Читать книгу Мечи Ланкмара. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 2 - Фриц Ройтер Лейбер - Страница 5

Несмотря на то что Слинур очень спешил, солнце уже начало клониться к горизонту, когда прерывистой медной дробью зарокотал гонг «Каракатицы», возвещая о начале поединка. На небе не было ни облачка, однако угрюмая туманная пелена все еще лежала в одной ланкмарской лиге (двадцати полетах стрелы) к востоку, двигаясь на север параллельно с караваном, и выглядела почти такой же плотной и блестящей в косых лучах солнца, как айсберг. По какой-то таинственной причине ни горячее солнце, ни западный ветер ее не разогнали.

Ланкмарская пехота в черных куртках, вороненых кольчугах и коричневых шлемах выстроилась шеренгой лицом к корме, поперек палубы «Каракатицы», у самой грот-мачты. Свои копья, развернув их поперек, солдаты держали в вытянутых руках горизонтально, образовав тем самым дополнительное ограждение. Матросы «Каракатицы» в черных тужурках выглядывали у них из-за спин или сидели на баке, вдоль левого борта, где парус не заслонял им вид. Кое-кто влез на мачту.

На юте кусок сломанного поручня был убран, и там, около голой бизань-мачты, сидели трое судей: Слинур, Мышелов и сержант из отряда Льюкина. Вокруг них, слева от рулевых, разместились офицеры «Каракатицы», а также несколько офицеров с других судов, на чьем присутствии Мышелов упорно настаивал, хотя переправа на шлюпке потребовала дополнительного времени.

Хисвет и Фрикс были заперты в каюте. Барышня выразила было желание наблюдать за поединком через открытую дверь или даже с палубы, но Льюкин воспротивился, заявив, что так ей будет проще наслать на него злые чары, и судьи приняли его сторону. Впрочем, окошечко в двери было открыто, и заблудившийся солнечный луч время от времени выхватывал в нем то блестящий глаз, то посеребренный ноготок.

Между стеной из солдатских копий и ютом было большое квадратное пространство – совершенно пустое, если не считать фундамента грузовой лебедки и еще кое-какого несъемного оборудования, и совершенно ровное, если не считать грот-люка, квадратная крышка которого выступала над белой дубовой палубой примерно на ладонь. Каждый угол большого квадрата был отмечен нарисованной углем дугой. Тот из противников, кто после начала поединка заступит за дугу, вскочит на поручень, схватится за такелаж или свалится за борт, считался проигравшим.

У носового угла квадрата, с левого борта, в черной рубахе и штанах в обтяжку, стоял Льюкин, так и не снявший с головы золотую эмблему в виде морской звезды. Рядом разместился его секундант – горбоносый капрал с «Акулы». В правой руке Льюкин держал сделанную из прочного дуба тяжеленную дубину длиной в человеческий рост и толщиной в руку Хисвет. Время от времени он поднимал ее над головой и начинал быстро вращать, так что слышалось глухое гудение. На губах у него блуждала жестокая улыбка.

В противоположном углу, рядом с дверью каюты, стоял Фафхрд со своим секундантом – первым помощником с «Карпа», обрюзгшим человеком с желтоватым лицом чуть мингольского типа. Мышелов не мог быть судьей и секундантом одновременно, а с помощником с «Карпа» друзья были знакомы давно, еще по Ланкмару, – они не раз проигрывали ему в кости, из чего следовало, что человек он, во всяком случае, изобретательный.

Фафхрд взял у него свою дубину и, держа ее двумя руками за конец, сделал в воздухе несколько пробных взмахов, после чего отдал ее назад и снял куртку.

Увидев, что северянин держит дубину, словно это двуручный меч, солдаты Льюкина стали посмеиваться, но, когда Фафхрд обнажил свою мохнатую грудь, матросы «Каракатицы» приветствовали его громкими криками. Льюкин громогласно сказал своему секунданту:

– Ну, что я тебе говорил? Большая волосатая обезьяна, это уж точно.

Он снова покрутил дубиной в воздухе, но матросы неодобрительно зашумели.

– Странно, – вполголоса заметил Слинур. – Я думал, матросы будут за Льюкина.

Услышав эти слова, сержант Льюкина недоверчиво огляделся по сторонам. Мышелов лишь пожал плечами. Слинур продолжал:

– Если б матросы знали, что твой друг дерется на стороне крыс, они бы так его не подбадривали.

Мышелов лишь улыбнулся.

