на больное. Я же знаю…

– Ничего ты не знаешь! У тебя же он есть. Флориан будет моим отцом. Ох, Юнона! Куда он делся?

Подруги растерялись, но быстро сообразили, что надо идти на шум.

– Мэм, ведь это всего очки. Прошу вас!

– Nevermore!

– У вас ведь тоже есть дети и вы…

– Не смей говорить о моих детях!

– Простите, я бы не стал, но…

– Вон! Пошёл прочь! Nevermore!

– Я понял, мэм, хорошо. Я сейчас же уйду.

– Nevermore! Nevermore! Nevermore!

Юнона и Ингрид стояли в тени кофемата.

– Пусти! Плюну ей в морду! Какая тварь! Какая тварь! Разобью все очки на прилавке! Растопчу ногами и швырну в её мерзкую рожу!

– Этим ничего не добьёшься. Да послушай! Лучше спросить у неё, что это значит. И эта баба, и тот лавочник – оба орут одно и то же. Сначала думала – это ругательство, которое я не слышала, но теперь сомневаюсь.

– Что бы оно ни значило, эта ведьма не имеет права так говорить с Флорианом!

– С чего ты взяла? Ты же не знаешь, что оно значит. Стой здесь. Пойду и спрошу. Чёрт!.. Она закрылась. Вот же!

– Когда услышит, как бью её браковку об землю, сразу вылезет!

– Если ты дочка Секретаря, это ещё не значит, что можно такое выкидывать. Хочешь добавить проблем Виолетте?

– Эту тварь я тоже запомню. Она ещё сама будет Флориана упрашивать, лишь бы на кусок заработать. Пошли, а то снова его упустим.

– Мне тоже интересно, почему к нему так относятся. Версию про ловеласа можно теперь отбросить. Любопытно, что это за язык?

– В Мире один язык. Но орут они не по-нашему. Очень похож на мёртвый.

– Мёртвый язык? Наследие Прошлого? С чего ты взяла?

– Юнона, я латынь изучаю! С первых занятий на специализации. Латинский язык и медицинская терминология – база любого врача.

– И ты изучаешь? Эм… То есть, понимаешь?

– «Quidquid latine dictum sit, altum videtur»5.

– Ого! Ингрид! Круто! Ты молодец! Не ожидала. Что это значит?

– Не скажу. Ты же умная. Если интересно, сама найдёшь.

– Ага, сразу прям и запомнила.

– Они орали не на латыни. Где эти вшивые лавочники и где латынь. Она очень древняя. А этот язык, думаю, умер лет тысячу как.

– Наверное, они в курсе, что это значит, но не сами, конечно, додумались. Друг друга не знают, но реакция одинаковая. Это не совпадение. Не удивлюсь, если следующий также будет кричать.

– Пусть попробует! Я больше не стану смотреть, как унижают моего Флориана.

– Он уже твой?

– Слишком жирно для рыжей зачуханки. Пусть найдет под стать себе лавочника.

– У него ещё сын, забыла? Чьи очки по-твоему он носит? Сына любит, очевидно же. Правда думаешь, бросит их и переедет к вам?

– Конечно. Плевать на сына. Пусть винит свою немытую мать. Считаешь, Флориан счастлив? В той кладовке? Как узник в маске!

– Виолетта умная женщина. И Секретарь Авроры. У неё досье на докторшу. Она знает всё про Шакко Кару. А значит, и мужа тоже. Если до сих пор ничего не сделала – не сделает и потом. Твоя мать не рассматривает его как подходящего для себя мужчину.

– Я точно знаю, что Флориан полностью соответствует маминому вкусу.

– Ты опять судишь книжку по обложке. Ты ничего не знаешь об этом человеке.

– Спрошу у мамы. Обязательно!

– Она рассказала, что у рыжей – врожденная близорукость, а что её муж Врачеватель чумы – как-то сказать забыла? Хотя эта деталь куда интереснее, не считаешь? Виолетта ничего не расскажет.

– То есть это страшная тайна?

– Название магазина, реакция людей – связь вполне очевидна.

– Звучит так, будто он какой-то чумной. Думаешь, он чем-то болен?

– Ты же врач. Я не знаю. Кстати о докторше. Она ведь тоже белая ворона. Может быть, из-за мужа? Может, поэтому он с ней? Она его любит и не бросает, не смотря на радикальное отношение общества. Очень романтично, ты не считаешь?

– Давно ты стала романтиком? Если бы к моему возлюбленному так относились, я бы глаза всем выцарапала. А она на него маску напялила. Очень романтично. Может, это она его заразила? Скорее всего. Она же доктор.

– Спроси у Виолетты, как зовут её сына. Он ведь курсант Академии. Найдём и, может, узнаем что-нибудь у него.

– О! Ты права! Отличная идея! А что если мне использовать Праксис? Тогда и спрашивать никого не придётся. Всё узнаю сама.

– Не вздумай! А я ещё думала, когда об этом обмолвишься. Ты и понятия не имеешь, какие тайны он может скрывать! Что если после этого станешь такой же белой вороной? Изгоем? Да ты с ума сошла!

– Хорошо, хорошо.

– Дай Слово! И сдержи его.

– Хорошо, хорошо, даю.

– Скажи нормально.

– Даю тебе Слово! Слово, что не полезу в его голову.

– И в чужие тоже. За дуру меня считаешь? Не лезь ни к кому, даже к лавочникам. Поняла? Иначе, можешь создать проблемы не только себе, но и матери. И какие это будут проблемы – еще не известно.

– Поняла, поняла, не буду. Обещаю. Пусти!

– Если нарушишь Слово, что дала сейчас – перестану считать тебя подругой. Ясно? Никогда не буду доверять тебе. Даю Слово! А я за свои Слова всегда отвечаю!

– Юнона…

– Мы привлекли внимание.

– Нет, тиши!.. Прислушайся. Они шепчутся все… о Вороне…

Верхом проехал гвардеец и остановился в толпе, среди которой подруги стояли в первых рядах.

– Левая – минус пять и пять, правая – минус шесть ди… оптрий. Верно, сэр?

– Да, верно. МР – пятьдесят семь миллиметров.