Читать книгу Крайняя необходимость - Фридрих Незнанский - Страница 3

Часть первая
2

Оглавление

Москвичи – народ привередливый, несмотря на то что стремительный. У них всегда есть время обсуждать погоду. И как правило, она никогда их не устраивает. Два старинных приятеля обсуждали именно эту проблему – метеозависимость. Было половина восьмого вечера.

– Жарко – плохо, холодно – тоже плохо, – говорил один. – Засуха никуда не годится, дождь – отвратительно. – А когда же тогда хорошо?

– Такая страна, – меланхолично подтверждал другой. – Такой город.

– Взять, например, хоть это лето, – продолжал первый. – Ведь грех же жаловаться! Или я не прав?

– Если кому-то кажется, что ты не прав, – говорил второй, – пусть обращаются ко мне.

Август в этом году оказался дождливым, прохладным – словом, для тех, кто был вынужден проводить все свое время в асфальтовых джунглях мегаполиса, в самый раз. Правда, как раз сегодня день был жаркий и для пива вполне подходящий.

– Мир спасет красота, – сказал Александр Борисович Турецкий, провожая глазами проезжающую в «мерседесе-кабриолете» красотку.

Кого (или что) именно он имел в виду, осталось неизвестным, поскольку его друг и соратник Вячеслав Иванович Грязнов немедленно возразил:

– Мир спасут стукачи!

Турецкий с удивлением посмотрел на приятеля. Для столь резкой сентенции как будто не было оснований. Начальник Управления по раскрытию особо опасных преступлений МВД и помощник генерального прокурора мирно пили пиво на открытой веранде ресторана «У Швейка». Рабочий день закончился, он не принес особых радостей и особых разочарований, и это уже было неплохо. А главное – не было никаких (к сожалению, привычных для них обоих) форсмажорных обстоятельств, которые с легкостью превращали рабочий день в рабочую ночь – и далее по необходимости.

Поскольку больше Грязнов ничего не сказал, Александр Борисович счел нужным бросить ответную реплику.

– Что это еще за фигня? – поинтересовался Турецкий, благосклонно принимая у официантки очередной бокал янтарного напитка и блюдце с солеными орешками.

– Как бы мы презрительно ни относились к стукачам, осведомители выполняют грандиозную работу, потому что серьезные преступления без получения низовой информации раскрыть фактически невозможно. Это я тебе как бывший оперативник говорю! В отношении людей, которые дают сведения о преступниках, просто нужно принимать соответствующий закон. Их нужно защитить. Общество должно выработать к ним иное отношение.

– Ну и ладно, – защищался Турецкий, – ну и замечательно, но мне ты это зачем говоришь? Я что, депутат? Да и вообще, чего это ты так завелся?

– Ты не депутат, хотя... знаешь, это мысль! – засмеялся Грязнов. – Саня, в самом деле, где наша не пропадала, давай сделаем из тебя крупного политического деятеля? Только боюсь, во время предвыборной кампании столько баб с компроматом появится... А ты о них, наверно, уже и думать забыл. Нет, не бывать тебе политиком.

– Точно, не бывать. И вообще, мне домой пора, – сказал Турецкий, не двигаясь, впрочем, с места.

– Оно и видно. Вот лучше полюбуйся. – Грязнов достал из портфеля книжку и протянул Турецкому. Это была самиздатовская книжка, переплетенная кустарным способом и, возможно, существующая только в этом единственном экземпляре. На обложке стояли имя и фамилия, больше ничего.

Помощник генерального взял увесистый фолиант и прочитал вслух:

– Луиджи Зингалес... Это еще кто?

– Автор теории, которую я тебе сейчас изложил.

– А, – равнодушно сказал Турецкий и положил книгу на стол, – тогда ладно.

– Ты что же, даже не заглянешь в нее? – удивился Грязнов.

– А на кой черт?

– Ну как знаешь.