Снова прозвучал гонг.

Слинур поднялся и громко объявил:

– Бой на дубинах, без передышек! Командор Льюкин желает доказать наемнику сюзерена Фафхрду правоту своего мнения относительно барышни из Ланкмара. Тот, кто упадет без чувств или окажется в безвыходном положении, считается проигравшим. Приготовиться!

Двое корабельных юнг обежали поле боя, посыпая его белым песком.

Садясь, Слинур сказал Мышелову:

– Холера бы взяла этот дурацкий поединок! Из-за него задерживаются наши действия против Хисвет и крыс. Зря Льюкин стал задирать варвара. Ладно, еще успеем после того, как он отвалтузит Фафхрда.

Мышелов удивленно поднял бровь. Слинур небрежно заметил:

– А ты что, сомневаешься? Льюкин победит, это точно.

Серьезно кивнув, сержант подтвердил:

– Командор у нас мастер по части дубины. Варвару тут делать нечего.

Гонг зазвучал в третий раз.

Льюкин шустро вскочил на крышку люка и воскликнул:

– Ну, мохнатая обезьяна! Приготовься дважды поцеловаться с дубом – сначала это будет моя дубина, потом палуба!

Неуклюже держа дубину, Фафхрд как-то косолапо вышел вперед и ответил:

– Из-за твоего плевка у меня разболелся левый глаз, но я и правым увижу, что нужно.

Льюкин легко бросился вперед, сделал вид, что целит в локоть и голову северянина, после чего быстро нанес низовой удар, пытаясь угодить противнику по ногам.

Фафхрд, мгновенно встав в правильную позицию и перехватив дубину как полагается, отразил удар и сделал молниеносный ответный выпад, целя Льюкину в челюсть.

Тот успел подставить дубину, так что оружие противника лишь скользнуло по его щеке, однако все же покачнулся, и Фафхрд тут же стал его теснить под радостные крики матросов.

Слинур и сержант изумленно вытаращили глаза, Мышелов же лишь сплел на коленях пальцы и пробормотал:

– Не так резво, Фафхрд.

Фафхрд уже занес дубину для решающего выпада, однако оступился, соскакивая с крышки люка, в результате чего удар пришелся не в голову, как он метил, а прошел низом. Льюкин подпрыгнул, перескакивая через дубину Фафхрда, и, находясь еще в воздухе, хватил северянина по макушке.

Моряки застонали. Солдаты зарычали от радости.

Удар Льюкина получился не из самых сильных, однако ошеломил Фафхрда, и теперь уже пришел его черед отступать от мелькавшей, как молния, дубины соперника. Несколько мгновений слышался лишь шорох мягких подошв по песку да быстрый мелодичный стук дерева о дерево.

Придя в себя, Фафхрд неожиданно обнаружил, что нагибается, уходя от коварного бокового удара. Оглянувшись назад, северянин понял: еще шаг – и он заступит за черную черту.

Мгновенно сориентировавшись, он выбросил дубину далеко назад и, оттолкнувшись ею от стенки каюты, кинулся вперед, подальше от роковой дуги, уворачиваясь от дубины Льюкина.

Матросы возбужденно зашумели. Судьи и офицеры на юте, словно игроки в кости, наклонились вперед, внимательно следя за развитием событий.

Между тем Фафхрд, не успев перехватить свою дубину, был вынужден защитить голову левой рукой. Он принял удар на локоть, и рука повисла плетью. Теперь ему действительно пришлось действовать своей дубиной как мечом, парируя выпады противника и нанося ответные удары.

Льюкин немного поумерил пыл и стал действовать осмотрительнее, так как прекрасно понимал, что Фафхрд, действуя одной рукой, устанет быстрее, чем он. Теперь его тактика заключалась в том, чтобы нанести несколько быстрых ударов и тут же отступить.

С трудом отразив третью такую атаку, Фафхрд решился на отчаянный шаг: сжав конец дубины в кулаке, он ответил не боковым ударом, как обычно, а просто бросился всем телом вперед, выставив руку с оружием перед собой. Льюкин не успел отступить достаточно быстро перед столь нетрадиционным выпадом, и конец дубины Фафхрда погрузился ему прямо в солнечное сплетение.

Челюсть его отвисла, и он покачнулся. Фафхрд ловко выбил оружие у него из рук и, когда дубина упала на палубу, небрежным тычком свалил Льюкина с ног.

