Читать книгу Идеальная леди - Френсис Бернет - Страница 5

Она больше не ездила на охоту в мужской одежде, носила только парчу и тафту, тонкий батист и кружева. Ее камеристка с таким усердием занималась туалетами, ароматной водой и эфирными маслами, без конца бегала по поручениям, переодевала хозяйку в новые платья и причесывала, что вскоре жизнь для нее превратилась в тягостную, непосильную ношу. Если прежде ее обязанности были легкими и необременительными, несмотря на тяжелый характер барышни, то теперь все изменилось. Никогда еще молодая леди не была такой требовательной и придирчивой, если ей не нравились наряд и прическа. В присутствии незнакомцев, будь то дамы или господа, Клоринда старалась сдерживать свой язык и не давать воли гневу, но нисколько не стыдилась грубить и браниться возле туалетного столика наедине с камеристкой, если диадема или лента казались ей неподходящими. Она отводила душу криками, отвешивала оплеухи, срывала с себя платья и топтала их ногами, бросала баночки с помадой в голову бедной женщины. Та принимала хозяйские вольности с полной готовностью, прислуживая госпоже с редким смирением и покорностью.

Всю свою железную волю, присущую ей с младенческих лет, Клоринда направила на осуществление цели. Ей предстояло покорять графство красотой, царить и порабощать до тех пор, пока не сыщет знатного мужа с внушительным состоянием.

Вскоре по всему графству распространились удивительные слухи: госпожа Клоринда Уайлдер оставила свои странные выходки и превратилась в приличную девицу, какой и следовало быть по рождению и воспитанию. Впервые об этом заговорили, когда в одно прекрасное утро она появилась в церкви в сопровождении свиты – мисс Уимпол и двух сестер, чьи невзрачные лица, неуклюжие фигуры и мешковатая одежда составляли резкий контраст с ее ослепительной прелестью.

Карета из Уайлдер-холла редко подъезжала к церковным вратам, лишь иногда к воскресной службе приезжала мисс Уимпол с двумя воспитанницами, и то если сэр Джеффри пребывал в хорошем расположении духа, а кучер был настолько любезен, чтобы оказать дамам эту услугу. Но чаще они добирались в церковь пешком. В жаркие дни они являлись туда с красными взмокшими лицами, а в слякоть – с заляпанными грязью мокрыми юбками.

Тем утром карета была запряжена ухоженными лошадьми, кучер нарядно одет, на запятках стоял лакей, который проворно спрыгнул на землю и бросился открывать дверь, как только экипаж остановился. Прихожане вокруг так и застыли с раскрытыми ртами. Среди бела дня случилось неслыханное и невиданное чудо.

Госпожа Клоринда, одетая по последней лондонской моде, в глазетовом платье с серебряными кружевами, выступила из кареты с видом королевы. Она вела себя с величественным хладнокровием прирожденной леди, которая с детства привыкла носить роскошные туалеты и благопристойно молиться в церкви с тех пор, как покинула младенческую колыбель.

Ее сестры и гувернантка явно робели, не зная, куда девать глаза от стыда, в то время как госпожа Клоринда величавой плавной походкой, с гордо поднятой головой направилась в церкви. Когда она взошла на крыльцо, какой-то молодой человек отступил и низко поклонился ей. Она скользнула по нему глазами и вернула поклон с таким снисходительным изяществом, что джентльмен был поражен. Местным жителям победнее он был незнаком, но все дворяне его знали – это был сэр Джон Оксон, который гостил в Элдершоу-парке у своего дядюшки, чьим наследником он являлся.

Только госпожа Клоринда знала, чего ей стоило сюда приехать, но после нескольких посещений церкви она начала появляться и в других местах. Ее видели на званых ужинах в лучших домах, замечали на балах и светских раутах. И куда бы она ни приехала, неизменно блистала, вызывая ревность замужних дам и горестную зависть девиц. «Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике». Со стороны отца и матери она происходила из уважаемых, знатных семейств, разыгрывала свою роль с умом и тактом, – поэтому с ней нельзя было не считаться. На первом охотничьем балу она воспламенила каждое мужское сердце в зале. Блеск ее глаз, совершенство фигуры, переливчатый смех и едкое остроумие были оружием, которое заставило всех женщин на нее ополчиться. Она была одна против всех, окруженная лишь ослепительным сиянием цветущей юности.