Следующий бокал пива тянули в полном молчании. Жара спадала. Турецкий думал о том, как хорошо было бы, если бы дома его ждала роскошная окрошка, приготовленная на кефире, и еще жена – в хорошем расположении духа, а Грязнов думал о том, как бы поделикатней подобраться к главной теме дня и не испортить Турецкому настроение, ну и самое главное – добиться желаемого результата.

Наконец он кашлянул. Турецкий машинально посмотрел на него.

– Один американец... – начал было Вячеслав Иванович. А Турецкий с удовольствием подхватил:

– Один американец засунул в жопу палец! Помнишь, в детстве?

– Саня, перестань. Один американец, он же преподаватель высшей школы бизнеса Чикагского университета, сочинил необычную теорию.

– Славка, – тут же поскучнел Турецкий, – ты опять? Я тебя насквозь вижу. Не хочу даже заглядывать в эту книжку. У меня отпуск на носу. Ты хочешь меня втравить в очередную авантюру? Он сочинил теорию, у него ее украли, потом вор получил Нобелевскую премию, и этот американец готов все отдать, чтобы мы с тобой вывели его обидчика на чистую воду. Что-нибудь в таком духе, да? Не пойдет.

– Ну как знаешь, только американец тут ни при чем. Эта книженция, – Грязнов кивнул на фолиант, – для внутреннего пользования, мне ее сегодня замминистра вручил, а ему – лично автор на каком-то банкете. Мне она до одного места, как и тебе, если только не учитывать, что она наглядно демонстрирует один свежий пример явной социальной несправедливости...

Турецкий фыркнул.

– Что? – не понял Грязнов.

– Ничего. Ты говоришь так, будто все еще на приеме у своего замминистра. Проще надо быть, Славка, и тогда не исключено, что люди к тебе...

– Брось, – неожиданно жестко оборвал Грязнов. – Уже никто ни к кому не потянется. Все команды давно сыгранны, и не важно, кто в какое ведомство переходит. Саня, кроме шуток, мне сейчас не до изящного стиля. Мне надо хорошего человека из беды выручать. А изящные формулировки, знаешь...

– Тем более говори нормальным языком, что случилось? Какая помощь нужна?

– Адвокатская, – вздохнул Грязнов. – Конкретно – Юрка Гордеев нужен. Тут только такой юридический волк, как он, и справится.

– Ну так позвони ему, – пожал плечами Турецкий. – Всего-то делов. Он сейчас где? В Химках, в Москве?

– Не знаю, наверно, в Москве. Но звонить я не буду, потому что он меня пошлет прямым текстом.

– С какой стати? – удивился Турецкий.

– С такой. Так уж как-то получилось, что последнее время все дела, которые я ему подсовывал, оказывались жутким геморроем...

Турецкий засмеялся, расплескивая пиво.

– Ты что? – не понял Грязнов.

– Ровно то же самое могу сказать и про себя, – объяснил помощник генерального прокурора. – Слава, ну ты даешь. Когда такое было, чтобы мы друг другу коробки шоколадных конфет с бантиками подсовывали?

Грязнов напрягся и сказал:

– Я помню, как помогал тебе вещи перевозить.

– Я тоже помню – это лет пятнадцать назад было, еще до Генпрокуратуры. Так что у тебя с Гордеевым не так?

– Как раз когда он в Химки переезжал, в новый офис, я ему сосватал одно дельце в Зеленогорске[1]. Надо было одного опера тамошнего отмазать.

– Ну помню, кажется, – отозвался Турецкий. – Какая-то афера с порнофильмами, да?

– Примерно. Так вот, с тех пор Юрка вообще зарекся со мной дело иметь.

– Да не может быть, – удивился Турецкий.

– Так и есть. Сказал, что оказывать услуги друзьям – это одно дело, а друзьям друзей – совсем другое и даже третье. И ему оно себе дороже. И вообще, он теперь занят, он занимается сугубо адвокатской практикой и в нашу ментовскую грязь больше соваться не намерен.

– Ну... может, устал человек, – предположил Турецкий. – В провинции работа не сахар. А уж ментовская грязь там сам знаешь...