Матросы заверещали от восторга. Солдаты угрюмо заворчали, а один даже выкрикнул: «Нечестно!» Секундант склонился над поверженным Льюкином, сердито глядя на северянина. Помощник с «Карпа», грузно притоптывая, пляшущей походкой подскочил к Фафхрду и выхватил дубину у него из руки. Стоявшие на юте офицеры «Каракатицы» хранили мрачное молчание, однако представители других зерновозов выглядели на удивление радостными. Мышелов вцепился в локоть Слинура и потребовал, чтобы тот объявил Фафхрда победителем, а сержант, нахмурившись, поднес руку к виску и пробормотал:

– Насколько я знаю, в правилах ничего нет…

В этот миг дверь каюты распахнулась и показалась Хисвет, в длинном платье из алого шелка с капюшоном.

Чувствуя приближение кульминации, Мышелов подскочил к правому борту, выхватил у матроса колотушку и ударил в гонг.

На «Каракатице» воцарилось молчание. Затем, когда люди увидели Хисвет, послышались удивленные возгласы и выкрики. Девушка поднесла к губам серебряный флажолет и в мечтательном танце стала медленно приближаться к Фафхрду, наигрывая завораживающую минорную мелодию из семи нот. Откуда-то ей аккомпанировали тонюсенькие колокольчики. Затем Хисвет свернула немного в сторону и стала обходить Фафхрда, глядя ему в лицо; когда же показалась ведомая девушкой процессия, возгласы из просто удивленных превратились в ошеломленные, а толпа матросов, насколько могла, подступила к юту, причем те, что сидели на мачте, начали пробираться туда по снастям.

А процессия состояла из одиннадцати белых крыс, которые гуськом шли на задних лапках и были одеты в алые мантии и шапочки. Первые четыре несли в передних лапках по связке маленьких серебряных колокольчиков и ритмично ими покачивали. Следующие пять несли на плечах сложенную вдвое блестящую серебряную цепочку и очень походили на матросов, которые тащат якорную цепь. Две последние держали в передних лапках по миниатюрному серебряному жезлу, высоко подняв при этом хвосты.

Первая четверка остановилась в ряд, повернувшись к Фафхрду и продолжая подыгрывать Хисвет на колокольчиках.

Следующие пять подошли прямо к правой ноге Фафхрда. Там шедшая первой крыса остановилась, подняв переднюю лапку, посмотрела в лицо северянина и трижды пискнула. Затем, зажав конец цепочки в одной лапке, она с помощью остальных трех принялась карабкаться по его сапогу. Остальные последовали за ней, и вся пятерка полезла по штанам и волосатой груди северянина.

Фафхрд смотрел на крыс в алых мантиях и цепь; лицо его было совершенно неподвижно, и, лишь когда маленькие лапки невольно чуть пощипывали волосы у него на груди, он слегка морщился.

Первая крыса добралась до правого плеча Фафхрда и по спине перешла на левое. Остальные, не нарушая порядка и не выпуская цепочки из лапок, двигались следом.

Оказавшись у северянина на плечах, крысы очень ловко перекинули одну половинку цепочки через его голову. Он же неотрывно смотрел на Хисвет, которая, описав вокруг него окружность, стояла теперь позади крыс с колокольчиками и продолжала наигрывать.

Пять крыс отпустили цепь, и она сверкающим овалом повисла на груди у Фафхрда. Затем все они подняли высоко над головой свои алые шапочки.

Кто-то вдруг воскликнул:

– Победитель!

Крысы снова взмахнули в воздухе шапочками, и тут почти все матросы, солдаты и офицеры единодушно повторили:

– Победитель!

Пятерка крыс заставила присутствующих еще дважды поприветствовать Фафхрда, причем все слушались их, словно загипнотизированные, хотя было ли это следствием магических чар или же просто восторга перед поведением крыс – сказать трудно.

Когда Хисвет закончила мелодию бодрым тушем, две крысы с серебряными жезлами двинулись в сторону юта и, остановившись у бизань-мачты, где их всем было видно, принялись колошматить друг друга, очень похоже имитируя поединок на дубинках; жезлы поблескивали в солнечных лучах и, ударяясь друг о друга, издавали нежный звон. На палубе послышались возбужденные голоса и смех. Пятерка крыс слезла с Фафхрда и вместе с теми, что играли на колокольчиках, разместилась у подола Хисвет. Мышелов и еще несколько офицеров, спрыгнув с юта, принялись наперебой пожимать северянину его здоровую руку и хлопать по спине. Солдатам с большим трудом удавалось сдерживать матросов, которые, толкаясь и напирая друг на друга, заключали пари относительно того, кто выйдет победителем в новой, уже шуточной схватке.