Сосчитать, сколько голов оборачивались на нее в тот вечер и сколько ссор вызвало ее появление, она бы не смогла. К карете она возвращалась в сопровождении отца, окруженная дюжиной кавалеров, и каждый был готов вонзить в другого нож ради ее улыбки. Улыбка у нее была чудесная, если бы не чудилась в ней неуловимая презрительная насмешка.

Единственный мужчина, к которому она, возможно, относилась чуть с меньшим пренебрежением, был молодой сэр Джон Оксон. В тот вечер этот молодой человек произвел на женское общество такое же впечатление, как мисс Клоринда на мужское. Но даже ему удалось добиться от нее только двух танцев. Все мужчины завидовали ему черной завистью.

Сэр Джеффри весь вечер наблюдал, как она царствует над повесами и франтами, честными деревенскими сквайрами и лордами, и заметил всеобщий ажиотаж вокруг нее. Для его затуманенной, вечно хмельной головы это было новое откровение. Насколько он вообще мог любить кого-нибудь, кроме себя самого, он любил эту юную валькирию, его плоть и кровь, потому что она никогда не отступала перед ним и знала, как подчинить его своей воле. Когда под утро, после охотничьего бала они отправились в карете домой, он смотрел на дочь, освещенную ранней зарей, – такую чистую, светлую, невинную, как будто она только что проснулась и умылась росой. Вчерашний хмель выветрился, и сэр Джоффри слегка расчувствовался.

– Клянусь богом, какая ты красавица, Кло! – сказал он. – Клянусь богом, я никогда не видел более прекрасной женщины.

– Я тоже, – ответила она. – Хвала за это небесам.

– Ах ты чертовка, – засмеялся отец. – Старый Дунстанволд сегодня весь вечер на тебя таращился.

– Я знаю, папуля, – сказала красавица. – Он за все время сумел моргнуть три раза, не больше. Если не найдется кавалера помоложе, выйду за него.

– У тебя хитрый ум и острый язык, – сказал сэр Джеффри, искоса глядя на дочь. – Тебя вокруг пальца не обведешь! Они будут наседать на тебя, будут пытаться обольстить, но мне уж точно не придется драться на дуэли, чтобы заставить кого-то жениться на тебе, как дрался Крис Кроуэлл из-за своей младшей девчонки. Ты ведь никогда не поступишь так глупо, Кло?

Она вскинула голову и едко рассмеялась, показывая жемчужные зубы.

– Только не я, – сказала она. – Доверься мне. Со мной такого не случится.

Она играла свою роль первой красавицы с таким успехом, что не смогла бы действовать безупречней, будь рядом с ней самая благоразумная мать на свете. Кавалеры ссорились из-за нее, порядочные мужчины падали к ее ногам, обожатели посвящали ей стихи, восхваляя ее глаза, нежные перси, розовые ланиты и неприступность. На каждом балу она была королевой, из каждого состязания красавиц выходила Венерой, всегда оставаясь в центре внимания.

Граф Дунстанволд, обладатель древнего имени и богатейших поместий в этом графстве и в шести соседних, женился в зрелом возрасте, успел овдоветь и потерять наследника. Он считался лакомой добычей для каждой незамужней девицы в округе, но не спешил вступить в новый брак. После охотничьего бала этот скорбящий вельможа вновь начал выезжать в свет, где не появлялся около десяти лет. Не прошло и нескольких месяцев, как его восхищение юной красавицей было отмечено всеми. Все считали, что он ждет подходящего момента, чтобы сложить у ее ног свой титул и состояние.