– Химки не провинция, – возразил Грязнов.

– Территориально – да, а фактически... Ты там вообще был когда-нибудь?

– Обижаешь, начальник! Сколько раз мы еще в восьмидесятые с тобой вместе туда на матчи с ЦСКА ездили?!

– Я не про то, – пояснил Турецкий. – Я говорю, тебе в таком месте приходилось работать? Чтобы, с одной стороны, в двух шагах от Москвы, с другой...

– А как же, была пара дел, – подтвердил многоопытный Грязнов. – Рутина. Маньяки. Серийные убийцы.

– Вот, – удовлетворенно кивнул Турецкий. – Тогда ты его должен понять. У мужика сложный период, называется – акклиматизация. Ему надо форму набрать, авторитет наработать, соответствующий настрой в себе удерживать, не говоря уже о заработке. И вообще, о чем мы говорим, я не совсем понимаю?! Ты считаешь, что мне удастся его уговорить тебе помочь?

– Обо мне вообще речь не идет, – возразил Грязнов. – Я в этом деле никак не фигурирую. Засудили одного парня, который явно достоин лучшей участи. Его адвокат на процессе лоханулся. Без подставы, думаю, не обошлось. Ну и посадили его, конечно. Сейчас он черт знает где и черт знает с кем. А я его знал, кстати. Хороший человек. Доктор. Кое в чем мне помог, между прочим... Что это за дрянь ты куришь? – спросил вдруг Грязнов.

Это было вполне в его духе – перемежать деловой разговор неожиданными вопросами и поворотами. В сущности, на этой своей особенности Вячеслав Иванович первоначально и сделал карьеру – в бытность муровским опером он так виртуозно допрашивал задержанных, что об этом еще лет двадцать назад ходили легенды.

– То же, что и всегда, – пожал плечами Турецкий. – «Мальборо».

– Вижу, ковбой. То же, да не совсем. «Мальборо лайт»?

– Ну.

– И на кой черт?

– Облегченные. Меньше никотина, меньше смолы. Больше здоровья.

– Я знаю, что такое «лайт»! Я спрашиваю, почему ты отказался от привычных?

– Пытаюсь бросить курить.

– Саня! – Грязнов посмотрел на приятеля с сожалением. – Так не бросают.

– А ты, конечно, знаешь, как бросают. – Турецкий кивнул на заполненную пепельницу со стороны Грязнова.

– Бросают – резко, – со значением сказал Грязнов, не реагируя на шпильку. – Я знаю немногих людей, у которых это получилось, и у всех – только так. Бац – и все!

– Понятно, – примирительно согласился Турецкий. – Ты зачем увел меня от темы, которую сам поднял? Я же тебя знаю. Что не так? Что он натворил, твой доктор? Зачем ты мне мозги пудришь?

Грязнов немного помолчал.

– Итак? – подмигнул Турецкий.

– Честно говоря, – вздохнул Грязнов, – ничего особенного он не натворил.

– Точно?

– Конечно.

– А конкретней можно?

– Конечно, можно! Тебе все можно. Он застрелил двоих человек. Один из них – сын главы городской администрации.

– Ты серьезно?!

– Да.

– Ничего себе!

– Все было в пределах допустимой самообороны, – заверил Грязнов.

– Конечно, – ухмыльнулся Турецкий. – Наши люди по-другому не действуют.

– Саня, не надо ерничать. Это очень серьезно. Тебя Гордеев послушает. Ты для него непререкаемый авторитет. Придумай что-нибудь.

– А что я смогу придумать?

– Самый главный аргумент такой: этот доктор – он как раз из Химок, понимаешь? Из этих самых Химок, будь они трижды неладны! Он там жил, он там работал, он там был уважаемым человеком. А Юрий Петрович у нас, ты сам говоришь, как раз провинциальный авторитет нарабатывает. В Химках. Так и дави на эту точку.

Турецкий почесал затылок. Так уж повелось, что проблемы друг друга они воспринимали как свои собственные, и за этой дежурной пикировкой ничего не стояло, кроме рефлекторного желания поддержать форму. Они были друзьями, и добавить к этому было нечего.

