Читать книгу О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн - Страница 13

Сегодня (особенно на Западе) акцент делается уже не столько на революционности Христа, сколько на притягательности Его учения, Его мудрости, всего того, что позволяет поставить Его в один ряд, скорее уж, с Буддой, Конфуцием и даже Магометом, чем с Че Геварой. Книги этого направления все множатся и множатся: «Сократ, Иисус, Будда: три учителя жизни»40 (уже сам этот ряд имен позволяет заметить, какую малую роль автор книги отводит Страстям Христовым); «Христианско-буддистские параллели»41; «Потаенная красота религий»42.

Сдвиг этот произошел незаметно, так, чтобы верующие ничего и не заметили. Одна французская мирянка показала, как происходит такая подмена, на примере «Канадского катехизиса». Но, по собственному опыту наблюдения за детьми, изучавшими французский катехизис «Живые камни», могу вас заверить, что и здесь налицо тот же самый процесс. Лично я этот катехизис не читал. То есть сужу я здесь вовсе не какой-то конкретный текст. Меня интересует сам прием, с помощью которого можно совершенно новое учение выдать за старое, да так, что почти никто из верующих и не заметит его новизны.

Итак, вот что пишет по поводу Канадского катехизиса Дениза Нуайа:

«Все вышеприведенные рассуждения ведут нас к следующему утверждению. Канадский катехизис передает вовсе не католическую веру. Он использует слова привычного религиозного языка, но утверждает при этом какую-то другую религию. Второй Ватиканский собор ставил перед собой задачу – начать диалог с миром, – в поисках нового языка, способного передать более понятным и современным образом сокровища из многовекового наследия католической веры. Но, к сожалению, привело это к ужасной подмене. Теперь, вместо того, чтобы использовать новый язык для научения старой вере, многие стали использовать традиционные термины для передачи совершенно другого учения, заново переосмыслив эти термины, не уточнив и не определив при этом их нового содержания».

Мне остается к этому добавить лишь то, что прием этот известен давно: им воспользовался еще св. Фома Аквинский в своей «Сумме теологии». Например, когда он говорит о нашем положении сынов Божиих, то сначала объясняет, что наше сыновство причастно сыновству самого Сына Божия во Святой Троице. Для этого он приводит целый ряд цитат из греческих святых отцов, объяснявших эту мысль в ясных и внятных терминах, как уже не умеют объяснять. А затем добавляет свои рассуждения, которые вроде бы должны помочь нам лучше понять приведенные тексты. Для этого он поясняет, что бывают разные виды «причастности». Он приводит разные примеры, от сильной причастности как тесной связи до слабой и отдаленной. И оказывается, что та причастность, которой нам следует держаться, самая слабая: по аналогии. То есть, как во Святой Троице у Отца есть Сын, так и мы все являемся сынами Святой Троицы. Иными словами, тут уже нет речи ни о какой подлинной причастности собственно к сыновству Сына. Осталась всего лишь аналогия. В итоге можно привести прекрасную подборку текстов святого Фомы, остановившись там, где начинаются подобные рассуждения, и никто из читателей даже не заметит, что здесь он выворачивает наизнанку мысль своих предшественников-греков, выхолащивает ее подлинный смысл. И к такой подмене он прибегает довольно часто.

А вот другой пример подобной подмены, не столь давний и чаще встречающийся: как изменилось значение слова «спасение». В настоящем христианстве слово это означает то, что совершил Христос, в частности, своими Страстями, ставшими важнейшим моментом Его служения, чтобы вырвать нас из бездны греха и смерти. Христос – «Спаситель». Но можно ведь придать слову «спасение» и гораздо меньшее, слабое значение. И тогда окажется, что Христос лишь показал нам путь для устроения мира чуть более дружественного и братского.

Фредерик Ленуар, главный редактор журнала «Лё Монд де релижьон» (Мир религий) совершенно прав в своем отказе принять старую схему нашего искупления, согласно которой страдания Сына понимались как единственный способ умилостивить гнев Отца, вызванный нашими грехами. Но в итоге, в качестве альтернативы, он оставляет за Страстями Христовыми жалкое и слабое значение. Крест для него уже больше ни «спасительный», ни «спасающий». Он умело играет словами. «Если смерть Иисуса и оказалась спасительной, то отнюдь не потому, что она доставила удовольствие Отцу, а потому, что была предельным, радикальным свидетельством истинности Его любви к людям». Тут мы находим и термин «спасение», но вылившийся в наиболее слабое из однокоренных с ним слов: «спасительный». Смысл Креста при этом полностью меняется. «Что же касается страдания, – продолжает Лену-ар, – то само по себе оно совершенно бесполезно. Более того, Иисус показывает, что оно чудовищно. Перед лицом проблемы существования зла, Он не дает ни рационального, ни богословского ответа. Он просто делает жест: сам лично пересекает загадку зла. Но свободно приняв то, чего нельзя избежать, Он показывает верующим, что есть способ принять неизбежное – болезнь, потерю близких, горе, приближение смерти, – так, чтобы при этом расширить сердце человека, открыть его для понимания, любви и сострадания, не зависящим от внешних обстоятельств. Иисус не пытается устранить трагедию бытия. Он принимает ее в полноте. Он весьма далек от восхваления страдания, от мазохистской установки тех, кто добровольно ищет страданий и смерти, думая тем самым уподобиться Христу»43. Опять нам пытаются доказать, что Христос всего лишь пример, жизненный образец: мы можем у него научиться, как достойно переносить те жизненные испытания, которых мы не в силах избежать.

Но, если мы утверждаем, что Христос, не сумев избежать Страстей, в итоге принял их добровольно, то тем самым, имплицитно, мы уже соглашаемся с тем, что Он всего лишь человек наподобие остальных, и уж точно не «Бог истинный от Бога истинного, рожденный, несотворенный…». При этом Христос ведь ясно говорит в Евангелии, что, лишь захоти Он, и Бог пошлет «двенадцать легионов Ангелов», которые избавят Его от рук иудеев и римлян (Мф 26: 53). Но верно и то, что в последние годы Евангелие все чаще и чаще воспринимается всего лишь как поздние тексты, написанные спустя много лет после смерти Христа и не имеющие ничего общего с Его подлинной жизнью и словами. Однако в последнее время начала появляться новая тенденция, причем со стороны высококлассных специалистов, пытающаяся противостоять моде, в корне подрывающей авторитет Евангелия. Я не раз уже говорил об этом в своих книгах44. Но, к сожалению, слишком поздно. Мода успела нанести нашей вере ущерб, и немаленький.