Если два года назад человека, который вздумал бы посвататься к мисс Клоринде, в графстве сочли бы полоумным глупцом, то теперь эта красавица своим безупречным поведением и благородством достигла такой славы, что находились люди, которые не считали графа Дунстанволда достойным ее руки, несмотря на все его богатство. Девица таких исключительных достоинств могла рассчитывать не меньше, чем на герцога.

И через много лет мужчины, собираясь за столом, вспоминали, какой прекрасной была Клоринда Уайлдер, отцы передавали о ней легенды своим сыновьям. Казалось, в ее лице не было ни одного изъяна, это была поистине идеальная женщина. Фигурой она могла бы поспорить с Дианой, вороные кудри ее были пышными и блестящими, большие глаза сверкали гордостью, и хотя она никому не оказывала предпочтения, каждый мужчина втайне лелеял мечту, что эта Венера может снизойти до любви именно к нему. Ее руки, шея, тонкая талия, маленькие ушки, алые губы и жемчужные зубы были верхом совершенства и вызывали восторги и любовные клятвы.

– Каждое достоинство этой женщины заслуживает отдельного прославления и отдельного тоста, – сказал как-то раз один ее обожатель. – А достоинств у нее так много, что никто из ее поклонников не сможет выйти из-за стола, не шатаясь.

Единственным изъяном в ней было отсутствие приданого. Сэр Джеффри так долго проматывал состояние в кутежах и попойках, что оно сильно пошатнулось. Он порубил лес, не имея средств ухаживать за ним. В парадных покоях, некогда роскошных, лежала печать запустения. От былого великолепия осталась лишь резная дубовая мебель в галерее. Все, что можно было продать, было продано и потрачено. Соседи удивлялись, откуда у Клоринды взялось богатое платье, и отлично понимали, почему девушку не везут к королевскому двору. Единственной надеждой для нее была удачная партия, о чем завистники громко шептались у нее за спиной.

То одного, то другого состоятельного джентльмена молва называла ее женихом, но оказывалось, что она всем отказывала. Говорили, что отвергнутые поклонники продолжали ее обожать и что в любой момент она могла поманить их обратно. Казалось, все мужчины сходили по ней с ума, без надежды излечиться от своей страсти. Ее остроумие не уступало красоте, а перед обаянием ее не мог устоять ни один мужчина.

Тем временем подошел к концу визит молодого сэра Джона Оксона в Элдершоу. Он вернулся в Лондон и несколько недель провел там в веселых развлечениях, утвердив за собой славу сердцееда. Однако вскоре светские победы ему надоели, и он вернулся в деревню. На этот раз он остановился не у родственника, а у самого сэра Джеффри, к которому неожиданно воспылал дружеской привязанностью.

С тех пор как мисс Клоринда, ранее пренебрегавшая правилами приличий, изменила свой образ жизни, она доказала, что ее необузданная эксцентричность была не более чем игрой, поскольку теперь она отличалась изысканными манерами. Ей удавалось держаться с самой естественной грацией. Воистину, она была утонченной и величественной, без тени ханжества, – как будто с самого рождения кто-то тщательно занимался ее воспитанием. Благодаря острому уму и твердости, она, казалось, была способна осуществить все, что задумала.

Есть женщины, которых природа наделила каким-то одним достоинством: или красотой, или остроумием, или благоразумием, – но Клоринда была щедро одарена всеми этими добродетелями и в придачу обладала храбростью и силой духа, какими может похвастаться не каждый мужчина.

Находчивая и остроумная, она была лишена легкомыслия и всегда держала при себе мисс Марджери Уимпол в качестве дуэньи, словно дочь сиятельного испанского гранда. Бедная мисс Марджери скоро избавилась от своих прежних тревог, но на смену им пришли новые страхи. К манерам воспитанницы нельзя было придраться, но беспутные замашки сменились высокомерием и гордостью, теперь у девушки появились непомерные требования к старой воспитательнице.