Поглаживая цепочку, Фафхрд заметил Мышелову:

– Очень странно, что матросы с самого начала были на моей стороне.

Улыбающийся Мышелов под шумок объяснил:

– Я роздал им деньги, чтобы они бились об заклад с солдатами, что ты победишь. К тому же я кое о чем намекнул офицерам с других зерновозов и тоже одолжил им денег – чем больше у бойца болельщиков, тем лучше. Кроме того, я пустил слух, будто Белые Тени – это звери, натренированные для борьбы с обычными крысами, последнее изобретение Глипкерио для обеспечения безопасности зерновозов, и матросы с радостью проглотили эту чушь.

– Это ты крикнул, что я победитель? – осведомился Фафхрд.

Мышелов усмехнулся:

– Пристрастный судья? В цивилизованном поединке? Ты что! Я, конечно, был готов это сделать, но обошлось и без меня.

В этот миг Фафхрд почувствовал, что кто-то тихонько тянет его за штанину, и, посмотрев вниз, увидел, что черный котенок смело пробрался сквозь лес ног и теперь решительно карабкается. Тронутый еще одной данью уважения со стороны животного мира, Фафхрд, когда котенок добрался до его ремня, ласково прогудел:

– Решил помириться, а, чернушка?

В ответ на это котенок вспрыгнул ему на грудь, вонзил коготки в голое плечо Фафхрда и, сверкая очами, словно черный палач, до крови расцарапал ему челюсть, после чего, пробежав по головам изумленных матросов, прыгнул на грот и быстро полез вверх по надувшейся коричневой парусине. Кто-то швырнул в маленькое черное пятнышко кофель-нагелем, однако не попал, и котенок благополучно достиг топа мачты.

– Дьявол бы разодрал всех этих котов! – сердито закричал северянин, смачивая слюной разодранный подбородок. – Отныне мои любимые животные – это крысы.

– Мудрые речи приятно и слушать, – стоя в кружке восхищенных матросов, весело воскликнула Хисвет и добавила: – Я имею удовольствие пригласить вас и вашего собрата по оружию на ужин, который состоится у меня в каюте через час после заката. Таким образом, мы в точности выполним суровый наказ Слинура относительно того, чтобы я и Белые Тени находились под вашим неусыпным наблюдением.

Хисвет сыграла на своем серебряном флажолете короткий сигнал и в сопровождении девяти крыс скрылась в каюте. Две сражавшиеся на жезлах крысы в красных одеждах тут же бросили поединок, не определив победителя, и поспешили с палубы за хозяйкой сквозь толпу, которая в восхищении расступалась перед ними.

Быстро шагавший куда-то Слинур остановился и стал наблюдать. Шкипер «Каракатицы» был поставлен в тупик. За какие-то полчаса белые крысы превратились из жутких чудищ с ядовитыми зубами, угрожавших всему каравану, в популярных, смышленых и безвредных зверьков-клоунов, которых матросы «Каракатицы», похоже, считали теперь живыми талисманами. Слинур напряженно, но пока безуспешно пытался разобраться, как это случилось и почему.

Льюкин, все еще очень бледный, проследовал за последним из раздосадованных солдат (в их кошелях заметно поубавилось серебряных смердуков, из-за того что их уговорили держать пари на невыгодных условиях) в длинную шлюпку «Акулы», пройдя мимо Слинура как раз в тот момент, когда шкипер собрался с ним посоветоваться.

Слинур выпустил накопившееся раздражение, грубо велев матросам прекратить бесцельное шатание по палубе, и те охотно послушались его и разошлись по местам с дурацкими и счастливыми улыбками на губах. Проходившие мимо Мышелова подмигивали ему и как бы невзначай притрагивались к пряди волос, спускавшейся на лоб. «Каракатица» продолжала бодро бежать на север в половине полета стрелы от «Тунца», но теперь она рассекала воду немного быстрее: западный ветер усилился и на бизань-мачте поставили парус. Весь караван настолько прибавил ходу, что шлюпка с «Акулы» никак не могла нагнать галеру, хотя Льюкин понукал гребцов не переставая, и в конце концов со шлюпки просигналили «Акуле», чтобы та подождала ее. Маневр дался галере нелегко, поскольку волнение разыгралось, и только к закату, идя на веслах и парусах, галера заняла свое место во главе каравана.

