Читать книгу Одержимость - Фридрих Незнанский - Страница 13
Часть первая
13
Оглавление– Если вы будете столько играть, испортите себе глаза.
– Зато нервы успокою.
– Нервы, Женечка, надо успокаивать медитативными играми. Маджонг, например. Хотите, установлю вам маджонг? Очень успокоительная китайская игра.
– Не хочу.
– Тогда все равно бросайте вашего «бомбиста», давайте лучше чаю попьем. – Савелий Ильич, кряхтя и демонстративно придерживая поясницу, поплелся кипятить воду. – И ананасов еще полно в холодильнике, а еще я сыра купил, хотите ананас с сыром? Замечательно успокоительный симбиоз.
– Не хочу. – Женя отобрала у Заставнюка чайник. – Актер из вас, Савелий Ильич, никакущий. Когда вас в самом деле радикулит прихватит, вы в зеркало загляните, запомните выражение лица, может, тогда и симуляция получится более убедительной.
– Злая вы, Женечка. – Заставнюк поджал губы.
– Не злая! То есть, конечно, злая, но не очень. Простите, ради бога, видите – извиняюсь? Скажите лучше, зачем?! Зачем Воскобойникову понадобилось это наше сотрудничество с «блестящим адвокатом»? Зачем ему вообще понадобился «блестящий адвокат»? Если шефу хотелось негромкого внутреннего расследования, мы бы и сами справились. Разве нет?
– Нужен адвокат или не нужен, шефу, согласитесь, виднее…
– Тогда зачем мы при адвокате?
– А это вообще вопрос риторический. Ответ на него вы сами прекрасно знаете. Адвокат, даже самый «блестящий», в одиночку никакое дело не потянет. А сор выносить из избы категорически нельзя. И, кроме того, вам ведь такая работа нравится? Это же намного интереснее, чем бумажки с места на место перекладывать, рисовать графики с диаграммами…
– Ну, не знаю… Может, лучше уж бумажками шуршать, чем быть на побегушках у этого мачо.
– Мачо? Почему мачо? – удивился Савелий Ильич.
– Потому что мачо! У него на лбу написано, что всей его жизнью и деятельностью управляет отнюдь не голова, а совсем другой орган.
– Женечка, – замахал руками Заставнюк, – успокойтесь, я умоляю! Я не понимаю, что на вас такое нашло. Может, не в Гордееве дело?..
– А в чем же тогда?
– Не знаю. И даже предполагать не стану. Ваше личное – это ваше личное. Просто последние дни вы ходите как в воду опущенная.
– Неправда.
– Хорошо, неправда. Вы веселы и энергичны как никогда.
– И это неправда, – вздохнула Женя.
– Ну, не расстраивайтесь вы так. Хотите, расскажите мне, излейте душу. В конце концов, я уже настолько стар, что на мою принадлежность к мужскому роду можно не обращать внимания.
Она ничего не ответила.
– Это из-за Володи, который заходил за вами раньше каждый вечер, а теперь перестал? Вы поссорились? Расстались? Или Гордеев вам все-таки понравился?..
– Что вы, я вся трепещу от восторга!
Заставнюк разлил чай и, забыв о пояснице, сходил к холодильнику за ананасом и сыром, изготовил несколько сочных слоек – сыр-ананас-сыр.
– Не знаю, Женечка, Гордеев, по-моему, вполне нормальный товарищ, вовсе даже не мачо. Заносчивый? нет. хвастливый? нет. Конечно, понадобится некоторое время, нужно притереться, получше познакомиться. Раз начальство хочет, чтобы мы работали вместе, значит, будем работать вместе…
– Была большая и чистая любовь, которая мелко и грязно закончилась.
– Что, простите?
– Сводка с личного фронта.
– Да-да, я понял, – сконфуженно закашлялся Савелий Ильич. – Бутерброд берите.
Женя, чтобы не обижать старика, откусила кусочек. Заставнюк, пряча смущение, тщательно размешивал в чашке сахар.
– Давайте не будем больше об этом, хорошо? – предложила Женя. – Поможете мне отсмотреть этот бесконечный триллер? – она кивнула в сторону доставленного с утра ящика видеокассет с записями игры Болотникова против «Владимира I». – А я потом помогу вам копаться в Интернете.
