Читать книгу Большая зачистка - Фридрих Незнанский - Страница 6

Обычно сдержанный Плешаков хохотал, слушая рассказ Глеба, демонстрировавшего в лицах торг американца с нерадивыми «предпринимателями».

Получилось так, что предложение Глеба, грамотно оформленное стараниями генерала Матюшкина, немедленно принесло ожидаемые плоды. Специалисты, хорошо разбирающиеся в медицинской проблематике, сели изучать добытые материалы. И уже их предварительные отзывы поставили перед Анатолием Ивановичем вопрос первостепенной важности: кто способен по достоинству оценить результаты данных исследований и, соответственно, готов будет выложить за них круглую сумму? О том, чтобы вернуть материалы обратно в институт, даже и мысли не возникало: растяпы просто обязаны понести наказание — и моральное, и, естественно, материальное.

Одновременно возникала и другая проблема: продажа должна быть совершена в максимально короткий срок. Ведь со времени ограбления института прошло больше трех месяцев, и рассчитывать на то, что там не пытались восстановить утраченное, было бы попросту недальновидно. Это значит, что, продавая результаты исследований какому-нибудь богатому американскому медицинскому концерну, можно рассчитывать лишь на опережение, не более. Тайное все равно станет явным, но выиграет тот, кто первым придет к финишу.

Мировая история подтверждает это со всей очевидностью. Ни для кого уже не секрет, что разработки по атомной бомбе, по так называемому проекту «Энормоз», выкраденные, по сути, из американского атомного центра в Лос-Аламосе, невероятно ускорили осуществление подобного же проекта в Советском Союзе. И речь тогда шла о спасении человечества от последней безумной войны. Так не повторяется ли история сегодня, только в несколько ином контексте? Мировая гонка за панацеей от чумы XX века — СПИДа и рака — напрямую ведет все к тому же спасению. Просто опередивший сорвет приличный куш, однако в конце концов выиграет все человечество…

И Плешаков — не поручил, нет, — попросил генерала Матюшкина как можно быстрее очертить круг тех «зарубежных лиц», которых можно было бы всерьез заинтересовать российскими разработками в области лекарственного дизайна.

Ведь в свое время российские исследования уже заслужили у прагматичных американцев достойную оценку, когда те выделили институту специальный грант. Факт, между прочим, неординарный и достойный самого пристального внимания. Матюшкин пообещал решить этот вопрос в темпе.

Итак, одно дело можно было считать в общих чертах решенным. Витальке Западинскому и его команде лихо натянули нос. Они еще будут искать и выяснять, а материалы — тю-тю! Их уже и след простынет! Мораль: не зевай. Впрочем, какая тут, к черту, мораль! Бизнес и целесообразность — вот что главное. Да, лучше, конечно, если они будут в какой-то степени моральны, но в наш век, точнее, в наше время об этом можно только рассуждать, не более.

Плешаков слушал веселый рассказ Глеба о новобасманных дурачках, но почему-то никак не мог избавиться от ощущения где-то совершенной ошибки. Она была — это точно. Ведь любой мало-мальски грамотный в юридическом отношении человек знает, что подписка о невыезде — мера пресечения только для обвиняемых. И зачем же ее отбирать у тех, кому, по сути, не выдвинуто никакого обвинения? Отмудохали, забрали технику и увезли — но ведь так поступают не силовики, а бандиты!.. Вот она — элементарная ошибка: не надо было оставлять свидетелей. А Западинский — не из тех, кто прощает свои проигрыши. Все бы можно еще исправить, но Глеб с Матюшкиным против крови… И Анатолий Иванович постарался переключиться на другую тему.

Прослушивая полную запись застолья в «Русском доме», он неожиданно для себя обнаружил еще кое-что очень интересное, что вчера ускользнуло от его внимания. Упомянутый в начале разговора, один факт всплыл еще раз уже в самом, вероятно, конце вечера. Когда снова зашла речь о таинственном мальчике, по словам Западинского — гении компьютерной мысли, этаком новом Билле Гейтсе.

