Читать книгу Смерть тоже ошибается… - Фредрик Браун - Страница 4

Территория цирка светилась огоньками. Генератор пока не починили, но циркачи где-то откопали масляные и карбидные лампы и развесили их в особо важных местах. Все это выглядело как-то странно – в том смысле, что пространство между пятнами света казалось еще темнее и страшнее.

В фургоне Хоуги горел свет. Когда я припарковался, оттуда вышел дядюшка Эм. Он открыл дверцу автомобиля и произнес:

– Здорово, детки! Как луна?

– Ярко светит, – ответил я.

– Мне уже лучше, – сказала Рита. – Все хорошо, Эм?

– Чудесно. Приехала полиция и взяла ситуацию под контроль, если можно так выразиться. Они устроились в шатре шоу уродов. Просили тебя зайти к ним, но только для того, чтобы ты ответила на несколько стандартных вопросов.

– Может, мне пойти с ней, дядя Эм? – спросил я.

– Не лезь в это дело, Эд. Я объяснил им, что мы отправили Риту покататься по городу, но не стал говорить, с кем. Так что ты можешь просто по-тихому скрыться у себя в палатке.

Эта идея мне понравилось, потому что я промок до нитки. Внутри дождевик был таким же мокрым, как и снаружи, да еще и противно прилипал к телу.

– Большое тебе спасибо, Эд, – промолвила Рита. – До завтра.

Она подала мне руку, и я улыбнулся:

– Не за что. До завтра. – И проводил ее взглядом до шатра шоу уродов.

Я немного постоял, дрожа от холода, а затем ушел в нашу палатку, где вытерся полотенцем, бросил на койку пару одеял и забрался под них.

Очень хотелось спать, но когда вошел дядя Эм и начал раздеваться, я сказал: «Привет», – чтобы дать ему знать, что не сплю.

– Тебе понравилась Рита? – спросил он.

– Ну… она ничего…

– Что-то не слышу энтузиазма. Или я ошибаюсь? В любом случае не влюбляйся в нее слишком сильно. Она из тех, кто охотится за деньгами.

– Рита мне так и сказала. Говорит, будь я богат, она бы за меня взялась.

Дядя Эм медленно покачал головой:

– Это опасно, малыш. Когда с тобой говорят честно, это опасно.

По его голосу трудно было понять, серьезно он говорит или шутит.

– Значит, не опасны только те девушки, которые врут?

– Опасны, но по-другому.

Дядя Эм встал и погасил карбидную лампу. Койка скрипнула под тяжестью его тела.

– А кем был тот мальчишка? – спросил я.

– Какой мальчишка?

– Которого убили, разумеется. Он из цирка?

– Черт возьми! – воскликнул дядя Эм. – Я и забыл, что тебя тут не было. Это не ребенок, Эд. Убили лилипута.

Я резко сел на постели. Лилипут! Это могло означать лишь одно. В цирке работал только один лилипут.

– То есть это Майор? – уточнил я.

– Нет. Убитого никто не знает. Этот лилипут не из цирка, Эд. Никто здесь его прежде не видел.

Сначала я подумал, что дядя шутит. Это казалось абсурдным. Лилипута, который не работал в цирке, нашли с ножом в спине и без одежды в шатре шоу уродов! И никто из циркачей даже не знал, что этот лилипут здесь. Безумие! Но я понял, что дядя Эм не стал бы шутить на подобную тему.

– А где его одежда? – спросил я. – Ее нашли?

– Нет.

– Но что, черт возьми…

– Нас с тобой это не касается, Эд! Пусть копы об этом беспокоятся.

– Ладно, – кивнул я, снова улегся и вскоре заснул.

На следующее утро я встал рано. Не знаю, что заставило меня проснуться, а потом я начал размышлять о разных проблемах и больше не смог заснуть. Дядя Эм всегда говорит, что думать вредно, это одно из его любимых изречений. Мысли опаснее, чем выпивка, но безобиднее, чем марихуана. Где-то посередине. Конечно, это он не всерьез.

Я надел свой лучший костюм, сам не знаю зачем. Дядя Эм еще спал.