– Сегодня ночью Льюкин не станет слишком спешить на помощь «Каракатице», да и вряд ли сможет, – сказал Фафхрд Мышелову, когда они расположились у правого борта, ближе к грот-мачте.

Открытой ссоры между ними и Слинуром не произошло, однако друзья предпочли оставить шкипера на юте, где он, стоя подле рулевых, секретничал о чем-то со своими тремя офицерами, которые потеряли деньги, поставив на Льюкина, и теперь были всецело на стороне шкипера.

– Неужто ты думаешь, что сегодня ночью нам будет грозить эта опасность? – с тихим смешком отозвался Мышелов. – Мы ведь давно миновали Крысиные скалы.

Фафхрд пожал плечами и, нахмурясь, проговорил:

– Быть может, мы зашли чуть дальше, чем следовало бы, поддерживая крыс.

– Возможно, – не стал возражать Мышелов. – Но ведь ради их очаровательной хозяйки можно слегка и прилгнуть, и даже более того, – а, Фафхрд?

– Она отважная и милая девушка, – осторожно ответил северянин.

– И ее служанка тоже, – подхватил Мышелов. – Я видел, с каким восхищением смотрела на тебя Фрикс из дверей каюты, когда ты одержал победу. Роскошная девчонка. Некоторые мужчины в данном случае отдали бы предпочтение служанке – разве нет, Фафхрд?

Не глядя на Мышелова, северянин отрицательно покачал головой.

Мышелов смотрел на Фафхрда и раздумывал, стоит ли сделать северянину предложение, созревшее у него в мозгу. Он не был вполне уверен в искренности чувств, которые испытывал северянин к Хисвет. Он знал, что его друг по натуре достаточно сластолюбив и сокрушался накануне о том, что они не успели пофлиртовать в Ланкмаре. Однако он знал и о романтической черточке в характере Фафхрда, которая порой была тоньше самой тонкой нити, а порой вырастала в шелковую ленту в лигу шириной, о которую могла запнуться и тем самым погубить себя целая армия.

На юте Слинур совещался с коком относительно (так решил Мышелов) ужина Хисвет (а значит, и его, и Фафхрда тоже). Мысль о том, что Слинуру приходится забивать себе голову развлечениями трех людей, оставивших его с носом, заставила Мышелова ухмыльнуться и подстрекнула решиться на сомнительный шаг, о котором он только что раздумывал.

– Фафхрд, – прошептал он, – давай сыграем в кости на то, кто из нас будет добиваться благосклонности Хисвет.

– Да ведь Хисвет еще совсем девочка… – с упреком в голосе начал было Фафхрд, но тут же осекся и в задумчивости закрыл глаза. Когда он их открыл, в них светилась добродушная улыбка. – Нет, – мягко сказал он, – я действительно считаю Хисвет настолько своенравной и причудливой, что от любого из нас потребуется немало усилий и хитрости, чтобы убедить ее в чем-либо. Да и кто знает, в конце концов? Играть в кости на благосклонность такой девушки – это все равно что держать пари на то, когда расцветет ланкмарская ночная лилия и в какую сторону будет повернут ее цветок, на север или на юг.

Мышелов хмыкнул и, дружески ткнув Фафхрда пальцем под ребро, сказал:

– Узнаю своего проницательного и верного друга!

Фафхрд взглянул на Мышелова, и внезапно у него в голове зародилось черное подозрение.

– Не вздумай пытаться напоить меня сегодня вечером, – предупредил он, – или подсыпать мне в вино опиум.

– Но, Фафхрд, уж ты-то меня знаешь, – с добродушной укоризной ответствовал Мышелов.

– Вот именно, – язвительно отозвался Фафхрд.

И снова, вспыхнув изумрудом, солнце скрылось за горизонтом, высветив на миг кристально чистое небо на западе, однако таинственная туманная пелена, превратившаяся в сумерках в черную стену, продолжала двигаться параллельно каравану, примерно в лиге к востоку.

С криком «Моя баранина!» мимо друзей в сторону камбуза пронесся кок, оттуда доносился восхитительно пряный аромат.

– У нас еще есть час времени, – заметил Мышелов. – Пойдем, Фафхрд. По дороге на «Каракатицу» я захватил в «Серебряном угре» кувшинчик квармаллийского. Он все еще не откупорен.

Откуда-то сверху, из переплетения снастей, зашипел черный котенок – то ли грозя, то ли о чем-то предостерегая.