Читать книгу Крайняя необходимость - Фридрих Незнанский - Страница 2

– Юрий Петрович, а вы любите арбуз?

– Вообще-то я больше люблю дыню.

– Я тоже! – почему-то обрадовалась женщина по фамилии Феофанова.

У адвоката Гордеева в кабинете сидела странная клиентка. Собственно, Юрий Петрович клиенткой ее признавать отказывался, но она настаивала. Это была крупная женщина лет сорока с копной рыжих волос – крашеных или своих, Гордеев определить затруднился.

С недавних пор Гордеев работал в ближнем Подмосковье, даже, как говорили его друзья, в ближайшем. И это накладывало определенный отпечаток на его взаимоотношения с клиентами. Если в Москве все было в значительной степени обезличенно, рационально и динамично, то в подмосковных Химках к нему шли люди с самыми невероятными юридическими проблемами или вообще с отсутствием таковых. Правда, сами они так не считали. Гордеев уже начал приходить к мысли, что провинциальный адвокат для них что-то вроде семейного доктора.

– Скажите, Юрий Петрович, а в какой московской тюрьме лучше сидеть?

Гордеев бросил на Феофанову быстрый взгляд.

– Странный какой-то вопрос.

– Ну почему же? – спокойно возразила женщина. – Вы ведь адвокат, вы наверняка все эти СИЗО хорошо знаете. И потом, это же ваша работа – давать советы своим клиентам.

Гордеев подумал, что не так уж она не права.

– Ну что же... Пожалуй, принципиальной разницы нет.

– Да быть такого не может!

– Уверяю вас, это не слишком важно – на первом этапе, по крайней мере. Все зависит от человека, который туда попадает, – как он себя поставит, каков у него характер, ну и от тех, конечно, кто остался на воле и о нем заботится.

Действительно, кто-кто, а адвокат Гордеев хорошо знал, что в следственных изоляторах условия содержания и потребности арестантов в целом схожи. Наиболее терпимые условия содержания из всех московских СИЗО были в пятом и шестом. Матросская Тишина, он же изолятор номер один, конечно, был похуже. Гордеев так и сказал загадочной клиентке. Контингент, содержащийся в этом изоляторе, более неоднородный, чем в других СИЗО, больше бомжей, а сама тюрьма гораздо теснее – камеры обычно заполнены под завязку, вентиляция плохая. В общей камере временами содержится до ста заключенных при норме тридцать человек, так что отдыхают в две-три смены. Люди с большим тюремным опытом и стажем, естественно, живут получше, но и это необязательно. С другой стороны, отношение к заключенным со стороны администрации помягче, и условия неформальных отношений между заключенными и охранниками проще. Так что, в общем, одна тюрьма другой стоит.

– А в Бутырках? – спросила рыжая.

– В Бутырках тоже не сахар: в общей камере тридцать два – тридцать четыре спальных места, а содержится, как правило, от сорока до семидесяти человек. Но законы преступного мира соблюдаются там строго, а поэтому право на сон, пайку и гигиену всем гарантировано.

– То есть, если мой муж туда попадет, ничего страшного с ним не случится?

– Ваш муж?

– Ну да.

– А что с ним?

– Вы ответьте на вопрос, пожалуйста.

– Хорошо. Когда он попадет в камеру, его снабдят всем необходимым на первое время, успокоят, подскажут, как связаться с волей. Это соблюдается обязательно.

Между прочим, Гордеев всегда старался передать своему клиенту в СИЗО два-три килограмма чаю и побольше сигарет (двадцать – тридцать пачек сигарет с фильтром и пятьдесят – сто пачек «Примы»). Он хорошо знал, что это помогает чувствовать себя уверенно. В тюрьме это больше чем деньги. Конечно, имеет смысл передавать и деньги, немного: пятьсот – семьсот рублей. Имея деньги, в первые дни жить гораздо проще. Они требуются заключенному, чтобы уделить внимание элите воровского мира. Порядок этот общепринят для всех, его соблюдение – дань уважения, характеристика нового заключенного на первое время.

Юрий Петрович, зная, как бывают шокированы и растеряны поначалу родственники всем происходящим, стремился всегда сам предпринять первые шаги. Как правило, после получения первой дачки человек понимал, что о нем не забыли, и начинал строить свой тюремный быт самостоятельно.

Но в данном случае непонятно было, о чем, собственно, идет речь.

– Простите, – кашлянул Гордеев. – Разве у вас есть такая возможность – выбирать тюрьму? И может быть, наконец скажете, что у вас случилось?

Посетительница немного помялась, потом вздохнула тяжело.

– Ну «что случилось», «что случилось»... Просто я хочу его посадить.