Снаружи небо было затянуто серыми облаками, но дождь закончился. Несмотря на раннее утро, было жарко и душно. Ни малейшего дуновения ветерка. Полотно шатров висело неподвижно, словно было выточено из серого камня того же цвета, что и небо. Я стоял на влажной траве перед палаткой и недоумевал, какого черта вылез из постели в такую рань. Наверное, чтобы не думать.

Я подвернул брюки, чтобы не вывалять их в грязи, и вышел на аллею. Возле карусели несколько человек сбрасывали в грязь опилки с грузовика. Кроме них, никого не было.

Я добрался до конца аллеи, где стоял фургон Хоуги. Я знал, что обычно Мардж встает рано. Самому себе я мог честно признаться, что хотел увидеться с ней только для того, чтобы поговорить о Рите.

Однако в фургоне Хоуги было темно – никаких признаков жизни. За поворотом в трейлере Уолтера и Дарлин дело обстояло так же. Но я не рассчитывал, что Рита уже проснулась. Наверное, она легла гораздо позднее меня.

Я вышел обратно на аллею. Хотелось пошлепать по лужам, но я не стал этого делать. Я обогнул бассейн с вышкой для прыжков в воду. Задрав голову, посмотрел вверх и содрогнулся при одной мысли, что можно подняться туда и прыгнуть с такой высоты в резервуар глубиной четыре с половиной фута. Сам-то я, конечно, никогда и не помышлял оттуда прыгать, но иногда мне это снилось.

На аллее я увидел незнакомого человека перед шатром шоу уродов. Он сидел на краю рекламной сцены и курил сигарету. Это был здоровяк с глуповатым выражением лица. Он был похож на копа. Подойдя достаточно близко, чтобы рассмотреть его ботинки, я решил, что, скорее всего, он действительно полицейский. Но я подумал, что поговорить даже с тупым копом все-таки лучше, чем вообще ни с кем; разумеется, если он захочет разговаривать.

– Привет, – произнес я.

– Привет, – ответил он.

Мне понравилось, как он это сказал: в его тоне не было ни чрезмерного интереса, ни особого энтузиазма, просто обычное дружелюбие, поэтому я остановился.

– Полицейский? – уточнил я.

– Как видишь, – кивнул он. – Стараюсь одеваться так, чтобы соответствовать образу. Порадовать дураков.

Все пошло даже лучше, чем я ожидал. Я присел на рекламную сцену и спросил:

– Как дела?

– Паршиво, – вздохнул он. – Помощи от этих чертовых циркачей не дождешься. Ты что, тоже циркач?

– Да. Говорят, убитый был лилипутом. Кто он такой?

– Мы не знаем. Пораскинь мозгами. Его никто не знает. Никто никогда его раньше не видел и даже не слышал о нем. Черт подери! У нас на руках мертвый урод в чем мать родила, а о нем никто и слыхом не слыхивал. Так, во всяком случае, они утверждают.

Он бросил сигарету в мокрую траву, достал смятую пачку, вытащил новую сигарету и щелкнул зажигалкой, пламя которой подскочило вверх на четыре дюйма.

– Звучит, конечно, глупо, – заметил я. – Но я проработал в цирке весь сезон. У нас здесь только один лилипут.

– Вот-вот, все так говорят. А ты где находился, когда началась эта катавасия? Что-то не припомню, чтобы я видел тебя прошлой ночью. Или все-таки видел?

– Я спал, – ответил я. – Рано лег. Даже выстрела не слышал, но дядя разбудил меня, когда зашел в палатку, чтобы…

– Подожди! Сделаем все официально, сэкономим время. – Он достал из кармана блокнот и карандаш и приготовился задавать вопросы. – Имя?

– Эд Хантер, – произнес я. – Девятнадцать… почти двадцать лет. Работаю в цирке чуть менее года. Живу с дядей, Эмброузом Хантером. У него свой киоск с призовой игрой.

– Да-да, помню его. Невысокого роста, полноватый?

– И умный. Это он.

– То есть вы оба ночуете прямо в цирке, в палатке за киоском?