– Ну ладно, допустим, с Юркой я поговорю. Допустим, он даже согласится. Но при чем тут эта макулатура? – Турецкий кивнул на том, по-прежнему лежавший на столе.

– При том, что страна должна знать своих героев. И не должна знать своих стукачей.

– Ты что несешь?

– Стукач стукачу рознь, – по-прежнему настаивал Грязнов. – Саня, я сейчас выдам тебе конфиденциальную информацию, имей в виду.

– Уже, – улыбнулся Турецкий. В сущности, они всю жизнь тем и занимались, что обменивались конфиденциальной информацией. Ведомствам, в которых они служили, это шло только на пользу.

– Ладно. Так вот. Упомянутый доктор, в судьбе которого я принимаю участие, был...

– Подожди... – Турецкий поднял брови. – Твоим осведомителем?! Этот доктор был стукачом?!

– Ну да. В некотором смысле.

– Ты рехнулся, Слава? Ты меня за стукача просишь заступиться? Я вообще с тобой сейчас разговариваю или у меня натурально глюки, как говорит моя дочь?

– Так. Девушка! – Грязнов подозвал официантку. – Принесите нам еще пивка, и вот этому господину, – он кивнул на Турецкого, – попрохладней, пожалуйста.

С минуту оба молчали. Потом им принесли пиво, и каждый занялся делом.

– Саня, – сказал наконец Грязнов, – Великанов был не просто стукач. Во-первых, он был стукач добровольный, то есть идейный...

– Еще лучше, – буркнул Турецкий.

– А во-вторых, он мне жизнь спас.

– Не понял?

– Все ты понял.

– Как он мог тебе жизнь спасти? Помню, я однажды твою задницу спас...

– Задница и жизнь – не одно и то же. Великанов сообщил о том, что меня собираются грохнуть.

– Когда это было?! – округлил глаза Турецкий.

– Примерно полгода назад.

– И ты мне ничего, ни полслова?

– Не было нужды.

– Как это – не было?! Славка, ты в своем уме? Кому же тебе еще доверять, если не мне? Племяннику тоже ничего не говорил?

Грязнов отрицательно покачал головой.

Изумление Турецкого было вполне обоснованным: допустим, ему Грязнов мог и не рассказывать каких-то нюансов – все же специфика работы у каждого своя: Грязнов был сыщиком, а Турецкий – следователем, то есть формально кабинетным работником. Но вот Денис Грязнов – племянник Вячеслава Ивановича – он-то тоже был сыщиком, хоть и частным, и, более того, он был сыщиком от Бога. Денис возглавлял охранное предприятие «Глория», ему было тридцать пять лет, и он побывал в таких заковыристых переделках, которых простые смертные не видели и в кино. Неоднократно и Грязнов-старший, и Турецкий прибегали к его услугам в нестандартных ситуациях, когда не могли сами действовать официально в силу своего статуса.

Но если даже Денис ничего не знал о личных неприятностях Грязнова-старшего и к его услугам Вячеслав Иванович не обращался, значит, ситуация была просто экстраоординарной.

– Своими силами перестраховался, – между тем сказал Грязнов-старший, – и, слава богу, обошлось. Просто не хотелось никого зазря дергать. Не такой уж я знатный перец, чтоб во все колокола бить, верно?

Турецкий же на лице у него читал совсем другое, непроизносимое вслух.

– И кто же это был? – спросил Александр Борисович. – Кто к тебе примерялся?

– Саня, если ты настаиваешь, я позже все расскажу, но сейчас давай вернемся к разговору о Великанове. Идет?

Турецкий кивнул.

– Хорошо. Несколько раз он информировал меня кое о каких вещах, и каждый раз это было весьма небесполезно.

– Я не понимаю, откуда доктор мог обладать такой информацией?

– Он весьма своеобразный человек. Если бы ты с ним познакомился, ты бы это оценил в полной мере. У него знакомства были в разных кругах.