Лицо опытного адвоката ни единым движением не выдало реакции. Слышать приходилось всякое, и в этом кабинете тоже. Так что Юрий Петрович зашел с другого бока – он видел, что женщина нуждается в диалоге.

– А почему вы думаете, что у вас все-таки будет такая возможность – выбирать?

– Ну как же, если я дам на него показания, приплету там чего-нибудь, что вы мне подскажете... что я его боюсь, что детям неспокойно, попрошу упрятать куда-нибудь подальше... или, наоборот, поближе... Мне же пойдут навстречу?

– Хм... А вы действительно его боитесь? И детям неспокойно?

– Да все в порядке с детьми, – с досадой отмахнулась она. – И не боюсь я его ни капельки, не в том же дело!

– Так расскажите в чем.

– Ну просто сил уже никаких моих нет, терпения не хватает! Юрий Петрович, миленький, давайте посадим его ненадолго, чтобы мозги гаду прочистить, а?!

Гордеев почувствовал, что его терпение тоже на исходе.

– На что у вас не хватает терпения? Почему вы думаете, что можете посадить мужа? И какую проблему это решит?

– Да хоть от телевизора отлипнет! Футбол свой проклятый не сможет смотреть! Ведь, с тех пор как мы «НТВ-плюс» поставили, просто никакой жизни не стало!

Итак, рыжая дама по фамилии Феофанова пришла жаловаться на своего мужа-болельщика, от которого ей совершенно нет жизни.

– И вы готовы его за это посадить?! – изумился Гордеев.

– Конечно, готова, – подтвердила Феофанова. – Ненадолго. На месяц. На два. – Она прислушалась к себе. – Ну, может, на три.

Гордееву стало по-настоящему интересно.

– А есть за что? – осторожно спросил он.

– Всегда найдется, – ни на секунду не задумываясь, ответила Феофанова.

Гордеев вспомнил одного прокурора, у которого эта фраза была любимой.

– Как-то вы немилосердны, – заметил Юрий Петрович.

Феофанова нахохлилась.

– А что же мне делать?! Прихожу с работы вообще никакая, а он у ящика развалился, я с ног валюсь, нет хотя бы сумки взять...

– А где вы работаете? – спросил Гордеев.

– Медсестра я, на станции «Скорой помощи». У нас там сейчас такой дурдом... А дома еще хуже!

– Что, муж – яростный болельщик? – поинтересовался Гордеев, как-то не веря еще в серьезность происходящего.

– Да я скоро телевизор разобью о его голову! Просто вот возьму и пожертвую имуществом и сериалами ради спокойствия семьи! Совсем мужик ошалел от своего футбола. И головы его мне совсем не жалко: он все равно ею только о турнирной таблице думает. Дело дошло до того, что эта игра для него, похоже, единственный свет в окошке! Если газета – то о футболе. Если новости смотрит – то только спортивный блок. В выходные опять же лучший отдых – на диване, с пивом и футболом. Причем у меня такое впечатление, что ему все равно, кто с кем играет: наши, не наши, главное – процесс!

– То есть?

– Когда муж у телевизора, он прямо-таки в астрал какой-то уходит: ни я, ни дети его не интересуют. Вопросов моих не слышит, ответа не дождешься, и не дай бог переспросить чего – раздраженно рявкает. Во время матча орет по поводу и без. Гол забили – крики, не забили – все равно крики. Хоть из дома уходи. А по окончании игры наша квартира превращается в революционный Смольный – долгое обсуждение с друзьями состоявшегося матча: «Такой пас пропустить!», «Мазила!», «Бегают по полю, как дохлые ежики!» А мне с подругой больше десяти минут по телефону говорить запрещает. Я вообще не понимаю, что он в этом футболе находит! Смотреть же противно, эстетики никакой: потные мужики носятся по полю, сшибают друг друга и постоянно плюются. А муж этим наслаждается!

– А он, кстати, где работает?

– Он егерь.

– Так вы что же, в лесу живете?

– Да нет, конечно! Это он там живет – иногда. Периодами.

– И чем он занимается в своем лесу?

– Как положено: организует охоту и присматривает за охотничьим хозяйством – тут недалеко, за городом. К нему всякие важные шишки на охоту ездят.

– Наверно, здорово так жить, – предположил городской человек Гордеев.

– Не знаю, – отрезала медсестра Феофанова. – Ему, может, и здорово, а мне уже край! То его нет неделями, то воткнется в телевизор – и все равно словно нет. Ну что же мне, разводиться с ним, что ли, теперь?! Четырнадцать лет вместе прожили... Может, все-таки в тюрьму? Ненадолго.