– Ага, – ответил я и рассказал ему, как проснулся и отправился в шатер сайд-шоу вслед за дядей Эмом прямо в дождевике поверх трусов и как увидел труп.

Потом пришлось немного приврать, потому что если дядя Эм не сообщил полиции, что я возил Риту кататься, то и я не мог в этом признаться. Я сказал, что вернулся в палатку и лег спать до приезда полиции.

Мне показалось, будто он посмотрел на меня как-то странно.

– И ты спал всю ночь?

– Естественно.

– Давно проснулся?

– Не очень. Минут пятнадцать-двадцать назад.

– С кем ты говорил с тех пор, как проснулся?

– Ни с одной живой душой, – заверил я.

Полицейский положил блокнот обратно в карман и окинул меня долгим взглядом, который мне не понравился. Затем опустил голову и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Черт возьми! – И снова посмотрел на меня. – Вы, циркачи, не любите копов, правда?

Вопрос застал меня врасплох.

– Многие, наверное, не любят, – пробормотал я.

– Почему?

– Они… мы… считаем, что закон направлен против нас, потому что полиция арестовывает наши лучшие киоски в большинстве городов, где мы выступаем, и…

– Разве мы мешаем честным, законопослушным и достойным людям?

– Ну…

– Сам подумай: во что превратится передвижной цирк, если ему позволить делать все что вздумается и никому не будет до этого дела? Ваши игры типа «брось монетку», которые и так граничат с азартными, превратятся в мошенничество типа игры «в скорлупки» или «три карты», а это сплошное воровство, ведь там все так подтасовано, что с таким же успехом вы могли бы отбирать у дураков деньги под дулом пистолета. Ваши куч-шоу превратятся в откровенный стриптиз, да на задах еще поставите палаточки для клиентов, которые захотят поближе познакомиться после…

– С чего, – перебил я, – вы взяли, что в цирке работают шлюхи? Это не так.

– Потому что закон не позволяет… – Он помолчал. – Ну, не смотри на меня так. Я не имел в виду тех девушек, которые работают у вас сейчас. По крайней мере, не всех. Я хотел сказать, что цирк стал бы нанимать шлюшек, которые бы всем давали. А киоски с сахарной ватой торговали бы травкой, а не воздушным сахаром, а эти ваши сайд-шоу… Черт побери, давай не будем об этом.

– Если в цирке творятся вещи, которые нарушают закон, то только потому, что народу нравится на это глазеть. Вашим же горожанам.

Коп вздохнул:

– Эд, если бы большинство горожан хотели поучаствовать в азартных играх и поглазеть на всякие непристойности, все это творилось бы в городе. Никому не пришлось бы идти за этим в цирк. – Он окинул меня угрюмым взглядом. – Значит, копы вам не по душе, вот вы и врете им напропалую.

– Что вы хотите сказать?

– Вчера ты лег спать до нашего приезда, верно? И утром ни с кем и словом не обмолвился? Но ты и без меня знал, что убитый – лилипут, а не ребенок. Каким образом? Никто этого не знал, пока мы не приехали и не перевернули тело.

– Вот черт! – скривившись, пробурчал я. Меня тошнило от собственной тупости. – Я проснулся, когда дядя Эм ложился спать. Он мне и рассказал.

– Ясно, – кивнул коп, как будто поверив мне. Он сдвинул шляпу назад. – Ты не знал убитого лилипута?

– Нет, – ответил я. Выражение его лица изменилось, и я поспешно добавил: – Не нужно злиться. Лица его я не видел, но я все равно уверен, что не знаю его. Причина проста: я не знаю ни одного лилипута, кроме Майора Моута, а дядя Эм сказал, что это не Майор.

– Хорошо, Эд. Но мне нужно, чтобы ты посмотрел фото, которое мы сделали вчера ночью. Просто для протокола. – Коп вынул из кармана фотографию и протянул ее мне.

Я взял и посмотрел на нее. Такую картинку на стену не повесишь. На ней было изображено маленькое сморщенное мертвое лицо с открытыми, уставившимися в никуда глазами. Судя по его выражению, лилипут понимал, что нож вот-вот вонзится ему в спину. Фото сделали там же, где он лежал, разве что перевернули лицом вверх. Трава у него под головой была примята. Я вернул полицейскому фотографию.