Ну, то, что он, этот гений, взламывает банковские коды и попросту ворует деньги, то есть переводит их с одних счетов на другие, это понятно. Не впервые, не раз описано в прессе, и речь может идти разве что о величине сумм. Но дело в том, что Западинский в каком-то приступе хвастовства, что ли, дал некоторые наводящие сведения по операции «Обмен». И Плешаков понял наконец, откуда взялись такие цифры, как тридцать два и сорок миллионов долларов. Прокололся тут Виталик! Его юный хакер, так надо понимать, подобрал коды к компьютерным сетям одного из крупнейших мировых агентств — вполне возможно, что это мог быть Рейтер — и получил доступ к еще никому не известной информации о торгах на мировых биржах. Ну а дальше — дело техники: можно скупить доллары за несколько часов до скачка курса, а затем незамедлительно продать валюту. А если, к примеру, выяснится, что операции были проведены где-то в середине прошлого августа, не вызывает сомнения, что Западинский и компания сумели хорошо нагреть руки на российском дефолте. Вот откуда такие миллионы!..

Мальчик, мальчик этот нужен! Кто он? Где его прячет Западинский?..

Там, в разговоре, упоминалась семья: папаша, дочка, мальчик. Скорее всего, надо танцевать от дочки, по поводу которой партнеры выдвигают обвинения Виталию. Вероятно, это одна из его сотрудниц. Так что там говорил герой «Бриллиантовой руки»? Будем искать…

В стане Западинского царила некоторая растерянность. Генерал Игнатов, вернувшийся с утреннего оперативного совещания у директора агентства, сообщил, что вынужден в срочном порядке вылететь на Сахалин, возглавляя комиссию в связи… ну, в общем, небольшие служебные неприятности. Хуже другое: директор не учел его просьбы назначить председателем комиссии другого начальника управления, более соответствующего профилю вопроса. И это означало, что все вчерашние наметки, касавшиеся розыска похитителей и похищенного материала, отправлялись, что называется, коту под хвост.

Абушахмин тут же выложил Виталию собственный вариант поиска: пусть бесхитростный, зато решительный и, по его мнению, максимально действенный. Он предложил, в сущности, тот же вариант, тот путь, которым накануне прошли люди Плешакова. Плясать от факта: кто тогда был в институте, где сейчас находится, ну и все остальное. Взять же за кадычок или надеть на голову целлофановый пакет — братве Формозы не проблема. Абушахмин почему-то был уверен, что кража дорогой техники — дело рук самих сотрудников. Западинский, отлично понимающий, что любая затяжка с решением этой проблемы чревата крупными потерями, был вынужден принять предложение Абу.

Представляться работниками правоохранительных органов или, еще хуже, корреспондентами телевидения братве Абушахмина никак не личило. Был избран самый простой и самый скорый способ получения информации — криминальный. За хорошие «бабки» и помощь в решении некоторых неафишируемых проблем Борису Михайловичу прямо домой были доставлены копии некоторых материалов следственного дела о краже в НИИ, из которых стало ясно, кому задавать вопросы.

Римма Шатковская, которую сам Абу в сопровождении парочки «быков» посетил на ее же квартире, увидев лица, не предвещавшие ничего хорошего, немедленно выложила всю правду. Не забыв при этом упомянуть, что ее уже допрашивали на этот счет сотрудники госбезопасности. Это неожиданное известие придало Абу еще больше решительности. И, посетив Химки, он к концу дня владел той же информацией, что и сыщики Плешакова.

В мастерской на Новой Басманной братва появилась в середине ночи. Вскрыв дверь офиса, бандиты обнаружили спящего на диванчике Корнева — была его очередь дежурить в мастерской.

Не потребовалось и пяти минут мягкой «беседы» Абушахмина с владельцем мастерской, чтобы тот полностью раскололся.

Доставленный сюда же час спустя Махов поначалу вообще ничего не мог говорить, а только мычал: немного перестарались «быки», объясняя вору свою нужду.

Не верящий никому в обыденной жизни, Абушахмин и тут не хотел верить ни единому слову привязанных к стульям и жестоко избитых подельников. Сомнительным казались ему их уверения, что в мастерской уже побывали следователь с целой бригадой омоновцев и забрали искомую технику, а у них самих отобрали подписки о невыезде.

Ну кто ж в такое поверит! Чтобы ментовка, а тем более госбезопасность, как утверждают эти засранцы, размотав дело о крупной краже, оставила бы жуликов на свободе? Да их бы сразу упекли!

И Абу, с настырностью упертого «быка», продолжал допрашивать свои жертвы, требуя сознаться: кому продали технику? Где деньги? Если обнаружится приличная сумма — а техника, по уверениям Виталия, стоила не менее пол-лимона баксов, — значит, эти врут и никакой ментовки тут не было.