– Как будто меня сделали королевской фрейлиной, – роптала она в одиночестве, когда никто не слышал. – Но разве у королевы такой железный характер? Она третирует меня, как будто мы находимся при дворе. И это после долгих лет послушания и смирения, когда я едва научилась уклоняться от ее гнева! Теперь приходится следить за каждым своим шагом, думать, как сидеть и как стоять, всегда находиться у нее под рукой – и все это с таким видом, как будто меня не существует. Я слишком стара и слаба, чтобы с благородной легкостью влачить вслед за ней свои больные кости.

Перемены в воспитаннице внушали бедной леди благоговейный ужас пополам с восхищением, и на нее жалко смотреть.

– Она глупа как пробка, – заявила мисс Клоринда отцу. – Хороша дуэнья, нечего сказать! А вдруг за мной действительно нужно было бы приглядывать? Я могла бы одурачить ее десять раз на дню. Если хочешь знать, это я оберегаю ее честь, а не она мою! Но поскольку красоте требуются соглядатаи, придется мне выдрессировать ее, как спаниеля. Мы все равно не можем позволить себе никого получше. Она хотя бы благородного происхождения, и раз уж я вырядила ее в шелка и кружево, пусть прислуживает, как умеет.

– Дунстанволду не придется за тебя краснеть, Кло, – сказал сэр Джеффри. – Ты умна и предусмотрительна.

– Ни Дунстанволду и никому другому, – ответила она. – Обо мне сплетен не будет. А вот за Анной и Барбарой, отец, тебе лучше приглядеть, чтобы их невзрачные лица не сделали их чересчур податливыми. А моя внешность – вот мое приданое.

Перед приездом сэра Джона Оксона к сэру Джеффри дни мисс Марджери были заполнены хлопотами. Госпожа Клоринда вызвала ее в свой будуар.

Горничная причесывала хозяйку, укладывая волосок к волоску черные локоны, которые облаком окутывали сидящую девушку и спускались до самого пола. Неизвестно, разгневана она была или счастлива, но яркий румянец покрывал ее щеки, а глаза из-под густых ресниц сияли, словно бриллианты.

Бросив робкий взгляд на мисс Клоринду, мисс Маджери решила, что, должно быть, та разгневана. Ведь у нее горели глаза и дыхание было быстрым. Но в следующее мгновение ей показалось, что девушка довольно, потому что от легкой улыбки появились ямочки у нее на щеках. Но улыбка погасла, Клоринда вернулась к своей обычной, величавой манере.

– Этот джентльмен, который через два дня приезжает навестить нас, – сказала она. – Сэр Джон Оксон. Что вы знаете о нем?

– Немногое, сударыня, – смиренно ответила мисс Марджери.

– Значит, придется кое-что рассказать о нем, – промолвила красавица.

– Вы окажете мне честь, – сказала бедная дворянка.

Мисс Клоринда взглянула ей прямо в лицо.

– Этот джентльмен принадлежит к высшему лондонскому свету, приходится племянником лорду Элдершоу, – сказала она. – Он привлекательный мужчина и одурачил множество девиц. Похоже, он слывет завоевателем женских сердец и добродетелей, среди его трофеев много светских женщин. В нашей глуши ему не удастся пополнить своей коллекции, хотя он, видимо, решил испробовать свой дар на мне. Что ж, он гость моего отца и человек светский. Пусть разливается в пылких речах, а слушать их или нет, я сама решу. К сладким словам мне не привыкать. Но помните, что вы ни при каких обстоятельствах не должны оставлять нас наедине.

Горничная бросила работу, прислушиваясь. Клоринда заметила это в зеркале и сухо приказала ей:

– Займись делом!

Горничная вновь засуетилась над прической.

– Вы не хотите остаться наедине с этим джентльменом? – переспросила мисс Марджери.

– Если он явится сюда с дурными намерениями, – сказала мисс Клоринда, приподняв черные брови, – мне следует действовать осмотрительно. В присутствии пожилой родственницы он не сможет быть дерзким и раскованным. Помните, о чем я вас попросила.

–Хорошо, – ответила мисс Марджери. – Я буду вести себя, как прикажете.

– Что ж, – сказала мисс Клоринда, – я вас больше не задерживаю.

Добрая дворянка с радостью откланялась.