– Нет, – произнес я. – Я его не знаю. Никогда прежде не видел.

– Тогда последний вопрос, Эд. Ты не заметил вчера ночью ничего необычного? Чего-нибудь, что выходило бы за рамки обыденного?

– Ничего, кроме того, что молния поджарила генератор. Подобное случается не каждую ночь.

– Да, это мы знаем. Хорошо, Эд, спасибо.

Коп как будто отпустил меня, но я не собирался уходить. Собственно, мне и некуда было идти.

– Вы что, пробыли здесь всю ночь? Вы когда-нибудь спите?

– Иногда. Не напоминай мне об этом, а то начну зевать. А ведь я еще даже не начал делать мир безопасным для лилипутов. Во сколько открывается ваша жральня?

– Обычно часов в десять.

Он достал большие карманные часы из золота и посмотрел на них.

– Что ж, до этого я доживу. А может, и дальше буду жить, если мне в яичницу не подсыплют мышьяк. Как думаешь?

– Это они могут, – усмехнулся я. – У одного из поваров две судимости. Ладно, до встречи.

Я направился к воротам. Разговоры о завтраке навели меня на мысль, что я и сам не прочь поесть, но ждать до десяти часов не хотелось. На остановке, всего в одном квартале от цирка, стоял автобус. Я сел в него и поехал в город.

В автобусе я придумал кое-какие достойные ответы на те неприятные замечания, которые коп отпустил по поводу цирка. Хорошие ответы всегда приходят в голову, когда уже слишком поздно. И еще я кое-что понял: неважно, был ли он прав насчет цирка или нет, но тупым копом он не был. И плохим парнем тоже.

Сойдя с автобуса в центре города, я заметил, что Эвансвилл вовсе не так мал, как я предполагал. Не Чикаго, конечно, и не такой большой, как Луисвилл, но все-таки не деревня. Я позавтракал в кафетерии, почистил обувь, на которой все еще виднелись следы вчерашней грязи, а затем прогулялся по центральной улице, осматриваясь. На часах было всего одиннадцать, кинотеатры еще не открылись. Оставалось только бесцельно слоняться по городу, разглядывая витрины музыкальных магазинов, галантерейных лавок, даже магазинов с нижним бельем.

Хотелось выкинуть из головы неприятные мысли, но не получалось. Даже нижнее белье не могло отвлечь меня от того, о чем я старался не думать: лица мертвого лилипута. Вскоре я сказал себе: ладно, значит, подумай об этом и забудь. Это тебя не касается, ты его даже не знал. В конце концов, купи газету и почитай об убийстве, если тебе станет легче. Ведь именно это ты и собирался сделать, не так ли?

Я купил газету. Там действительно все было написано под заголовком: «В ЦИРКЕ УБИТ ЛИЛИПУТ».

Я зашел в холл отеля и, усевшись в кресло, прочитал репортаж, из которого не узнал ничего нового, кроме имен детективов, ведущих расследование. Начальника полиции звали Гарри Стратфорд, а капитана детективов – Армин Вайсс. Видимо, кого-то это могло заинтересовать.

Статья сопровождалась двумя снимками, маленьким и большим, соединенными друг с другом под углом сорок пять градусов. Маленький изображал мертвого лилипута на траве – голову и плечи, – это была та же фотография, которую мне показал полицейский в цирке. На большом снимке был изображен неровно освещенный изнутри шатер шоу уродов. Фото сделали после того, как убрали труп, но место отметили крестом. Шатер был снят изнутри, и на фото можно было разглядеть пустые сцены, траву, полотно и шесты – больше ничего. В том смысле, что людей там не было. То ли полиция к тому времени велела очистить шатер, то ли циркачи сами ушли, когда фотограф стал снимать.

Я снова посмотрел на заголовок: «В ЦИРКЕ УБИТ ЛИЛИПУТ». Казалось, все так просто. Где еще, по логике, можно обнаружить убитого лилипута? Только это было неправильно: не хватало одного слова. Должно было быть так: «В ЧУЖОМ ЦИРКЕ УБИТ ЛИЛИПУТ».