А потом они «вспомнили» еще и американца, который приезжал, чтобы посмотреть на тот компьютер. Новая деталь! Она придала мыслям Абу иной ход. Он заставил Махова с Корневым подробно описать внешность этого иностранца, причем несколько раз уточняя при этом, какой был на нем костюм, да какой кейс у охранника, да какие очки… В общем, к утру у него имелся довольно подробный словесный портрет американца. Которого, кстати, вместе с охранником увезли с собой омоновцы. А вот Махова с Корневым почему-то отпустили. Подписка — это так, для дураков. Знающий человек ее в голову не берет.

Порядком уставший за прошедшие сутки, Абушахмин вышел в соседнюю комнату и телефонным звонком поднял из кровати Западинского.

— Ты вот чего, — сказал хрипло и без всяких предисловий, — я тут зачту, а ты подумай, никого этот тип тебе не напоминает?..

И он стал читать написанный на листе бумаги, выдранном из какой-то приходной книги, валяющейся на столе, словесный портрет странного американца, советника непонятной медицинской фирмы. Абу не прочитал и половины написанного, как Западинский, сон с которого слетел мигом, перебил его:

— Абу, давай поподробней об американце. Чего он там хотел? Сколько хотел заплатить? И чего с ним случилось дальше?

Абушахмин рассказал все, что сумел выбить из своих жертв. Западинский его внимательно выслушал, больше не перебивая, и, когда тот замолчал, подвел итог:

— Знаю я этого американца! Обскакали, блин! Ну су-уки!..

— Кто?! — вызверился Абушахмин.

— Глеб Бирюк, падла! — Западинский от души, вразнос, выматерился. — Это он! Но откуда узнали?! Ну, Плешка, это тебе даром не пройдет… Ладно, Абу, с теми кончайте, они нам больше не нужны. Но сильно не шумите. Народ уже, поди, на улицах, скоро светать начнет. Кончайте и отваливайте. Последи, чтоб от вас ничего не осталось: пусть думают, что с «крышей» не договорились…

Анатолий Иванович Плешаков с джипом охраны ехал в «Русский дом».

Глеб получил весьма ответственное задание: одного из самых надежных своих людей отправить в «ТВ-Русь», чтобы тот там поболтался с деловым видом, попил чайку-кофейку в многочисленных буфетах, потолкался в курилках и в бесконечных коридорах среди телевизионщиков и постарался выяснить, кто нынче обретается в фаворитках у Западинского. И вообще побольше узнал об увлечениях шефа канала в последнее время. Задачка, рассчитанная на максимум обаяния и общительности, а также неутолимую страсть служащих ко всякого рода сплетням, особенно касающимся интимной жизни высшего эшелона телевизионного начальства.

И еще один шаг решился-таки предпринять Плешаков. Не давали ему покоя те двое, которых гуманисты дерьмовые — Глеб с Матюшкиным — пожалели. Кто скажет с уверенностью, о чем рассуждают эти мальчики, когда их допросили, а затем оставили в покое? Ставя себя на их место, Плешаков больше не хотел смеяться. Он позвонил директору своего агентства Лаврухину и велел срочно подослать парочку грамотных людей, которые могли бы тихо и быстро выполнить его конфиденциальное задание. Лаврухин понял, сказал, что подъедут без промедления и что им можно называть вещи своими именами.

Анатолий Иванович положил перед каждым по пачке долларов и, чтобы несколько разрядить тягостную атмосферу, а иной и не бывает, когда ты берешь на себя роль Господа Бога, рассказал мужикам старый анекдот о канторе, который всякий раз, перед тем как петь в синагоге, требовал гонорар вперед. Его спрашивали: «Зачем вы торопитесь? Кончится служба, и мы вам торжественно вручим ваши десять тысяч». На что кантор всегда отвечал: «Знаете, когда десять тысяч уже тут, — и он хлопал себя по карману возле сердца, — ка-ак поется!»

Мужики, давно уже не новички в своем деле, хмыкнули и взяли деньги…

Машины свернули с шоссе на дорогу, ведущую к «Русскому дому».

Часы показывали полдень. Посетителей в ресторане — приехавших на собственных машинах — не наблюдалось. Еще самый-самый рабочий день, все крутые делают деньги, «быки» их охраняют. Откуда ж взяться посетителям, хотя для простого люда время, может быть, и обеденное? Правильнее сказать, обеденное, но не здесь…

Машины развернулись на площадке и остановились рядом, перед входом.