– Что-то не очень они ему помогли, раз он сел, – заметил Турецкий.

– И то верно, – согласился Грязнов, улыбнувшись краешком рта так, что незнакомый с ним человек мог бы этого и не заметить, но не Турецкий. – Но ведь в нашем отечестве... От тюрьмы и от сумы – сам знаешь...

Турецкий ухмыльнулся. Пару лет назад с ним случилась большая неприятность – он попал в следственный изолятор Лефортово, провел там некоторое время, и, кстати, ведь не кто иной, как Юрий Петрович Гордеев, его тогда с успехом защищал[2]. Это была та еще история. Александр Борисович, ко всеобщему изумлению, был найден в бессознательном состоянии в собственном в автомобиле в «компании» с мертвой стриптизершей, застреленной из его же пистолета. Громкий скандал привлек внимание даже президента. Турецкий не был виноват в том, что случилось, – напротив, слишком много людей было заинтересовано в том, чтобы его скомпрометировать. И Гордееву тогда удалось во всем разобраться...

– Давай наконец закроем тему стукачей, – предложил Турецкий.

– Не получится.

– Не получится?!

– Не-а.

– Почему это?

– Ты, Санечка, может быть, этого не знаешь, но зимой Мосгордума приняла законопроект «Об общественных пунктах правопорядка», сразу получивший неофициальное название «закон о стукачах». Когда мэр этот документ одобрит (а он одобрит, помяни мое слово!), тогда общественные советы появятся в каждом районе города, а гости столицы и просто «подозрительные элементы» окажутся под колпаком общественности.

– Я слышал об этом, – сказал Турецкий. – Только я не могу взять в толк – ты все это одобряешь, что ли? Это же полицейское государство получается. Или, по крайней мере, город! Хотя Москва и так отдельное государство.

– Я это не одобряю, – веско сказал Грязнов. – Я как раз тебе и говорю, что со стукачами должны работать компетентные люди, и стукачей, кроме них, никто не должен знать. Причем неразглашение их имен не должно иметь срока давности. А у нас, конечно, все будет не так. У нас сознательным общественникам предложат внимательно следить за тем, кто снимает квартиры в домах района, выяснять, есть ли у этих людей регистрация в столице и кто из «чужих» к ним ходит. А в случае выявления оперативно докладывать об этом участковым. Все это смехотворно и непродуктивно. Ну застукают они пару незарегистрированных молдаван, которые на ремонтах зарабатывают, и что? Улучшат статистику местным РОВД. Реальной выгоды от этого нет. Так только обывателя развращать. Нет, хорошего стукача надо готовить, холить и лелеять. И вознаграждать.

– Ты серьезно?

– Еще как. Я убежден, что с помощью крупного вознаграждения можно предотвращать не только экономические преступления, но и теракты. Это работа серьезная, поскольку люди эти, как агенты, работающие под прикрытием, ходят по лезвию бритвы. Информатор должен быть уверен, что в случае смерти его семья не будет голодать, и вообще, что с ней ничего не случится. Если же этим делом будут заниматься все подряд, как хочет Мосгордума, могут быть серьезные последствия.

Турецкий понял, что его приятелю есть что сказать по существу вопроса и лучше его остановить, пока не поздно.

– Ладно, Слава, оставим государственные проблемы. Если ты такой мудрый, дальновидный, щедрый и гуманный, тогда расскажи мне, как ты вознаграждал своего доктора?

– Да никак, – с досадой сказал Грязнов. – У него по этому поводу имелось отдельное мнение. Он считал, что в этой деликатной сфере не должно быть материальной заинтересованности. Мы, дескать, должны ловить преступников не ради денег.

– Каких преступников, Славка?! – не выдержал Турецкий. – Он же доктор, он людей должен лечить!

– В том-то и дело. Он лечил, только... Да ладно, что теперь говорить, – Грязнов огорченно махнул рукой. – В чем-то он прав, конечно. В США, например, люди часто информируют власти о правонарушителях не ради получения вознаграждения, а из чувства долга. Потому что это создает угрозу их обществу. А значит, и им лично. Когда россияне будут такими же сознательными гражданами, как американцы, преступности станет меньше.