Одно-единственное слово перевело это дело из области обыденного в область абсурда.

Я задумался над тем, каково это – быть лилипутом. Самому себе ты лилипутом не кажешься. Это все остальные – великаны. И каждый достаточно велик, чтобы схватить тебя и раздавить. Или воткнуть нож в спину…

Я вспомнил, как выглядело его мертвое лицо, и снова подумал: он знал, что сейчас в него вонзится нож. Но не закричал – по крайней мере, никто этого не слышал. Может, какой-нибудь исполин вдвое выше и вчетверо тяжелее его схватил несчастного, зажал рот рукой и…

Не хотелось об этом думать. Чтобы отвлечься, я прочитал остальные статьи в газете. На заправочной станции произошло ограбление, еще где-то – кража со взломом. Все это казалось довольно скучным.

За сотню миль отсюда, в Луисвилле, произошло похищение. Семилетнего сына Джеймса Р. Порли, главы компании «Порли косметикс», выкрали из постели, оставив на подушке записку с требованием выкупа в пятьдесят тысяч. На мой взгляд, это почти такое же мерзкое преступление, как убийство. И – как и в случае с убийством лилипута – кто-то выбирал жертву слабее себя.

В Калькутте прошли уличные беспорядки. Кандидат, не прошедший в законодательные органы штата Иллинойс, подал в суд по поводу подтасовки результатов выборов.

Я сделал то, что следовало бы сделать с самого начала: пролистал страницы до раздела с комиксами. А потом посмотрел анонсы кино. Интересно, будет ли еще дождь? Если будет, можно и в кино сходить, раз я уже в городе. Если нет, надо бы вернуться в цирк и помочь дяде Эму.

Я встал, подошел к окну холла и посмотрел на улицу. По кусочку неба, видневшемуся между двумя зданиями напротив, понять что-либо было невозможно. Небо было цвета старого металла, как и утром. Ни единой тучи, сплошная серость. Может, дождь будет идти весь месяц, а может, до конца лета не прольется ни капли.

Черт, подумал я, ощущая тревогу. Я хотел чем-нибудь заняться, но не знал, чем именно. Иногда накатывает такое настроение, когда просто не понимаешь, куда себя девать, все кажется бессмысленным. Я одновременно хотел и не хотел возвращаться в цирк.

Я повернулся и посмотрел на часы над регистрационной стойкой, чтобы проверить, наступил ли уже полдень. Оставалась еще четверть часа. Возле стойки я заметил девушку, которая о чем-то говорила с клерком и протягивала ему ключ. Такую, как она, вряд ли можно было встретить в Эвансвилле – по крайней мере, если судить по ее виду со спины. Девушка выглядела на миллион долларов золотом. Волосы до плеч, стриженные под пажа, были именно такого цвета. Платье из розовато-лилового шелка облегало изгибы ее тела, как купальники на девушках с картин Джорджа Петти. Она была так же далека от этого мира, как соло на трубе в исполнении Луи Армстронга.

Я сразу забыл о погоде и виде из окна и с нетерпением ждал, когда девушка повернется, чтобы посмотреть, так ли она хороша спереди, как сзади.

Не то чтобы у меня были на ее счет какие-то намерения: я-то лишь начинающий циркач с восемнадцатью баксами в кармане – и это все мое состояние, – но даже если не брать в расчет деньги, я в любом случае не на ее уровне. Ну, вы понимаете, о чем я.

Скажем так: холл отеля выглядел вполне прилично – хорошая мебель, неплохая отделка, – пока не появилась она, и контраст с ней превратил это место в жалкую ночлежку. Со мной она сотворила то же самое: до встречи с ней я был неплохо одетым симпатичным парнем, но рядом с ней я бы почувствовал себя школьником, который вышел на улицу в той же одежде, в которой спал. В общем, вот о чем я думал, а потом девушка обернулась, и я все понял. Спереди она выглядела именно так, как я и ожидал, неожиданным оказалось только одно: я ее узнал. Это была Рита.