Швейцар с пышными традиционными усами и золотыми галунами услужливо распахнул перед гостями двери. Первыми вошли двое охранников, за ними — Плешаков, следом — еще пара мордатых крепышей.

Прошли в пустой зал, разместились за двумя столами возле окон. Официант в белом атласном жилете, надетом поверх русской рубахи навыпуск, и в черных брюках, заправленных в сапоги гармошкой, тут же положил несколько кожаных переплетов с меню, отошел в сторону, остановился в ожидании.

Плешаков до меню не дотронулся. Он поманил официанта и, когда тот почтительно склонил к посетителю голову с четким набриолиненным пробором, негромко сказал:

— А что, Артурчик с Гегамом уже на месте? Пригласи сюда.

Официант еще короткое время находился в этом положении полупоклона, а затем, сообразив, что продолжения не будет, выпрямился и, кивнув, сообщил:

— Сей минут! Как прикажете! — Они тут, видать, хорошо копировали всю холуйскую сущность трактирных половых.

Он появился минут пять спустя и с почтительным поклоном сообщил, что Гегам Гургенович приглашает посетителя пройти в его кабинет.

— Мы потом решим, где продолжить разговор. — Плешаков был неумолим.

— Как прикажете, — снова согнулся официант и быстрым, скользящим шагом исчез в глубине зала.

Наконец появился хозяин заведения: был он толстым и рыхлым, с абсолютно лысой головой, крупным носом и острыми, торчащими кончиками ушей. За Гегамом следовал рослый телохранитель. При виде последнего охранники Плешакова немедленно повернулись к нему и руки их нырнули под пиджаки. Но явной агрессивности никто не проявил — просто осторожность.

Шаркая, Гегам подошел к столу Плешакова, коротко кивнул и уставился в ожидании. Плешаков поднялся, отодвинул соседний стул и жестом пригласил хозяина присесть. Стул жалобно скрипнул под Гегамом.

— Вас я знаю, — сказал Плешаков, — а меня зовут Анатолий Иванович. У нас тут, — он хлопнул себя по карману, — имеется любопытная магнитофонная запись, и я хотел бы, чтобы мы с вами, Гегам Гургенович, послушали ее наедине, а после побеседовали. Тоже в приватном порядке. Если у вас нет серьезных возражений.

— Пойдемте, — после паузы предложил хозяин и тяжело поднялся.

Кабинет у Гегама был небольшим и уютным, отделанным в восточном стиле — низкая мебель, ковры по стенам и на полу, приятный полумрак. В дверях кабинета Плешакова встретила «копия» Гегама — Артур, догадался Анатолий Иванович. Был директор ресторана моложе — лысина только намечалась, а нос, и уши, и все остальное — один к одному. Прямо близнецы!

Поздоровались без рукопожатий, сели в низкие кресла. Артур, которому Гегам что-то сказал по-армянски, принес небольшой магнитофон и поставил на столик, посреди комнаты. Плешаков вставил в гнездо кассету, включил воспроизведение и вольготно откинулся в кресле.

Пошел звук. Братья Айвазовы какое-то время ничего не могли понять, потом насторожились, волчьи уши так и напряглись. Плешаков, чуть прикрыв глаза, наблюдал за ними. Братья переглядывались, и наконец до них, кажется, дошла суть дела. А запись была просто поразительно чистой и словно стереофонической — будто работали сразу несколько микрофонов.

Первая мысль: ну и что? Но следом возникла вторая: да ведь за такое Виталий Борисович немедленно отдаст их в буквальном смысле на съедение своему бандиту Формозе! Но как?! Откуда появилась запись?! Ведь все в ресторане тысячу раз проверяли! Однако запись есть, вот он, Виталий Борисович, обсуждает с партнерами свои финансовые дела, и ему будет чрезвычайно интересно узнать, каким образом производили эту запись… И он не примет никаких уверений в преданности, никаких «не знаю»…

Демонстрацию качественной записи можно было больше не продолжать, и братья уставились на непонятного гостя.

— Если неинтересно, — спокойно заметил Плешаков, — можете выключить.

Что и было сделано. Братья видели, что карты уже сданы и наступил момент торговли. Это — процесс длительный, и лучше, когда он обставлен соответствующим образом. Кивок Гегама, и Артур идет к застекленному шкафу в полстены, ставит на столик хрустальные рюмки, бутылку коньяка, что-то говорит по внутреннему телефону, и вскоре появляется блюдо, на котором горой уложены яблоки, персики, виноград. Артур разливает коньяк, и тонкий аромат розовых лепестков наполняет комнату. Настоящий Шустов!..