– Я тебя прошу, не надо! – возмутился Турецкий. – Я про Штаты в этом отношении побольше твоего знаю. Там вообще уже психология у обывателя такая – стукаческая. Там едешь на машине – окурок выкинул из окна в неположенном месте, а тот, кто позади тебя едет, это видит и тут же в полицию звонит. И уже через сто метров тебя полицейский останавливает и штрафует!

– Ну и что? Это, между прочим, мою правоту подтверждает, – возразил Грязнов. – То самое, что городские власти такими штучками народ в быдло превратят.

– Поживем – увидим.

– Если доживем. Ты Гордееву позвонишь или нет?

– Позвоню.

– Слава богу. А книжку ты все-таки возьми, полистай, может, картинки интересные найдешь, – посоветовал Грязнов. – И кстати, я смотрю, пачку своего облегченного никотина ты тоже приговорил, а? У тебя, Саня, серьезная медицинская проблема. У тебя, Саня, наркозависимость! Так что давай помоги мне спасти медика, а он, глядишь, научит тебя курить без вреда для здоровья.

Турецкий книжку взял. Никаких картинок в ней, конечно, не было, а были графики и диаграммы.

Дома Александр Борисович насладился окрошкой, обществом относительно миролюбиво настроенной супруги (которая, правда, периодически пыталась что-то рассказать про очередную склоку в ее музыкальной школе) и полистал книжку на сон грядущий.

Этот Зингалес оказался дотошным малым. Он в деталях изучил крупнейшие случаи мошенничества в компаниях США и Западной Европы. Отработал колоссальную статистику – от скандала вокруг энергетического гиганта Америки «Экрон» до разоблачения махинаций руководства итальянской компании «Пармалат». И пришел к выводу: даже совместными усилиями трех ветвей власти – исполнительной, законодательной и судебной – «эпидемию жульничества» не одолеть. По его мнению, спасти род человеческий от жуликов могут лишь доносители, работающие в этих компаниях. Это, собственно говоря, Турецкий прочитал еще в аннотации. Ну и вся книга была фактически посвящена этой проблеме.

Теперь Турецкому стало ясно, почему Грязнов подсунул ему это чтиво. Доктор, за которого заступался Вячеслав Иванович, видимо, с его точки зрения, и был таким вот кристально честным стукачом. «Честный стукач» звучало, конечно, как-то по-идиотски, но не верить Грязнову оснований не было. Грязнов мог разыграть друга, но обмануть – никогда. Кроме того, собственно компетентность Грязнова Турецким ни на йоту не подвергалась сомнениям.

– Саша! Ну сколько можно?

– А? – Турецкий поднял взгляд и понял, что супруга не спит и, очевидно, уже какое-то время с ним разговаривает.

– Я так понимаю, что все, что я тебе сейчас рассказывала про свою работу, ты не слышал, – возмутилась она.

– Извини, родная. Но я готов все выслушать повторно.

– Черта с два!

– Что ж, значит, не суждено мне узнать ваши тайны мадридского двора.

– Женщина выходит замуж, надеясь, что супруг со временем изменится, – улыбнулась Ирина Генриховна. – И она ошибается.

Турецкий улыбнулся в ответ:

– Мужчина женится, надеясь, что супруга никогда не изменится. И он тоже ошибается. – Он почти наверняка знал, чем будет парирована эта фраза. И не ошибся.

– Чтобы быть счастливым в браке с мужчиной, его надо много понимать и немного, – жена показала сколько именно двумя пальцами, – любить.

– Чтобы быть счастливым в браке с женщиной, надо ее много любить и даже не пытаться ее понимать, – парировал Александр Борисович.

1

См. роман Ф. Незнанского «Последняя роль неудачника» (М., 2004).

2

См. роман Ф. Незнанского «Клуб смертельных развлечений» (М., 2003).

Крайняя необходимость

Подняться наверх