Не знаю, так ли это, но, по-моему, я раскрыл рот от изумления. Так я себя чувствовал. Она направилась к выходу, потом заметила меня и улыбнулась. Немного сменив направление, подошла ко мне и произнесла:

– Привет, Эдди!

По крайней мере ее голос не изменился с прошлой ночи.

Я что-то промямлил в ответ.

– Как ты узнал, где я живу, Эдди?

– Я не знал, – ответил я. – Зашел сюда, чтобы переждать дождь, только вот дождя не было. Послушай, может, я куплю тебе выпить или что-нибудь еще?

Рита на секунду задумалась:

– Давай позавтракаем? Ты уже ел?

– Нет.

Мы взяли кофе с пончиками в кофейне в холле отеля. Я поглядывал на Риту, все еще не веря своим глазам. Неужели пятна грязи на обуви и лодыжках, бесформенный дождевик и заправленные под берет волосы могут настолько изменить человека? Пока мы пили кофе, она спросила:

– Эдди, полиция что-нибудь выяснила о прошлой ночи?

Я покачал головой:

– Судя по репортажу в газете, нет. Даже личность убитого не установили.

– Но ведь это не так сложно. Вряд ли вокруг очень много лилипутов, верно?

Когда-то я обсуждал жизнь лилипутов с Майором Моутом, поэтому сейчас был готов ответить на вопрос Риты.

– В Соединенных Штатах их тысячи две, – сообщил я. – В смысле, настоящих лилипутов. Еще есть тысяч пятьдесят карликов.

– А в чем разница, Эдди? Лилипуты ниже ростом, чем карлики?

– Ну… наверное, большинство действительно ниже, но разница не в этом. У лилипута идеальные пропорции. У карлика почти такая же большая голова, как у человека обычного роста, и тело – в смысле, торс, – у них длинное. Но у них очень короткие руки и ноги.

– Ясно. Значит, шоу-бизнесом занимаются только лилипуты?

– Как правило, да. Ни одно сайд-шоу не выставит карлика вместо лилипута. Но в некоторых цирках карлики работают клоунами. И в труппах лилипутов, например в водевиле или на больших цирковых аренах, карлик может выступать как комедиант и для контраста с лилипутами. Иногда из карликов получаются неплохие клоуны.

– Можно мне еще кофе, Эдди?

– Думаю, это мне по средствам. Вчера я сказал тебе, что у меня есть девятнадцать долларов. У меня еще осталось восемнадцать из них.

– Эдди! Ты тратил деньги на других женщин?

– Пока нет. А если мы ограничимся кофе, эта сумма растянется надолго.

– Значит, ограничимся кофе. А иногда еще и пончиком. Никак не могу в это поверить, Эдди.

– Во что? В пончик?

– В то, насколько по-иному ты выглядишь в приличной одежде по сравнению с прошлой ночью.

Я не выдержал и, откинувшись на спинку стула, расхохотался. Конечно, пришлось объяснить, чем вызвано мое веселье, и Рита тоже засмеялась. Она была очень красива, когда смеялась, даже сам смех был красивым. Странно, но вчера я даже не заметил, какой у нее приятный голос.

– Остаток ночи ты провела не с Дарлин? – спросил я.

Она покачала головой:

– С ней, но здесь, в отеле, а не в фургоне. После того как копы меня допросили, я увидела, что Дарлин встала и оделась. Нам обеим не хотелось там оставаться. Мы поехали в город и переночевали у меня в номере в отеле. Но Дарлин отправилась в цирк рано утром, потому что рассчитывала, что сегодня вернется ее муж.

После второй чашки кофе Рита посмотрела на часы.

– Пора возвращаться в цирк, – сказала она. – То есть мне пора. Но сначала у меня кое-какие дела в банке. Это по соседству. Подождешь меня здесь? Если тебе тоже нужно в цирк…

– Нужно. Конечно, подожду.

Кофе уже практически лился у меня из ушей, учитывая, что за час до этого во время первого завтрака я тоже выпил две чашки, но пока я ждал Риту, заказал себе еще одну чашку.

Вскоре мы поехали в цирк на автобусе. Рита заявила, что мы должны беречь мои восемнадцать долларов, и не позволила взять такси.