— Вас «кроет», извините за стиль, Абушахмин? — пока без всякого интереса спросил Плешаков, беря рюмку.

— Он, — кивнул Гегам.

— Менять вам «крышу» или добавлять дополнительные заботы у меня нет желания. И нужды. Напротив, я мог бы вам даже несколько облегчить это бремя.

— Каким образом, уважаемый? — спросил Гегам: он старший, он хозяин, ему и переговоры вести. Он уже сообразил, что начинается очередной наезд, а в таких случаях нельзя обострять. Пусть эти бандиты сами между собой свои дела решают.

— Сколько отстегивать приходится? Так, грубо.

Гегам поиграл густыми черными бровями, поморщил лоб:

— По-божески… тридцать процентов.

— То есть?

— Ну где-то в пределах тех же тридцати кусков, уважаемый.

— В месяц?

Гегам лишь развел руками: мол, что поделаешь!

Врет, подумал Плешаков. Не может этот кабак приносить в месяц сто тысяч долларов. Если, конечно, сюда не входит доход и от наркотиков. Но все равно на какое-то время игра стоила свеч.

— Ну что ж, я, пожалуй, готов взять этот груз на свои плечи, — с легким вздохом сказал Плешаков.

— А что гость потребует взамен? — осведомился Гегам.

— Только полной откровенности. И сегодня, и в ближайшем будущем.

— Надо думать, — осторожно заметил Артур.

— Не надо, — обернулся к нему Плешаков. — Иначе придется объяснять и Витальке, и генералу, и, что хуже всего, Абу, откуда взялась эта кассета.

— Уважаемый гость знаком с ними? — спросил Гегам.

— Конкуренты, — коротко ответил Плешаков. Он решил, что этого пока будет вполне достаточно и не надо объяснять — кто ты и чем занимаешься. Захотят — сами без труда выяснят. По номерам машин. Да и сам он, Анатолий Иванович, не такой уж закрытый для публики, не раз появлялся на экране телевизора.

— Может быть, теперь уважаемый гость Анатолий Иванович посвятит нас в свои неотложные заботы, которые привели его в «Русский дом»?

Ну вот, это уже конкретный шаг… Очень хорошо, что они оказались понятливыми, эти армяне, и что не произошло никаких эксцессов.

Плешаков потянулся за рюмкой, понюхал, отпил небольшой глоток, мимикой выразил свой восторг и отщипнул виноградинку.

— Я думаю, — сказал он, — что известие о нашем посещении наверняка дойдет и до Виталия, и до остальных. У вас есть все основания ответить, что наезжала очередная «крыша», что вопрос удалось уладить миром лишь после упоминания имени Формозы. С этим покончено. А теперь о главном. Сейчас мы снова послушаем запись, я буду вам задавать вопросы, а вы мне, по-возможности, комментировать…

Уехал в Москву Анатолий Иванович, облегченный на тридцать тысяч долларов — взнос за будущий месяц, однако довольный состоявшейся беседой. За простыми и, даже могло показаться, бытовыми вопросами Плешакова братья-армяне не увидели, или не пожелали увидеть, ничего опасного для себя лично. Часть вопросов касалась интимной жизни Виталия Борисовича: с кем здесь бывал, как зовут даму, как выглядит? Другие вопросы касались того, как часто здесь, в «Русском доме», бывают он и его партнеры, как оповещают о себе, когда и как происходят проверки и так далее. Он пока ничего не требовал от Айвазовых: все необходимое будет им высказано после обстоятельного разговора с Сергеем Сергеевичем Матюшкиным, а уж затем и установлена соответствующая аппаратура. Пусть директор посоревнуется со своим начальником управления — чья возьмет? Это даже любопытно! Но — потом. А в настоящий момент самой важной была информация о девочке по имени Елена, с которой Виталий, будучи не раз в «Русском доме», с удовольствием уединялся в «ковровом» кабинете Айвазова-старшего. Симпатичная девочка, часто ее можно увидеть по телевизору. Она погоду на завтра предсказывает — и ни разу не ошиблась.