Савелий Ильич откликнулся преувеличенно бодро:
– Конечно! Конечно, помогу. И еще я думаю, мы можем многое сделать из того, о чем Юрий Петрович даже не задумывается, как человек далекий от спорта. Можем просмотреть открытую информацию о предматчевых тренировках Болотникова, выяснить, как он питался накануне каждой партии, сколько спал, сколько тренировался, как держался. Еще обязательно нужно проанализировать отзывы о его игре в прессе, особенно негативные, полюбопытствовать, что у нас на тотализаторах: какие принимались ставки, были ли крупные выигрыши в связи с нарушением регламента… Но, Женя, давайте, прежде чем за все это браться, сыграем в морской бой?
– Зачем?
– Для успокоения нервов. Если вы выиграете, значит, Юрий Петрович – кристальной души человек и все такое, и у нас вместе все получится, а?
– Понятно, – усмехнулась Женя. – Значит, морской бой – игра не азартная, а медитативная. По сети или по старинке?
– По старинке.
Расселись по разным углам комнаты, Женя вернулась за свой стол, тщательно вычертила два поля, расставила кораблики, Заставнюк зачем-то откочевал за пустой стол Гордеева и загородился его монитором. Женя про себя посмеивалась над его наивными стариковскими уловками, наверняка ведь будет играть в поддавки, но кто, собственно, ей мешает играть так же?
– Готовы? – справился Савелий Ильич. – Ходите.
– А-1, – стрельнула Женя.
– Мимо. К-10.
– Ранили.
– И-9.
– Так нечестно, по диагонали корабли не стоят. Поддаетесь?
– Пардон, ошибся. К-9.
– Мимо! В-2.
– Подбили!
– Однопалубный?
– Да. Палите дальше.
– Г-4.
– Опять попали! И опять однотрубник! Просто Цусима какая-то!
Женя решила по диагонали больше не ходить:
– Б-4.
– И снова попали! – с прекрасно сыгранным отчаянием возопил Заставнюк. – Ранили. Женечка, у вас на вооружении спутник-шпион?
– Нет. А-4.
– Фух! Мимо. И-10.
– Еще раз ранили. Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… – промурлыкала Женя.
– А «Варяг» был четырехтрубный, – протянул Савелий Ильич, – но он-то как раз и ни при чем: если у нас Цусима, «Варягу» здесь не место, здесь должен быть крейсер «Аврора». И вообще, у меня тут вторая российская Тихоокеанская эскадра погибает, а я, несчастный вице-адмирал Рожественский, в панике палю куда попало – З-10.
– Добили, вице-адмирал!
– Е-10.
– Мимо! Что тебе снится, крейсер «Аврора»… Б-5! Нет, лучше: «я убью тебя, лодочник! я убью тебя, лодочник…»
– Добили, адмирал!
– Я, значит, адмирал? К-1.
– Вы – адмирал республики Того. Мимо!
Женя услыхала в коридоре знакомые шаги, но предупредить Савелия Ильича не успела: через полсекунды в комнату влетел Воскобойников:
– Чем интересным заняты?
– Да вот в морской бой играем, – невинно заметил Заставнюк. – У Женечки душевное смятение…
Воскобойников недоверчиво заглянул ему за плечо:
– Н-да.
– Савелий Ильич загадал: если я выиграю, наш временный босс Юрий Петрович окажется кристальной души человеком и все такое, – пояснила Женя.
– Вы выиграете, – сказал Воскобойников. – Савелий Ильич совершенно бессовестно вам поддается.
– Собрал все корабли в кучку, да?
– Хуже, – засмеялся Воскобойников. – Он их вообще не нарисовал – рисует прямо по вашим выстрелам.
– Не стыдно, Савелий Ильич? – беззлобно возмутилась Женя. – Пожилой человек, вице-адмирал…
Заставнюку было совершенно не стыдно, он довольно ухмылялся в усы:
– Зато смотрите, куда девалась ваша утренняя мрачность?
– Трансформировалась в предобеденную угрюмость.
– Неправда.
– Правда!
– Нет!
– Да!
– Не спорьте, Женечка, я вас прошу.
– Давайте я вам кое-что поясню, – предложил Воскобойников. – Поскольку весь сыр-бор из-за Гордеева и, насколько я понимаю, он вам свое жизненное кредо не изложил, я попробую сделать это вместо него, чтобы вас, Женя, успокоить.
– Сделайте одолжение, – выдохнул Заставнюк.
– Один мой знакомый, заместитель Генерального прокурора, дал Гордееву замечательную, на мой взгляд, характеристику: профессионал, способный влезть в любую щель, а потом выдать вам юридическое заключение по всей форме, откуда она взялась и кто там живет.
– Проныра, – прокомментировала Женя.
