Читать книгу Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник) - Френсис Скотт Фицджеральд - Страница 17

На перекрестке Пятой авеню и 44-й улицы кишела полуденная толпа. Изобильное, счастливое солнце отбрасывало мимолетные золотые проблески сквозь толстые стекла витрин модных магазинов, подсвечивая сумочки и кошельки из золотой плетеной вязи, нитки жемчуга в серых бархатных футлярах, кричащие веера из многоцветных перьев, кружева и шелка дорогих платьев, безвкусные картины и чудесную современную мебель, искусно расставленную в демонстрационных залах художников по интерьерам.

Вдоль этих витрин парами, группами и толпами бродили молодые работницы, выбирая свои будущие будуары среди выставленного великолепия, включавшего даже по-домашнему брошенные на постели мужские шелковые пижамы. Девушки стояли перед ювелирными магазинчиками и присматривали кольца для помолвок и свадеб, разглядывали платиновые наручные часики, а затем перемещались, чтобы рассмотреть веера из перьев и манто для театров; желудки их между тем усваивали съеденные за обедом сэндвичи и пломбир с орехами.

Повсюду в толпе попадались люди в униформе: моряки из огромного флота, пришвартовавшегося на Гудзоне, солдаты со знаками различия базировавшихся от Массачусетса до Калифорнии подразделений, ужасно желавшие привлечь хоть чье-нибудь внимание, но обнаруживавшие, что огромный город был уже по горло сыт солдатами, – ну, разве только эти солдаты были упакованы в аккуратный строй и мучались под тяжестью армейских ранцев и винтовок.

Сквозь это смешение шли Дин и Гордон; первый с любопытством, вызванным видом людского потока в самых легковесных и кричащих его проявлениях; второму же все напоминало о том, как часто он и сам бывал одним из этой толпы: усталым, питавшимся кое-как, перегруженным работой и прожигающим жизнь. Для Дина борьба за существование была исполнена важного значения, в ней были юность и веселье; для Гордона она была гнетущей, бессмысленной и бесконечной.

В Йельском клубе они встретили группу своих бывших однокашников, шумно приветствовавших вновь прибывшего Дина. Усевшись в полукруг кресел и высоких стульев, они заказали всем по коктейлю.

Гордону разговор показался утомительным и нескончаемым. Пообедали скопом, разогреваясь ликером, поскольку дело шло к вечеру. Все собирались на всю ночь на бал «Гамма Пси» – вечеринка обещала стать выдающейся; таких не было с самого начала войны.

– Эдит Брейдин придет, – сказал кто-то Гордону. – Она же вроде как твоя давняя любовь? Вы ведь оба из Гаррисберга?

– Да. – Он попытался сменить тему. – Я изредка вижусь с ее братом. Он слегка чокнулся на социализме. Выпускает какую-то газету здесь, в Нью-Йорке.

– Совсем не как его веселая сестренка, а? – продолжил усердный информатор. – Так вот, сегодня она будет с одним студентиком по имени Питер Химмель.

Гордон должен был встретиться с Джевел Хадсон в восемь вечера, он обещал принести ей деньги. Несколько раз он нервно поглядывал на свои наручные часы. В четыре, к его облегчению, Дин встал и объявил, что отбывает в магазин «Риверз Бразерс» за воротничками и галстуками. Но, к величайшему смятению Гордона, за ними увязался еще один приятель из компании. Дин находился теперь в хорошем настроении, был всем доволен, ждал с нетерпением вечера и много шутил. В магазине он присмотрел дюжину галстуков, каждый из которых был выбран после долгих консультаций с приятелем. А что, может, узкие галстуки снова возвращаются? Какая жалость, что у «Риверзов» больше нет воротничков от «Велч Маргетсон»! Нет и не будет на свете воротничков лучше, чем «Ковингтон»!

Гордон был в легкой панике. Деньги были нужны ему прямо сейчас. И еще у него постепенно вырисовывалась разбудившая надежды мысль – а не сходить ли на бал «Гамма Пси»? Ему хотелось увидеть Эдит – ту самую Эдит, с которой он не виделся с того романтического вечера в загородном клубе Гаррисберга, накануне его отъезда во Францию. Их роман кончился сам собой, утонув в суматохе войны, совсем забытый в причудливом хитросплетении последних трех месяцев, но ее образ – острый, жизнерадостный, всегда поглощенный собственной непоследовательной болтовней – вдруг неожиданно возник перед ним и вызвал сотни воспоминаний. Именно лицо Эдит хранил он в памяти с отстраненным, но в то же время страстным обожанием на протяжении всей своей учебы в университете. Он любил ее рисовать: в его комнате висела дюжина набросков, на которых она играла в гольф или плавала; он мог с закрытыми глазами нарисовать ее дерзкий, приковывающий внимание профиль.

Они вышли из магазина в половине шестого и ненадолго остановились на тротуаре.

– Ну вот, – добродушно сказал Дин, – теперь я полностью укомплектован. Пойду-ка я в гостиницу, побреюсь, причешусь, сделаю массаж.

– Хорошая идея, – сказал второй приятель, – пожалуй, я к тебе присоединюсь!

Гордон подумал: не ждет ли его в конце концов поражение? С огромным трудом он удержался от того, чтобы не повернуться к нежданному спутнику и не прорычать: «Пошел прочь, черт бы тебя побрал!» В отчаянии он заподозрил, что Дин попросил этого парня быть с ним все время рядом, чтобы избежать разговора о деньгах.

Они вошли в «Билтмор» – «Билтмор», расцветший самыми выдающимися дебютантками из множества городов Запада и Юга, собравшимися на бал знаменитого клуба знаменитого университета. Но Гордон видел их лица, словно в тумане. Он собрал все свои силы для последней мольбы, и уже решился было сам не зная что, но сказать, когда Дин вдруг извинился перед спутником, взял Гордона под руку и отвел его в сторонку.

– Горди, – быстро сказал он, – я все тщательно обдумал и решил, что денег я тебе дать не смогу. Я был бы рад тебе помочь, но не думаю, что должен это делать, – мне тогда самому придется отложить все свои планы на целый месяц.

Гордон, подавленно уставившись на него, подумал: как же он раньше не замечал эти противные выпирающие зубы?

– Мне очень жаль, Гордон, – продолжил Дин, – но я ничем помочь не смогу.

Он вытащил кошелек и демонстративно отсчитал семьдесят пять долларов банкнотами.

– Вот, – сказал он, протянув деньги, – здесь семьдесят пять; итого будет восемьдесят. Это вся моя наличность, не считая того, что будет потрачено в отпуске.

Гордон машинально поднял свою сжатую в кулак руку; будто клещи, разжал ее и снова сжал, ухватив деньги.

– Увидимся на балу, – продолжил Дин. – А мне пора бежать в парикмахерскую!

– Пока, – хрипло, с натугой произнес Гордон.

– Пока!

Дин хотел было улыбнуться, но передумал. Он быстро кивнул и исчез.

А Гордон так и остался стоять: его красивое лицо было искажено горем, а рука крепко сжимала комок банкнот. Затем, ничего не видя от нахлынувших вдруг слез и неуклюже спотыкаясь, он спустился вниз по лестнице «Билтмора».