Надо так понимать, что именно из-за нее едва не вспыхнула ссора между Западинским и его партнерами. Кто она и где живет, нетрудно уточнить, а там и вопрос задать, что это за гениальный мальчик взламывает секретнейшие коды различных финансовых структур и какую новую операцию он готовит по заданию Виталия Борисовича?

В свою очередь и братья Айвазовы, понимая, что никакими оправданиями свирепый Формоза не удовлетворится, решили подчиниться обстоятельствам. Тем более что Анатолий Иванович довольно прозрачно намекнул про наркотики, добавив, что лично его эта сторона их бизнеса абсолютно не волнует — каждый выбирает себе свою дурь. Но им все-таки следует быть более осторожными. И это было ими принято к сведению.

Словом, худо-бедно, а общий язык с Плешаковым они нашли, точнее, он — с ними. А еще пообещал им Плешаков не употреблять свои знания им во вред. Они поняли, что имеют дело не с бандитом, от которого можно откупиться, и согласились на сотрудничество — в пределах разумного, естественно…

В офисе Анатолия уже ждали две новости, как в известном анекдоте — плохая и хорошая. С чего начинать? Конечно, с плохой!

Первыми вошли двое мужиков, отправленные на Новую Басманную. Там полный амбец! Все окружено, оцеплено милицией, работает какой-то известный «важняк» аж из самой Генеральной прокуратуры — с иностранной фамилией. Любопытные — из публики, — которым до всего дело и которые всегда все знают, говорили, что тут, в «ремонте», замочили двоих парней-техников, что почерк явно бандитский, с контрольными выстрелами и остальным. Все внутри разгромили, будто чего искали, а этих — замучили до неузнаваемости. Наверняка те на большущих деньгах сидели, иначе какой смысл!

Это было как раз то, что предчувствовал Плешаков. Западинский, конечно, опоздал, но вместе со своим Абу совсем не зря устроил показательное «мочилово». Это очень опасное предупреждение. И с этой минуты необходимо проявлять максимальную осторожность и осмотрительность.

Кого видели и могли более или менее достоверно описать те мальчишки? Да в первую очередь «американца». То есть Глеба. Значит, ему придется какое-то время походить с усиленной охраной. Либо вообще отбыть в командировку — в Штаты, к примеру. А заодно, кстати, и прощупать там насчет возможных покупателей. Это будет правильное решение.

Анатолий Иванович тут же и высказал свои соображения Глебу, который сидел рядом с виноватым видом. Теперь-то он понимал, какую совершил оплошность. Ну не хотел мочить, черт с ними! Можно же было вывезти куда-нибудь подальше от Москвы, набить морды и вышвырнуть в стороне от населенных пунктов. Пока то да се, время бы и прошло… Но если за них взялись матвеевские, известные своей отмороженностью, дело швах, определенно выбили из ребят всю необходимую им информацию.

— До отъезда, — сказал Плешаков, отпустив своих агентов, — ты бы не светился, Глеб. В Кокушкино я прикажу отрядить пяток хороших парней, для охраны. А вот ты…

— Так я же могу перекантоваться пока на квартире, на Фрунзенской набережной. Там меня никто не знает.

— Ну уж — не знают!

— Я в том смысле, что квартира нигде не засвечена.

— Ах, Глеб, — вздохнул Анатолий Иванович, — кому надо, тот узнает… Но будем надеяться. Денек-другой, а там и улетишь. Сам же американца придумал… Ну и чего хорошего?

— Мои шпионы, — улыбнулся Глеб, — нашли фемину, к которой неровно дышит господин Западинский. Зовут ее…

— Елена, — спокойно перебил Плешаков. — В информационном блоке ведет метеоизвестия.

— С тобой неинтересно. Ты и сам все, оказывается, знаешь.

— Не знал, Глеб, не знал, — улыбнулся Плешаков. — Пока с народом не побеседовал. Ну давай подробности.

— Зовут Елена Олеговна Скляр. Двадцать шесть лет, незамужняя и в удовольствиях себе не отказывает. Бой-френду Артему Никулину, оператору с хорошими перспективами, тридцать лет. Дело было уже на мази, когда на нее положил глаз сам и вывел ее из редакторского кабинета в прямой эфир. Трехминутную метеосводку, включая рекламу, с подачи Виталия Борисовича — лично! — она превратила в миниспектакль с демонстрацией шмоток от ведущих кутюрье. Каждый выход в эфир оплачивается гонораром с тремя нулями — в баксах. Характер нордический. В том смысле, что наезжали многие, но оставались с носом.