– Не проныра, а виртуоз, – не согласился Воскобойников. – Юрий Петрович, возможно, не слишком знаменит, но у него есть опыт работы следователем в Генпрокуратуре и на его счету – это уже я сам выяснил – десятка три запутанных дел, в каждом из которых он проявил себя с самой лучшей стороны. В принципе он специалист по уголовному праву, но относится к тому редкому типу людей, которые, пребывая отнюдь не в юношеском возрасте, продолжают сохранять способность к обучаемости и главное – большое желание и потребность в этом.
– Ну, я же говорил вам, Женя! – воскликнул Заставнюк.
– Хорошо, хорошо, не спорю. Понимаю, что спорить с вами бесполезно.
– Кстати… – Воскобойников хмыкнул. – Я встречался с начальником Юрия Петровича Генри Розановым. Этот адвокат знаменит и потому в нашем конфиденциальном деле бесполезен. Но речь, само собой разумеется, зашла о шахматах, и господин Розанов рассказал мне забавную историю о Гордееве – как Юрий Петрович участвовал в шахматном турнире среди адвокатов, обязали его участвовать. Так вот, в первом отборочном круге Гордеев проиграл подряд 21 партию. Двадцать одну! Из двадцати двух, которые ему нужно было сыграть. Вам это о чем-нибудь говорит?
– В шахматы он играть не умеет, – ответила Женя.
– Я не об этом. Тех, кто не умел играть, там было предостаточно, но только он один не отказался играть после второго-третьего поражения. Из этого можно сделать, как минимум, два вывода: во-первых, Гордеев – человек обязательный, во-вторых – без болезненного самолюбия и честолюбия. Это значит, что он легко сработается с незнакомым коллективом, нашим коллективом. Человек без необоснованных претензий на лидерство…
– А может, он просто мазохист?
– Мазохисты, Женечка, люди угрюмые и лишенные чувства юмора, а Гордеев – нормальный человек, наш человек. Кроме того, двадцать вторую партию он свел вничью!
– Значит, зануда!
– Знал бы я вас меньше, я бы сказал, что это вы зануда, Женя, – отмахнулся Воскобойников. – Нам же нужен скрупулезный профессионал, а не балагур и не массовик-затейник!
– Нет, по-моему, портретец вполне симпатично выглядит, – протянул Савелий Ильич. – Совсем даже не мачо, правда, Георгий Аркадьевич?
– Конечно, нет.
– Ладно, не мачо! Гаучо без пончо! – сдалась Женя. – Я уже обожаю его всем сердцем и жизни своей без него не мыслю, все довольны?
Воскобойников шагнул к двери и, уже взявшись за ручку, вспомнил:
– Собственно, я к вам шел, чтобы сказать, что Гуревич согласен, например, сегодня поговорить с Гордеевым. Только пусть перезвонит и уточнит время. Или вы перезвоните, Женя.
– Ну что, будем смотреть кино? – спросил Заставнюк, когда шеф испарился.
– Надо запастись кофе, – кивнула Женя, – иначе уснем.
Зрелище действительно оказалось сонное. Для полноты картины Воскобойников достал не смонтированный материал, а записи со всех четырех видеокамер, работавших в зале «Хилтона» во время каждой игры. То есть в среднем три часа каждая партия, да на четыре камеры, да на три партии, которые успел провести Болотников, – выходило, что смотреть придется 36 часов.
Но Женя решительно взялась за пульт и безжалостно промотала все куски, где Болотникова не было, где он был со спины или сильно издалека. В режиме такого ускоренного просмотра они справились с делом за пару часов. И вот что получилось в результате. По ходу первой партии Болотников был спокоен, почти не вставал, думал довольно быстро, а под конец даже снисходительно заулыбался и легко согласился на ничью. Во второй игре спокойствие его начало таять прямо на глазах, он немного дергался, вскакивал, ходы обдумывал только стоя, проиграл на 40-м ходу и спешно покинул зал. Третья партия: Болотников внешне невозмутим, лицо словно вытесано из камня, но он все время держится пальцами за виски и не отрывает взгляд от доски. Проигрыш на 29-м ходу ничего в его поведении как будто не меняет. Он спокойно встает, медленно уходит, по-прежнему прижимая пальцы к вискам. полное впечатление, что он не вполне соображает, где он и что с ним, – глаза широко распахнуты и совершенно пусты.
– По-моему, он был в каком-то трансе, – сказал Савелий Ильич.
– Похоже, – согласилась Женя. – Но пусть Гордеев и в самом деле покажет эту запись хорошему психиатру, а тот уже точно скажет: транс это или симуляция. или же у него просто голова болела.