– Разводиться, конечно, не надо. И в тюрьму тоже не надо. К чему такие крайние меры? Вы же медик, вы должны понимать, что...

– Иногда хирургия единственный способ, – отрезала Феофанова. Но как-то уже не слишком убежденно.

– Так вы же ему шоковую терапию предлагаете, – возразил Гордеев. – А детям каково без отца будет?

– Они привыкли. Когда он в лесу...

– Подождите. А почему вы вообще считаете, что вашего мужа можно посадить только на несколько месяцев? А если его там дольше продержат? А если большой срок дадут?

– А за что?

– Вот именно – за что? – ухватился Гордеев. «Какой-то театр абсурда, – подумалось ему. – Турецкому рассказать – не поверит, засмеет. Эх, почему я не писатель?.. Сидел бы сейчас на даче с трубкой в зубах...»

Феофанова нахохлилась и отвечать, кажется, не собиралась.

– Ну так как же? – настаивал Гордеев.

– Вы же адвокат, – сказала наконец Феофанова. – Вы мне и подскажите – какое-нибудь там мелкое хулиганство, чтобы на много не потянуло. Ну драка там, допустим, да?

Гордеев отрицательно покачал головой:

– Нет, мы с вами не будем его сажать.

– Не будем?

– Нет.

– А что будем делать?

– Да уж придумаем что-нибудь.

– Считаете, обойдется? – с надеждой спросила Феофанова.

– Обязательно. – Адвокат встал и немного походил по кабинету, он знал, что в определенный момент на клиентов это действует успокаивающе. – Значит, так, – распорядился Гордеев, – говорите, футбол смотрит? Говорите, оторваться не может? Тогда вот что: пусть за каждый выигранный матч он платит вам двадцатку.

– Как это? – опешила рыжая. – Он – мне? Платит? Но при чем тут деньги?

– Очень просто. Вы берете за свое неудобство денежную компенсацию. Вы же к адвокату пришли, правильно? Это нормальная юридическая практика.

– О, – сказала посетительница после некоторой паузы, когда Гордеев уже почти решил, что совет неудачен. – О! Это мне нравится. Это вы здорово придумали! Но ведь... наши, кажется, нечасто выигрывают, а?

– Это точно, – подтвердил адвокат. – Поэтому за каждый проигранный матч пусть платит червонец. За ничью – тоже. Надо сделать так, чтобы вы не остались внакладе в любом варианте.

– А может, лучше наоборот? – засомневалась посетительница. – За этот двадцать, а за тот – десять?

– Надо же пощадить его чувства, – объяснил Гордеев. – Войдите в положение болельщика. Не жадничайте.

– Я пытаюсь войти, – вздохнула женщина.

«Как бы от нее наконец отделаться», – подумал Гордеев.

– А другие виды спорта муж уважает? – спросил он.

– Нет, – снова вздохнула она. – Только футбол.

– Вот вам еще один выход. Сейчас Олимпиада идет, едва ли не круглосуточно показывают по разным телеканалам. Выберите себе тоже что-нибудь и смотрите в свое удовольствие, хотя бы четверть часа в день – демонстративно. Гимнастику там, плавание. Что-нибудь для души. А то наши все проигрывают и проигрывают. Может, им как раз вашей поддержки не хватает.

– Вы думаете? – оживилась рыжая. – Я попробую. Не зря я к вам пришла! Надо же, какие замечательные советы! Мне никто ничего подобного еще не предлагал! Сколько я вам должна, Юрий Петрович?

– Нисколько, – мрачно сказал Гордеев. – Только окажите мне услугу.

– С радостью! Какую?

– Не говорите никому, что сюда приходили и тем более что получили консультацию адвоката по такому поводу.

– Но почему?! Вы же мне так помогли!

– Просто обещайте.

– Ну... конечно, как скажете. Даю вам слово!

– Вот и славно. Рад был помочь.

Впрочем, по ее оживившемуся лицу Гордеев видел, что шансы его ничтожно малы: скорее всего, к вечеру об адвокате, дающем «такие замечательные советы», будут знать все ее подруги, родственницы, соседки и еще бог знает кто. А Химки не такой уж большой город.

Спустя несколько минут в дверь робко постучали.

– Да, – обреченно сказал Гордеев.

Снова вошла Феофанова. Вид у нее был смущенный.

– Я забыла, Юрий Петрович, это же вам, – сказала она, протягивая пакет.

– Это что? – строго спросил Гордеев.

– Это просто дыня, – застенчиво сказала Феофанова, – маринованная лисичками. Наверняка вы такого никогда не ели...

– Это правда, – сознался Гордеев. – Даже звучит интригующе.